Уладив все юридические вопросы, Антон принял решение о немедленном возвращении в Россию, туда, где находились сейчас его братья, где был его пусть и затухающий, но всё ещё теплящийся бизнес. Да, он знал и был в курсе всего, происходящего там, но знать со слов пусть и надёжного информатора – это одно, а видеть самому и принимать непосредственное участие совершенно другое! И, кроме всего прочего, события последней недели, приведшие к окончательному разрыву отношений с женой, к которым был, как оказалось, не готов пока, или не готов к тому, что именно от неё будет исходить инициатива, чуть ли не выбили почву из-под ног, заметно поколебав прежнюю уверенность в чём либо… Да, им давно уже не комфортно рядом друг с другом, да, они всё проще и с большим желанием расставались и на всё более длительные промежутки времени, обманывая самих себя тем, что ей проще, легче находиться с детьми, к примеру, здесь, в Греции, а не в России, из-за более мягкого климата и вообще условий проживания, а он, в свою очередь, ссылался на невозможность оставлять на долго бизнес… Но оба знали, что это просто самообман, что, конечно и безусловно, не могло сближать, а, наоборот, действовало в обратном направлении… Антон никогда не задавался вопросом, как она справлялась, например, с зовом собственной плоти… Ведь, не могло же быть так, что он, этот самый зов, отсутствовал у неё полностью, атрофировался, так сказать, за ненадобностью… Однажды заметив её крайнее недовольство от интимных контактов, он всё реже и реже стал на них настаивать, чуть ли не угодив при этом в ловушку импотенции, собственной несостоятельности как мужчины… Спасла от развития комплекса неуверенности Сашенька, но Нина… Как выходила она из подобной ситуации? Её поведение не поддавалось никакому вразумительному объяснению, во всяком случае, у него ответов не было… Что могло произойти, случиться с вполне нормальной до этого, адекватной женщиной, матерью, чтобы она могла вот так, не задумываясь (или, наоборот, всё тщательно продумав, что ещё страшнее) уйти, бросить рождённых ею самой детей?
Удивляясь себе, Антон никак не мог перестать об этом думать: «Почему? Ладно, допустим, что стал безразличен я, но дети… Как она кричала-то? Я не хотела их рожать! Ты заставил… Ложь! Откровенная и беспардонная ложь, особенно во втором случае! Да и в первом... Я же помню, как мы радовались, как были счастливы, как она ворковала над мальчишками, отказываясь даже от помощи няни! Кормила грудью больше года, вовсе не заботясь о собственной внешности. Да и вторая беременность… Ведь именно я отговаривал её тогда… «Хочу дочь!» И вдруг… Откуда, с чего бы такое бездушие, которое могло бы быть объяснимо только в одном случае: если бы она сошла с ума… Допускаю, что новому избраннику не нужны её дети… хотя, если любишь женщину целиком, то как можно не любить часть её? Но, к счастью или нет, никаких явных признаков душевного расстройства не заметно… И потом, никогда прежде он не замечал за нею прямо-таки оголтелой алчности! Наоборот, для вполне состоятельной женщины, Нина весьма равнодушно относилась к побрякушкам, тряпкам, на которые так падки дамы её окружения… Нет, она любила красивые вещи, но обладала не только превосходным вкусом, а ещё и чувством меры! Никогда не впадала в крайности болезненного шопинга. В её гардеробе имелись дорогие и даже очень дорогие вещи, но ничего сверх того, чтобы выглядеть достойно и согласно приличиям, ничего вульгарно-вычурного, напоказ… С неё брали пример! И ещё – ему никогда не было стыдно за свою жену – что правда, то правда! Его жена всегда и во всём была безупречна, чего бы это не касалось… кроме, пожалуй одного: поведения в спальне…
"Стоп! – остановил он перечисления достоинств жены – Что же из всего выше перечисленного следует? Получается, что вся вина на мне?! В плане охлаждения – допускаю, хотя прежде с её стороны не раздавалось никаких нареканий, но - допускаю… Разные темпераменты или ещё какая-нибудь подобная чушь, но… Но разочарование в муже не могло повлечь за собой отвращение к материнству как таковому! Или могло? Нет, всё-таки логичнее – наоборот! Да, Нина Ивановна… загадала ты мне загадку… ребус, да и только! Уж не попала ли ты в какую беду, голубушка? Кто та сволочь, что сумела за такой короткий промежуток времени – пару лет, не больше – так промыть мозги, что главное предназначение женщины – материнство – оказалось для тебя тяжким и отвратительным бременем? А, может, и запугал, запугал настолько, что ты, желая уберечь малышей от грозящей им беды, решилась поставить крест на собственной душе, отречься от самой себя, лишь бы они находились как можно дальше, под моей неусыпной защитой? Но тогда, в этом случае, насколько же глубока твоя вера в меня, в мои возможности, как сильна твоя любовь ко всем нам? Нина, Нина… Где же мне искать ответы на незаданные тобою вопросы?"
