ГЛАВА 4
-Мама, а как тебя там называли в той камере, когда ты им рассказывала, поинтересовался Венька. -Да по разному, сынок. Меня там называли – Августа, которая рассказывает, или, просто, Августа, а кое-кто, даже,- Гутя. Да ещё почему-то прозвали писательницей, хоть я и не написала в жизни ни одной строчки. Наверное, потому что, очень много рассказывала о жизни в Сибири и в эмиграции, в Харбине. Всех это их очень интересовало. Мне всё это и самой кажется как какой-то неправдоподобный удивительный сон.
Вот взять хотя бы Сибирь. Ты можешь представить, что у тебя дома живёт медведь, А у нас был такой, которого звали Кузя. Его вырастил из медвежонка мой старший брат Пётр. Нас в семье было четверо детей, если не считать тех, что умерли: Старший брат-Пётр, средний брат Семён, мамин любимчик, я и младшая сестра Верка. Пётя был страстный охотник. По два по три месяца охотился в тайге на заимке на разного зверя, а на медведей ходил один на один с ножом. Он был здоровый парень, косая сажень в плечах, очень сильный и смелый мужик, но почему-то, был нелюдимым . Зверей и скотину он любил больше чем людей и они его любили и понимали. Кузя его очень любил, очень любил бороться с Петром, и очень был доволен, когда побеждал. В качестве шутки ,Пётр посылал его с запиской за ошейником и бидоном в лапах в лавку за керосином и это никого не удивляло и было в порядке вещей . Во многом благодаря Петру, у нас было очень мощное, большое хозяйство и, даже, свои скаковые кони, на которых я, тогда ещё совсем девчонка, брала на гонках призы, за что Петя меня любил, и мы жили с ним душа в душу.
Я в детстве была очень отчаянная, но при этом и очень стеснительная. Мой дед по отцу дед Исаак был весьма и хлебосольным и богомольным. Ходил из Сибири пешком «со товарищи» в Киев в Печерскую лавру, правда, возвращались они чугункой, как тогда называли железную дорогу. А мой дед по линии моей мамы , был в России церковным старостой в одном весьма известном храме, но, как оказалось, был ещё и революционером . Поэтому пришёл в Сибирь по этапу пешком как каторжанин по известной дороге- Владимирке. Моя мама, а твоя бабушка Феня, была тогда ещё грудным ребёнком, и можно было бы сказать, что и её принесли в Сибирь на руках «по этапу», но это не совсем так. Твоя пышнотелая прабабушка ехала на телеге, держа её на руках, сидя в своём любимом кресле, в котором потом просидела всю свою жизнь и в нём же и умерла. Жили мы сначала в станице- Перовское, в которой было полно ссыльных и, насколько я помню, у нас всегда было много знакомых революционеров и революционерок, а известный поэт Демьян Бедный , кажется, приходился нам какой-то роднёй.
В Харбине мы жили недалеко от базара. Харбин….Сейчас мало кто о нём что помнит и знает, а когда-то это был настоящий Вавилон, настоящая восточная столица. Россия, Дальний восток , Маньчжурия, Китай и, забытая сегодня, китайская восточная железная дорога, –КВЖД , которая спрямляла железнодорожный путь к Владивостоку через Маньчжурию, плюс революция, гражданская война и эмиграция. В Харбине находилось и управление КВЖД и сам Харбин- это детище КВЖД, Российская колония в Маньчжурии. Большой Российский, многонациональный город, построенный благодаря КВЖД .Какая же это была цивилизация и какая культурная разница по сравнению с сибирской станицей .Чуть ли не Париж или- Петербург, с бурной почти столичной жизнью, с уймой различных зрелищ, с кинематографом и с большим православным храмом: Софийским собором, с которым связан интересный кусочек и моей жизни. Как-то оказалось, что к тому времени у меня, можно сказать, сформировался отличный, редкий по красоте голос ,как, выразился большой музыкальный специалист, регент Софийского собора Фёдор Степанович. Сказал, что у меня, хороший слух и большие способности к обучению музыке. Я и раньше любила петь и в Сибири и все хвалили мой голос, но как- то не придавали этому особого значения. В Харбине нам большой семье на зарплату отца жилось трудновато, поэтому решили: а не попробовать ли мне петь в хоре и иметь какой-то заработок. Сначала я была хористкой, а потом стала солисткой и пела те партии, которые положено , вообще-то, петь мальчикам, но за неимением необходимых голосов приходилось петь мне. Помню, как-то я пела дуэтом с одной очень известной , знаменитой в России актрисой , а на мне была только что купленная мне шапочка, такая же как у прелестной незнакомки с известной картины Крамского.
Я себя очень воображала. После дуэта я пела соло и пела с таким желанием и подъёмом, что в храме вдруг установилась такая тишина, что стало аж жутко. Это был один из больших православных праздников, а храм был переполнен и на богослужении присутствовали какие-то очень важные лица. После этого я в награду была приглашена на трапезу, то есть, на званый обед в верховный Синод России и Сибири, находившийся ,в Харбине в эмиграции. Как во сне и сейчас вижу важные и строгие почти как на иконах лица старцев, церковные облачения и тишину и важность, в которой проходила трапеза, а среди них я,- двенадцатилетняя девчушка ,которой было так непривычно, так страшно всё это воспринимать. Мне был сделан шикарный подарок: огромная коробка почти метрового размера с всякими редкими сладостями и довольно большая сумма денег.
Я тебе рассказываю это не так, как рассказывала в камере, а более подробно и красочно .
Там я больше рассказывала об удивительных и необычных , даже для нашего послевоенного времени зрелищах и событиях , которых там была уйма. Боже, чего я только не насмотрелась. Вот например , один эпизод: Был в Росси знаменитый чуть ли не на весь мир силач, борец , и вообще,- геркулес Збышка. Тогда он находился в Харбине и почти каждый день на базаре приглашал всех- всех с ним побороться, посоревноваться.
