Боец из деревни Светово

Документально-художественная повесть


«Не дай Бог никому видеть и знать, что такое война»
Тищенков Алексей Константинович


1. Тревожное настроение

            Хороша деревенька Светово, что в Брянской области. Стоит в ложбине, бока свои под солнцем греет. Деревья и травы чистотой от утренней росы сверкают. Улицы чистые, уютные. Большая деревня. Двести дворов. Теплое лето 1941года. Малые ребята играют на лужайке, бегают друг за дружкой.
Только тревожно на душе у всех. Война идет. Идет, приближается, устрашает! Фронт уже близко. Бои идут под Смоленском. Отбили его у врага. Три армии держат город девять дней. Вся деревня ждет очередной сводки. Народ столпился у репродуктора. Замерли.
«Советские войска повторно оставили город Смоленск», - сообщает голос Левитана.
 Взволнованные голоса жителей на разные лады толкуют ситуацию.
 «Куда бежать? Брянск-то рядом. Гляди, не сегодня-завтра германцы у нас будут», - выражал обеспокоенность дед Макар.
«Куда бежать? Куда все, туда и ты! На восток!» - сердито отвечала ему жена, ворчливая Пелагея.
 «Что мы, женщины, сделаем? Армии не удержали, разве мы удержим? «Надо узлы собирать», - забеспокоилась их многодетная соседка. 
 «В партизаны пойдем! Леса у нас густые!» - вставился во взрослый разговор двенадцатилетний Ванюшка.
 «Землянок нароем в лесах, а отсюда не уйдем! Не бросим свою деревню», - уверенно поддержал его пятнадцатилетний друг Алёша.
 «Уснуть-то - не уснешь, сиди и жди их», - толковал больной Макар.
 «А чего ждать! Иди, работай, пока работается. Тищенкова старуха с ребятней за сеном поехали. Никого не ждут», - сделал окончательный вывод для всех старый конюх Кондрат. 
 Народ гудел, долго не расходился. Тревожное настроение охватило всех.   
Бежит Алешка по улице, волнуется, Танюшку высматривает. Заигралась с подружками где-то. Надо найти и накормить. Кашка на плите стынет. Мать на сенокос отъехала. С собой взяли Ваню, Настю и Мишу. Алеша тоже просился, да Танюшку не с кем оставить. Обратно пешком идти. Далеко! Телега будет сеном загружена.
 Отец семейства Константин Алексеевич Тищенков до войны работал колхозным конюхом. На выходные в колхозе «Рассвет» брал лошадь, ездил с ребятишками на покосные луга. Алёшка и Танюшка всегда с нетерпением ждали, когда отец даст на лошади прокатиться. Но сначала Алёша должен помочь отцу распрячь лошадь, сгрузить с телеги сено, убрать его в огород, сложить в скирду. Семья считала, что Алёша – лучший помощник у отца. С десяти лет к хозяйству был приучен. Ухаживал за коровой, овцами и птицей. Для него любая работа с отцом была в радость. С ним пахал колхозные поля. Алёша вспоминал, как отец, оценивая помощь сына, говорил: «Мы с тобой на каждый трудодень по два килограмма овса заработали».
В памяти мелькнул день, когда из соседнего села Орлия пришла из сельсовета весть о начале войне. Мужчины с первых дней войны ушли на фронт добровольцами. Колхозное хозяйство и зерно сразу раздали по домам, а колхоз ликвидировали.
В июле 1941 года провожала Ксения мужа на фронт. В возрасте он уже был. В детях души не чаял. Жену свою, Ксеньюшку, любил крепче крепкого! Кричала она вслед: «Костя, не уходи»! Плакал отец, но удалялся быстро, не оглядываясь, чтобы не травить ей душу долгим расставанием. За ней стояли на дороге пять детей – зернышки родительские: Ваня, Настя, Миша, Алеша и Таня.
Прошёл месяц после отъезда отца…
К вечеру неожиданно послышались на холме странные выкрики чужой речи, появились в селе военные люди: немцы и мадьяры (венгры). С автоматами спускались они с горки, со стороны Хинельских лесов. Вот она, война, у порога. Подкралась тихо. Подло. Без грохота орудий. Пришла она скорее, чем думали и ждали сельчане.
Подходили фашисты группами к каждому дому и поджигали крышу. Хохотали. Не давали людям выйти наружу. Кто увидел их издалека, успел в леса убежать. Мало, кто уцелел.
Горит Светово! Не спасти…
Чёрный дым поднимается к небу. Страшно от зарева полыхающих домов. Ни одного не осталось из двухсот хат. Воздуха не хватает. Пахнет гарью. Алешка, Танюшка и больной дед и успели спрятаться. Дети побежали по лесу в сторону сенокосных угодий за бабушкой и матерью. Больной дед отсиживался за огородами.

2. Ксения Егоровна отбежать не успела

 Мать, бабушка и дети вернулись с сенокоса к пепелищу. Уцелевшая семья Тищенковых растащила головёшки по сторонам. Погреб очистили. Надо где-то жить. Все дети ходили с палками, разгребая обгоревшие жерди и собирая на пепелище то, что сохранилось. Яблони порублены все, темнеют увядшими листьями. В конце августа по большаку в сторону села Орлии три дня беспрерывно шли фашистские танки, машины, пехота.
Потом наступила тишина, которая не успокоила, а распалила в груди ёщё большую тревогу: «Что будет с нами завтра?», - думал Алёша.
За это время в Севском районе Брянской области было создано четыре партизанских отряда. Действовали они успешно. Но каждый раз после вылазок партизан фашисты присылали в деревни карательные отряды, которые жестоко расправлялись с жителями. В одном из населённых пунктов всё население поставили под пулемёты. В селе Орлия за неделю расстреляли пятнадцать человек.
  Из деревни Светово фашисты не ушли. Они назначили полицейских из местных жителей для поддержания нового немецкого порядка.
 После операций партизан, чтобы спастись от карателей, деревенское население уходило на два дня в лес. Немощных стариков, которые уйти не могли, фашисты кололи штыками и расстреливали, погреба забрасывали гранатами. Если люди не хотели выходить, их расстреливали из пулемета. 
Соседка Тищенковых, Матрёна Фетисова, спрятала у себя раненого солдата. Немцы его нашли. Приказали выкопать яму. Застрелили, когда яма была готова, да в той яме и закопали.
 Однажды полицай Хопей Бурыкин согнали жителей на площадь. Поиздеваться. Поднял гранату над головой и закричал: «Бегите!». Но сам, тут же, метнул гранату в середину толпы. Люди бросились врассыпную. Хроменькая Ксения Егоровна Тищенкова не успела отбежать. Взрывом оторвало ей ногу. Пятнадцатилетний Алеша услышал, как мама кричала, звала на помощь, истекая кровью. Подбежала к ней девушка, хотела воды дать. Немцы еще одну гранату бросили, чтобы люди не приближались. Подошел фашист и пристрелил раненую мать. Танюшка на всю улицу пронзительно закричала: «Маму убили!». Оцепеневшие дети стояли в стороне и смотрели на бездыханную мать, лежавшую в луже крови. Умерла Ксения на виду у всей деревни. Три дня и три ночи лежало ее тело на огороде, куда отнесли её бабушка и дети. Похоронить немцы не давали, из села не уходили. До кладбища дойти было невозможно. Люди перебегали тайно в другие деревни, шли в леса к партизанам.
Танюшка с соседской бабушкой, крадучись, отправились в районный город Севск к батюшке, чтобы отпеть мать, но до батюшки так и не дошли. Они были схвачены полицаями и доставлены в местную тюрьму, где томились семьи партизан.
В здание зашел местный начальник полицаев, который был когда-то квартирантом бабушки, а до войны работал шофером в деревне Светово. Увидев свою давнюю хозяйку и девочку, выпустил их, спросив у дежурного, кто привел их сюда.
 «Хопей Бурыкин», –  ответил охранник. «Этих не трогать!» - приказал полицай, показывая на бабушку и ребенка. Придя домой, перепуганная Танюшка спросила у бабушки: «Кто такой Бурыкин?» Девочке сказали, что это самый страшный полицай деревни, который убил их мать. Он предавал партизан, думая, что немцы сохранят ему жизнь.
          
3. Кого сегодня уведут на погибель?

