- Да уж, ничего себе книжечка! - восклицали ученицы, продолжая рассматривать "Вертера". - Неужели Нерон правда это читает?
- А что бы тогда она делала в его сумке?
- Да просто... Он же презирает высокие чувства и женщин а тут такое... Сентиментальный роман о герое, покончившим с собой из-за любви!
- Но это ведь достаточно старая книга, и еще та надпись... Кто же такая "милая Наташа"?
- Действительно. Валек-то понятно кто - это уменьшительная форма имени Валентин, но все же... Как то не сходится.
Обсуждение таинственной книги могли бы продолжаться еще долго, как вдруг кто-то из учениц услышала в коридоре приближающиеся шаги и успела предупредить товарок. Роман поспешно убрали на место в сумку, а когда в класс вернулся Басланов, все ученицы уже спокойно сидели за партами.
- Что ж, поскольку совсем скоро прозвенит звонок, вы можете быть свободны, на следующее занятие я задаю только повторение предыдущих тем. - немного устало проговорил Валентин Григорьевич, после чего забрал наконец свои вещи и вновь покинул класс. Воспитанницы искренне радовались осуществлению своей задумки, но их по-прежнему съедало любопытство - так хотелось узнать побольше об истории странной книги.
Следующим был урок французского языка. Как всегда безмерно довольный новой встречей с будущими выпускницами месье Пайротт с улыбкой их поприветствовал и, сказав парочку невинных комплиментов, начал занятие.
- Итак, les jeunes filles, сегодня мы будем изучать понятие la contradiction, то есть, противоречие. Уверен, вы знаете значение этого слова, можете объяснить мне его на французском?
- Оui, facile. - уверенно ответила Сабурова, после чего добавила на русском, - Я даже могу привести наглядный пример того, когда человек противоречит собственным словам и убеждениям. - последнюю фразу девушка закончила со злорадной улыбкой.
- Vraiment? Superbe! Начинайте же.
Продолжая с вызовом смотреть в сторону одноклассниц, Александра ответила, что классическим случаем противоречия можно считать человека, публично заявляющего о своей ненависти к женщинам и сентиментальным суждениям, но втайне хранящим у себя романы конца XVIII столетия, такие как известнейшее ранее произведение Гете. Под конец учитель ей искренне поаплодировал, а товарки глядели на "торжествующую мстительницу" не то с восхищением, не то с некоторым страхом.
И только одна Запольская уже в самом начале ответа Сабуровой не находила себе места. Она сразу поняла, что Александра нашла наконец удобную возможность унизить Басланова, пусть даже и не прямо. И на этом злопамятная парфетка едва ли остановится.
Закончив слушать похвалы в свой адрес и удостоверившись, что в журнале напротив ее фамилии появилось число "двенадцать", Сабурова спросила француза:
- А как вы сами считаете, такого противоречивого человека из моего примера можно назвать хорошим?
- Je ne peux pas dire... Не могу сказать за всех, но лично от себя заявляю: сам я не назвал бы данного противоречивого субъекта своим другом и просто приятным человеком. Jamais! Это просто низкий лицемер, не больше.
- Je vous remercie, monsieur. - Сабурова сделала легкий поклон. - Ваше мнение было чрезвычайно важно для меня.
В тот же момент в классе раздался сдавленный крик. Сразу несколько десятков голов повернулись в ту сторону, откуда он донесся и увидели странную картину. Вся бледная и буквально дрожащая как в лихорадке Запольская резко встала со своего места и произнесла: "Я занозила себе палец, мне необходимо выйти. Сашенька, пойдем со мной, поможешь мне его по дороге перевязать."
Само собой, месье Пайротт тут же отпустил обеих учениц и продолжил занятие, взяв с других девушек обещание, что на следующей перемене они ему расскажут, все ли с Лизой в порядке. Едва выйдя из класса, Запольская, у которой в действительности, конечно, никакой занозы в пальце не было, буквально набросилась на Сабурову.