- Дорогие друзья, дорогие господа, тому кого я не сумею хотя бы побороть, я отдам свой серебряный пояс ,который получил в Европе на всемирных соревнованиях, громогласно возглашал он потрясая очень красивым, широким и, очевидно, довольно тяжелым поясом. Господа, давайте подходите и испытайте своё счастье, Неужели среди вас нет настоящих русских богатырей. Подходите, господа, подходите.
Однажды на его призыв откликнулся один служащий КВЖД, а этот служащий оказался отцом моей закадычной подружки Тоньки Гладышевой. Тонин папа снял только свой форменный китель и обувь. Они схватились , и как Збышка ни старался, как ни потел, ничего не смог с ним сделать под рёв толпы, которая наблюдала за этим яростным и даже страшноватым поединком. Мы с Тонькой сквозь толпу всё это видели и переживали. Видели, как потом Збышка отдавал свой пояс,
как рванул на себе волосы, а затем валялся целую неделю пьяный в канаве. Тонин отец взял пояс,
что бы его потом продать. Они жили очень трудно, очень сжато. У них была довольно большая , больше нашей ,семья жившая на одну зарплату её отца . Вот всего лишь один эпизод , - которых была уйма . Я его упомянула потому, что это как-то касался меня, вернее, меня и Тоньки.
Мы с ней несколько раз в кинематографе смотрели немой фильм «Дубровский» и я, тогда ещё девчонка, страстно влюбилась в актёра ,игравшего Дубровского. Я рассказала об этом Тоньке,
а Тонька потом, всё время, пока мы жили в Харбине, меня шантажировала :- Вот возьму да расскажу, что ты влюбилась,- а я, дурочка, этого очень боялась и всё время её ублажала.
И, что самое смешное, когда мы возвратились в Россию в свою станицу, я там встретила
молодого человека, как две капли воды похожего на этого актёра, он тогда работал учителем
в станице, и чуть не стал моим мужем. А в том, что мы не стали мужем и женой виновата я
-Ну как, интересно тебе то, что я рассказываю? А в Харбине мы жили недолго.
Там началась эпидемия холеры. Жить стало трудно и опасно, а папа немилосердно закармливал нас чесноком, которого мы наелись тогда на всю жизнь. У него не ладилось с работой ,и мы перебрались, переехали в другую российскую большую колонию строителей и служащих КВЖД на одну узловую большую станцию, которая тогда называлась, кажется,- хань –дао- хэ- цзу, или, что-то в этом роде. Там был так же большой православный храм . Восьмилетняя высшеначальная школа, которой руководил директор почему-то нам знакомый- Виневитенов и , которую я там закончила. Папа работал ночным сторожем, у нас была своя корова и мы жили более-менее .
Туда же переехал подальше от холеры регент Софийского собора Фёдор Степанович, а я также пела в храме. Но там уже были и Японцы и белогвардейцы и хунхузы и американцы и, кого только и, чего только , там ни было, а так же были головы казнённых хунхузов на пиках и их казни. Я потом расскажу тебе об этом ещё. Хорошо?
-Моё мнимое «писательство» или, то , что я умела хорошо пересказывать художественные произведения меня буквально спасло. Людмила передала мне кое-что из вещей, я знала, что она устроилась работать на швейную фабрику им. Смирнова Ласточкина и устроилась в общежитие, а тебя определили в детский дом где-то под Киевом в Святошино и чуть-чуть успокоилась. Нас переводили из одного помещения в другое, сортировали , отсеивали, уплотняли и разуплотняли и , как говорили и догадывались кое кто, готовили куда-то к отправке.
- Однажды, переходя из одного помещения в другое, я увидела удивительную картину , чем-то напоминавшую картину про княжну Тараканову, кода она с ужасом на лице в шикарном одеянии, спасаясь от затопления, стоит на чём-то вроде кровати, вода заливает комнату и кровать, а рядом с ней спасаются крысы. Здесь же на каком-то возвышении, вроде кровати ,стояла в такой же позе стройная красавица с распущенными длинными светлыми золотыми волосами в шикарном чёрном панбархатном платье и спрашивала всех:- Где здесь писательница, которая Августа, та, которая рассказывает? Красавицу звали Ольгой. Ей было двадцать лет. Она была дочерью священника, то есть- поповной, и рассказала мне о своей жизни.
Я её понимала. Ей надо было всё кому-то рассказать, а я по возрасту годилась ей в матери.
Отца Ольги, как враждебного власти священнослужителя, арестовали в тридцать седьмом.
Её с братом, который был моложе на 5 лет, отдали в детдом, а потом разлучили и с братом. Она обозлилась на людей, на жизнь, попала в одну «весёлую воровскую компанию». Рассказала мне, как происходило там её становление и обучение, о законах и правилах, которые там существуют,
о своей судьбе и об одном эпизоде, об одном случае, который до сих пор её волнует:
-Мы с ребятами грабили одну бабку:- рассказывала Ольга,- у которой, по нашим сведениям, было золото. Она очень спокойно смотрела на то, как мы обыскивали всё в её квартире, но я заметила, что она часто поглядывает на открытую коробку с пуговицами и всякой ерундой, стоящую на комоде. Когда моя рука потянулась к коробке, она вскрикнула , бросилась ко мне, с воплями вырвала из моих рук коробку, которая оказалась очень тяжёлой, со страшным лицом и стоном схватилась за сердце и упала замертво. После, она почти целый год приходила ко мне во сне и не только во сне, но и как бы наяву, лежала под моей кроватью, запиралась в туалете, проходила сквозь стены, стояла за спиной, и, всегда молча, только с какой-то таинственной улыбкой грозила мне пальцем. Целый год я боялась спать и чуть не попала в психушку.