Оккупационные порядки в Светово и окрестных деревнях были страшными. Кого сегодня уведут на погибель? Ночью расстреляли семью командира партизанского отряда Савелия Колецкого, закололи штыком его двухлетнего сынишку. Савелий ночью пошел мстить, но враги поймали его и отрубили голову. В Хинельских лесах фашисты нашли и закололи вилами любимца ребятни деда-сказочника Киндея. В селе Подывотская Колога фашисты расстреляли  ДВЕСТИ  ДЕВЯНОСТО  мирных жителей.
      На хуторе Михайловском сожгли и расстреляли  ВОСЕМНАДЦАТЬ  ТЫСЯЧ  военнопленных. Они приняли на себя страшный удар фашистской Германии в первый месяц войны, когда силы отпора только собирались. В неравном бою с захватчиками отвоевали Смоленск и держали его девять дней. Но подкрепления не последовало. Страна была не готова оказать поддержку в это время. Гибелью трех армий было выиграно время для создания других укреплений и всеобщей мобилизации.
      Пали Смоленск и Брянск…
 Почти все захваченные деревни фашисты сравняли с землей. Армия несла огромные потери. Хутор Михайловский стал местом пересылки рабочей силы в Германию.
     Алексею Тищенкову удалось чудом избежать отправки. Наши войска близко подошли к деревне. Видно было, как рядом, всего в километре били по врагу наши «катюши». Подоспевшие войска Красной армии освободили эшелон с военнопленными. Алёша вырвался на свободу. Но деревня все еще находилась под контролем немцев. Каратели спешно собрали население деревни и погнали в сторону Сумской области, чтобы успеть расправиться с ним до прихода нашей армии. До погреба Тищенковых немцы не дошли.
 Незаметно пробрался Алеша домой. Родные глазам не поверили, что он остался жив. Везде стоят часовые. Устрашают ... Сломить хотят волю русскую. За одного убитого фашиста сжигают всю деревню. Страх и горе сковали тело.
Отец на фронте. От него ни одной весточки так и не дождались. Одиноко Алёше без него. Опасность на каждом шагу. У кого спросить совета? Какое принять решение? 
Младший брат Михаил умер от дизентерии, съев от голода гнилую репу. Алёша и Таня вынуждены были побираться по деревням.
Старшие дети из семьи Тищенковых Иван и Анастасия находились в партизанском отряде.
Трагической оказалась судьба Ивана. До войны он работал учителем начальных классов. После отправления отца на фронт решил уйти в партизанский отряд вместе с сестрой. В  деревне оставаться было опасно. Немцы отправляли молодёжь в Германию.
Одна из деревенских женщин собирала хворост в лесу и заметила партизан. Придя в деревню, выдала их немцам. В лес пришли каратели. Иван в это время шёл на задание через эту, ранее спокойную, местность. Немцы окружили его. Чтобы не попасть в плен, юноша подорвал себя гранатой прямо на опушке леса, уничтожив взрывом нескольких гитлеровцев. Было Ване семнадцать лет…

4. « Кто тебя возьмёт на фронт в пятнадцать лет?»

Жажда мести за поруганную Родину переполняла сердце  пятнадцатилетнего Алёши. Узнал он, что Брянская область стала сосредоточением народного гнева – широкого партизанского движения. Он тоже решил бороться против фашистов.
Алеша рвался в партизанский отряд и на фронт, но бабушка говорила: «Кто тебя возьмет в пятнадцать лет. Тебе и оружия не доверят. А нас с дедом на кого бросишь? Ты теперь за отца всем нам. Больной дед стенал на постели: «Зима впереди, что мы без тебя делать будем?» Маленькая Танюшка вцепилась в его ладонь: «Леша, не уходи! Я боюсь». Алеша погладил ее по голове и успокоил: «Да, куда я от вас уйду!»
Из соседней деревни Орлия вновь пришла страшная весть. Оккупанты собрали всех мужчин (стариков и мальчиков) и сбросили в картофельную яму. Облили бензином и спалили живыми. Баб с детьми вокруг  выстроили, чтобы смотрели. Только одного мальчика спасли женщины, одев его в женское платье и повязав платок. В этот день погибло 86 человек. В деревне Подывотье расстреляли 362 жителя, только двум человекам удалось спастись.
– Дедушка, как сидеть после этого в погребе! Я уже большой, я пойду мстить за сожженную деревню, за Ваню. Я тебе дров напилю, из леса грибов натаскаю, ягод насушу. Мне идти надо… Мне уже пятнадцать с половиною. Я себе год припишу. Я крупный, меня возьмут. Вот увидишь!
– Да я - то увижу, как возьмут. А вернешься с фронта, увижу ли, доживу ли? Оттуда еще никто не вернулся. Похоронки да отступление.
– Я грамотный, у меня четыре класса, может, я где-нибудь сгожусь. Я трактор водить умею. Если я уйду на фронт, едоков будет меньше, а победа придет быстрее.
Дед  молчал. Не было дня, чтобы не поднимались эти разговоры. Тянулись тяжелые дни оккупации. Немцы забирали все продукты на нужды армии. Весь скот угнали в Германию. Первый год кое-где сохранилась в траве невыкопанная картошка. Ее искали в снегу. Грызли мерзлую.
Печь, на которой готовили еду, быстро остывала на воздухе. Её обгораживали шалашом, чтобы успеть сварить. Стен у дома не было. Оставшиеся в живых старики клали печурки в погребах, выводя трубы наружу.
Односельчан объединяло общее горе. По три-четыре семьи жили в одном подвале. Погорельцы не ругались между собой, ребятишки не дрались. Всех смирило суровое военное время.
Как только наступило тепло, Алеша, Миша и Таня ежедневно ходили с бабушкой в лес, выискивая полевой хвощ. Варили его, круто соля воду. Ели сорную разлапистую сныть-траву с огородов. Ребятишки пили чай из сушеных лесных ягод, листьев смородины, берёзы и мяты. Как только появилась молодая крапива, суп приобрёл зеленый цвет. Дети выхлебывали его мгновенно. Алеша и Таня бродили по деревне и обрывали зеленые ранетки на сохранившихся яблонях. В начале июля поспели лесные ягоды, которые бабушка добавляла в травяные лепешки. Ребятишки с жадностью их съедали. Предстоящая зима казалась страшней первой. Люди меняли одежду на картошку. Тищенковым менять было нечего. Всё сгорело.

5. Бабушка тихо плакала…

Из леса в деревню приходили партизанские связные. Они приносили сведения, собирали продукты и перевязочные материалы, узнавали места скопления немецких войск. Партизаны оказывали существенную помощь фронту. Густые еловые леса пугали врагов своей непредсказуемостью. Фашисты часто устраивали проверки по деревням в поисках партизан.
 Вот они, на пороге у Тищенковых. Открыли крышку погреба. Орут: «Рус, выходи, партизан, выходи». Первым вышел дедушка, Иван Алексеевич. Ребятишки один за другим светились в проеме, выходили на поверхность. Дед не мог быстро идти. Фашисты толкали его прикладами в спину. Били детей. Кричали на бабушку. Всех поставили к плетню. Собрали соседей.
«Мы будем убивать семьи партизан», - заявили они. Их было человек десять. Они стояли вокруг стариков и детей с автоматами. Дети молчали, понимая, что они – беззащитные мишени. Молчали бабушка и дед. Знали: любые разговоры с фашистами заканчивались стрельбой. Автоматчики начали запугивать семью партизан. Кто-то донес, что Ваня и Настя в  партизанах. Немцы стреляли то под ноги, то над головами. От плетня отлетали сухие палки. Оккупанты, видя испуганные лица детей, гоготали и целились в них.
           Ветер трепал седые волосы деда. Старик сжал зубы, опираясь на плетень. Невыносимо болело сердце. Ему стало совсем плохо. После очередной пальбы его тело начало сползать на землю. Умер дедушка Иван от разрыва сердца. Поднимать деда фашисты не разрешили, делая устрашающие взмахи оружием. Довольные своими действиями, они оставили старуху и детей. Алеша и Таня долго стояли у плетня, боясь пошевелиться. Фашисты часто оглядывались, поднимая вверх автоматы.
Когда оккупанты скрылись из вида, дед уже не дышал. Бабушка и дети оттащили его от плетня и накрыли тряпками, чтобы ночью закопать. Бабушка тихо плакала. Детям велела молчать.
Красная Армия три раза брала районный Севск и три раза наши войска отступали. Деревня Светово дважды переходила из рук в руки и, наконец, была освобождена нашими частями.

6.  «Надо идти на фронт!»

После освобождения деревни Алексей попросился в армию, но его не взяли: не подошёл по возрасту. В душе Алексея утвердилось упорное решение: надо всё равно идти на фронт, мстить за отца, мать, деда и брата. Он вновь пошёл в военкомат вместе с товарищами. Впереди - линия фронта. Шли кромкой леса. В села не заходили. Везде - немецкие патрули. Шли голодные, ослабевшие. Каждый мечтал попасть в район боевых действий. Наконец, добрались до прифронтовой полосы. В военкомате выбрали только Тищенкова Алексея. Военкому Лёша сказал, что ему скоро семнадцать, хотя было только пятнадцать с половиной лет. Приписав себе полтора года, он попал на военную службу.

7. Лагерь Селиксы

Учили молодых бойцов - пехотинцев, связистов и артиллеристов на срочных шестимесячных курсах в лагере Селиксы Пензенской области. Одевали их одинаково. Преподавателями были опытные командиры, побывавшие в боях и комиссованные по ранению. Скоро молодым бойцам тоже предстояло перешагнуть линию этого ада. Но страха у Алексея не было, оставалось желание скорее идти в бой, чтобы освободить Родину от врага. Высокий боевой дух, сплоченность с боевыми товарищами создавали из молодых ребят новую непобедимую армию. «Дружбы крепче солдатской не бывает», - говорил им командир.
Молодых бойцов готовили всесторонне: стрелять из автоматов, пулемётов и пушек, метать гранаты, тянуть связь, рыть окопы. Готовы ли солдаты спасти себя и однополчан, умея окопаться, перевязать раненых товарищей, очистить оружие, вырыть противотанковый ров или построить блиндаж из подручного материала. Первый раз Алексею показалось, что траншею глубиной метр и шириной полтора метра он копал очень долго. Но, оказалось, что он это сделал быстрее других ребят. Наблюдал, что миномётчики копают ещё глубже: полтора метра в глубину и два-три метра в ширину. Окоп делают круглым для установки миномёта. Шестнадцатикилограммовые снаряды тоже размещают в окопе, рядом с орудием. «Вот кому труднее», - подумал молодой пехотинец.
Сельские ребята были лучше приспособлены к трудным условиям. Руки у всех - мозолистые, характеры - решительные. Из молодых бойцов сформировали отряд красноармейцев - пулеметчиков.

