В «Вестях» СПБ снова помянули Л.В.Якобсона – к памятной дате хореографа. И снова ныли, что, мол, «не давали, не ценили, притесняли». Видимо, материал о нем готовили по cyclowiki.org, где Л.В.Якобсона называют жертвой партийных чиновников:
"...Вся его жизнь — сгусток трагической борьбы с властью.
…его личность оказалась совершенно несовместима с тоталитарной советской системой, всё подчиняющей … своей идеологии.
...Государственную хореографическую систему не устраивало в нем всё: яркая личность… национальность (в стране зверствовал государственный антисемитизм), нежелание считаться с «правильными» классическими формами («правильными» их назначила административная система)...
* * *
Спорить с этой чепухой бесполезно. Она написана не для балетоманов, а в пользу новейшей идеологии.
Административная система, командующая балетными формами – какая глупость! «Правильными классическими формами» в те годы занималась А.Я.Ваганова, созданная ею школа воспитания танцовщиков принесла русскому классическому балету такую славу, что сказать о ней дурное слово может лишь полный профан.
Да, «в стране зверствовал государственный антисемитизм» - такой зверский, что половина труппы театра Якобсона состояла из евреев, а его «Свадебный кортеж» (еврейская свадебка) и «Родена» ни разу так и не запретили. Кстати, сам Леонид Вениаминович никогда не жаловался на утеснения по национальному пункту номер пять, и даже его жена Ирина Давыдовна, признавая, что «мир искусства жесток», что «всегда были, есть и будут столкновения интересов, личностей», ни разу не помянула обид по нацвопросу. Были творческие соревнования - были доносы на мастера своих же балетных профи; были жалобы - и побеждали ловкие коллеги. (Сейчас поступают проще: кислоты в морду, и уноси готовенького!)
Л.В.Якобсон не был талантливым танцовщиком, и артистом балета в Кировский театр его приняли не сразу. Ставить свое он начал еще в училище, и долгое время был главным хореографом Кировского театра, поставил балеты «Золотой век», «Шурале», «Спартак», «Клоп», «Двенадцать», «Страна чудес» и девять лет владел безраздельно собственным театром балета, сочинив огромный репертуар. Длинный-предлинный перечень его работ можно найти в любой энциклопедии. Кто еще из советских хореографов мог предъявить такой список? Вернее, кто из «гонимых властями» хореографов.
«Гонимый» Л.Якобсон получил за свои труды Сталинскую премию, Государственную премию СССР и звание заслуженного деятеля искусств РСФСР (это к вопросу о бездарных руководителях, которые в балете ни бум-бум), – только что памятник на малой родине ему не поставили.
О том, что Леонида Вениаминовича любили далеко не все советские руководители, сказано много, и всякий раз в воспоминаниях о нем проскальзывало деликатное «трудный характер». И не вина руководства, что, крайне самолюбивый и грубый, Якобсон не стеснялся хамить в лицо любому. Видимо, по праву гения: единственное достоинство, которое мастеру не смог бы приписать даже биограф – это скромность. Зато он обладал бешеной энергией, фантастической фантазией и настолько склочным характером, что его любимые танцовщики, например, Инна Зубковская или Аскольд Макаров, обязанные Мастеру всем, не смели утверждать обратное.
Например, И.Зубковская, которая принимала участие в создании балета «Шурале», рассказывала, что Леонид Вениаминович сочинял текст танца прямо в репетиционном зале, в присутствии исполнителей, бесконечно меняя танцевальные преображения, добиваясь чего-то внятного ему одному, сбивая актеров с толку, злясь и не обращая внимания на чувства танцовщиков, словно они куклы, а не соучастники творческого процесса. Когда мастеру хотелось чего-то особенного, он добивался, не обращая внимания на чувства танцовщиков. Но когда нужное было найдено, назавтра все начиналось сначала. Работать с таким хореографом было крайне трудно, хотя и почетно. Да, любовью к танцовщикам он не страдал. Чего уж скрывать: балетных специалистов воспитывают не в нежности. С детства добиваются рабочей злости – одного из признаков профессиональной пригодности.
Другие хореографы обращались с танцовщиками совершенно по-другому. У каждого художника свой творческий метод. Например, Григорович приходил на репетиции с уже готовым планом, объяснял артистам, чего он от них хочет.
Но все это заботы театра, где власть хореографа самодержавна и неоспорима. Другое дело – общение с менеджментом от театрального искусства. Дурной характер не подносил Якобсону особого расположения начальства. Но разве в наше время что-то изменилось в традициях общения между деятелями искусств и упертым финансовым руководством?
В наше время хореография Якобсона уже не ассоциируется с завтрашним днем. Жанр советского драмбалета, который создавал мастер, давно изношен и отвергнут, но все-таки творческое наследие мастера интересно. Возможно, небрежное отношение к его постановкам вызвано слишком оригинальным рисунком танца, возможно, поэтическая суть русского балета, которую добросовестно хранил Кировский балет, пока его возглавляли Сергеев и Виноградов, не приняла принципа пластической хореографии, «основанной на выразительности человеческого тела».
Думаю, Якобсону современный балет был бы еще более неприятен, чем русский классический. Ныне утрачено главное, за что боролся мастер: осмысленность танца. Бессюжетные балеты, основанные на естественных эмоциях, с отсутствующим мозгом, чем нас пичкают с западного направления, полностью отступили от направления Якобсона.