«ДИДОНА И ЭНЕЙ» - НИ СЛОВА ОБ ОПЕРЕ.
(Или обыденность простыми словами)
Раздался телефонный звонок.
- Алло!
- Привет!
- Привет!
- Я завтра буду полдня проездом в познакомившем нас городе. У тебя есть возможность приехать? Я соскучился и очень хочу тебя увидеть.
- У меня есть жуткое желание, а вот возможности – не знаю.
- Так ты узнай, бери билет, прыгай в поезд и приезжай. Город и Я будем ждать.
- Хорошо, я постараюсь.
- Только очень хорошо постарайся, иначе долго не увидимся. А для любящих сердец тяжело обходиться без встреч, довольствуясь звонками и письмами.
- А кто тебе сказал, что Я тебя люблю?
- А мне не нужно говорить, я это без слов знаю. А слова придумали, чтобы максимально усложнять людям жизнь.
- Ладно, Я на вокзал, если получится – приеду. Звони!
- Пока!
Странный был день. С раннего утра в голове поселились звуки оперы «Дидона и Эней». Даже не знаю, почему это произведение Перселла периодически напоминает о себе. Обычно это знак того, что у меня что-то не получится. Задумываюсь. А что же у меня не получится? Я на сегодняшний день ничего серьезного не планирую, разве только пару-тройку мелочей: преодолеть нудную и долгую дорогу к вокзалу; купить билет на поезд, ждать этот самый поезд, созерцая в ожидании «Падение Рима»… Почему-то я была уверена в том, что в футбольном матче Римский «Лацио» обязательно проиграет «Фиорентине», да еще и разгромно – вот потому и падение. Такие были планы.
…Сбегаю по лестницам своего темного подъезда, мимо закрытых наглухо почтовых ящиков. Интересно, а сейчас еще хоть кто-то пишет письма? Настоящие, в конверте, с марками, с ровным в самом начале почерком, который к середине письма приобретает некоторую скачкообразность, и главное, с искренними словами… Я когда-то умела ждать такие письма. Теперь не умею, да и не пишет их никто, черт возьми! На последней ступени, ведущей к дневному свету, нахожу чей-то школьный дневник. Он был то ли потерян, то ли специально выброшен бунтующим школьником, как протест против обучения. Заглянула, а оценки-то, в общем, неплохие. И снова мысли – когда-то я умела ждать письма, когда-то я любила их писать, когда-то я тоже училась в школе… Хватит! Бегом из подъезда, иначе все эти «когда-то» загрызут меня до смерти в стенах родного дома.
На улице эпилог лета и пролог осени – Август. Пока иду к остановке, быть может, успеет обозначиться конкретный сезон. Ситуация с погодой была похожа на перетягивание каната – то солнце, то ветер на пару с тучами берут свое, то снова солнце презентует свое бессилие. В любом состязании есть победитель. Дамы и Господа – в соревновании по перетягиванию канатов победила Осень! В качестве приза – примите дождь. Принимаю, то есть мокну… Единственное, что я люблю ждать, так это автобусы. Есть в ожидании транспорта нечто трепетно-мистическое. А вдруг ожидаемый автобус возьмет и отвезет меня в то место, куда я давно и мучительно пытаюсь попасть, но всякий раз мне что-то мешает? Это только со стороны ожидание транспорта выглядит как толкучка людских собратьев на остановке. А на самом деле, каждый ждет, что его отвезут – в мечту… Странно, а вот в этот раз ждать не пришлось, маршрутка с нужным номером, казалось, только меня и поджидала. Ну, раз такое дело – прыгаю и занимаю свободное место у окна, по традиции прислонившись к окошку щекой – это как сигнал – Можно ехать! Замечали ли вы, что автобус – это «выставка жизней», площадка для кратких демонстраций, на которой волей-неволей мы подаем свою жизнь, как гуся на блюде? И даже если забиться в самый дальний угол, ваша жизнь все равно уже заняла свое место в галерее автобусного пространства. Куда едет весь этот народ с разными жизнями? Да как в сказке – еду туда, не знаю куда, это притом, что конечный пункт всегда известен. Мы тут собрались все такие разные, и каждый раздражал сидящих рядом этой своей разностью: колоритная тетка в качестве раздражающей разности презентовала пассажирам дешевый парфюм, въедающийся в носы людей, подобно дыму из кувшина, в котором живет джинн. Мужчина, в качестве раздражителя для иных особ, представил вымазанные в земле лопаты, хотя земля не может что-то пачкать, это