8. «В то тяжёлое для страны и Москвы время, мы учили бойцов, не паниковать»

Свой боевой путь Алексей-пехотинец начал на передовой Калининского фронта. Вспоминал о первых месяцах боёв: «Когда пришёл, трудно ориентировался в обстановке. Если тридцать минут удавалось спокойно поспать под крышей землянки, это хорошо. Людей много, укрытий мало. Нашим домом стал открытый окоп. В нём мы проводили и день, и ночь. Я испытывал некоторые трудности, но во взводе чувствовал себя словно в родной семье.
Положение на фронте сложное. Волнения и переживания ежедневные.
Политуправление фронта проводило с нами ежедневные усиленные, тщательно подготовленные занятия. Боевая учёба была нелёгкой.
 Слово армейской газеты, партийные и комсомольские собрания – всё было нацелено на выполнение боевой задачи. На меня это повлияло: изменилась речь, о выполнении заданий докладывал командиру чётко, стал смелее, освоился среди новых людей, вникал в непривычную для меня военную жизнь.
Первые боевые политзанятия по истории Калининского фронта, проводил с нами член Военного совета фронта, корпусный комиссар генерал-лейтенант Дмитрий Сергеевич Леонов. Он рассказывал нам, необстрелянным пехотинцам, о тяжёлых боях за Москву Калининского, Западного и Юго-Западного фронтов. На примере Московской битвы вводил в курс дела, учил анализировать обстановку, воспитывал в нас боевой дух, честно говорил о победах и поражениях, учил ориентироваться по карте, принимать быстрые решения.
Большой объём военных событий излагал кратко, выделял главное, рассказывал о героических людях фронта, о выматывающем передвижении армий по глубокому снегу зимой 1941 года, о смертельно уставших солдатах, о мужестве командиров, об армадах немецких танков, ползущих на Москву, о том, что значила Москва для всех советских людей».
Серьёзные занятия, не по возрасту обрушившиеся на юного красноармейца Алексея  Тищенкова, сначала привели его в смятение… 
Пётр Никонов, сидящий рядом, будто почувствовал состояние друга и сжал ему руку. Боец порадовался дружеской поддержке, оглянулся на товарищей. Лица у всех серьёзные. Выражение решительное. Каждый думал, как и чем помочь фронту, оценивал собственные силы. Алексей осознавал свою ответственность за выбор пути. Ему доверили оружие, как взрослому мужчине. Ему доверили защищать Родину.
На пути к фронту он подружился с Петром Никоновым. Никонов  маленький, шустрый, с быстрым разговором на любые темы. Есть в нём решительность, смелость суждений. Эти черты характера бойца привлекли внимание Алексея.
В поезде ехали рядом. Открыли дорожные пайки. После еды Никонов сказал: «Что-то я не наелся. Как в таком состоянии фрицев бить?» Алексей тут же разделил с Петром свой паёк, отвалив больше половины. Пётр улыбнулся, вернул еду и сказал: «Это я будущих однополчан на вшивость проверяю. Ты не думаешь только о себе, значит, есть чувство солидарности. Будем прикрывать друг друга в бою». Алексей широко улыбнулся, пожал Никонову руку и сказал: «Добро!»
Первое дело – друга найти! Ребята не расставались. На политзанятиях заняли первую скамью, чтобы лучше видеть карту. Старались быть активными.   
Комиссар Леонов удерживал в голове множество событий, называл командующих, армии, которые приняли на себя сильный удар танковых дивизий противника, давал теоретические знания, заставлял красноармейцев следить за ходом его мыслей:
«… Враг пытался обойти Москву с севера, в июле 41 - го захватил половину Калининской области. Она превратилась в сплошное огненное поле войны. В конце сентября положение фронта осложнилось: началось генеральное наступление немецких армий на Москву. Огромное количество танков, мотопехоты двигалось на столицу. Вражеская авиация ежедневно её бомбила, хотела нанести урон жилью и нашей промышленности. Лётчики, зенитчики, аэростатчики, прожектористы круглосуточно боролись за небо Москвы.
Сто пятьдесят тысяч москвичей день и ночь рыли окопы и противотанковые рвы - строили под бомбёжками оборонительный рубеж.
Севернее столицы 17 октября 1941 года был создан Калининский фронт под командованием Ивана Степановича Конева. Сразу дать отпор врагу было сложно: танков мало, авиации фронт не получил! Мы спешно подтягивали войска. Из-за недостатка боевых машин и артиллерии было много погибших. Противник превосходил наши войска в два – три раза по численности солдат и вооружениям. Наступал на Москву нагло и решительно…
Тревога охватывала после военных сводок Советского информационного бюро.
Все дороги на Москву были перекрыты фашистами. Оголился левый фланг 22-й армии нашего фронта. К 3-й и 4-й ударным армиям добавили 39-ю из необстрелянных бойцов.  – Комиссар тяжело вздохнул.  -  Как, скажите, нам было подставлять этих новобранцев, когда опытные бойцы не знали, как удержать фронт? Пять армий - 22-я, 29-я, 30-я, 31-я, 39-я - сдерживали напор четверти всех сил немецких армий, рвущихся к Москве.
Стоял промозглый ветреный октябрь, когда наши войска оставили города Зубцов, Погорелое Городище, Старицу, Ржев и Калинин. Ненастная осень была в тон настроения.
Противник сумел прорвать нашу оборону и вышел на ближайшие подступы к Москве. С каким сердцем мы отступали, покидая родные города? Душу рвало от ненависти к врагу, от осознания его технического превосходства. Горечь отступления слишком тяжела… и для солдата, и для генерала. Мы призывали бойцов Красной Армии к ожесточённому сопротивлению. Мужественно держались наши командиры.
В то тяжёлое для страны и Москвы время, мы учили бойцов, в первую очередь, не паниковать!
Иван Степанович Конев, зная, что соотношение сил не в нашу пользу, твёрдо и спокойно обучал нас базовым основам военного искусства: «Отход – самый сложный вид боевых действий. Это искусство избежать окружения».
С оружием, товарищи бойцы, вы справляетесь хорошо. Но, кроме выучки, нужна ещё выдержка. Жёсткая военная дисциплина. Умение грамотно отойти, если силы неравны. Надо сохранить людей и технику, закрепиться на новых рубежах. Наука побеждать нарабатывается в тяжёлых боях, в неразрешимых ситуациях. Что мы могли сделать в то время? Скованные большими силами врага, мы не давали ему расслабиться. Предпринимали контратаки и героически сражались.
Что значит сражаться героически?»
Из рядов послышались одиночные реплики:
- Смело идти вперёд, не страшась врага.
- Одерживать победу.
- Быть мужественными в бою.
- Не жалеть собственной жизни для спасения Родины.
Комиссар, подводя итог, глядел дальше нас: «Постоянно держать в голове главную цель: разбить врага и освободить родную землю.
Но для этого надо не только командирам, но и бойцам всесторонне продумывать каждый момент боя. Что-то важное заметит командир, что-то – ваш товарищ или вы.
Достаточно ли сил и средств, чтобы выполнить боевую задачу? Как это сделать? Как преодолеть рубеж, как обмануть противника, как его перехитрить в самый опасный момент боя?
Не всегда перевес сил в вооружении означает победу. Важно помнить о скрытой подготовке к любой боевой операции.
  «Война – это, прежде всего – кто кого умом одолеет». Слова командира Павловского превратились в любимую боевую пословицу наших красноармейцев. Мы должны «передумать» врага, научиться разгадывать его планы. Думать за себя и за противника. Надо побеждать его быстротой мышления, точным расчётом, искать у противника слабые места, находить их и перехватывать боевую инициативу. Только решительный, неожиданный, внезапный манёвр может быстро повергнуть врага и привести к победе. Такой манёвр совершил в боях под Москвой лётчик противовоздушной обороны младший лейтенант Виктор Талалихин. Он совершил ночной таран немецкого самолёта. Самолёт противника не был освещён прожектором. Незамеченный прожектористами он мог бы сбросить бомбы на Москву. Маленький советский истребитель кружил над Хейнкелем -111, совершил шесть атак, подбил противнику один мотор. Талалихин принял решение: «Их четверо. Я – один. Винтом обрублю хвост». Но в этот момент его ранил в руку немецкий пулемётчик. Тогда наш лётчик решил идти на таран… Он остался жив в тот день, но вскоре погиб в очередном бою»
Алексей представил себя на месте Талалихина и мысленно задал вопрос: «А я бы смог? Смог… Я бы решился!»  - Он поглядел на Петра Никонова, на бойцов, сидящих на скамьях, и подумал: «Сейчас, наверное, каждый мысленно повторяет подвиг советского лётчика и восхищается его решимостью. По выражению лиц видно, какие смелые и дерзкие на отпор врагу собрались здесь ребята».
Комиссар продолжал задавать вопросы, выявляя характеры:
«Как и когда боец становится героем?»
«Когда он принимает быстрое и правильное решение»,  - подумал Алексей, но вслух сказать не решается:
Отвечает сержант Никонов: «Боец поднимает однополчан в атаку, если ранен или убит командир, выручает боевых товарищей, спасает раненых,  командира, первым форсирует под обстрелом реку. Геройских поступков много, всех не перечесть».
Политрук существенно добавляет: «Герой меняет картину боя, и даже - положение фронта!» И такой пример я сегодня приведу.
Тищенков понимает, что политрук учит их мыслить масштабно, видеть и создавать перспективу, чтобы бойцы не только перед носом видели обстановку, но и могли мыслить на уровне командиров.
«Умные, решительные и смелые люди оценивают ситуацию в несколько секунд. В бою нет времени на долгие раздумья. Гибнут люди.
Положение критическое. Что мы должны предпринять?»  - спрашивал Леонов.
Комиссар обвёл взглядом внимательные лица бойцов и остановился взглядом на рядовом Тищенкове Алексее, призывая его ответить. Пехотинец бойко ответил: «Принять немедленное решение по обнаружению и уничтожению огневых точек противника, чтобы спасти людей и решить боевую задачу».
Леонов одобрительно кивнул Алексею и привёл в пример подвиг сержанта Васильковского, закрывшего грудью пулемёт противника, чтобы помочь стрелковому полку овладеть деревней Рябинки: «У героя были секунды на принятие решения. Ему некогда было размышлять: «Жить или не жить?» Он сделал свой выбор…»
После этих слов в зале установилась тишина. Где-то скрипнула скамейка. Все возмущённо оглянулись.
Леонов спросил: «Есть ещё дополнения?»
Бойцы высказывали разные мнения.
  - Отвлечь внимание противника и обойти его с тыла.
 - Немедленно подняться в атаку.
- Выслать вперёд разведку и беречь людей.
Последним сказал рядовой Александр Шестаков. Алексей задержал на нём взгляд. Высокий парень. Умные, живые глаза на скуластом лице. «Есть в этом парне располагающая деревенская простота. Лицом напомнил бывшего одноклассника Ваню Кочкина. Надо познакомиться», - отметил для себя боец.
Комиссар Леонов останавливал внимание на героических страницах фронта: «Был у нас случай, когда мы, не имея перевеса сил, навели панику в захваченном врагами городе Калинине. По тылам противника прошлась 21-й танковая бригада. Восемь танков из тридцати пяти достигли южной окраины города. И только один-единственный танк старшего сержанта Степана Горобца ворвался в областной центр, захваченный противником. Это был настоящий подвиг! Немцы забегали. Потеряли уверенность в своих силах. Не ожидали, что их застанут врасплох. Противник в этот день потерял пятнадцать танков. А наш старший сержант-герой стал предвестником победы. Была радость от удач, от солдатской смекалки в безвыходных положениях, было и горе…
В боях за Калинин погибли Герои Советского Союза… командир полка майор Михаил Александрович Лукин и командир танкового батальона капитан Михаил Петрович Агибалов. От ран так не стонали, как от потери любимых командиров… Когда в бой ведёт Герой Советского Союза – это большое дело. После их смерти у меня лично было ощущение, что они рядом. Оглянусь – их нет…   
Тяжело пережили бойцы гибель двух наших помощниц, девушек-снайперов Наташи Ковшовой и Маши Поливановой, подорвавших себя и немцев одной гранатой, чтобы не попасть в плен, когда закончились патроны».
«Вот так же, героически, погиб и мой брат Иван», - с душевной болью вспомнил Алёша. 
Комиссар говорил горячо: «У нас было в два раза меньше артиллерии, в три раза меньше танков, мало людей, но было моральное превосходство, которое удесятеряло наши силы! Боевой дух заменял нам танки.
Встаньте мысленно на место этих героев, на место командиров, что бы вы предприняли в критическое для Москвы и страны время?»
  Алексей напряжённо думал: «А что я, рядовой пехотинец, смог бы  тогда предпринять, защищая Москву?» - Кулаки его сжимались, сердце напрягалось в готовности к чрезвычайному действию. Но боевого опыта ещё не было. - «Что бы сказал отец, ушедший на фронт? Сказал бы решительно: «Сын, иди смело! За Родину воюем! Сама жизнь подскажет, что делать».
Если бы дед был жив, он бы сказал: «Держись и никогда не сдавайся перед трудностями». А бабушка бы обняла и сказала шёпотом: «Внучек, молись до последнего…» 
Алексею стало тепло на душе от воспоминаний. Он ещё внимательнее стал слушать Леонова. Смотрел на его волевое лицо: на глубокие косые складки на переносице, на жёсткий взгляд с прищуром, устремлённый вдаль.
Генерал-лёйтенант говорил чётко и кратко: «Надо лучше, чем таблицу умножения, знать боевую обстановку, чтобы что-то предпринять, чтобы не допустить промаха, не потерять людей. Надо иметь не только мощную разведку, но и крепкие нервы. Хладнокровию и мужеству тоже учатся.