Прилетевшая вдруг мысль, словно недостающий пазл, сразу же сделала «читаемой» картину промелькнувшей недели, последних дней, когда Нина была ещё рядом… Потому, как если он сейчас ошибался, то исчезал смысл не только их брака, как такового, но самой жизни вообще, обесценивая любые уклады и приоритеты… Антон знал себя, как никто: если бы не охлаждение к нему жены, ни о какой серьёзной измене с его стороны не могло бы быть и речи! Может, и случались бы какие-нибудь «одноночки», которые, по большому счёту, и изменой называть смешно, поскольку сразу же после разрядки ни имени, ни фамилии, ни просто внешности под страхом смерти и то не сумел бы вспомнить, хотя и это могло бы рассматриваться как оскорбление для жены – факт, который мужчины на протяжении веков безуспешно пытаются оспаривать… Почему безуспешно? А потому, что против возможного аналогичного поступка со стороны жены вразумительного аргумента не существует, то есть, что вполне допустимо, на их взгляд, для них самих, для жён – табу, запрет и – без обсуждений!
За что он мог корить себя теперь, так это за то, что тогда, когда прозвучали первые «звоночки», просто отмахнулся от них, ушёл в себя, обиделся, не попытавшись вникнуть и разобраться… Расценил поведение жены как каприз, причуду… На первых порах, и это правда, приставил к ней «хвост» с целью проследить не появился ли у неё кто, не осмелился ли кто осквернить их супружескую постель, благоухавшую до тех пор не сравнимым ни с чем ароматом чистоты и верности друг другу? Нет! Ни в чём предосудительном его жена замечена не была! И это ли не повод для него встревожиться уже в другой раз? Но и он услышан им не был… Дальше – больше… Постепенно у каждого из супругов организовалась как бы своя, обособленная, замкнутая на себя, отдельная жизнь… Всё больше появлялось недомолвок, недосказанностей, всё проще было оставаться без второй половины как ему, так и ей…
Антон вдруг вспомнил, как Нина в первый раз оставила его одного на всю зиму, решительно заявив, что до лета не вернётся… Чем она тогда всё это объяснила? А… Болезнью маленького Ваньки! Кричала, называла жестоким, бессердечным… плакала… И он уступил, сдался… А после это стало повторяться всё чаще уже и без такой грустной причины… А потом заболел сам и появилась Сашенька, как утешительный приз, улыбка радуги, раскрасившая его серые будни в тона радости и надежды… Саша… Мягкая и неистовая, полностью раскрепощённая в страсти, в которой для неё не существовало никаких запретов вообще, и через мгновение вдруг смущающаяся и краснеющая, как совсем молоденькая неопытная девчонка от, казалось бы, вполне невинного намёка или вопроса… Рационально-серьёзная и совершенно безбашенная, предсказать следующий шаг которой вряд ли было кому по силам… Ему всегда так хорошо с ней! Но и при всём при этом он никогда бы не оставил жену, никогда бы сам не ушёл… Страдал бы, мучился, давал бы самому себе каждый раз твёрдые обещания, что всё, больше ни за что… И, как мальчишка, бежал бы со всех ног к той, что просто взглядом, теплом мягких податливых губ превращала каждое мгновение пребывания рядом с собой в незабываемый праздник, в увлекательное путешествие по звёздным тропам, позволяя открывать всё новые и новые ощущения, наполняя мысли яркой феерией впечатлений от познавания Женщины как высшего божества и собственной роли в её неповторимости!