- Ты что себе позволяешь, а? Ты кем себя возомнила! - начала было возмущаться девушка. - Ты воспитанница института или уличная дикарка в конце концов! Я не позволю себя бить! Я сейчас закричу!
- Как ты... как ты посмела, как ты могла... - задыхаясь, проговорила уже раскрасневшаяся Лиза. - Ты понимаешь, что только что оскорбила Валентина Григорьевича, причем так жестоко! Какое тебе вообще дело до того, что за книги он носит с собой?!
- Да я ему воздала с лихвой за все, что мне из-за него еще с начала учебы пришлось пережить. - гордо заявила Сабурова. - Разве это правильно с его стороны: строить при всех из себя циничного женоненавистника и тайком почитывать сентиментальные романчики, будто он сам барышня какая-то! Я давно уже говорила, что выведу Басланова на чистую воду, что сорву с него публично эту проклятую маску. А ты со своим обожанием нового учителя мне не помешаешь.
- Только попробуй еще раз такое сделать... - продолжала гневно шептать Лиза. - Я тебя тогда...
- Что же? Ударишь? Мы же не мальчишки, чтобы драться. Давай решим все мирно, ma ch;rie. Так сказать, по-сестрински. Я ведь сегодня не назвала прямо имя Басланова, просто привела его как пример, даже не сказала, что он взят из жизни. И что здесь такого непростительно-преступного? Да Пайротт в жизни не догадается, о ком шла речь?
- Боже, пусть это будет так, а не то я за себя не ручаюсь. - произнесла в ответ Запольская, с силой вонзив ногти в собственные ладони. Сабурова лишь насмешливо подняла брови.
- Будет уже тебе играть роль его ангела-хранителя, и без тебя не пропадет наш Нерон-Вертер, этакий Двуликий Янус! Пойдем теперь в умывальню, сделаю вид, что промывала твою ранку, а то нас могут здесь увидеть.
Понимая, что на сей раз Сабурова права, Лиза последовала за ней.
* * *
Но Александра оказалась не права насчет легкомысленности месье Пайротта: молодой француз, как известно, уже прежде беседовавший со своим коллегой на подобные темы, тут же догадался, о ком шла речь. Однако ему хотелось узнать всю правду у самого Басланова, и поэтому во время большого перерыва он вновь попросил историка составить ему компанию на прогулке.
Теперь уже почти все деревья в саду казались золотистыми, и листья многих начали облетать обильнее, чем было прежде. Совсем скоро ночные заморозки приведут к тоненьким корочкам льда на лужах и инею на умирающей траве. Поэтому ученицы и преподаватели пользовались каждым удобным случаем, чтобы провести на прогулке последние часы ранней осени.
Поначалу медленно гуляющие по саду Басланов и Пайротт обсуждали всякие незначительные мелочи, однако француз медленно двигался к своей цели.
- Жаль, что сегодня с нами нет monsieur Аверина, он бы так поэтично расписал нынешнюю картину осени... - вздохнул Пайротт.
- Возможно, но я не любитель стихов о природе и на отвлеченные темы. - ответил Басланов. - Они не производят на меня сильного впечатления.
- Il est entendu... - француз изобразил разочарование. - А какую же литературу вы любите? В прошлый раз вы так и не сказали об этом.
- Сейчас я читаю больше исторического, а также сочинения Гомера и Платона, если есть возможность.
- Да, а из современного или прошлого века классицизма и сентиментализма, эпохи великих просветителей? "Новую Элоизу", par exemple.
- Может, когда-то и читал, сейчас уже не помню. - рассеянно сказал Валентин Григорьевич.
- А как насчет бессмертного Гете, автора "Фауста" и "Страданий юного Вертера"? Это поистине прекрасные книги.
План француза сработал: услышав название последнего произведения, Басланов несколько изменился в лице и невольно замер на месте.
- Да, я читал это несколько лет назад, но зачем вы спрашиваете? Для чего вам это знать?
