Лиричная песнь для меня,
все равно что расплывающееся лицо
в унитазной воде.
Мысль о нежности в смех повергает,
пошлой шуткой как завесой прикроюсь,
томления пыл удержу я в узде.
Так хотя бы,
пускай этот стих,
пригорошней птиц полетит он к тебе.
Глаза его две смеющиеся рыбки,
вечно плывущие навстречу друг другу,
двух океанов соленой воде.
Сам он - оранжевый тигр
застывший в прыжке.
Пугающий сотни макак.
В полузаброшенных
тропических
городах.
Беспечальный,
безрассудный,
отчаянный,
хмель пьющий словно айран,
с сухощавым телом гепарда,
валит вороную кобылу
и страстно ее алкает.
Единственный зеленый лист
в этой мутной воде,
из шрамов сотканный
и из сигарет,
приблатненной фразой
как саблей кривой,
дерзким повесам ломаешь хребет.
Метким словом как камчой отхлестаешь,
мастеров рифмоплетства в вату катаешь,
любым недоумкам закроешь ты рот.
Говор твой - что ветер,
золота слитки,
кинжалы, вонзающие в сердце клинки.
Разноликие девы тебе отдавались,
не сравниться мне с ними в искусстве любви.
Сотни имен ты выдумал мне,
накликал,поставил прозвищ в избытке.
Арканом тянешь слова из меня
в тщетной попытке.
Имя твое - иссеченная затейливо руна,
имя мое - теряется в сотне тысяч имен.
Кожа кровожадной пантеры,
шелком струится
в теле смуглом твоем.
И лишь смерти тщедушной
я ненамного темней.
Старик и младая дева,
ребенок и почтенный муж,
всегда тебя все видеть рады.
А я - исступленный дикарь горбатый.
Похвалы твои, что кошке ласка
Щурю глаза хоть и не солнечный день.
И шерсть поднимается дыбом
от хвоста до макушки.
Легко разожгешь душевное пламя,
искры хохота высечешь из людей.
В поле взбежишь,
руками взмахнешь
как птица крылами,
закричишь...
В ночь
табун печальных дум разгонишь ,
водопад моих слез остановишь,
тучи сомнений прогонишь ты прочь.
Возмутитель спокойствия,
камень, брошенный в середину реки,
завидя тебя,
копыта в груди
переходят на бег.
Черно-белой жаждой поглощен,
глаза горят, желая "Старую Синьору".
Накормлены букмекеры.
Все ставишь ты на кон, ох шайтан!
Где-то молодая синьора
снова печально зрит в свой стакан.
Тысяча песен, три сотни историй,
добрая порция пословиц извне,
где это видано,
чтобы столько рассказов
помещалось в простой голове.
Где это видано,
чтобы лета марево
средь зимы появлялось.
О, где это видано!
Чтобы поджарый тазы
в холку быку бесстрашно цеплялась.
Был бы голос - соловьем пропела.
Был бы талант - скульптуру сваяла.
Был бы танец - если бы умела
владеть несуразным телом.
Слить слова воедино,
мозаику букв слепить
все что могу, вместо
сотен даров предложить.
Не быть мне завидной невестой,
и смиренной женой мне не быть.
Увы!
Пойми.
Я - боящаяся даже плача детей.
Душа твоя - плодоносный сад,
песнь предков
за грубым шершавым забором,
в моей же найдешь ты монстров свору,
жрущих друг друга,
содрогаясь
от самих себя.
Я - что округлый круп лошадиный
за версту обхожу стороной.
Но мне нравится как говорил один
себе на уме
очень старый и мудрый парень:
Долой разговоры!
Ведь вся истина в вине.
Давно откупорен желанной бутылки пурпур,
дивные баллады
о жизни, о смерти,
под древней луной
не устану ведать тебе.