9. Знакомство с Шестаковым

Комиссар объявил перерыв. Пехотинцы выходили возбуждёнными. Кто-то восторгался лекцией. Некоторые солдаты отходили в сторонку обдумать услышанную на занятиях информацию.
Тищенков и Никонов подошли к Шестакову. «Откуда будешь?» - спросил Тищенков, протягивая руку для знакомства.
- С Урала. Шестаков Александр.
- Тищенков Алексей с Брянщины.
  - Никонов Пётр. Рязанский…
- Что, хорош комиссар?  - спросил Шестаков.
  - На год поумнели, прослушаем второй часть - можно будут и нас в командиры записывать, – сказал Тищенков. - Командира бы нам такого… 
  - Будет вам командир! Хороший. Лейтенант Илья Кадомский.
  - Откуда такие знания? – спросил Никонов.
- Разведка доложила, – с гордостью ответил Шестаков. 
Если ты с разведкой дружишь, то и мы с тобой дружим, - улыбаясь, произнёс Никонов.
 - Ты хорошо отвечал. Сколько классов до войны закончил? – спросил Алексей.
 - Семь. Потом – ремесленное училище при заводе. Токарем устроился. Но поработать не успел. Война…
И я  - семь. Только без училища. Мать одна. Работал, где придётся, – сказал Никонов.
 - А я  - колхозник, - добродушно улыбаясь, сказал Тищенков. – С отцом землю пахал, за лошадьми ухаживал. Трактор водить умею. Выучиться до конца не удалось. У нас в деревне всего четыре класса было. Но для жизни я приспособлен во всех отношениях. Настрой боевой! Характер мировой! Пошли, ребята. Леонов зовёт.
Трое пехотинцев вошли в класс старой сельской школы, сели рядом и показалось им, что знают они друг друга давным-давно. 

10. Главная сила в человеке – сила духа

«Главная сила в человеке – сила духа. Вот наиважнейшая мысль, которую я бы хотел донести до вас на этих занятиях», - обращаясь к воинам, сказал Леонов. – «Западнее, на Можайском направлении, мы бы не смогли остановить противника, если бы он двинулся на Москву. Всего девятьсот человек были поставлены на триста километров. Линия обороны не представляла надёжного укрепления. Немцы - на пути к Яхроме, Крюкову, Ясной Поляне. Захвачен Орёл.С шестого по тринадцатое октября 1941 года были самыми опасными днями для Москвы. 7 октября генерала Жукова отозвали с Ленинградского фронта под Москву в связи с чрезвычайной опасностью для столицы.
В самом трудном месте, на подступах к Можайску встала 30-я армия генерала Дмитрия Даниловича Лелюшенко. Силы противника были непомерно велики! 32-я дивизия полковника Виктора Ивановича Полосухина приняла на себя главный удар. Ядром её были сибиряки. Бородинское поле памятью героического прошлого поднимало моральный дух наших воинов, ведущих кровопролитные бои на этом опасном оборонительном рубеже. Мы стягивали на Можайск максимальное количество войск. Эта линия была главной и самой опасной для Москвы. Так считал Жуков.
  Нас спасло то, что немецкие армии были скованы нашими силами северо-западнее Вязьмы. Героические действия наших пехотинцев, которые были окружены, но сковали 28 немецких дивизий, дали нам возможность организовать ОБОРОНУ на западном, Можайском, рубеже. А могла быть и неудача… Мы даже планировали организованный отход на новый рубеж - Клин – Нара – Александров. Немецкие войска катились на Москву, сметая, сжигая, разоряя всё на своём пути. Чем удержать такую тщательно подготовленную махину?
Многие в те страшные дни не скрывали своей православной веры, хотя она запрещена и гонима. Духовные силы народа спасали страну, где не хватало материальных и физических сил.
Наши красноармейцы ежедневно вступали в неравные бои, сражались сверх всяких сил, противопоставляя вооружённым до зубов гитлеровским войскам массовый героизм. С простыми винтовками - против немецких автоматчиков. С гранатами – против танков.
Не только Калининский фронт отбивался из последних сил. Западному и Юго-Западному фронтам было не легче. С юго-запада дорогу на Малоярославец и Москву нечем было прикрыть.
В октябре 1941-го года в двадцати километрах от Малоярославца в районе села Ильинское мальчики-курсанты двух Подольских училищ (пехотного и артиллерийского) кровавыми боями до последнего патрона, до последнего живого бойца задержали наступление немецких армий на две недели! Войск на Можайской линии обороны ещё не было. Курсантов подняли по военной тревоге спасать Москву. Были среди защитников на Ильинских рубежах безусые первокурсники, для которых первыми стрельбами стала война. Некоторые ещё не успели получить офицерского звания, но уже в двухнедельных боях стали командирами и героями. Тридцать шесть курсантов разных выпусков стали Героями Советского Союза. Первых раненых ещё успели вывезти. Они остались живы и смогли рассказать о подвиге юных защитников, действовавших в составе 5-го стрелкового батальона и 6-й артиллерийской батареи. Оставшиеся на рубежах курсанты погибли геройски. Когда Ильинские рубежи стало некому защищать, немецкие войска двинулись к Москве с юго-запада. Стойкость курсантов дала возможность подготовить оборонительный рубеж севернее Наро-Фоминска, где встретила германские войска 33-я армия генерала Михаила Григорьевича Ефремова. Под Наро-Фоминском завязались тяжёлые бои. До Москвы оставалось шестьдесят-семьдесят километров. 