В минуты подобных размышлений, Антон всякий раз завидовал мужчинам Востока, обладавшим правом иметь столько жён, сколько смогут содержать! Если бы это зависело лично от него, он никогда бы не расстался с Сашей, чего, впрочем, и не собирался делать при любом раскладе, но при этом и не оставил бы жену… Пусть бы они жили в разных домах, пусть бы знали друг про друга, и были бы согласны делить его между собой без вражды и ненависти, как обычно и происходит в мусульманских семьях… Он считал себя православным, искренне, но без излишнего фанатизма, верующим человеком... Однако, ему так не хватало именно этого постулата среди прочих в христианстве как религии, понимая всю наивность, чуть ли не детскость и беспочвенность собственных чаяний… Но самым главным препятствием к осуществлению оных была не столько даже Церковь, её несогласие и непримиримость, а и, в чём не приходилось сомневаться вовсе, неприятие подобного уклада самими его женщинами, через которое никогда и никак не перешагнуть…
Совершенно непредвиденным образом Нина, сама того не подозревая, здорово помогла ему в том, что называется разрывом семейных отношений, став инициатором, виновницей, а не жертвой, поскольку он вряд ли осмелился бы и на этот раз… Антон накануне и представить себе не мог как, какими словами начнёт невыносимо трудный разговор. Как сможет поставить жену в известность о том, что принял решение уйти из семьи? Не от детей – дети статья особая! Перестать быть отцом или матерью невозможно, тогда, как мужем и женой, сплошь и рядом… Он понимал, что предпочтя ей другую женщину, тем самым наносит оскорбление настолько сильное, простить которое будет не так-то просто, если вообще возможно… И вдруг… Но вот то, как она это сделала, если и принесло хоть какое-то облегчение, то лишь на короткое время, поскольку не было ответом на сложившуюся ситуацию внутри семьи, а, наоборот, спровоцировало возникновение целого ряда вопросов, справиться с которыми предстояло ему одному - ждать помощи было неоткуда… Но как? Как это сделать? С чего начать? Понятно, что прежде всего необходимо установить настоящее её место пребывания. Наивно предполагать, что Нина поселится на той вилле во Флоренции, что выторговала у него на последней встрече… Почему он точно бы не сказал, но вот так чувствовал… Скорее всего, она улетела или в Лондон, где у неё оставались подруги по годам студенчества, или в Штаты по аналогичной причине… Скорее всего… Своими силами он вряд ли сможет осуществить решение обозримого ряда проблем уже потому, что «своего» человека в детективных агентствах у него не было… Да и, вообще, в России, как ему думалось, если подобное и могло быть решаемо, то наверняка было сопряжено с такими трудностями, не говоря уже про материальные затраты, что представлялось, и не без оснований на то, не осуществимым вовсе… Однако, ему очень не хотелось, да это было и не в правилах семьи, сдаться, опустить руки… Нет, это не про него!
А потому, для начала, Антон решил переговорить о мелькнувшей у него догадке, вполне объясняющей, на его взгляд, неадекватное поведение Нины, с её дядей и откладывать разговор с ним не было никаких особых причин, если не наоборот…
«Алло! Я слушаю! – отозвался Евгений Семёнович – Я слушаю тебя, Антон! Ты что-то хотел?» «Да! Ты не смог бы уделить мне несколько минут? Есть разговор…» « Ну, а почему бы и нет? Когда?» «Когда тебе будет это удобно!» «А чё тянуть-то? Жду!»