Что же касается вот этого панбархатного платья, то это наше последнее неудачное
« выступление»: Мы с девчонками замарьяжили одного деятеля балета, с которым познакомились в поезде. Он ехал в командировку, жена балерина была где-то на гастролях.
Мы представились танцовщицами из одного ансамбля, узнали его домашний адрес, сделали слепки с ключей от его квартиры и заявились к нему домой. Там мы во всю «повеселились» с девчонками и таким образом я оказалась здесь. Этот тип, которого звали Эдуардом Александровичем , что-то заподозрил и нас взяли в момент нашего наивысшего веселья, когда мы ,переодевшись в платья его жены стали и в самом деле воображать себя балеринами кордебалета, танцующими танец маленьких лебедей. Это панбархатное платье его жены он отбирать у меня не стал.
Помимо того, что Ольга была красавицей, она была достаточно грамотна и обладала чувством юмора. Её откровения были первыми в ряду тех удивительных грустных и нелепых «историй», тех «интервью», вернее, шуток, которые жизнь так щедро раздаёт своим подопечным чадам и, которые мне предстояло услышать в будущем. Не знаю, дали ли ей что ни будь мои напутственные слова и пожелания, а я ей желала только добра.
Был один из летних православных праздников, а нам, именно в этот день, объявили, что мы должны куда-то собираться с вещами. Я и за мной и все в камере стали как в храме неистово молиться ,что бы Бог сохранил наших детей и близких , дал им здоровья силы и удачи, и нам сил преодолеть свалившуюся на нас беду, что бы могли их снова увидеть и обнять. Ольга на это смотрела, как я заметила, очень равнодушно, как-то отстранённо и ни разу не перекрестилась.
Несмотря на жёсткое самовнушение: держаться изо всех сил, я вдруг, снова стала терять чувство душевного равновесия. Мне стало очень страшно. Когда стали выходить «с вещами», я панически , лихорадочно торопилась и всё боялась куда-то опоздать, но, вдруг услышала
как негромко, полушёпотом кто-то спрашивал: где здесь Августа где здесь та. которая рассказывала и за мной выстраивалась очередь. О Господи, этого ещё мне только не хватало .
Ну и ну. Держись ты, голубушка, и не позорь себя в глазах таких же несчастных как и ты … . Держись, голубушка, тоже мне,- писательница.
ГЛАВА 5
В школе у Веньки полный порядок. Трудновато даётся русский язык и литература: до этого он учился в украинской школе. Но с приходом учительницы Изабеллы Зеликовны, дела пошли на поправку, и этот предмет стал для него самым любимым. Правила русского языка он учит теперь как зверь. Физика, математика и все остальные предметы даются легко . А дома продвигаются и фотографические дела . Венька очень гордится своим фотоаппаратом ,своей лейкой. Сосед- семнадцатилетний Валентин , который живет напротив, рядом с татаркой Нелей, также начал занимается фото делами и одолжил ему на время, правда с трудом, новую книгу по фотографии, а так же кое- что подсказал. В результате, Венька с лихорадочно бьющимся сердцем рассматривал первую в своей жизни проявленную фотоплёнку. Ах, какие чудесные четкие кадрики на уже закреплённой плёнке. Скорее промыть и повесить сушиться драгоценное произведение науки, техники и фотографического искусства самого Веньки. Но……О , ужас: почему -то, вдруг, кадрики на плёнке размываются и один за другим исчезают, а в руках у Веньки остаётся одна лишь прозрачная чуть розоватая фотоплёнка. Ну конечно, - нельзя фотоплёнку промывать даже слегка тёплой водой. Итак, первый урок, а вернее, первый блин, - комом.
А как же музыка? А музыка так же идёт своим чередом. Правда, Жорке Левину никак не удаётся организовать оркестр народных инструментов в школе, но это- не беда. Десять минут ходьбы и Венька в «Клубе профсоюзов». Ему нравится это занесённое сугробами почти до второго этажа неказистое здание, внутри очень тёплое и уютное , где есть библиотека и можно посидеть и почитать своего любимого Куприна и замечательная музыкалка на втором этаже, с отдельным входом и деревянной лестницей ,ведущей на второй этаж, рядом с которой стоит открытый ящик с какими-то бумагами, затем длинный коридор и две смежных комнаты:
одна большая с пюпитрами и вторая небольшая, где можно позаниматься музыкой , пока
мало народа, или, просто посидеть подождать Валентина Сергеевича и прихода всех остальных оркестрантов.
В малой комнате на стенке висит портрет известного российского композитора Глазунова.
Это потому, что окончив московскую консерваторию, Валентин Сергеевич лично ему сдавал экзамен и сдал его с блеском на отлично. А сам Валентин Сергеевич, как уже упоминалось,
-это особая тема. Он не только сын известного на весь мир российского антрепренёра Сергея Дягилева, но и сам значительная величина в музыкальном мире. Сей час он, по вполне понятным причинам, находится на поселении в Норильске и ,зарабатывая на жизнь, руководит оркестром , в котором весь его состав,- это ребята юношеского возраста и есть пару ребят постарше. Венька с удовольствием играет в оркестре, стараясь освоить игру почти, на всех инструментах, в том числе и на гитаре. В настоящее время оркестр разучивает вальс для струнной серенады Чайковского. Он очень мелодичный, очень красивый и довольно сложный , но это произведение ,всё же, предназначено для симфонического оркестра, а не для любительского оркестра народных инструментов .
