Жизнь прожить не поле перейти
Клава шла по пропаханному полю. Крупные куски вывороченной земли с корневищами от сорняков, всё время сбрасывали ступни, обутые в туфли со шпильками влево или вправо. Клава уже со слезами на глазах, проклинала поход, в который согласилась пойти со своим парнем. Он часто оборачивался, раздраженно поторапливал Клаву и всё время приговаривал:
- Ну, кто ходит в поход на шпильках? Надо лапти носить или, на худой конец – калоши. Давно бы уже на месте были. Нас там ждут, а ты еле плетёшься…
Клава про себя уже решила: «Он мне грубит. Надо с ним рвать отношения. Если столько времени встречались, и он не выдержал такого маленького испытания. Ну, какая ему разница, в чём я пришла».
Анатолий, – так звали её парня,- отслужил армию. Высокий. Представительный. Мускулистый. Клава особенно не разбиралась в мужской красоте, но такого парня у неё не было. Волосы вьются. Всегда на свидание приходит в наглаженных брюках. Чистенький. Дымил, правда, как танк. Так кто из ребят в то время не курил? Зато пройтись с ним не стыдно. Подружки завидовали. У них-то всё мелюзга какая-то под ногами вертелась. А у Клавы! Аполлон, да и только!
Она, конечно, бегала с ребятами во дворе. Играла с ними в казаки разбойники,
в чижика. Это такая игра: кладут на кирпич дощечку, а на неё заострённую с двух сторон - небольшую деревяшку, называемой «чижиком». Создавалась команда из желающих убить время и пообщаться; бросался жребий, кому первому ударить по противоположной стороне доски, лежащей на кирпиче, чтобы «чижик взлетел вверх»…
ну и так далее… Но то - были друзья. Разве во дворе есть ухажёры? Конечно же - нет. Девчонки видят в ребятах друзей, а мальчишки – в девчонках – таких же игроков, как и сами.
Но вот ребята с других дворов, а ещё лучше - из других районов твоего же города – вот это, то – что надо! Пусть он в своём дворе самый последний парень. Его ведь там тоже соседские девчонки не замечали, раз он нашел себе девчонку совсем в другом месте… Теперь-то Клава понимала, почему Анатолий до сих пор не женатый. Двадцать четыре года мужику, из армии, и - в холостяках. Да ещё время тянет, год почти ходит, а не понять, женится ли он на Клаве, или так – время коротает? Конечно, такой грубиян! Кто же за него пойдёт. Пусть ищет дурочку в другом месте. А уж она-то... - ни за что. Надо заканчивать эту эпопею каждо
дневных свиданок. Вздохнуть некогда
Анатолий, словно прочёл её мысли. Повернулся, подошел к Клаве и уже более спокойно сказал:
- Снимай туфли, я тебя немного понесу на руках, ноги отдохнут, потом босиком пойдешь, нас уже люди давно ждут. Мы опаздываем. Вон, лес. Они должны уже там быть. Друг мой со своей девушкой… Палатки ставит, костёр должен развести… Шашлыки…
Клава всё-таки не стала снимать туфли. Собрав, силу воли в свой маленький кулак, стала искать выемки между навороченными глыбами, а не наступать на большие куски земли, чтобы с ног не соскальзывали туфли на шпильках. То, что шпильки почти не были похожи уже на них, а скорее на грязную палку, обмотанную землёй – чернозёмом, не жалко было бы сразу эти туфли похоронить тут же, но ноги можно поранить стернёй уже подсохшей. А забираться на руки к парню она не собиралась…
Но, зато Клава изменила своё решение - порвать со своим парнем. Всё-таки он ведь предложил ей помощь. И вовсе он не грубиян. Нормальный. Сжалился - есть сердце…
С Анатолием она познакомилась на строительстве нового дома. Окончив школу ей бы поступить в высшее учебное заведение, как настаивали родители, но не тут-то было… Клавдии очень хотелось вылететь из родительского гнезда, где они её день и ночь воспитывали: не ходи туда, не делай этого, не дружи с тем-то. Надоело это Клаве. Она решила вообще уехать подальше от дома на целину, или куда там ещё были всякие призывы? По комсомольской путёвке! Уволившись с предыдущей работы, она отправилась в Штаб, где эти самые путёвки выдавали всем желающим. Их ждали с распростёртыми объятьями, особенно не препятствуя и не вдаваясь в подробности, кто? и что? Езжай - коль хочешь. Заикнулась дома Клава об этом родителям. Они - промолчали... Но разве Клава сойдёт с намеченного пути. Ни за что!..