После подписания всех необходимых документов, Нина тут же покинула отель, где все они проживали какое-то время, но ни сам Антон, ни её дядя пока ещё этого не сделали, а потому уже через несколько минут он уже был у него в номере.
Евгений Семёнович встретил его по-свойски, в банном халате, сидя в глубоком кресле на открытой лоджии, причудливо оформленной цветущими лианами прекрасных орхидей, разнообразных по форме цветков и окраске. «Проходи, дорогой! Кофе? - устало приветствовал он Антона – А, может, что покрепче? Ты не стесняйся, будь, как дома!» - сбалагурил, намекая на то, что и сам отель, и ещё много чего было уже документально оформлено в личную собственность вошедшего. «Нет! спасибо! – отказался от спиртного Антон – А вот кофейку, пожалуй, можно! Кофейку я бы сейчас выпил…» «Так за чем же дело стало? Привыкай командовать!» «Да, ну! – отмахнулся от более, чем прозрачного намёка Антон – Сделай, пожалуйста, сам заказ в номер! Я как-то пока ещё не осознаю…» «Ну, хорошо, сейчас распоряжусь!» - и сделал необходимый звонок по внутреннему телефону отеля. Не прошло и пяти минут, во время которых они молчали каждый о своём, не начиная разговора, как раздался деликатный стук в дверь и вошёл улыбающийся стюард в униформе, толкая перед собой сервированный на двоих столик с кофейником и бутербродами…
Антон расположился напротив и, взяв в руки кофейную чашечку, приступил к весьма непростому для себя разговору: «Я что пришёл-то… Скажи, а тебе не показалось странным её поведение?» «Кого? Нины?» - уточнил тот. «Ну, да…» «Смотря что ты называешь странным…» «Да, всё! Начиная с манеры говорить, никогда доселе неслыханной, до выдвинутых нелепых обвинений в мой адрес… И эта ещё её активность в принятии окончательного решения без каких-либо колебаний… Она оказывается знала о моей связи с Сашей, хотя, как нам казалось, мы здорово шифровались… Но принять измену мужа с таким хладнокровием, чуть ли не с радостью… неслыханно! Я-то ждал слёз от неё, упрёков, а тут чуть сам не заплакал, ей-богу... Ой, да не смотри ты на меня так! – воскликнул он, заметив ухмылку на устах Евгения Семёновича – Не стану же я обсуждать с тобой, что привело меня к этому шагу…» «А как я смотрю?» - словно и вправду не понимая о чём зашла речь, переспросил тот. «А так, словно ты сам святой апостол Павел… тоже мне…» «Э… племянничек! Ты говори, но не заговаривайся! Я в святые себя не зачислял и баб у меня, уж конечно, поболее твоего было… Но разница между нами всё-таки есть: я не женат! Свободен, понимаешь? А потому, ни одна из них не сможет обвинить меня в предательстве, то бишь, в измене, не так ли? Когда ты, смею напомнить…» «Так, так… Согласен целиком и полностью, но, что сделано, то сделано… Однако, в измене одного всегда виноваты оба, надеюсь, ты не станешь с этим спорить?» Но тот промолчал, не желая ни соглашаться, ни опровергать, а потому Антон продолжил: «Так вот… Поверь, меня не очень удивило её открытое нежелание оставаться рядом со мною, но вот то, с какой лёгкостью она отреклась от детей - выше моего понимания! Из чего я пришёл к выводу: что-то тут не так!» «Что ты имеешь в виду?» - встрепенулся Евгений Семёнович. «Знаешь, будь я уверен, что у неё на самом деле появился кто-то вместо меня, руку на сердце, только бы порадовался за неё, даже в том случае, что дети остаются со мной… Пообещай она навещать их хотя бы несколько раз в году, я бы возмутился, но, наверное бы понял… Так, ведь, нет же! Ты сам свидетель – сожгла все мосты за собой… Да и то, как она разговаривала с тобой, прости, с больным человеком, который заменил ей отца, и которого она всем сердцем любила, поверь, я знаю о чём говорю! – перебил он, попытавшегося что-то возразить старика – И это тоже не укладывается в моей бестолковой голове…»