На последней репетиции Венька сидел ближе всех к закрытой двери, ведущей в коридор
и увидел: как вдруг, из под двери через щель вырвался клуб чёрного дыма ,а затем ещё и ещё. Конечно,- пожар, а выход только один. Когда все бросились в коридор, то там уже было полно дыма, а в том месте, где лестница выходит на второй этаж ,были видны языки пламени. Естественно, все ринулись обратно в музыкалку и кое- кто, раскрыв окно, уже стал прыгать со второго этажа в сугробы, но общей паники как таковой не было. Причём, даже весело и смешно было смотреть как кто-то с инструментом в руках как лягушка плюхался в сугроб пузом, быстро освобождая место следующему парашютисту. Венька тоже не паниковал: выпрыгнуть в сугроб ещё успеется, а подышать воздухом в форточку в компании трёх ,четырёх коллег лучше, чем дышать сплошным густым синим дымом. Но, слава Богу, все пожарные страсти кончились весьма прозаически благодаря героическому поступку Валентина Сергеевича. Васька Валуев,
из тех ребят что постарше, рассказал, что он бежал вслед за ним и Валентин Сергеевич, обмотав голову пиджаком, ринулся в бушующее пламя и сбежал вниз по лестнице. Васька на такой героический поступок не решился, а Валентин Сергеевич собственноручно потушил пожар с помощью огнетушителя, который, к счастью, оказался исправным. Горели бумаги в большом ящике, остроумно поставленном кем-то рядом с деревянной лестницей. Кто-то, проходя по лестнице, бросил в него непотушенную сигарету.
Ну что же, ура, -безумству храбрых поём мы песню. Занятия музыкой продолжаются, а что могло бы остаться от деревянного, нелепого здания, называемого Клубом профсоюзов, и что было бы тогда с Валентин Сергеевичем и «музыкой» остаётся вопросом.
Дома Веньку ждала ещё одна неожиданность: кошку Мусю «пригласили на работу» в центральную хим. лабораторию, конечно же, для избавления от мышей, которых в результате
их уважения и любви к химии развелось там предостаточно.- Одолели паразиты,- пожаловалась мама. Пришлось Мусю туда забрать. А выросший, хорошо упитанный, но недовоспитанный жизнерадостный Бобка остался один.
-Мама, а как ты попала в хим. лабораторию, полюбопытствовал Венька,- ведь ты раньшеникогда химией не занималась?- О, это длинная история, сына. Я потом тебе об этом расскажу, а сначала расскажу о чём-то очень интересном, например, о том, как я нашла клад. Самый настоящий клад золота, который все найти только мечтают. Ты же знаешь, в каком городе родилась твоя сестра? Правильно, - Красноярск. Там я вышла замуж за твоего отца и там же поступила в педагогический институт, но меня оттуда быстренько выперли, за то, что я была в эмиграции. Ах, как я страдала из-за этого. Как мне хотелось быть учителем и учить детей. Как сжималось моё сердце, когда я проходила мимо или наблюдала за институтом из дали,
-словами не передать.
В Красноярск я приехала из станицы и устроилась работать в Либинецких банях кассиром. Получить такую работу во время НЭПа……О, -это было что-то невероятное. Когда мы возвратились из из эмиграции деда Исаака и бабушки хохлушки и дворянки уже не было в живых, а на хозяйстве оставался Пётр. У нас и раньше до революции в гостях бывало много революционеров, а теперь жил один большевик, не буду называть его довольно громкого
для того времени имени. Он то и порекомендовал моим родителям отправить меня в Красноярск, помог с работой.
После возвращения из эмиграции в станицу , я стала работать учительницей в младших классах школы и там встретила молодого человека очень похожего на актёра из фильма Дубровский. Он был школьным учителем. Мы стали коллегами и, естественно, между нами завязались тёплые и более чем дружеские отношения. Под влиянием времени я заделалась ярой комсомолкой, стала критиковать религию, сагитировала несколько девушек вступить в комсомол и остричь косы. В меня словно вселился Бес, и я наломала достаточно «дров». Комсомол, -это ещё куда ни шло, а остричь косы? Для Сибири тех времен,- это был
величайший непростительный грех! Когда я выезжала верхом на лошадях по делам, или
вернее, их объездить по просьбе Петра,- за мной ,так же на лошадях, гонялись родственники
этих девушек и, если бы поймали, то,- могли и прибить. Последней каплей, определившеё
мой отъезд в город было сватовство Павла, то есть моего «Дубровского». Накануне мы с ним поссорились. Одна сердобольная учительница, «исключительно по доброте и дружбе», а я тогда ещё мало была знакома с коварством женщин, «по секрету» рассказала про Павла, бог знает что , и мы с ним «объяснились». Он сказал, что это всё неправда и что завтра придёт ко мне свататься, а я с подругой в этот день поехала в гости к эстонцам, Тогда все переселенцы жили как-то кучками -по национальностям . Когда я приехала домой ,мама на меня как-то так странно пристально смотрела, а потом сказала:- Приходил Павел. Ушёл свататься к поповской дочери.
Ах, как мы потом сожалели о том, что случилось, как оба плакали.
А ещё перед этим чуть не убили Петра. Любовник его жены Полины , а они с ней жили ужасно
плохо, как кошка с собакой, выстрелил в него из ружья, заряженного дробью. Что бы его спасти врачам пришлось без наркоза извлекать дробь у него из головы и плеча. Что бы помочь Петру выдержать дикую боль, я во время операции держала его за руку и чувствовала как он ,прямо как зверь переносил её. Но это ему помогало. И в результате всего наш жилец посоветовал моей маме отправить меня от греха подальше в Красноярск, сказав, - Августа девушка городская всё выдержит. Мама согласилась. Она в нашей семье решала главные вопросы.
Вроде бы, задача облегчалась ещё и тем ,что в Красноярске в это время находился мой средний брат Семён -мамин любимчик. Кстати, его, как и меня в нашей семье, Бог наградил голосом - великолепным сильным басом. Бас у Семёна был таким , что когда он на спор затягивал одну из определённых нот, потухала керосиновая лампа. Из за своего голоса Семён был заменит на весь Красноярск, но это его и губило. Любители его пения таскали Семёна по всем кабакам, по всем ресторанам, из-за чего он спивался. Жена у него бала еврейка . Она была очень большая умница, была в Красноярске каким-то большим начальником и терпела все его похождения. Она его очень любила. Так что, забегая вперёд , скажу ,что пробиваться в городской жизни мне пришлось самой без всякой помощи.
