В кают-компании на теплоходе «Рубцовск» чиф зачитывает циркуляры, полученные из пароходства. Мы ж не знали сами, как жить, вот и получали инструкции. Справа капитан, между ними дед. В нижнем правом углу спит начальник рации.
Мой единственный командир после мастера. Безобидный, тихий и порядочный человек. Иногда в нем просыпалось буйство, и он мог чего-нибудь отчебучить, типа купить за 8000 иен однокассетный магнитофон в Токио, когда за эти деньги умудрялись покупать целые системы: магнитофон, усилитель, проигрыватель и тюнер в одной посуде.
Однажды он сделал мне неожиданный подарок. Записал на свою новенькую игрушку с эфира песню «Черный тюльпан» Розенбаума. Весь рейс вышибала из меня слезу: «В Афганистане, в «черном тюльпане», с водкой в стакане мы молча плывем над землей...».
За спинами высшего комсостава дверь на камбуз. На этой двери во время рейса развешивалась простыня, и чуваш-электрик показывал на ней советские фильмы. Напротив камбуза был маленький закуток с кинопроектором. Я всегда останавливался у двери рядом с кинобудкой и, не заходя в кают-компанию, в сотый раз смотрел «Иван Васильевича» или «Кавказскую пленницу».
Во время просмотра фильма у поварихи была привычка подходить ко мне тихонечко сзади, класть свои огромные сиськи на мои худые плечи и спрашивать о фильме: «Чо, опять про море?» Пышная дивчина была с юмором, фраза про море из старого итальянского фильма «Синьор Робинзон».
В Самарканде за билетами на этот фильм была очередь, как на индийский. А такие выражения из картины, как «динь-динь», до сих пор вызывают у меня улыбку.
Иногда менялись фильмами с рядом стоявшим судном. В кают-компании еще стоял телевизор, но показывал он только у японских и американских берегов, потому что был куплен, как хлам, задарма, в одном из портов Японии.