ведь основа… (это если уж совсем глубоко устремиться в размышления). Бойкая девушка, извивающаяся, как уж на сковородке, раздражала рядом сидящую старушку своим сленгом. В свою очередь, старушка раздражала девушку тем, что удобно сидит – вот это называется взаимность – взаимное раздражение. У нетрезвых молодых людей отрицательные эмоции вызывал мужчина, который вез в корзине трех ежиков – вот уж не думала, что это может бесить людей! На фоне этой картины в своем крике явно не фальшивил ребенок и этой своей «нефальшью» раздражал присутствующих. Привлекал к себе внимание парень с полным ведром яблок. В автобусе я очень часто мыслю метафорично. Вот и теперь, глядя на яблоки, погружаюсь в идиотские раздумья…
Когда-то яблоко висело на ветке яблони, подставляя свой румянец яркому солнцу – это было детство и юношество сего фрукта. А потом его сорвали, и началась суровая будничная и, главное, короткая яблочная жизнь. Как недолго, как недолго живет отдельно взятое яблоко! Вот уже человеческие зубы вонзились в его плоть, и потекла свежая сладкая фруктовая кровь, а потом смерть… Кто виноват, надо ли его искать? А по сути яблоко для этого и живет… Осекаюсь После, проваливаюсь в неизвестность своих размышлений.
А потом я не помню – отключила мысли и устремила их через грязное окно маршрутки в облака, возможно раздражая кого-то своей разностью…
Очнувшись от размышлений, обнаружила сидящего возле себя парня без определенных возрастных признаков. Есть такие люди, возраст которых угадать невозможно.
- Привет! Я Бездарь.
- Привет! А это ваше имя или фамилия?
- Это и имя, и фамилия, и отчество. А как тебя зовут?
- А меня зовут Я!
- Что значит Я? Это у тебя такое самомнение высокое?
- Нет. Я – это просто Я.
- Ну, Я так Я. Приятно познакомиться.
По-моему, парень лукавил, для бездари он очень неплохо собирал Кубик Рубика. Мне бы понадобилось куда больше времени, чтобы его собрать.
- Послушай, Я, а куда ты едешь?
- На вокзал.
- Уезжаешь?
- Уезжаю.
- От кого?
- Скорее, куда…
- Так куда?
Громкий голос кондуктора перебил, объявляя очередную остановку. И мы замолчали – Бездарь стал рассматривать засуетившийся народ, а я уставилась в окно, глядя на заброшенное кладбище. Нет на кладбище ничего страшного, только тихо как-то и в этой тишине «зонты надгробных плит» герметично защищают захоронения от случайного проникновения жизни. Вокруг кресты, кресты, и опять они – вот тебе и жизнь – игра в крестики-нолики. При рождении – ноль твоя ноша, а в момент смерти крест ставится на прожитой жизни, или зачеркивается эта самая жизнь, как дата в календаре. А вот я даты не зачеркиваю, а обвожу кружком. Интересно, что будет на моей могиле, если продолжать параллель этих мыслей?
Бездарь отвлек меня от мысленной философии кладбища.
- Слушай, Я, а ты была в Третьем Риме?
- Ага, и не раз. Попутно посещая Вавилон, Содом с Гоморрой. Нет там ничего заманчивого, обратно вернуться хочется, даже если твое обратно – это безлюдная степь.
- Я тут подумал – жаль, что автобус не везет в любую точку мира.
- Это точно. Остановка Ямайка! Следующая – Бермудский треугольник!
Бездарь смеялся, предлагая мне вариации остановок нашего трансконтинентального автобуса.
А потом он вышел. Так банально вышел – ни в Третьем Риме и даже не в степи, а на проспекте Мира. Ну почему так – если проспект, то обязательно Мира, если площадь, то всегда Красная, если парк, то непременно Горького?.. Похоронила остатки мыслей в этой банальности, не ставя на них крест, но обводя кружком. Вот опять Рим вспомнила, как там будет происходить вечернее, прогнозируемое мной его падение?
Вокзал – вот она моя конечная начальная точка. Выхожу. Если есть на земле Ад, то это вокзал. Вокзал шипит; свистит; шкварчит насморком и кашлем людей; стонет их же усталостью и обреченностью на вечное пассажирство; ворует и в прямом и в переносном смысле – и деньги, и время, и жизнь; предоставляет временный приют, вытравливая душу за эту услугу. Вот где просто невыносимо ждать – на вокзале. Время там имеет какой-то свой собственный ход, темп и направление, понятные только поездам, находящимся в вечном сговоре с временным пространством.