-И вот теперь представь себе, с какими чувствами я через много лет снова появляюсь в Красноярске, но по этапу. Правда я не шла пешком по владимирке, а ехала по железной дороге, причём в дороге чуть не схлопотала 58 –ю статью политическую , когда мы отказывались есть вместо положенного нам хлеба хлебные крошки. Правда, Бог меня миловал. Не спрашивай как. Сейчас даже страшно об этом вспоминать. Может быть ,когда ни будь, расскажу и об этом.
А теперь продолжу рассказ о банях и золоте . Не очень длинно я рассказываю?
Что такое баня была для Сибири? Дл Сибири баня была всё. Приезжая в город, купцы первым делом шли в баню попариться. Бани Любинецкого на Больше-качинской улице были одни из старейших и одни из лучших в Красноярске. Хозяин бань был очень богатым человеком , но после революции он, естественно, эмигрировал-удрал за границу. При банях оставалась его жена и их старый слуга, который был у них все время- дядя Митя. Так его называли и все банные люди. Дядя Митя был очень милый, очень добрый старикан, которого все в бане любили. Но жена хозяина, которая всегда была хмурая и сердитая считала его не честным, предателем и вором, что он, зная все секреты семьи, украл и спрятал золото, которое хозяин не смог, или не успел вывезти за границу. А я никак не могла себе этого представить. Глядя на дядю Митю мне, казалось, что честнее на свете не может и быть человека. Дядя Митя, да он ,просто, образец преданности доброты и порядочности. Но жена хозяина не скрывала своих подозрений и Дядя Митя от этого очень страдал. В одно время в результате аварий и ещё некоторых причин у нас в бане возникли проблемы с туалетом, по крайней мере, для меня. Мне нельзя было надолго отлучаться из кассы, и я какое-то время, по крайней мере, по маленькой нужде бегала в один сарайчик во дворе, который вот- вот должны были снести потому, что он уже сам стал разваливаться. Однажды ,когда я в него заглянула , а дело было днём и светило солнце, в обвалившейся части стены я увидела…. меня поразил какой-то блеск. Я присмотрелась и ,
вдруг, меня словно кто-то ударил по голове, поняла, что это блеск золота. Отказываясь верить самой себе, я приблизилась к тому месту и потрогала какой-то предмет: что-то твёрдое, грязное, похожее на кирпич, но в одном месте он был блестящий и на наго падал луч света.
Меня почему-то охватил панический страх, и я помчалась к нашему счетоводу, или проще, бухгалтеру- Виктору Сергеевичу Абакумову. Потом он мне рассказывал ,что я испуганная и бледная стала сбивчиво что-то ему объяснять , и он еле-еле понял о чём речь. Но сразу
поверил , не стал ничего проверять и позвонил в ГПУ.
- Я думаю, ты знаешь, что такое ГПУ? Они примчались на лошадях через десять минут.
Один из них даже влетел на лошади прямо в вестибюль бани, поскольку двери были открыты, а вестибюль был достаточно большой. От того злополучного сарайчика абсолютно ничего не осталось . Его разобрали по камушку по кирпичику и всю землю тщательно просеяли. Нашли пять одинаковых довольно больших брусков золота. Это было золото хозяина. Мне и Абакумову и выдали премию по 200рублей каждому, а это была огромная по тем временам сумма. И ,в заключение, ещё, я случайно увидала, как жена хозяина просила прощения у дяди Мити. Он жил в полуподвальном помещении, а окошко было открыто. Жена хозяина ,стояла на коленях около его кровати, на которой он лежал, и целовала ему руку, но на следующий день дядя Митя умер.
-А теперь, - сказала мама, - вывели этого разбойника на улицу, показывая на робко выглядывающего из под кровати Бобку. Вчера ,из-за очень срочной работы, я не могла заскочить домой и выпустить его на улицу, а он вот что натворил.
А ело в том, что вчера из-за болезни учителей Венька приехал домой довольно рано и когда открыл ключом дверь, то не поверил своим глазам: в комнате шёл снег, но уже через секунду он понял .что это не снег, а перья из подушек и то, что было причиной такого необычного «природного» явления. А на кушетке, о ужас, валялась книгапо фотографии с испорченной, зверски изгрызенной прекрасной цветной обложкой, которую с таким трудом ему одолжил ему парнишка, - сосед по бараку Валентин. Разбойника Бобку , которому хорошо досталось ,он нашёл забившимся в уголок под кроватью, а потом, с пришедшим раньше мамы, Василием Петровичем они ликвидировали последствия Бобкиного, веселья, вернее,- хулиганства и читали ему нотации. Как он умудрился сотворить такое, осталось непонятным.
6 ГЛАВА
-На пересыльном пункте в Красноярске, он кажется ,назывался коллектором, или,- ещё как-то,
ко мне постоянно липли мои новые «друзья», или, вернее, - «подруги» по несчастью, пытаясь поведать кому-то про свою беду , а на меня вместе с чёрной щемящей неизбывной тоской мощной волной нахлынули и светлые и грустные и приятные и трагические воспоминания.