Вот в руках у Клавы заветная комсомольская путёвка. Так торжественно ей вручили эту бумажку.Пожали руку.Пожелали успехов в гражданском и патриотическом начинании.До Клавы сразу не дошли слова инспектора Штаба по распределению этих самых комсомольских путёвок, что - комсомольцы нужны везде! Строить нужно везде! Нужно расширять Москву! Обновлять! А так как у Клавы не было специальности, то ей доверили осваивать важную специальность, предварительно спросив:
- Какое твоё самое любимое занятие? Что ты любишь больше всего делать дома в свободное время? Клава, не долго думая, выпалила:
- Рисовать! Так люблю рисовать! Мне мама с папой всегда покупают краски и карандаши. Я открываю книгу с картинками и, глядя на картинку, рисую такую же на бумаге, но большего размера. У меня дома на всех стенах висят мои картинки. Всем родственникам нравятся. Просят и им на стенки развесить мои рисунки...
Широко и по-доброму улыбаясь, написав в путёвке слова – «в качестве ученицы маляра» – инспектор Штаба торжественно протянула путёвку девушке.
Клаве-то восемнадцать лет. Не вникая в суть, радостная, что не отказали, крепко держа заветную бумажку в руках, она прибежала радостная домой. Мама с папой накрыли чайный стол. Мама успела испечь пирог с вареньем, сверху пирог был переплетён такими румяными планочками из теста, создавая иллюзию сплетённой корзинки. Красивый и вкусный пирог. Папа расставил чашки и, взяв из рук Клавы бумагу, долго вертел комсомольскую путёвку, зачем-то посмотрел на обратную сторону, там было чисто. Загадочно улыбаясь, сказал маме:
- Мать, ты когда будешь дочь собирать в дорогу?
Мама тоже загадочно улыбаясь, склонив голову к пирогу, стала медленно отрезать от него ровные кусочки, не нарушая корзиночных плетёнок и выкладывая на маленькие тарелочки ответила на вопрос:
- А чего собирать. В Москве будет работать. Дома строить, отец,- будет твоя дочь…
- Как в Москве? - удивлённо спросила Клава – я же хотела поехать осваивать целину…
- Кто же тебя пустит осваивать целину? Мы что, тебе – враги? Куда это ты намылилась? Подальше от дома? От моих глаз подальше? А – я? А – отец? Мы, что - уже не в счёт. Сама решила, сама пошла. Бумажкой размахивает. А ты знаешь, что такое целина? Там ничего нет! Ветер в чистом поле. Чужие люди – молодёжь не опытная. Что вы умеете делать? Да вы через три дня нахождения там начнёте расползаться, как тараканы по своим щелям – домой. Да только вас никто оттуда уже не вывезет. Дороги заметёт снегом. Или пути раскиснут весной, или еще чего хуже – замуж там выйдешь на следующий день, хочешь ты того или нет, заставят…Подумай, дочь, какую ошибку ты сейчас совершишь?
Отец смягчил удар:
- Ладно, мать, не расстраивайся сильно. В Москве её оставили, как ты и просила, маляром она будет. Ты же просила ей работу по-душе подыскать… Клава стояла с широко открытыми глазами, они и так у неё большие, а тут еще шире распахнулись. Слёзы заполнили глаза и начали выкатываться на щеки, вот-вот упадут в треугольник пирога, лежащего на тарелочке. Сквозь слёзы Клава вымолвила:
- Мама, ты что, ходила туда? В штаб? А как ты нашла его?