После короткого молчания, Евгений Семёнович, как показалось Антону, незаметно смахнул собиравшуюся уже скатиться по щеке слезу, продолжил разговор: «Ну, хорошо… Допустим, что и меня несколько обескуражила какая-то даже не свойственная ей агрессия, но, прости, я до сих пор не могу понять, куда ты клонишь?» «Знаешь… - продолжал развивать свою мысль Антон – Ты для меня тоже как отец, за столько лет, что мы знаем друг друга, у меня не было ни единого случая, когда бы я забыл про это, как и она – верь и не сомневайся! Всё, что сейчас происходит с твоим здоровьем, для меня самое настоящее горе… Самое страшное - это беспомощность... Кажется, ты на всё готов, чтобы изменить, развернуть ситуацию, вывернуть карманы... Но только этому врагу твои деньги без надобности... он не меняет правил "игры", а если и да, то в таких редких случаях, что в это уже никто и не верит... Но прошу – не смей считать себя одиноким! Мы по-прежнему твоя семья! И кончай реветь, не вынуждай меня делать тоже самое…» - и тяжело вздохнув, встал и подошёл к ограждению лоджии.
«Спасибо, Тош… - раздалось через какое-то время за его спиной - Я нисколько не сомневался в вашем ко мне отношении и сам… а, что об этом? Вы – всё, что у меня есть в жизни! Все! И твои братья в том числе! Вы выросли у меня на руках… Я всю жизнь, и тебе это известно, любил только одну женщину – вашу маму… а потому… Но, что ты хотел о Нине-то сказать?» «А то, что нет у неё никого! Чего я опасаюсь больше всего, так это того, что она попала в какую-то жуткую переделку, страшную беду… Разрывая все отношения с нами, она тем самым пытается нас от чего-то уберечь, если не спасти… Вот как я понимаю весь тот спектакль, что она так старательно разыгрывала перед нами!» «Ни фига себе! - аж вскочил с места Евгений Семёнович – Ну, ты и навертел!» «Навертел, говоришь? А ты подумай-ка сам! Ты хоть когда-нибудь видел её такой непримиримо жёсткой, такой отвратительно вульгарно наглой? Я - нет! Я даже подозревать не мог ничего подобного… Столько стали в голосе, такое построение фраз… Нет, конечно, я помню, что она юрист по образованию и обучалась риторике, ведению диалога, но и тем не менее… Словно чужой, совершенно посторонний человек вселился в хорошо знакомую оболочку… Признаюсь, что даже растерялся и настолько, что не смог продолжить говорить с нею – сбежал в номер, сославшись на усталость… Я не узнал в ней своей жены, а за то, что эта женщина говорила и как… только придушить… и больше ничего… Она словно нарочно провоцировала меня, подталкивая к этому... Нина прекрасно знает, насколько я вспыльчив, и тем не менее делала так, чтобы окончательно вывести меня из себя... И этим она себя выдала с головой... Я не сразу понял... Всю ночь не спал, думал и в результате пришёл к твёрдому убеждению: Нина в беде! Ох, мать твою…» - вдруг охнул он от ещё какой-то внезапной догадки и схватился за голову.