В Красноярске я работала я в любинецких банях, а квартировала в помещениях ковских
бань. Бани Ковского были лучшими и старейшими в Красноярске. Я жила в отдельной комнате трёхкомнатной квартиры уже со свое младшей сестрой Веркой, а в другой отдельной комнате жили Ника и Ханифа. Ника, это Николай, Он был молодым лейтенантом рабоче-крестьянской красной армии , как тогда её называли, или РККА, а Ханифа- его жена - молоденькая симпатичная татарка. Между нашими комнатами была смежная комната общего пользования. Сначала она была полупустая, но я ,как настоящая буржуйка ,получившая двести рублей премии ( огромную сумму), купила туда фикусы, разные цветы и картины и кое-какую мебель. К Николаю приходили его друзья военные, молодые лейтенанты, и среди них и твой будущий отец Василий. Там мы и познакомились , понравились друг другу и он предложил мне руку и сердце. Я не детализирую подробностей наших взаимоотношений . Это была наша «бурная» молодость. У него уже был один кубик в петлице, он был красив и был хорошим спортсменом. Очень эффектно, красиво и смело работал на турнике и любил быструю езду на лыжах с лошадьми, мчавшими его по льду Енисея. . У Василия и до меня была женщина .Она явилась ко мне, заклинала меня бросить его и не иметь с ним дела, чтобы он к ней вернулся, но я, памятуя коварство женщин в истории с моим «Дубровским», не стала её слушать. К тому же, мне самой уже предстояли скорые роды. Потом она попыталась меня даже отравить: прислала в качестве передачи в роддом отравленные яблоки, в результате чего, я лежала в роддоме под усиленной охраной.
На чудом сохранившейся фотографии , Венькан видит молодую очень красивую, лет двадцати, девушку в красивой, модной шляпе и модном плаще с огромными глазищами, то ли цыганского то ли украинского типа, - как генетический подарок украинской красоты от бабушки хохлушки и столбовой дворянки из Лохвицы, А рядом - молоденький красивый военный в фуражке и в шинели, с кубиком в петлицах и удивлёнными красивыми глазами. Красивая девушка -это Венькина мама, а молоденький военный рядом –отец. Но отца Венька как-то вообще не помнит. Как будто в жизни он с ним даже и не общался. Он помнит только маму и сестру, помнит Хабаровск, море воды, то –есть многоводный Амур, сад над Амуром и в нём огромный скелет кита и ещё помнит то, что когда уезжали с Дальнего Востока, на следующий день уже в поезде ему исполнилось пять лет. Вот ещё - отдельная фотография красивого молодого лейтенанта и еще и отдельная- фотография девушки с короткими пышными волосами, опёршаяся на какую-то подставку, или тумбу. Это фото м отца и матери, причём, мама сказала, -здесь на этом фото я- беременна тобой. На последней фотографии отец в чине майора , с суровым мужественным лицом и двумя шпалами в петлицах, но это уже в городе Кременчуге на Украине, где он по переводу с Дальнего Востока , служил в дивизии имени Чапаева и где всехс застала война. На войну он уходил в чине подполковника.
- Женитьба твоего отца на мне, констатировала мама,- наверное, изрядно подпортила ему карьеру. Женился на бывшей в эмиграции особе, пришлось запрашивать на это разрешения, да ещё на «буржуйке». Я была не бедная невеста : приехала ,вернее, переехала к нему с ребёнком и множеством вещей, которые накупила благодаря найденному золоту, а это тогда
не приветствовалось. Моя жизнь с ним не была «хождением по мукам», но счастливой и даже более-менее хорошей её не назовёшь. Мы стали колесить по Сибири и Дальнему Востоку , а поскольку Василий был военный, он участвовал во всех военных операциях и конфликтах,, а мне в жизни приходилось справляться со всем самой.
После Красноярска сначала были летние лагеря в Урге, а потом был Благовещенск, где меня
силой заставляли работать учительницей, а я категорически отказывалась, помня,- как меня выперли из педагогического института, когда я так страстно мечтала быть педагогом. Тут же подоспел Восточный бело-китайский конфликт или конфликт на КВЖД, когда японцы захватили китайско восточную железную дорогу в1929 году, а гоминдановцы, бело -китайцы и белогвардейцы затеяли настоящую войну. Нашу семью Бог миловал, Василий остался живым,
но сколько же наших знакомых и друзей не вернулось домой. Потом был Никольск Уссурийск, затем село Князе-Волхонка, где ты родился, а уж потом Хабаровск, где отец служил в дивизии Хетагурова.
В Хабаровске мы прожили восемь лет, пожалуй- лучшие годы, относительно спокойной нашей жизни. Одно время я даже работала начальником отдела в банке. Счётному делу меня обучил Абакумов: бухгалтер из Любинецких бань, в благодарность за премию которую и он получил за обнаруженное мною золото, а потом заведовала детским садом лучшим во всём Хабаровске. Я была боевая и активная особа: занималась спортом, была капитаном волейбольной команды, играла на сцене в любительских спектаклях и , между прочим, была Ворошиловким стрелком. Когда в Хабаровск приезжал Ворошилов, и были соревнования по стрельбе, я как жена военного тоже участвовала и отстрелялась из пистолета чуть ли не лучше всех командиров. За это меня наградили шикарным тёмно зелёным отрезом крепдешина на платье и золотым медальоном ,а Ворошилов поздравил лично. Но медальон , соблазнившись красивой штукой, утащила, как мы потом обнаружили, подружка дочки и потеряла, а отрез на платье сослужил хорошую, добрую службу, когда я с тобой и Людмилой была в эвакуации в Киргизии в Таласской долине и мы страдали от голода , который устроило там местное начальство, когда туда были сосланы переселенцы из Ингушетии и Чечни.
Много в годы жизни в Хабаровске было и ярких и светлых и печальных событий. И хорошего и плохого , и- страшного, включая 37 год, когда я могла угодить в места не столь отдалённые из-за того, что была в эмиграции. В Хабаровске я родила ещё одну девочку- вашу сестру Влену, -так мы её назвали. Ты может быть, даже её помнишь, тебе было уже 4 года? Но она умерла в грудном возраст от менингита. А самое худшее было то, что жизнь с твоим отцом у нас не заладилась. Кто виноват в этом не могу сказать? Но мне кажется ,что больше всего всё же в этом виноват сам-Василий ,который пошёл на поводу у так называемых его лучших «друзей» и их жён, у наших завистников , у тех, чьи ухаживания я ранее отвергла, у тех кому наша жизнь с
ним в Хабаровске казалась идеальной и вызывала зависть. Из Хабаровска в Кременчуг ,по переводу Василия на Украину с повышением его в чине, мы приехали перед самой войной,
но были уже почти чужие друг другу.