- Да кто же в Чапаевском переулке не знает этот штаб. Многие - уехали по комсомольским путёвкам. Да только они более взрослые, чем ты. Сначала подрасти, приобрети специальность, а потом уже вступай в самостоятельную жизнь. Да, я ходила туда. Ты же сама недавно говорила, что собираешься уехать. Мы промолчали. Думали – шутишь. Ан, нет! Я опередила тебя. Ходила в этот штаб. Пообщалась со специалистами своего дела. Рассказала им кое-что о тебе, кто ты и что умеешь.
Ну, попробуй себя, но если не понравится, хотя бы - дом рядом. Я, отец – рядом. Посмотришь: что и как?
Вставать надо рано утром. На работу ехать. Краской дышать. Обои клеить. Потолки белить. Стены штукатурить. Ты – думаешь, что это всё легко даётся?
Каждый раз адреса строек будут меняться. Тяжело будет. Но я не стану тебя сейчас отговаривать. Сама захотела, сама – выкручивайся. Но, раз комсомольскую путёвку получила – считай, что это – путёвка в жизнь. Ты сама выбрала эту дорогу и иди по ней. Три года - обязана будешь отработать. Выдержишь ли? Обратного пути – нет!
Будешь ходить в испачканном краской комбинезоне. С повязанной головой, так как всё, что сыплется с потолка – будет в твоих волосах. Рабочие,- без оглядки, ругающиеся всякими словами, которых ты не слышала дома. Ты их перевоспитывать будешь? Пошлют подальше – испугаешься. Но это твой путь. Осваивай. Это тебе не поле перейти…
И вот, теперь Клава идёт по распаханному полю со своим парнем. Жених ли он ей? С Анатолием Клава познакомилась уже на строительстве третьего дома. Два дома их бригада сдала. Строили пятиэтажки. Раньше назывались «хрущёвками». Строились они на улице Демьяна Бедного. Запах масляной краски приятно щекотал нос Клаве. Она обожала этот запах. Обожала запах гуталина – это просто к слову сейчас пришлось. Клава обожала запах шпаклёвки, которую накладывали на стены. Ей нравились всевозможные кисти и распылители для побелки потолков. Газеты, обои. Ей нравилось заниматься этим. Клава любила красить батареи. Конечно, у неё был бригадир, она приходила на работу вместе со всеми, давала указания, как и что - делать. Клава внимательно всматривалась во всё, что делали другие маляры. До следующего разряда Клаве было еще очень далеко… В один прекрасный день пришла бригадир и сказала:
- Девчонки! Записывайте адрес. С понедельника перебрасывают на другую точку. Всё оборудование отвезут на машине. Сами налегке. Ехать надо далеко. В Тимирязевский район. Там кирпичный пятиэтажный дом. Сдают малярам и электрикам под отделку и проводку… Клава не помнила, сколько денег она получала. Это зависело от многих факторов. Она в этом не разбиралась. Всё равно деньги приносила домой. С собой на работу брала термос с чаем, кефир с булкой (в то время французской – стоимостью в семь копеек). Мама заранее варила яйца вкрутую. Бутерброды разнообразные. Не так, чтобы богато, но жить- можно. Клава не очень-то увлекалась едой. Была девушка худенькая, но стройная. Кости не торчали, но и лишнего ничего не было. Следила за собой.
