У помполита на «Рубцовске» были бегающие глазки и потные ладони. В доверительной беседе (клянчил у меня телефон, купленный за 300 иен) на родных японских берегах он поведал мне о трагедии, произошедшей с его отпрыском. История была банальной для того времени. Его сына призвали в стройбат, и там ему стукнули лопатой по голове так, что жизнь надломилась у всей семьи.
На теплоходе «Ованес Туманян» первый помощник был высокого роста, хорошо сложен и красив. Кроме непосильного труда в библиотеке, оформлял приход-отход судна в загранпортах. Тоже жалился на жизнь: закончив «вышку» во Владивостоке, они с товарищем зашли в ГУМ и сделали двум продавщицам предложение руки и сердца. «Санек уже развелся,— с каким-то сладострастием продолжал он,— а я все мучаюсь».
В жилистом и сухом старичке на «Кларе Цеткин» только по бейджику я узнал фестмейта. Он первым вышел к трапу в Сайгоне. Даже мастер косился на эту табличку, называя ее надгробной плитой. Чем занимался седовласый старец на ссученном пароходе, я не знал. На жизнь он точно не жаловался.