Северо-западнее Москвы тоже был прорван фронт. Немцы подошли к деревне Крюково, от которой до Москвы оставалось двадцать пять километров. У кого бы ни сжалось сердце от такого сообщения?
Для восстановления нарушенного фронта под Москвой объединили Западный и Резервный фронты. Командование ими принял генерал Георгий  Константинович Жуков. Решительный человек повёл фронт!
Враг наступает и осень наступает. Тяжёлы дороги осени. В ноябре  выпал обильный снег, ударили сильные морозы. Холод в окопах пробирал солдат до костей. Начались простуды и обморожения. Бесконечные бои и переходы по глубокому снегу валили бойцов с ног. Моральное состояние тяжёлое. Лица мрачные, а у некоторых - и думы чёрные.
 Они видели реальную обстановку. Шапками противника не закидать… Командиры знали, понимали, что настроение бойцов – составная часть вооружения. Боевые комиссары-политруки, лекторы, агитаторы ежедневно проводили с бойцами беседы, зачитывали боевые листки, газеты о действиях фронтов, о героях боёв, поднимая боевой дух армии.
Вдруг… слышим по приёмнику сообщение о параде частей Красной Армии на главной площади столицы! Живёт Москва! И - мы - её защитники! Воспрянули! Не подведём! Весть о параде 7 ноября 1941 года для бойцов, переживших отступление, оборонительные бои, потерю городов, однополчан, стала моральной поддержкой. Событие придало сил нашим бойцам, добавило веры в победу. Войска с парада уходили на фронт! Значит, будет и нам подкрепление! Это была первая настоящая радость за пять месяцев войны. Столица свободна от врага и поддерживает фронт. 
Немецкие армии остановили в районе Осташкова, Калинина, Волоколамска, Наро-Фоминска и Тарусы.
Но через две недели вражеская группа армий «Центр» возобновила наступление на Москву, получив дополнительно тридцать девять дивизий. Противнику удалось прорвать фронт на стыке Западного и Калининского фронтов.
16-ноября на 16-ю сибирскую армию генерала Константина Константиновича Рокоссовского обрушился самый большой удар. Более 650 танков! Это было главное направление врага. Мы не имели такого количества танков для отпора врагу. Нам навязывали тяжёлые бои.
78-я сибирская дивизия генерала Белобородова, входившая в состав армии, оказалась на первом выступе обороны. Половина её состава погибла в боях. Жуков и Рокоссовский побывали в дивизии Белобородова и видели, что
силы врага превосходили наши силы в два-три раза. Для армии Рокоссовского перебрасывали всё, что можно: резервы дивизий, даже отдельные взводы. Люди со связками гранат противостояли железной махине. Завязались кровопролитные бои на окраинах Клина. Город оставили и досадовали о том, что дом-усадьба Петра Ильича Чайковского был разорён немцами.
8-я гвардейская стрелковая дивизия генерала Ивана Васильевича Панфилова, сформированная из сибиряков и казахов, воевавшая рядом с дивизией Белобородова, тоже входила в состав армии Рокоссовского. Волоколамское и Истринское направления представляли главную опасность. Противник создал мощные группировки на флангах Западного фронта. Во время второго наступление гитлеровских армий на Москву, здесь шли особенно ожесточённые бои.
  В районе Волоколамска у разъезда Дубосеково двадцать восемь бойцов   Панфиловской дивизии вступили в неравный бой с противником. Пехота – против танков! В тот день политрук Василий Клочков произнёс перед бойцами великие, знаменитые по силе воздействия слова: «Велика Россия, а отступать некуда, позади Москва!». Каждый боец был готов отдать жизнь за Родину, но не пропустить ненавистного врага к Москве.
  Панфиловцы подбили тридцать два танка из пятидесяти и пали  смертью храбрых, остановив ошеломлённого врага своим мужеством. Такого яростного сопротивления противник не ожидал. Такого массового мужества не встречал. Все двадцать восемь бойцов одной дивизии были удостоены звания Героя Советского Союза. Они изменили не только положение боя, но и положение фронта.
Новая опасность грозила столице! Немцы вышли к каналу Москва - Волга и перешли его по льду на восточный берег. Пал Солнечногорск, была захвачена немцами Яхрома. Волгу мы считали неприкасаемым рубежом. Но канал не удержали….  16-я армия отступила на восточный берег Истринского водохранилища. И только дивизия генерал-лейтенанта Белобородова, не отступая, продолжала вести бои на западном берегу!

Ответственность за столицу нарастала… Физическое и нервное напряжение огромное! Фронт иногда выгибался дугой от напора немецких войск».
Чем больше комиссар давал информации пехотинцам о тех горячих и страшных днях, тем яснее прорисовывалась Тищенкову Алексею огромная опасность, нависшая над столицей осенью и зимой 41-го года.
Комиссар продолжал: «Генерал-полковник Василий Иванович Кузнецов командующий 1-й ударной армией, в составе которой были балтийские моряки, сделал невозможное - отбросил противника на западный берег канала. Моряки лихо атаковали врага и быстро перешли в контрнаступление. Немцы боялись морского десанта .
Потеряв позиции на канале, противник решил охватить столицу танковыми клещами с юга, двинув танковые соединения Гудериана на Тулу. Танки Гудериана нечем было останавливать, кроме бутылок с горючей смесью да связками гранат. Город оружейников дал врагу отпор. Гудериан обошёл Тулу с востока, двинулся к Кашире и Коломне.
Спасай Москву, генерал Болдин!
На окраине Каширы 50-я армия генерал-полковника Ивана Васильевича Болдина остановила противника и сильным ударом отбросила к югу. Кашира была спасена. Спасена в очередной раз и Москва…
Первое наступление гитлеровских армий сорвалось.
Заснеженные поля Подмосковья чернели трупами немцев после наших контратак. Зимой 41-го морозы лютовали. Нас одели в полушубки. Немцы остались в шинелях. Познали захватчики русскую зиму.
Скажите, товарищи бойцы, погода нам враг или помощник?» - спросил комиссар.
Бойцы оживились:
 - Если армейцы тепло одеты – помощник.
 - Иногда враг – если солдаты обморожены или простужены.
Политрук сказал: «В родной стране – всегда помощник. Нам тяжело, врагу ещё тяжелее».

В начале декабря советские войска шли через глубокие снега на юго-запад. Немецкая группа армий «Центр» пыталась атаковать нашу оборону севернее Наро-Фоминска, но получила контрудар от 33-й армии генерала  Ефремова.
Невыносимые по тяжести, напряжённые до последнего накала, могучие по силе духа, сражения за Москву показали высокое моральное превосходство советских солдат над гитлеровскими войсками.
Партизанские отряды помогали Красной Армии. Много сведений о противнике мы получали от них. На фронте мы идём выполнять задачу взводом, ротой, полком… Партизаны и народные мстители зачастую выполняли задание в одиночку. Если они попадали в плен, спасти их малыми силами было почти невозможно. Гитлеровцы жестоко расправлялись с ними, устраивая пытки и публичные казни. Насколько опасной и мужественной была борьба партизан, вы узнаете из газеты «Правда» за 27 января 1942 года в статье Петра Лидова «Девушку звали Таня»».
Леонов раздал по рядам несколько номеров газеты, в которых рядом со статьёй, был помещён снимок, найденный младшим лейтенантом Иосифом Гореликом у пленного немецкого офицера.
Слушатели зашевелились, а потом замерли, всматриваясь в газетные страницы и фотографию. Комиссар с волнением говорил о мужестве девушки, которая была схвачена фашистами:
«… Площадь деревни Петрищево, близ Вереи.
Виселица …
Девушка, сжавшая кулаки, смело и гордо смотрит на палачей. За её спиной толпятся в ожидании расправы десятки изумлённых немецких солдат. Они онемели от дерзкого мужества юной партизанки, на шее которой висит доска с обвинением «Поджигатель домов».
Тут же, на площади - запуганные врагами деревенские жители. Они в страшном волнении и переживании… Сердца их замерли в сострадании к защитнице. Среди них - ребёнок, который навсегда запомнит этот день…
Под босыми ногами девушки хрустит снег, в глазах горячий огонь несломленности после пыток. Из груди рвутся последние слова, которые станут её великой силой: «Будьте смелее, бейте немцев, жгите, травите!.. Это счастье – умереть за свой народ».
Перед лицом испытания - не страх, а гордое, сияющее величие, оттого, что она – дочь этого народа.
18 февраля в «Правде» вышла вторая статья «Кто была Таня?»  Двадцать третьего ноября 1941 года личным примером мужества поднимала на борьбу свой народ… восемнадцатилетняя Зоя Анатольевна Космодемьянская. 
Недавняя школьница… показала нам, что главная сила в человеке – сила духа».
В помещении установилась мёртвая тишина. Красноармейцы не могли оторваться от газеты. Леонов отошёл к окну…   
От сильного ветра гнулись деревья, распахнулась от порыва дверь на улицу, но никто не поднялся её закрыть…   