Красила не только батареи и стены, но и любила подкрасить свои ресницы, что делали еще более выразительными её и без того большие глаза. Пожалуй, это было единственное, что бросалось всем в глаза. Особенно мужскому полу. Клава про это знала. Ещё она подкрашивала чуть-чуть губы, чтобы казаться взрослее. Она была самой молодой среди своих коллег. В основном это были люди из дальних уголков страны, приехавшие по лимиту, заработать на стройке себе жильё. Клаве жилья не надо было. Или она об этом не думала… Ей только девятнадцать лет. На этой стройке она и познакомилась со своим Анатолием. Его командировали сюда с прежней работы, в этом доме для их организации предназначалось какое-то количество жилья. Анатолий, отслужив в армии свой срок, работал на каком-то заводе, Клава не помнила уже – на каком, был направлен сюда, электрифицировать дом. Целая бригада молодых, красивых ребят, отслуживших армию, громогласно появлялись каждое утро в подъездах новостройки. Звучали конечно различные слова, про которые предупреждала Клаву - мама. Она привыкла к ним и уже не замечала и не акцентировала внимание на этом. Дни летели. Квартиры преобразовывались. Батареи блестели масляной краской. Когда наводили колер, у Клавдии было желание - попробовать на вкус, цвета слоновой кости, или цвета голубой просини, но всегда похожую по консистенции - на вкусную сметану – краску. Искушение было велико. Так и хотелось французскую семи копеечную булку окунуть в банку с такой сметаной и смаковать. Лишь запах останавливал осуществить это действие.
Оконные рамы, двери – всё блестело, как лакированное. Каждый занимался своим делом. У Клавы комбинезон всегда был в краске. На голове был всегда повязан платок. Ресницы были всегда подкрашены, что удлиняло их. Губы – также слегка были подкрашены. И вот однажды, её подружки-коллеги-маляры, отправившись в магазин за кефиром, стали ей снизу кричать на четвёртый этаж, чтобы она им сбросила авоську, они забыли её взять. Некуда бутылки с кефиром положить.
Клава перегнулась через подоконник, высунулась из окна и крикнув в низ:
- Ловите! – сбросила авоську. Женщины внизу поймали авоську, и пошли в магазин. Клавдия задержалась у окна, перегнувшись и глядя им вслед. В этот момент из подъезда вышли трое рабочих, громко переговариваясь странными словами, про которые Клавдии говорила мама. Клава не выдержала, и с поучительной интонацией в голосе из окна громко сказала:
- Нельзя ли выражаться по-русски?
Один из них послал Клавдию куда-то далеко, как пророчила мама,
а другой – высокий, крепкий мужик, как показалось Клавдии сверху, поднял лицо и с восхищением громко произнёс:
- Вот это полтинники!
Клавдия отпрянула от окна, взяла кисть и стала докрашивать батарею. Краска приятно щекотала ноздри. Хотелось чихнуть, потирая слегка переносицу.
Желание чихнуть – пропало. Прошло минут двадцать. Вдруг в коридоре квартиры, которую облагораживала Клава, раздались шаги. Клава, сидя на маленькой
скамейке, у стины, отстранив кисть от батареи, обернулась на шаги. Услышала мужской голос:
- Разуваться не нужно? Девушка, это Вы сейчас высовывались из этого окна?
Клавдия испугалась, что за её замечание пришли с ней расквитаться. Мама предупреждала, что мужики не любят, когда их воспитывают. Мало того, послали далеко, так еще и пришли… Клава встала, обошла парня, стоящего перед ней и выглянула в прихожую:
- А Вы – один?
- Да! А сколько нужно чтоб нас было?
- Я так просто спросила. Зачем пришли? И как вы поняли, что я здесь?
- А как? Очень просто, вычислил: этаж, окно, и сейчас вижу эти полтинники перед собой.
- Какие полтинники? – не поняла Клавдия.
- Глаза Ваши, девушка. Очень они мне понравились.
Тут Клавдия заволновалась, мысль проскочила: В масляной краске комбинезон. Подвязанный платок на голове. Кисть в руке. Малярша! А кто передо мной-то?
Вонзила глаза в парня, стоящего перед ней. Мысль медленно вырисовывает:
- «Высокий. В робе. Рыжеватые ресницы и брови. Шатен что ли? Волосы - волнами. Густые. На лбу – лёгкие морщины. Бакенбарды. Сигарета в руке – палец жёлтый от никотина. Глаза – голубые, белки красноватые. Выпивает что ли? Старый мужик-то» - пронеслось. Поболтали ни о чём. Клавдии хотелось, чтобы парень поскорее ушёл. Она не любила показываться в рабочей одежде на глаза никому. Стеснялась. Сказала:
- Женщины в магазин ушли, сейчас придут, не хочу, чтобы разговоры были, уходите, пожалуйста!
