Осенний ветер листья гонит
Тем временем маленькая дочка подрастала, и было интересно наблюдать за изменениями исподволь, происходившими в ней.
В мире игрушек, зеленом и розовом
Дочь моя спит в кроватке березовой.
Быстрое что-то, проснувшись, лепечет,
То застрекочет, то защебечет,
Заулыбается вся, заискрится
И обернется зверюшкой и птицей.
Маму и папу зовет кроха «мапа».
А над кроваткой настольная лампа.
Будут хранить даже стол и обои
Память про детство ее золотое.
Или вот такое книжно - экзотичемкое короткое четверостишие.
Ах, дочка – розовая Дэзи,
Твой мир, где Лисс и Зурбаган,
Прекрасней дальних Полинезий,
Где бродят тучи обезьян.
А жизнь вокруг приобретала все более меркантильный характер. Дух приобретательства, тлетворная атмосфера страсти к приобретению вещей все больше проникали в быт советских людей. Несомненно, народ стал зажиточней, у многих появились сбережения, лишние деньги, да и широко развернувшееся строительство жилья в Москве, массовый переезд в новые дома и квартиры, сказали свое слово. Появилась необходимость приобретения новой мебели, холодильников, телевизоров. Но помимо этого все больше ощущалось в массе людей какое-то постепенное угасание духовности, стремления к образованию, культуре, к внутреннему саморазвитию, и в тоже время усиливалось тяготение к вещам как таковым, некий вещизм, потребительство, переходившие всякие разумные пределы. Расцвела торговля из под полы. Уже в то время расплодились во множестве, как ядовитые грибы, всякого рода мелкие спекулянты, аферисты, именуемые ныне почетным словом бизнесмены. Появились и государственные магазины «Березка», вокруг которых был настоящий ажиотаж. Чувствовался этот вещизм и в семье. Уже в те далекие годы, в конце 1960-х - начале 1970-х гг. остро чувствовалось наступление и победа этого торгашеского мира, мира «золотого тельца», который и превратил ныне Москву воистину в «город желтого дьявола».
Осенний ветер листья гонит
Как будто гонит чьи-то судьбы.
Зачем спасаться от погони?
Не лучше ль вечно скалить зубы
И душу подменив апломбом
От бед общественных и личных,
И даже водородной бомбы
Искать убежища в шашлычных.
А там, там в «Жигулевских» просинь
Глядеть как в дуло пистолета.
Так благороднейшая осень
Становится пивного цвета.
И музыки вся бесконечность –
К осетрам соус и приправа.
Так на вселенную, на вечность
Мы с каждым днем теряем право.
И университеты к черту.
Заменят их универмаги.
Они в фаворе и почете.
Они волшебники и маги.
И с шумом выползают вещи.
И заслоняет смысл реклама.
В нас исчезает кто-то вещий,
Руководивший в детстве нами.
Так даже ты, любви богиня,
Всего лишь пышная блондинка,
Не госпожа и не рабыня,
А «девочка» на вечеринке.
И ничего уж нам не в радость.
Глядим жестокими глазами.
И в двадцать в каждом скептик – Фауст,
А в тридцать – все мы «стариканы».
И вечная за всем погоня.
Себя в себе мы вечно губим…
Смотрите – ветер листья гонит,
Как будто гонит наши судьбы.