11. «Красной Армии нужны бойцы, подготовленные всесторонне»

Комиссар Леонов подводил итоги: «Удалось остановить второе генеральное наступление на Москву.  Пять месяцев мы пытались ОСТАНОВИТЬ и ИЗМОТАТЬ противника, несмотря на колоссальное неравенство сил!
Провал двух немецких наступлений на Москву показал, что немецкие армии не выдерживают наших контрударов и не могут перебрасывать подкрепление на центральный участок фронта. На это была причина. В ноябре 41-го они получили чувствительные удары юго-восточнее Ленинграда, в районе Ростова и Севастополя. Мы, используя эти успехи, должны были срочно вырвать стратегическую инициативу у противника, поэтому без пауз после контрударов  -  перешли в контрнаступление. Немцы не успели перегрупповаться для обороны и отступили на неподготовленные позиции.
Три фронта: Калининский, Северо-Западный и Западный объединились для одновременного удара, чтобы не дать врагу подойти к Москве с севера и юга. Огромный наступательный порыв охватил нашу армию.
В декабре освободили Калинин, Волоколамск, Старицу. Оперативные группы Юго-Западного фронта под командованием Белова и Костенко освободили Елец, Калугу, Козельск и Белев.
Праздник был у наших воинов!
К Рождеству наши необстрелянные мальчики из 39-й армии под командованием Ивана Ивановича Масленникова прорвали оборону противника на пятнадцатикилометровом участке западнее Ржева. Ржев – болевая точка нашего фронта. Особо укрепляемый плацдарм немецких армий для наступления на Москву. Растянутый фронт удержать трудно. Немцы перекрыли участок прорыва. Неожиданная помощь пришла с неба. Воздушные десантники увидели сверху все прорехи немецкой армии. Подали сигнал и указали направление кавалеристам и лыжному десанту.
Дважды Герой Советского Союза генерал Захаров Матвей Васильевич восстановил положение силами 29-й, 30-й армиями, одержав замечательную победу. Фронт стабилизировался».
Комиссар поочерёдно вызывал бойцов к карте и задавал вопросы по итогам битвы за Москву. Строго сказал: «Карта – это второе оружие. Ваш замечательный командующий Иван Степанович Конев умеет держать в памяти всю карту до мельчайших подробностей. Вот как надо работать с картой.
Товарищи бойцы, военные действия не дают нам возможности провести несколько занятий по истории фронта, героике событий, морально-политической подготовке. Сегодняшнее занятие было долгим и напряжённым. Я изложил вам серьёзный материал. В ходе военных действий фашистами были уничтожены тысячи наших сограждан. Пали смертью храбрых наши бойцы, отдавшие жизнь за спасение Москвы. Враг жесток, хитёр и коварен. Расправляться с ним нужно сурово и быстро. Не только политуправление фронта готовит вас к боевым действиям. Вы должны проявить все свои умения, знания, волю, силу характера, чтобы разбить ненавистного врага.
Я хотел особо заострить ваше внимание на особенности освобождения города Калинина. Это великая заслуга лыжников, десанта и кавалерии. Они помогли стабилизировать фронт.
Есть ли среди вас такие умельцы – лыжники, конники, десантники?» - спросил комиссар.
Несколько человек подняли руки. Тищенкову Алексею, как сельскому жителю, было странно, что кто-то ни разу не стоял на лыжах, не сидел верхом на коне.
Генерал-лейтенант выделил интонацией важное требование: «Красной Армии нужны бойцы, подготовленные все-сто-рон-не! Хорошо, если вы в юности научились плавать, ездить верхом на лошади, ходить на лыжах, прыгать в аэроклубах с парашютом. Взять город Калинин без таких умельцев было бы невозможно. Обильные снегопады сделали дороги непроходимыми для транспорта и людей. Чистить их в условиях войны никто не будет. Контрнаступление из-за отсутствия дорог никогда не откладывается.
Помощь в штурме города предложили бывалые лыжники. Это был уникальный ход! Войска, одетые в белые маскировочные халаты, с автоматами, пулемётами, миномётами прошли через глубокие снега наперерез немецкой армии и оказали противнику упорное сопротивление. Они, будто вынырнули из-под сугробов в чистом поле. Лыжного десанта враги никак не ожидали.
Враг, почувствовав угрозу окружения, в панике бежал, бросая орудия и боевую технику. Шестнадцатого декабря мы выбили немцев из Калинина и не дали врагу прорваться к Торжку, в тыл Северо-Западного фронта. Попытка обойти Москву с севера была сорвана.
В январе 42-го завершилось наше контрнаступление. Враг был отброшен от Москвы на сто – двести пятьдесят километров и потерял много боевой техники. Немецкие планы «Блицкрига» и «Тайфуна» были провалены. Москва была спасена.
Наша победа под Москвой стала началом коренного поворота в ходе войны. Невероятно-холодной, многоснежной зимой 1942-го года войска Красной Армии прошли через глубокие снега с боями двести пятьдесят километров, отвоевали города Адриополь и Торопец в Торопецко-Холмской операции,  начали наступление на Вязьму и Смоленск. Зимой 1941-42 годов Красная Армия захватила инициативу на главном, западном стратегическом направлении советско-германского фронта. Были промахи, неудачи, просчёты, неимоверные трудности. Войска наступали затемно, чтобы достичь внезапности удара, потому что ещё были слабы ударные и огневые возможности нашей армии.
Люди выстояли! Физическая усталость  после снежных переходов велика. Заледеневшую одежду негде было просушить. Зверский холод, обморожения бойцов затрудняли боевые действия. Но появились и первые крупные победы над опытным врагом. Командующий Калининским фронтом Иван Степанович Конев проводил наступательные операции в сложных условиях, смело расставлял живую силу и средства на направлении главного удара, сумел тщательно организовать огневое поражение противника. За успешные боевые действия наш командующий был награждён Орденом Кутузова I степени». Слушатели зааплодировали.
Дмитрий Сергеевич поднял руку: «Товарищи бойцы, отстояв Москву, мы ещё должны нанести поражение всей группе армий «Центр». 3-я ударная армия Калининского фронта, в состав которой входит ваша дивизия, пойдёт в направлении на Холм и Великие Луки под командованием генерала Максима Алексеевича Пуркаева.
4-я ударная – на Велиж – Смоленск – Демидово.
Дорогие мои, вам ещё предстоят тяжёлые бои по освобождению нашей Родины. Желаю вам мужества и хладнокровия. Презирайте паникёрство, трусость и жалобы. Помните, что даже самый трудный день в вашей солдатской жизни приближает вас к победе».

12. Когда закончится война?

Три друга пехотинца Тищенков, Никонов, Шестаков шли по военным дорогам в составе 3-й ударной армии на северо-запад, всё дальше отгоняя противника от Москвы.
  У Никонова и Шестакова была любимая тема спора: когда закончится война. Никонов «гнал лошадей», не учитывая положение других фронтов, горячо доказывая свою точку зрения. Шестаков закончил до войны семь классов, хорошо знал географию, расположение воюющих государств, оценивал расстояние до Берлина. Говорил, что воевать придётся ещё года два, а то и три.
Тищенков слушал их, не вмешиваясь в разговор, и мысленно отодвигал сроки, реально, по-деревенски, прикидывая, за сколько дней он проедет на лошади до Вязьмы, до Смоленска, до Великих Лук. Он видел, что чаще всего артиллерийские орудия тянули на лошадях из-за непроходимости дорог. Плюсовал время на бои, на подтягивание тылов, учитывал силу противника. Далеко в расстояниях «не забегал», но частенько смотрел карту у ротного  командира. Вслух свои подсчёты не оглашал, но любил определять время продвижения армии. Практика сельского жителя его не подводила. Он иногда охлаждал пыл Никонова и говорил неспешно: «Не спорь, не спорь, Петя, Шестаков прав». Никонов замолкал на время. А на очередном привале всё начиналось по-новому. Победы хотелось всем и как можно скорее…

13. Может ли Калининский фронт, защищающий север Москвы, помочь Сталинграду?