- Уйду! Спрошу только: - как зовут? Меня – Анатолий. Мне двадцать четыре года. Армию отслужил. Холостой. Очень полтинники Ваши понравились. Уведут другие, если сейчас свидания не назначу.
Клавдия засмеялась и ответила:
- Только в субботу могу или в воскресенье. Завтра пятница, в двенадцать из этого же окна записку выброшу вниз, стойте там и ловите. Поймаете – состоится свидание, нет – не судьба. Пока!
Парень повернулся и, шумно шагая, вышел из ничейной квартиры…
Так они и познакомились…
…Наконец-то перепаханное поле, по которому с таким трудом, как на пытке, прошла Клавдия, - осталось позади. Сняв изуродованные модельные туфли на шпильках, он стала оттирать их от грязи крупными лопухами, разросшимися по опушке леса, в который она с Анатолием вошла. Пахло дымком, посредине стояла стройная девушка, чуть постарше, чем Клавдия. Мужик (так Клавдия считала всех парней, кто старше её хотя бы на год) колдовал возле костра, нанизывал на стальные шпажки шашлык. Там, где ещё он не был нанизан, шпажки играли на солнце, и даже ослепили холодным металлическим блеском Клавдии глаза. Она подошла ближе к костру, поздоровалась. Присев на сваленное небольшое дерево, облегченно вздохнула. Подошла девушка
– Олеся... – очень редкое имя в то время, и тоже присела рядом, растягивая слова, произнесла:
- Борь, как хорошо, что мы приволокли этот кусок дерева. Есть на чём посидеть. Молодцы мы, правда, Клава?
- Да, молодцы, ответила Клава, рассматривая испачканные чернозёмом свои ноги.
Оглянулась, Анатолия нет:
- Ой, а где же Анатолий? Олеся, Вы видели, куда он пошел?
- Видела, видела. Пошел за водой. В лесу - ручей с чистейшей водой.
Мы с Борькой сюда каждое лето приезжаем. Два года, как женаты. Так что второе лето и приезжаем. Из-за этого ручья. Он целебный. Говорят, кто попьёт этой воды или намочит ей ноги -у того быстро родится ребёнок.
Клава вскинула брови и испугавшись этих слов - воскликнула:
- А зачем Анатолию быстрый ребёнок?
Олеся засмеялась и, давясь от смеха, произнесла:
- Борька, ты слышишь? Всем нужен ребёнок, а ей – нет!
Клава, покраснев от смущения, ответила на смех Олесе:
- А я еще не замужем. И неизвестно, выйду ли. Надо суженного подобрать…
- А... что Анатолий - не твой суженный разве?
Клава не успела ответить. Она увидела Анатолия, который вышел из-за разросшегося прилескового кустарника. В одной руке он нёс ведро с водой из ручья, а в другой – ветки с яркими красными плодами. Протянул девушкам нарядные ветки, разделив на равные части, обратился к Клавдии:
- Не знаю, как называется, есть нельзя, смотреть можно. Красивые очень и…ещё тебе принёс воды, ноги помыть, смотри какие чернозёмные…
Олеся залилась весёлым смехом. Смех раскатился по поляне и, ударившись о прилесковый кустарник, запутался в высокой траве.
- Ну, вот, что я сказала? А ты? – не замужем, не замужем.
Щас и свадебку сыграем, правда, Борька?
Боря устало выпрямился, примостив последнюю шпажку с шашлыком над притушенным огнём и улыбаясь, размахивая почему-то руками, произнёс:
- Ох, как я люблю твой заразительный смех, Олеська. Так бы и слушал
с утра до вечера. А чего ты так смеялась-то?
Олеся воткнулась в колени, и медленно поднимая голову, растягивая слова, еле сдерживая смех, сказала:
- Для тех, кто не слышал, повторяю: намочив ноги водой из этого ручья,
у людей быстро рождаются дети, у кого их нет. Вот сейчас Клавдия помоет ноги этой водой, глядишь, через девять месяцев дитя и родится. Не зря же Анатолий пошел за водой.