А всё начиналось в Красноярске, в который я, уже пройдя в жизни все круги ада, попала по этапу в качестве заключённой, или, как говорится, в качестве зэчки. Многие «девчонки» на пересыльном пункте - мои новые знакомые, где все мы с тревогой в сердце дожидались дальнейшей нашей участи, почему-то очень откровенно рассказывали мне о себе душераздирающие «истории». Их было, по настоящему, жалко, но ведь и у меня самой была непоправимая беда, непоправимое горе и большая обида на жизнь. Не сочувствовала я почему-то только одной особе, которую все называли пани Миронова. Она была приблизительно моего возраста, вся в рюшечках и бантиках с довольно смазливым лицом и с удивлённо- непонимающими голубыми глазами. Пани Миронова была очень приставучая , и от нее было очень трудно избавиться, трудно отвязаться. Однажды, когда она в очередной раз, прилипнув ко мне, рассказывала: какая у неё была чудесная квартира, какая мебель и какое чудесное фортепиано и кто, из тех, кто её посадил, будут теперь этим всем пользоваться, на площадке для наших «гуляний» внезапно поднялся непонятный сильный шум. Один охранник, сильно ругаясь, кричал на какую-то женщину, схватил винтовку наперевес и щёлкнул затвором. Все замерли, а женщина на которую он кричал, спокойно стояла и слегка усмехалась. Она была лет около сорока, высокая статная и красивая, похожа на цыганку, но не совсем. Особенно выделялись её красивые большие чёрные глаза, в которых чувствовались ум и сила. Одета она была со вкусом,- и скромно и элегантно, приблизительно так ,как одеваются известные актрисы, (мы пока ещё были одеты в то, в чём нас взяли из дома), а утром стало известно, что охранник, накричавший на эту загадочную женщину,- был убит. Кто, что и как: никто, ничего не знал ,никто ничего не мог сказать. На следующий день, косвенно наблюдая за ней уже с большим любопытством ,я заметила, что все бандитки ,как я их называю,- а их сразу видно, проходя мимо этой женщины как-то ёжатся , сжимаются и стараются побыстрее мимо неё проскочить. Это было очень забавно, очень интересно, а «мои девчонки» сообщили мне по большому секрету, что эта женщина- глава, или начальница всех бандиток, что она- цыганка, прошла очень суровую школу жизни, -и Крым и Рим и медные трубы , что она « в законе» и была до последнего времени актрисой московского театра Ромен. Однажды, когда я случайно проходила мимо неё, она, увидев в моих глазах немые вопросы и любопытство, еле заметно усмехнулась. Эта странная загадочная женщина почему-то вызывала к себе уважение и симпатию. Про себя я прозвала её Ладой. Это имя, на мой взгляд, ей очень подходило. А на следующий день нам объявили, что бы мы все без задержки собирались «на выход» с вещами. Снова заныло от дикого страха сердце, а в голову полезли чёрные думы. Куда же несёт нас нелёгкая? Что будет впереди? Увижу ли я когда ни будь своих детей? О, Господи-господи ,помоги. Помоги, о Господи.
Вот тогда-то, сынок, я и узнала два новых слова: Фатьяниха и Норильск. Нас, в спешном порядке перебазировали ,вернее перегнали на пристань к Енисею и очень оперативно, как какой-то товар загрузили в баржу, название которой ты знаешь и имеешь о ней какое-то представление. Но ты не можешь себе представить того ужаса, того кошмара ,что был случае моего плавания на этой злополучной посудине. Трюм до отказа набитым испуганными озлоблёнными, ссорящимися из-за пустяков женщинами, решётки на люках, через которые в трюм как-то проникает воздух и видно клочок свинцового неба, а с другой стороны решётки- попки с винтовками наперевес и с их ухмылками и репликами :- смотри, какое кино, какой кобылятник мы охраняем.
Куда мы плывём нам не сообщили ,но среди нас как бы по секрету вертелось слово- Норильск ,которое мне тогда ничего не говорило. Я пристроилась на втором этаже нар у какой-то стенки и была рада, что отвернувшись от всех , смогу хоть минуту побыть сама с собой наедине. Недалеко от нас расположилась со своим «штабом», и та загадочная женщина, актриса театра Ромэн , которую я прозвала Ладой. Во время обеденной кормёжки ко мне подошла её посланница- на вид довольно интеллигентная женщина и называя меня то на ты, то на вы сказала, что Ладе ( я так буду её называть ) сказали, что ты умеешь хорошо рассказывать и желает, чтобы вы что ни будь рассказывали пока мы будем плыть. Я конечно безо всякого согласилась. Мои девчонки стали меня прихорашивать, а по знаку Лады, насколько я поняла, мне стали наливать
дополнительную порцию супа и ещё чего -то. Все с любопытством на меня смотрели, а я попросила своих девчонок пойти и сказать, что вот этого совсем не нужно делать. «Лада» только на меня внимательно посмотрела, но ничего не сказала. Для пересказа на Фатьянихе я выбрала очень эффектную, чрезвычайно интересную эпопею об историческом прошлом Грузии –«Георгий Саакадзе». Когда-то, ещё в в Хабаровске, я с огромнейшим интересом прочла две книги Анны Антоновской: Великий Моурави ,или- Пробуждение Барса, а в 1943 году посмотрела поставленный по ним фильм «Георгий Саакадзе».Во время моих рассказов наступала полнейшая тишина, а я ,кажется тогда превзошла саму себя. Помогало мне то, что я видела фильм и это позволяло мне кое что импровизировать от себя и выделять роль женщин и их любви к Георгию, что это помогало в его невероятно мужественной и смелой борьбе . Мне показалось, что ко мне все стали как-то лучше относиться. И интересно было наблюдать, как у некоторых бандиток во время рассказа исчезает с лица злая и тупая маска, которой наградила их неудавшаяся жизнь, а появляется задумчивость и проступает лицо нежной и любящей женщины.