«Ты чего?» – ещё больше встревожился его собеседник. «Да я вдруг вспомнил о том, что она говорила в Анечкином видении-то… А не это ли она пыталась тогда сообщить Ромкиной невесте?» «Когда?» «Да накануне моего приезда сюда… Я же тебе рассказывал» «Да, да, да! Что-то припоминаю… Что она там ей говорила?» «Передай Роману, что Нина в беде… В беде, понимаешь? Ну, не твой же приезд к ней на Родос она посчитала бедой? Ты же к ней появился не в окружении спецназа?» «Чего?! Какого ещё спецназа?! Ну, допустим, что я был не один, конечно, но моих охранников она почти всех знает даже по именам!» « Вот-вот! А в том видении её окружали вооружённые автоматами люди…» «Дела… - задумчиво произнёс дядя Женя – Пожалуй, ты прав, племянничек, рано мне помирать-то… Пожалуй, после всего этого в любую мистику начнёшь верить… Ох, даже сердце зашлось… Подай-ка мне вон ту сумочку!» «Какую?» «Да вон там, на столике… таблетки…» «Ох, прости! – засуетился Антон – Тебе самому до себя, а тут ещё я со своими… как не знаю кто…» «Уймись! Пока я жив, меня не может не волновать происходящее с вами, согласен?» «Не знаю… У меня мозги уже закипать начинают…»
«Значит так… - чуть отдышавшись и приняв какое-то лекарство, проговорил Евгений Семёнович – Допустим, ты меня убедил… Допустим, я соглашусь с тем, что племяшка моя влипла в какое-то дерьмо по собственной глупости или обманом каким – не суть важно… Допустим, её застращали так, что при первом удобном случае (а получение наследства от умирающего родственника чем не случай?)она как-то сумела ускользнуть из-под чьего-то влияния или даже надзора, а, может, эти "кто-то" нарочно отпустили ради получения немалых средств, чтобы потом обобрать и она, воспользовавшись выпавшим шансом, сделала то, на что оказалась способна – поставила жирный крест, как ты говоришь, на всём том, что любила и чем дорожила… Допустим… Но, как ей теперь помочь выпутаться-то? Твои предложения!» «Чем помочь я, честно говоря, пока не знаю… По ходу дела разберёмся! Может, это всё и напрасные страхи. Может, у неё всё в шоколаде, а я тут на пустом месте наворотил не знамо чего… Но, согласись, нужно убедиться! Просто необходимо! Несмотря ни на что, я спать не смогу спокойно… Я же на самом деле очень любил её! Тебе-то зачем мне врать…» «Это всё лирика! – перебил его признания Евгений Семёнович – Не пора ли перейти к чему-то более конкретному?» «Ну, как я думаю? Для начала, нанять бы человечка да и пустить бы его по следу… У меня самого, к величайшему моему огорчению, нет таких знакомств… Вот я и подумал, может у тебя или у твоего знаменитого еврея есть…»
Старик задумался… Не желая мешать, Антон тоже умолк, устремив ничего не замечающий взгляд в никуда, но когда молчание уж слишком оказалось продолжительным, продолжил развивать свою мысль, которая реально не давала ему покоя, как бы разговаривая сам с собой: «Знаешь, я был бы первым, кто поставит пудовую свечку за здоровье собственного соперника, любовника собственной, пусть уже и бывшей, жены, если она всё-таки просто ушла от меня… от нас… И не побоялся бы ничьих насмешек, честное слово, нисколько не лукавлю! Мне совсем не в кайф знать, что у неё всё плохо… Дай ей Бог всего самого лучшего в той жизни, на которую она сама себя обрекла, оторвав от груди детей… Мы с ними не пропадём, ты же меня знаешь! Ко всему прочему, я опять же не один – со мной Ромка с Васькой, не говоря уже о Саше… Кто знает, как она воспримет ещё эту новость… Одно дело более, чем состоятельный и пылкий любовник, а другое дело вдруг многодетный