- Только из интереса, уверяю вас. Пройдемте, кстати, хоть в этот раз к пруду, s'il vous pla;t. Как раз таки в столь нелюбимой вами поэзии о природе пруд с давнего времени считался мистическим местом в каждом саду или усадьбе, являясь прибежищем русалок и прочей водяной нечисти...
Говоря это, месье Пайротт продолжал вести Басланова в сторону институтского пруда. Историк, по-видимому, был погружен в какие-то размышления, и потому не сразу понял, что происходит. Только когда мужчины уже подошли совсем близко к берегу, Пайротт показал в сторону воды и добавил: "Видите, он уже покрылся тиной, так всегда перед зимой бывает... В сумерках посмотришь и сразу поверишь, что здесь живут всякие водные создания, которые так и ждут случая, чтобы незаметно схватить тебя и утянуть под воду, поглубже..."
Не успев договорить, француз увидел, что с его коллегой начало твориться что-то неладное. Побледнев как мертвец от одного взгляда на воду, Басланов вновь судорожно поднес руку к воротнику и шепча "Нет, нет, только не сейчас", начал дрожать всем телом. Уже испугавшись, Пайротт попытался спросить, что случилось, но Валентин Григорьевич не отвечал, только сильно сжал его руку, опасаясь, что вот-вот может упасть.
- Что с вами? Вам плохо? Может, позвать кого? Я... - бормотал в замешательстве француз, от волнения ужасно коверкая родной и русский языки. - Да отпустите меня, вы мне сейчас кисть сломаете, я вас поддержу лучше!
С трудом высвободив руку, Пайротт помог Басланову на себя облокотиться, но тот продолжал трястись, широко раскрыв глаза и рот. Его губы в уголках приобрели синеватый оттенок, а на лбу выступил холодный пот. Только через несколько минут он немного успокоился и тихо произнес: "Ничего... Оставьте, теперь все в порядке."
Прислонившись к растущему неподалеку дереву, Валентин Григорьевич, окончательно придя в себя, посмотрел на испуганного француза и сказал:
- Теперь вы знаете, что бывает, когда я вижу воду в пруду, почему я ее так не люблю.
- Э-э-т-то что, у в-вас фобия такая? - спросил Пайротт, заикаясь.
- Можно и так сказать.
- А то я с-сперва решил, что у вас эп-п-илепсия или вроде того, вы так дрожали, как будто сейчас потеряете сознание.
- Пустяки. Просто не показывайте мне больше этот пруд, и все. Нам уже пора возвращаться.
- И все-т-таки вам нужно в лазарет, вы очень п-плохо выглядите. Я вам помогу дойти.
- Да не утруждайтесь... - Басланов попытался возразить, но француз настоял на своем.
* * *
Вечером, находясь в том же лазарете с якобы пораненной занозой рукой (с добрым доктором Аристарховым воспитанницы всегда могли договориться и отдохнуть по "болезни" пару дней от занятий), Запольская, лежа в постели и собираясь спать, внезапно услышала доносящиеся из соседней комнаты голоса. Поскольку кроме нее в палате больше пока никого не было, девушка решила узнать, кто может разговаривать в подобном месте на ночь глядя. Тихонько подойдя ближе к стене и прислушавшись, девушка поняла, что это говорит сам доктор.
- Да... Что здесь сказать... Ничего серьезного, просто нервы. Реакция на пережитые в прошлом события. Вам лучше будет постараться забыть о них или как можно реже вспоминать.
- Просто прошло уже девять лет, а я все никак не могу полностью оправиться. - послышался голос Басланова. - Стоит мне только посмотреть на воду в пруду, так... Это еще хуже, чем реакция большинства женщин при виде крови, мне снова кажется, что я там, почти на дне...
- Не мучьте себя. Отдохните. Через пару дней еще поговорим. Вы и так счастливый человек, Валентин Григорьевич, если после случившегося тогда бронхит прошел без последствий и видимых следов.
- Да, но след остался в душе, если она еще у меня есть. - мрачно ответил Басланов. Затем он попрощался к доктором и, видимо, ушел, поскольку наступила тишина.