Анатолий растерянно смотрел на Олесю и строго пробурчал:
- Ты мне эти штучки сватовские – брось. Я не собираюсь пока жениться. А то, что у Клавы ноги в чернозёме, так ей на них овощи не выращивать, и чернозём ей не пригодится. Не дай Бог, царапина - а тут земля и внесёт инфекцию. Столбняк может случиться...
Фраза, сказанная Анатолием – «я не собираюсь пока жениться» царапнула по сердцу Клавдию. Она эту фразу слышит уже не первый раз. Однажды шли они с ним по улице, встретил Анатолий своего товарища. Тот начал расспрашивать о жизни, кивнул в сторону Клавдии и коротко спросил: - Жена?
Анатолий, не поворачивая головы в сторону Клавдии более длинно ответил: Что я - дурак … жениться?
Пока Клавдии всего девятнадцать лет, но уже пора, не засидеться бы. Почти год ходит с Анатолием. Скоро ей - двадцать стукнет… Или жениться, или …расставаться. Хватит! Надеяться не на что… Вон Юлька Калганова – ей уже двадцать два года, так её считают старой девой. Ходит опечаленная. От ребят шарахается. Говорят, вроде дружила с кем-то, поверила ему, а он обманул, и чего-то у них произошло. Теперь она и замуж-то боится выходить…
Но напрасно Клавдия опасалась, что Анатолий на ней не женится. Куда он делся бы? Женился. Правда, не всё так было, как хотелось бы Клавдии, но это не самое главное. Самое главное было впереди. Семья – это трудная работа. Работа без отпусков, без выходных, которые бывают на производстве. Семья – это вечная жертва всем и вся, находящимся под одной фамилией и под одной крышей. И эту жертву настоящие члены семьи приносят добровольно и с удовольствием. И если этого не делать, то никогда семье не сохраниться долго. Жертва – это не самое страшное слово.
Соединившись друг с другом – мужчина и женщина становятся одним целым для своих детей. И если у супругов не получилось что-то, то они должны пожертвовать ради детей всем, чтобы дети не оказались заложниками их неудавшихся отношений.
И вот тут-то - нужна жертва, во спасение маленького человека. Клавдия очень долго размышляла над этим вопросом. Она так и не могла понять, почему Анатолий так часто говорил, что не собирается жениться? Кривил душой? Лукавил? Сам мечтал поскорей окунуться в семейную жизнь?!
Клавдия часто вспоминала свою комсомольскую путевку. Ведь из маляров она вскоре ушла. Поженились они с Анатолием, когда она давно уже работала в другом месте и не маляром. Это была, видно какая-то часть судьбы, соединившая их в том месте, на стройке новых домов, и не разлучившая их где бы они не работали в дальнейшем.
Конечно, родился у них ребёнок, хотя и не намочила Клавдия свои ноги той водой из волшебного ручья. Конечно, принесли они друг другу осознанно в жертву не только каждый жизнь свою, которую прожили вместе, но и сохранили в памяти воспоминания о том, как когда-то парню в двадцать четыре года понравились девичьи глаза, которые он называл полтинниками. Может быть, это был его первый нормальный комплимент девушке, но зато он никогда не произносил в доме тех плохих слов,которые Клавдия слышала от него на стройке, и выкрикнула в окно, перевесившись через покрашенный ею подоконник, чтобы мужчины разговаривали по-русски. Но, зато этих слов её супруг в доме никогда не произносил.Конечно, Клавдия часто вспоминает то вспаханное поле, по которому она шла со слезами, но, собрав всю силу воли в свой маленький кулак, – преодолела поле. Конечно, не давали покоя Клавдии и слова её мамы, которая говорила общеизвестную фразу: жизнь прожить – не поле перейти…
И пополнилась их семья дочерью, дочь родила сына и дочь, а внучка родила сына - правнука значит...Анатолию и Клавдии. И справили шестидесятилетие совместной
жизни, рассказывая про поле, по которому когда-то вместе шли.
2010.