Нас стали чаще выводить на палубу. Это как-то успокаивало и добавляло душевных сил. Глядя на могучую и величественную сибирскую реку с пустынными поросшими тайгой берегами, в сердце поневоле заползал, с одной стороны, страх: куда же, в какие сибирские тар-тарары нас тащит эта деревянная посудина , а с другой стороны, величие природы заставляло тебя быть сильней и мудрей.
Но во время таких «прогулок». почему-то в голову лезли самые страшные воспоминания, и самое страшное, это- война . Вдруг, в памяти возник Кременчуг и уход Василия - твоего отца на фронт. В последние дни мы уже были совершенно чужды друг – другу. Так мне казалось. Не перемолвились ни одним словом, а через пять дней после начала войны он уходил на фронт из дома…. навсегда. На прощанье он сказал. Ты знаешь Августа ,я абсолютно ни о чём не жалею, жаль только, что у нас тобой не получилась жизнь. Ты у меня такая…. хорошая и я тебя любил, да ,пожалуй, люблю и сейчас. Через месяц пришло извещение, что Василий пропал без вести.
Из Кременчуга я с вами двумя, с соседкой Валентиной- врачихой из Ростова на Дону, ты её должен помнить, и её сыном Генкой, мы бежали уже тогда, когда немцы были на окраинах города и обстреливали город из пушек. На пустом вокзале тишина. Стоит всего лишь какой-то десяток грузовых вагонов без локомотива ,забитых грузами и людьми. Куча наших вещей, и мы при ней. В вагоны нас не пускают, а я ещё должна в комендатуре подписать на эвакуацию документы. К счастью, комендатура ещё действовала и была недалеко . Когда я как сумасшедшая бежала обратно, то впереди меня бежала какая-то женщина, Перед самым вокзалом послышался свист, или вой снаряда и грохнул страшный взрыв. У женщины, которая бежала впереди, снарядом вырвало бок, она упала. Я по инерции, в горячке в полу сознании, перескочила через неё, на ватных ногах добежала до вокзала и обмерла. Ни кучи наших вещей
и никого около вагонов не было, но из последнего вагона мне кто-то нетерпеливо нервно и призывно махал рукой. Едва я залезла, верней меня втянули в этот вагон, как состав тронулся.
На одной из «прогулок» по палубе, я стояла у борта баржи и смотрела на дальний берег, занавешенный светлым туманом, отчего река казалась ещё шире и многоводней. Мимо меня впрошла Лада и незаметно, молча, сунула мне в руку какой- то маленький свёрток. В свёртке была чистенькая бумажка, а в ней несколько кристалликов соли. Боже милостивый, да в обычных условиях человек даже не может себе представить , что это за царский подарок: несколько кристалликов соли, когда невкусную и едва-едва солёную пищу с большим трудом можно проглотить. Какое же наслаждение можно испытать от малюсенького кристаллика соли, отчего на душе становится светлей, а на глаза поневоле наворачиваются слёзы. Видно знают эти бывалые люди, «Почём фунт лиха». Я горячо и растроганно поблагодарила глазами Ладу. Она ответила едва заметной , но довольной усмешкой, и вообще до самого Норильска мы не перемолвились ни одним словом, а разговаривали только глазами.
И наконец, мы прибыли в Дудинку. Ещё один, может быть худший из всех, пересыльный пункт,- ещё один дикий человеческий кошмар. Сама же Дудинка - порт с кучей подъёмных портовых кранов- всего лишь- неприглядный посёлок без единого деревца с деревянными домами и хмурым серым небом. На нары в пересыльном пункте невозможно было лечь и даже сесть. Они сверх всякой меры кишели клопами и вшами. Я в ужасе с узелком своих нехитрых вещей на чём-то просидела, или ,просто, простояла всю ночь у входа в помещение и почти уже не помню как очутилась в Норильске.
И вот, -Норильск .Гора Шмидта, или- Шмидтиха , а у подножия -бараки, бараки, белые длинные бараки, Великое множество белых бараков, колючая проволока и вышки, а на них попки с винтовками. Ну, всё,- приехали. Оказывается, можно ссылать и отправлять подневольных людей не только в Сибирь, но и гораздо дальше,- на Север, например, в Норильск , в такие вот прелестные лагеря и здесь тебе предстоит провести не несколько дней, а долгие годы. Можешь представить себе, какие чувства испытывает человек в таком положении , впервые сюда попавший . Сейчас о таком даже страшно вспоминать и рассказывать, но жизнь, -есть жизнь и, оказывается, человек, пока у него есть хоть какая-то маленькая капля надежды, может преодолеть в жизни всё, даже- самое страшное.
- Был конец лета, продолжала мама, Я стояла у колючей проволочной ограды и увидела:
недалеко от ограды, но с другой её стороны ,т о есть на воле, как мимо лагеря шли молодые парень и девушка, а у девушки в руках был большой букет Жарков . Эти цветы, это чудо природы Севера от которых трудно оторвать глаз, я видела впервые. Вот тогда- то я очень остро, до боли в сердце, почувствовала, с одной стороны, что такое неволя, а вид этих удивительных цветов породил в душе надежду, что, я преодолею и эту беду, что и в этих не нечеловеческих условиях человеку необходимо бороться и выживать.
- А Фатьяниха , Венька, - это название какой-то речки в Красноярском крае.