Летом 42-го вся военная техника шла к Сталинграду. На Западном и Калининском фронтах остро ощущался недостаток сил и средств. Страна сосредоточила максимальные усилия на Кавказе и Сталинграде и  мобилизовала все силы на отпор врагу. Враг рвался к нефтяным районам Кавказа и Каспия. У кого нефть, у того и сила. С юга, по Волге, планировал зайти на Москву. Ответственные задачи по отвлечению сил противника от Сталинграда выполнял командующий Западным фронтом Георгий Константинович Жуков. Там была прорвана оборона немецкой армии до тридцати километров. Фронт встал на рубеже – Вазуза, Осуга, Гжать. 
Дивизионный комиссар Калининского фронта генерал-майор Михаил Федорович Дребеднёв разъяснял бойцам сложившуюся на фронте ситуацию, ставил новые цели и задачи: «…У Сталинграда критическое время. Врагу нужно быстрее раздавить нас и перекинуть силы на юг. Мы не дадим ему сломить нас.
Противник стоит под Ржевом, недалеко от Москвы, и ждёт момента, чтобы расширить плацдарм для наступления на столицу. Мы не дадим ему вернуться к Москве. Видя наше упорство, немцы бросили под Ржев резервы, предназначенные для Сталинграда. Но эти пять дивизий мы разгромили. Ни одной из них не удалось отправить на юг. Гитлеровское командование было вынуждено усилить под Ржевом группы армий «Север». Этим они укрепили свою оборону.
Наша задача: сковать силы этих групп на севере Москвы, чтобы не допустить её перегруппировки на юг. Они снабжают эти группы через железнодорожные сети, проходящие через Великие Луки и Новосокольники. Взятие этих городов в наших дальнейших планах». Сейчас мы усилим 9-ю армию тремя танковыми и двумя пехотными дивизиями, чтобы вести встречные бои и отражать контрудары немецких войск. 
Нашего генерала Конева назначают на Западный фронт вместо Жукова. У Конева есть опыт тяжёлых боёв на севере Москвы.
Георгий Константинович Жуков вступает в должность Верховного Главнокомандующего и убывает ... куда?» - спрашивает генерал-майор.
Пехота прорывается многоголосым ответом: «Под Сталинград».
«Верно!»  - говорит политрук. - От Сталинграда зависит дальнейший ход войны».
… 19 ноября 1942 года войска Юго-Западного фронта перешли под Сталинградом в контрнаступление, разгромили и сокрушили трёхсот тридцати тысячную армию генерал - фельдмаршала Паулюса. Инициатива перешла в руки Верховного Главнокомандования»!
«И наша заслуга в этом есть», - радовались пехотинцы Калининского фронта, где новым командующим стал Николай Иванович Ерёменко.


       14. «Танцевать с ней никто не хочет»

В августе 1942 года войска Калининского фронта, взаимодействуя с правофланговыми соединениями Западного фронта, ликвидировали плацдарм гитлеровцев на северном берегу Волги.
Вышли на подступы к Ржеву, продвигаясь на Ржевско-Сычёвском и Ржевско-Вяземском направлениях, северо-западнее и юго-западнее Москвы.
Левое крыло Калининского фронта возобновило наступление на Ржев. Силы по-прежнему были не равны. Боеприпасов и вооружений недостаточно, поэтому ни Ржевскую группировку, ни ржевско-вяземскую разгромить не смогли… Генерал Жуков знал положение Калининского фронта и понимал, что фронт нуждается дополнительно хотя бы в двух армиях. Но эти армии взять неоткуда, а задача остаётся прежней: разгромить не только ржевскую группировку, но и ржевско-вяземскую, чтобы улучшить положение на всём западном стратегическом направлении.
Врага гоним, но бои не легче», - вздыхают бывалые пехотинцы, идущие рядом с Тищенковым в очередной поход. Правое крыло фронта движется с боями к Великим Лукам.
Алексей шутит, не показывает усталости: «Как не легче? Паёк-то умяли. Вещмешок полегчал, душа повеселела. Смотрите по сторонам. Весна идёт. Ветер радует. Птицы поют. Каждый день ближе к победе. Думайте о возвращении домой. Землица ждёт. Урожая просит. Какие ожидания! Какие мечты! Это ли не радость?! Ведь не 41-й. Победили под Москвой и Сталинградом! Сколько преодолений. На месте не стоим. Враг пятится, а мы продвигаемся! А год назад и подумать было страшно, как подступиться к Ржеву, к Велижу, к Великим Лукам. Бойцы – молодцы! Сами не знаете, какие молодцы. Веселей смотрите, мужики. Придёт пора - возьмём и Луки, и Витебск.
Ротный командир Кадомский слушает рядового Тищенкова и улыбается. Нравится ему этот парень. Характер боевой, крепкий. Помощник командиру в любом деле. Работать - так работать - воевать, так воевать. И друзья под стать ему. Весёлые ребята. Откуда такие берутся? Им и путь - не дорога, пробежали версту – не заметили. Рота за ними спешит. Устали, конечно, ребята, но не сознаются. Готовились к наступлению: грузили снаряды, чистили оружие, отправляли раненых. Намаялись. А сегодня ещё - марш-бросок одолели.
Уставшим красноармейцам устроили небольшой отдых в одной из освобождённых деревень. Смертельно уставшие бойцы вздохнули с облегчением. Пехота в изнеможении повалилась на землю. Ноги не шли. Не было сил даже пошевелиться. Дали отоспаться два дня. Вечером второго дня солдат разбудил шум, смех, звуки балалайки. Голос паренька-подростка подавал команды девчонкам. Где-то недалеко девушки пели частушки, старательно привлекая внимание расположившихся на отдых бойцов. Тищенков, Никонов и Шестаков не удержались от любопытства. Алексей скомандовал: «Подъём». Ребята, перешагивая плетни, перепрыгивая изгороди, краями огородов продвигались напрямую к месту сбора молодёжи. За ними потянулись другие солдаты. Парнишка лет четырнадцати играл на балалайке, шесть девушек танцевали. За изгородью стояла ещё одна, не решаясь присоединиться к танцующим подругам. На лицо мила… Коса толстая! Алексей подошёл к изгороди. Девушка сделала почему-то несколько шагов назад. Подросток безжалостно разоблачил тайну сестры: «Ей мамка вшей выводила. От неё керосином воняет. Танцевать с ней никто не хочет».
Тищенков тут же сообразил, что сказать: «Я в керосиновой лавке работал. Для меня это самый родной запах. Девушка, не откажите молодцу!» Девушка сначала недоверчиво посмотрела, потом махнула рукой, вытерла слёзы, рассмеялась и пошла в обход изгороди к танцующим подругам. «Такие гости в деревне! Как удержаться!»  - сказала она, выходя в круг. Бойкая девчонка всех развеселила. Прошла по кругу, разведя руки в стороны, притопнула и начала отплясывать. Алексей, пританцовывая, вёл партнёршу. Солдаты, поправляя гимнастёрки, подходили к девушкам, приглашая на танец. Куда вся усталость подевалась? Бойцам не верилось, что может быть  такая мирная жизнь… Много значил для них этот
спокойный сельский вечер. Он остался в их памяти утешительным воспоминанием.

15.Великие бои за Великие Луки.