Захожу в помещение вокзала и по мере продвижения к билетным кассам, ощущаю уже до боли знакомые и до боли тошнотворные запахи: запах мокрых шпал, несвежей выпечки, запах радостей и несчастий бывших и будущих пассажиров – и все это на фоне запаха всеобщего вокзального похмелья. Но самым несносным во всей этой вакханалии является рычание поездов, которые цинично сбегают от людей, несмотря на то, что их сбегание четко спланировано работниками вокзала, объявляющими их прибытие и отправление.
Подхожу к «кусочку простывшего Парижа» – к билетной кассе, в которой человек с признаком женщины гнусавым голосом автоответчика на французский манер обеспечит меня информацией. Спрашиваю билет, на сегодня, не важно, в каких условиях ехать, лишь бы сегодня. Сухой без эмоций ответ – «Нет билетов»
- Вообще нет?
- На сегодня нет. Есть на завтра… вечером… купе… верхняя полка… Брать будете?
- Не буду. Завтра для меня – поздно…
Опять не случится долгожданная встреча. Может так случиться, что она вообще никогда не случится. Ах, если бы взять этот злополучный билет заранее. Но кто знал, что он мне будет так нужен, ведь о своей поездке, вернее, о ее необходимости я узнала сегодня утром.
В голову лезут глупые мысли и вопросы. Ну почему мы у кукушки спрашиваем, сколько нам жить осталось и не спрашиваем, есть ли билеты? Порой билет ценней, чем кусок оставшейся жизни… Смотрю – люди покупают билеты, и они есть, но не туда, куда надо мне – закон подлости. Как там у Высоцкого про задержку рейса – «Там чай растет, но мне туда не надо…». Правда, там речь шла о комфортабельных самолетах, которые я, кстати, не люблю еще больше, чем поезда. Поезда – самая странная суть, человеческое наказание. Это вряд ли почувствует тот, кто ездит от случая к случаю, в отпуск, воспринимая поезд как романтическую преамбулу ко всему тому, что будет происходить потом. С ними не согласятся те, кто измеряет поездами свою жизнь. Я стала ненавидеть себя в поезде и поезд в себе. Эти вечные температурные крайности – жара или жуткий холод; по большей части глупые разговоры о политике; повсеместный запах китайской лапши; пьянка плацкартных собратьев, как повод забыть и не помнить путь, а еще карты, липкие руки, очередь в туалет, кричащие тетки, стойко молчащий гитарист, нетрезвый проводник, мусор, прокуренный тамбур и окно вагона, в которое через сутки поездки уже хочется броситься и упасть прямо в жизнь и лежать в ней без движения.
Натянув на голову капюшон джинсовой куртки, чтобы укрыться от посторонних, я поплелась на остановку, чтобы проделать свой обратный путь. Все как всегда – полный автобус народу, правда бездарь на этот раз не попался, да и Я уже была не Я. В окно смотреть совершенно не хотелось – дорога, и пейзаж были настолько знакомы и настолько унылы, как отражение в зеркале – ничего нового. Вокруг меня народ обсуждал жизнь. Рядом стоящие мужчины вели беседу о стрелковом оружии, но она нисколько не раздражала, видимо потому, что я в этом ничего не смыслю. Девушки живо и громко обсуждали перипетии какого-то сериала, путаясь в именах, событиях и последствиях. Из кабины водителя не громко хрипело радио. Именно радио принесло мне случайную весть о том, что Римский «Лацио» все же выстоял перед натиском «Фиорентины» – ничья. Я улыбнулась. Эх, «Дидона и Эней»… Не зря звучала опера утром в мозгах – что-то сегодня не получится… Весь день не получился – билет не взяла, не уехала, не уеду, да еще и падение Рима откладывается или вовсе отменяется. Скорей бы добраться до дома и впервые в жизни поставить крест на этом уходящем дне – именно крест, а не привычный мне кружок…
По радио у водителя начался концерт по заявкам радиослушателей.
- Поздравляю всех с удачным окончанием дня!
- Что Вы хотите услышать в качестве музыкального подарка?
«Дидона и Эней» - Отвечаю я самой себе. А в радиоэфире ни слова об опере.