Нет, я совсем не против красивых вещей, автомобилей, красивых витрин, красивых зданий, вилл, коттеджей, если они способствуют обогащению творческого потенциала человеческого существования.. Но, когда в душе у каждого все затмевает лишь одна цель в жизни, одно мерило, один культ: деньги и вещи, а стремление к творчеству, к творческому самовыражению у большинства людей угасает, когда культура, искусство служат лишь гарниром к гурманству, или просто обжорству, к развлечениям и оргиям, когда все продается и покупается, когда страсть к потреблению сознательно культивируется и поощряется государством, как якобы стимулирующая производство и переходит все мыслимые пределы – все это становится абсурдом и приобретает чудовищные формы, ведет к краху и в жизни людей и в жизни государства. Страсть к потреблению, потребительству, приобретательству перешла сегодня все мыслимые границы и приобрела глобальный характер. Она легла в основу роста производства, денежных капиталов. На поощрении низменных потребительских инстинктов человека построена экономика, финансовая система, общество, которое так и называется «общество потребления». Куда, к какой пропасти приведет это безумное, безудержное, растущее в геометрической прогрессии, потребление и расточительство, растрата природных ресурсов? Бесплодно, бессмысленно тратятся человеческая энергия и силы, в том числе и духовные, нравственные, если они не направлены на творчество, созидание, на совершенствование человеческой природы и окружающего мира человека. Потребление, точнее потребление вещей и услуг, не может расти бесконечно и экономика, построенная только на росте потребления, рано или поздно будет переживать чудовищные кризисы (а они уже происходят) и, в конце концов, рухнет. И куда мы несемся, куда летим, отпустив все тормоза, непонятно? Кто нас подгоняет и куда? Почему мы не можем «спешить не спеша», остановиться или замедлить движение и осмотреться, или, по крайней мере, постараться быть осмотрительнее. Может нужно идти в другом направлении? Не лучше ли, например, заняться совершенствованием человеческой природы, направить большие ресурсы и достижения технического прогресса и цивилизации в эту сторону – на образование, культуру, науку, медицину? Может быть, человеческое общество должно повернуться к природе, стать ближе к ней, избавиться от крайностей урбанизации, от мегаполисов, превратиться в большей степени не в постиндустриальное, а в высокоразвитое в техническом и цивилизационном отношении информационное и даже аграрно-технологическое общество, в котором мир природы займет большее место? По моему мнению, искусство, культура в целом, наука, образование и духовность, творческий потенциал человека, его физическое и интеллектуальное развитие, должны стать приоритетом. Они должны быть впереди жизни, стать целью будущего развития человечества. Научно-технические достижения должны способствовать именно этому, а не безудержному росту экономики, построенной только на всепоглощающем потреблении. Я лично выступаю за разумные потребности, за их ограничение в пользу творческого и духовного развития, или, если уж нельзя без разговора о потребностях, то в пользу духовного, культурного потребления.
В советское время потребительскому инстинкту всегда противостояло искусство и литература, и многие их достижения тех лет носили выдающийся характер, именно потому, что поднимали на высоту духовное, творческое начало в человеке и боролись с обывательскими, мещанскими представлениями о жизни. Нам с женой в то время, прежде всего, конечно, благодаря ее энтузиазму, энергии и умению привлекать людей, довольно часто удавалось попадать на блестящие, интересные спектакли, становившиеся событиями. Такие, например, как «Мастер и Маргарита», «Добрый человек из Сезуана» в постановке Ю.Любимова на Таганке, спектакли в театре «Современник», Тургеневская пьеса «Веранда в лесу» в постановке А.Эфроса в «Театре на Малой Бронной» и др. И почти все эти спектакли, как в свое время, пережитое мной в юности театральное потрясение от шекспировского «Макбета» в постановке английского «Шекспировского мемориального театра», с Полом Скофилдом в главной роли, хотя бы на момент пребывания в зале, вызывали у зрителей чувство очищения от скверны пошлости и мещанства, поднимали на духовную высоту подлинного искусства, взывали к нашему творческому началу.
Шекспировский театр в Москве
Взвивался занавес и в зале Она вам углубляла зренье
Вы исчезали, чтоб опять И, в отрицанье всех клевет,
В партерном, сумрачном провале Седой Дункан внушал презренье
С души свой занавес сорвать. И жалость вызывал Макбет.
И вас трагедия встречала, И в жест кровавого деянья
Что ни вздохнуть, ни пренебречь, Вселяла царственность и страсть,
Когда с подмостков в зал звучала И призывала к оправданью,
Актера царственная речь. Где невозможно оправдать.
Та речь, что все опровергая, И вам самим в противоречье
Рядов будила темноту. Сходила в тайники души,
Та речь, натурщица нагая, Лишала сна, рассудка,
Что не скрывала наготу. Вечно вас, поднимая до вершин,
Где не было фальшивых истин.
Где был один разящий меч,
Судья трагический и чистый –
Актера царственная речь.