отец, на попечении которого четверо маленьких детей, оставшихся по нелепой случайности без материнского внимания и ласки… Но ради них, клянусь, я пошлю её по всем даже мало кому известным адресам, если она только посмеет косо взглянуть на них! Баб на мой век хватит! Дело не в этом…» «А в чём?» – вздохнул, словно очнувшись, тот. «А в том, что Нина… Было же и у нас что-то хорошее! Было! Мне бы только узнать, что и у неё всё в норме! И всё – большего и не хочу, и не жду… Простить всё равно не смогу... не прощу, однако…» « А если нет? Тогда что?» «А вот если нет… Жизни не пожалею, только бы выручить! Отрекшись от семьи, она осталась совсем одна, понимаешь ты это? Ей помощи, хоть обкричись, ждать просто не откуда! А это не правильно! Вот этого мы не можем допустить, никак, согласен?» «Спасибо тебе, Антон…» «Ты чего? За что опять спасибо-то?» - вскочил огорошенный тот, но тут же упал в кресло снова, увидав градом катящиеся слёзы по лицу старика, которых тот то ли не замечал, то ли уже не стеснялся…
«Ты когда в Россию?» - вздохнул, наконец, Евгений Семёнович. «Завтра! Самолёт в 14 часов!» «С детьми?» «А как иначе? Няня там уже собирает вещи!» «Она тоже летит?» «Да! Она же русская… Москвичка, кажется… Я до того не вникал в эти вопросы, сам понимаешь… Просила не увольнять её. Говорит, что привыкла к детям, да и они тоже… Им сейчас лишний стресс ни к чему совсем... Господи, как я им буду объяснять куда мама-то делась? Ума не приложу… Старшим трудно, а уж Юльке с Юркой и вовсе… Ох, Нина, Нина…» «Не охай! Теперь ты у них и за папку, и за мамку…» «Да, знаю я, но… - продолжал тяжело вздыхать Антон – А ты когда домой? И, вообще, какие планы?» «Домой? Сегодня… - взглянул на часы – Мой самолёт уже через шесть часов… Вот что, Антош… Поисками Нины я займусь пока есть силы сам! Не возражай, а лучше послушай! Есть у меня человечек, бывший спецназовец… Я ему дам все координаты и Нины, хотя с нею труднее, чем с тобой, и твои… Он будет держать нас обоих в курсе… В своё время он попал в очень неприятную историю, из которой я помог ему выпутаться… Хороший парень, надёжный! Надеюсь, что он не забыл оказанную ему мною услугу… И ещё. Я срочно свяжусь с Михаэлем… Мне так и так это нужно сделать и не только потому, чтобы просто справиться о здоровье – есть незавершённое дело, которое никак нельзя оставлять таковым… И если у него всё более-менее также, на что очень надеюсь, то постараюсь подключить и парочку его ребят в помощь своему… Я, конечно, могу и без Михаэля к ним обратиться – есть такие полномочия, но, сам понимаешь, это его люди, пусть они и работали несколько раз для меня, хотя бы тогда, когда я сумел вызволить из-под расстрельной статьи Олега, того спецназовца, о котором сказал перед этим… Так что они даже знакомы между собой, что только на пользу делу, согласен? Но через голову всё-таки не корректно прыгать, согласен? Однако это следует сделать ещё и потому, что Олегу может оказаться по силам лишь сбор информации, а если придётся принимать более радикальные какие-то меры да ещё и в другой стране, то весьма проблематично исполнить всё одному... Но в любом случае, я тебя услышал! Более того, считай, что ты меня убедил… Ох, дети, дети… Помереть спокойно и то не даёте…» «А куда ты так торопишься-то? Успеешь, належишься ещё… Сам видишь…» «Да, уж вижу… Ладно! Давай на этом оборвёмся, мне бы пару часов передохнуть… силы-то уже не те… Да и тебе тоже… Повторю ещё раз: спасибо! До связи, Орёл!» «До связи!» - не смог скрыть вздоха Антон, покидая его номер.