Правое крыло Калининского фронта действовало на Великолуцком направлении. На Великие Луки Алексей Тищенков шёл в составе 3-й ударной армии, которой отводилась главная роль в этой операции. Командовал ей генерал-майор Кузьма Никитович Галицкий, а всей наступательной операцией руководил генерал Георгий Константинович Жуков.
  Крепко засели немцы в Великих Луках, превратив промышленный город в тыловую базу и военно-стратегический пункт. Через крупный узел железных дорог они пропускали войска на северный и центральный участки фронта. Через соседние небольшие города - Новосокольники и Невель - вражеский гарнизон связывался с тылом и отправлял оружие, боеприпасы, продовольствие Ржевской группировке, которая воевала против Калининского фронта, угрожал тылу наших войск, воюющих на витебском направлении. Город закрывал дорогу нашим войскам на Новосокольники и Прибалтику. Он стал своеобразным плацдармом, нависшим над правым крылом Калининского фронта. Было понятно, почему, так остервенело, держались фашисты за эти города. 
Под угрозой расстрела горожане вынуждены были укреплять для немцев, улицы и дома, подступы и окраины Великих Лук. Для строительства мощных оборонительных сооружений были согнаны и жители окрестных деревень. Деревни, мешающие обстрелу окрестностей, были сожжены.
На окраинах города немцы выстроили крепости, используя природные высоты, укреплённые сотней дотов и дзотов, обтянули их колючей проволокой, по которой был пропущен электрический ток высокого напряжения. Подступы к фортам минировались. Многочисленные огневые точки располагались в старых каменных и кирпичных зданиях города с толстыми стенами и подвалами. Были укреплены более десяти церквей и монастыри, обнесённые стенами и рвом. Везде - густая сеть ходов, сообщений, укрытий и щелей.
Оборона укреплялась и вдоль реки Ловать. Другие реки и ручьи были эскарпированы – у них вертикально срезали откосы. Мосты были заранее подготовлены к взрыву.
Немецкий гарнизон города с восемью тысячами солдат был укреплён шестнадцатью тяжёлыми орудиями, сорока орудиями среднего калибра, двадцатью зенитными пушками, ста миномётами. Город был тщательно подготовлен к круговой обороне.
Перед войсками Калининского фронта была поставлена задача: сковать силы противника у Великих Лук, не допустить его пехотные и танковые дивизии на помощь внутреннему гарнизону города.
Разгромить вражескую группировку, овладеть городом и прилегающими к нему районами. Далее - развернуть широкие наступательные действия наших войск в районе Гжатска и Вязьмы.
Взять такой укреплённый город было не просто. Два года Красная Армия вела бои за освобождение Великолуцкого района, помогая местному народному ополчению. Для овладения Великими Луками генерал-майор Галицкий наметил три удара: два  из них в обход города с юга на северо-запад и с севера на юг, чтобы взять город в кольцо. Третий удар - со стороны фронта. В полосу прорыва пойдёт 2-й механизированный корпус.
  Наступление началось 24 ноября 1942 года.
 Перед наступлением в двадцатых числах ноября наших бойцов порадовали сводки об окружении сталинградской группировки фашистских войск.
 Воинские подразделения получили боевые задания. В тяжёлых  условиях зимы пехотинцам предстоит преодолеть три оборонительные полосы противника, прикрывающие город.
Пехотинцы вместе с командиром рассматривают карту, изучая расположение немецких войск и укреплённые высоты у города.
После огненного вала артподготовки пошли в наступление к Великим Лукам танки и пехота. В первый же день войска заняли первые и вторые позиции немецких окопов. Алексей Тищенков в первых рядах пехотинцев-пулемётчиков пробивался через немецкие укрепления к оккупированному городу.
Жители подвалов с надеждой прислушивались к звукам канонады, которые доносились со стороны сёл Заворово и Отрепки, надеясь на приход Красной Армии. Здесь, в северной части города ведёт бои 381-я стрелковая дивизия полковника Бориса Семёновича Маслова и комиссара Семёна Петровича Васягина. Дивизия, занимая укреплённые высоты, всё-таки вышла к западной окраине Великих Лук и Новосокольникам. Туда же, в прорыв, в горячее место боёв, стремительно ринулся 2-й механизированный корпус генерала Корчагина. Накал боёв - повсеместно! В напряжённых боях у станции Остриянь, отчаянно дерётся с врагом 9-я гвардейская стрелковая дивизия генерал-майора Простякова. Задача у всех одна: удержать район прорыва! Все пространство простреливается немцами из крепостей. Взять укреплённые высоты без потерь невозможно…
Тищенков Алексей вспоминал: «В радиусе пятидесяти километров и у стен города - тяжёлые, длительные, непрерывные бои, настолько ожесточённые и горячие, что Великие Луки прозвали «малым Сталинградом». Нам день казался годом, настолько он был изнурительным. Тридцать три дня бились только у стен Великих Лук».
357-я стрелковая дивизия полковника Александра Львовича Кроника пошла в обход на юго-запад, к железной дороге и шоссе, к высоте Воробецкая. Среди бойцов дивизии шагал Алексей Тищенков.
257 стрелковая дивизия со стороны фронта двинулась на восточную окраину. Эти дивизии обеспечивали с юга действия 3-й ударной армии. Её 88 полк, под командованием полковника Лихобабина в самый трудный момент, при поддержке 112 артполка, овладел высотой Ступинская и отбил все атаки противника. Вернуть высоту гитлеровцы уже не смогли. Эта радостная весть облетела по связи все наши войска. Но там завязались очень упорные бои.
Когда три полосы укреплений были завоёваны нашими войсками, Великие Луки были обойдены с юга и севера. 29 ноября 1942 года первая задача по окружению Великолуцкой группировки была выполнена. Второй задачей была её ликвидация. На это ушло полтора месяца боёв.
Алексей Тищенков вспоминал: «Всё шло по плану. Мы прошли все полосы немецких укреплений и бились уже у стен города, на высотах и у крепостей. Ждали подмощи 5-го гвардейского корпуса, силы которого были нужны при штурме города. Но в тылу корпуса, как сообщили связисты, продолжала сопротивляться блокированная 83-я немецкая пехотная дивизия. И наступать надо в сторону города, и шарипинскую группировку противника держать в кольце, которая рвётся на свободу изо всех сил. Вот так задача!
Противник «жаждал» спасти блокированный немецкий  гарнизон, который состоял из одного пехотного полка, трёх артполков, запасного пехотного и сапёрного батальонов. Гарнизону на помощь немцы бросили 8-ю танковую дивизию. Немецкие войска пытались неоднократно прорваться к Великим Лукам и ввели в бой ещё одну танковую, одну моторизованную и несколько пехотных дивизий.
Враги рвались к Великим Лукам с огромным напором. Молотили наши армии страшно! Мы хорошо понимали, за что кладём здесь свои жизни. Севернее - Ленинград! Юго-восточнее – Москва!
В одном из боев под Великими Луками из девяноста человек нас осталось трое. Три дня братскую могилу копали по ночам. Стоим трое солдат, а восемьдесят семь  -  лежат. Кухня подошла. На каждого  – тридцать порций! …Кусок в горло не лезет. Горе горькое ничем не заешь! Лучше б сам умер, чем дорогих сердцу ребят хоронить.
Между боями принесли в окоп боевой листок. Недалеко от Великих Лук, под городом Локня, погиб любимец пехоты – Александр Матросов. Общительный парень. Весёлый. Простой. Воспитывался в уфимской детской трудовой колонии. В сложный момент боя у деревни Чернушки принял богатырское решение: закрыть грудью амбразуру вражеского дзота, чтобы пехота смогла подняться в атаку. Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Никонов говорит: «Был бы живой… радовались больше…»  Молчанием и вздохами отметила пехота его награду. «Я её назвал скорбной… Все знают, что Герой, но тяжело… Тяжело об этом вспоминать…» - признавался Тищенков.
 В другом бою из роты автоматчиков нас осталось семеро. Было это у деревни Овсярниково. Всё же нам удалось освободить этот населённый пункт. Тогда-то и получил я свою первую награду – медаль «За отвагу». 
После боя, несмотря на победу, мы были в тяжком моральном состоянии. Огромные потери … погибла вся автоматная рота: сто шестьдесят человек. Казалось, что всю жизнь только могилы и копаем.
Я сильнее других ребят, мне часто приходилось быть санитаром и связистом. Раненых с поля боя собирал, перевязывал. Медсестер, как всегда, не хватало. А я все переживал, что не так забинтую. Раненых спасать труднее, чем города брать. В них еще и надежду вселять надо. Уговаривать.  В бою – удальцы, а вида крови боятся. С поля боя солдат выносить не так страшно, как находиться у медсанбата. Вот где печаль… нескончаемая…» Санитарных машин мало, медикаменты расходуются быстрее, чем их доставляют. Раненые истекают кровью, перевязать нечем… Рвём одежду… стерильности нет. Солдаты терпят, ждут перевязочных материалов, надеясь выжить…
  Медсестры и врачи не в силах принять огромное количество раненых, даже для перевязок, не считая срочных операций.
Я видел, как единственный хирург от усталости не мог уже стоять на ногах. Он не спал двое суток. Говорил, что боится своей замедленной реакции на операциях. Слева от медсанбата лежали те, кто ещё мог выжить, после оказания первой помощи. Хирург вышел за палатку осмотреть тяжелораненых, но уже не мог открыть глаза…
Его поддерживали две медсестры, которые сами были до предела ослаблены. В третий раз сдали кровь раненым. 
Я всё думал: откуда берутся силы у этих измученных, израненных, обескровленных людей? … От родной земли, которую защищают, от нашей веры, от русского духа! Защита Родины-родимушки, дорогой, как матери, как дитя, для них - самое главное. 
…Справа от медсанбата мы клали тех, кто уже никогда не вернётся к своим матерям… Полетят чёрные похоронки безутешным горем… в дальние края, собирая скудные поминальные столы. Чьи-то сыновья, не дождавшиеся отцов, будут донашивать их рубахи, вместе с матерями -  пахать на себе землю. Матери потускневшим взором будут всматриваться в дорогу, а душа, вопреки всему, будет ждать стука калитки…
Вот они – защитники, лежат перед нами, навсегда закрыв очи… И старые, и молодые… Русская земля стала им пухом. Здесь они нашли правду-истину, отдав жизнь за Родину свою».
С тяжёлым душевным состоянием Алексей продолжал переносить раненых, бинтовал раны, приносил воду в медсанбат. Вытирал пот рукавом гимнастёрки и понимал, что здесь, среди страданий и стона раненых самое напряжённое место служения. Донимало головокружение от изматывающей физической перенагрузки и голода. Поесть было некогда… Ни о каком отдыхе не могло быть и речи. Каждая минута дорога для раненых. Многие погибали от потери крови, а взять её в операционной, кроме как у медсестёр и других раненых, было не у кого. Алексей несколько раз сдавал кровь. Его тошнило от слабости. В глазах мелькали бинты, носилки, искажённые болью лица…
«Сколько раненых! А если бы меня здесь не было, нашим медсёстрам было бы ещё тяжелее», - рассуждал Алексей. Он понимал, почему именно его, как самого молодого и сильного, командир направил именно сюда.
«Ещё навоюешься. Раненым помоги. Боеспособность армии надо восстанавливать. Пушки без людей не стреляют», - говорил он Алексею.
То в бой, то в медсанбат. Алексей ползал по полю, собирая раненых. «Мужчины тяжёлые. Как же девчонки - сандружинницы их переносят?» - удивлялся боец.
Тяжелораненых после операций снимали со стола на носилки, потом - в машину, отъезжающую в тыловой госпиталь. Поздней ночью, когда ноги уже не держали Алексея от усталости, пехотинец падал рядом с носилками и проваливался в короткий тревожный сон, готовый подскочить по первому зову. Если начиналось наступление, он шёл с однополчанами в бой, а после боя - снова помогать раненым.

16. От огромного количества погибших и раненых опускались руки.
 
Обилие раненых осложняло военные действия под Великими Луками.
 «Тищенков, сегодня - в медсанбат, выносить раненых с поля боя. Медсестра просит о помощи», - приказывает в очередной раз командир роты Илья Кадомский. 
«Есть, товарищ командир!» - с тяжёлым вздохом произносит боец. Он знал, что его ожидает…
  Быстрый на руку в любой работе, Алексей бинтовал раненых на поле боя, перетаскивал их на плащ-палатке до санбата, помогал грузить в санитарную машину. Он видел, как новенькая медсестра Зоя Иванова рыдала над каждым раненым и умершим. От вида огромного количества погибших у неё «опускались руки». Алексей успокаивал Зою, стыдил, ругал, гладил по голове. Убеждал, что армии помогут не слёзы, а сильный дух и умелые руки боевой медсестры.
 Он рассказывал ей о тяжёлом времени, которое пришлось пережить Калининскому фронту под Ржевом, чтобы она не раскисала, а собирала волю в кулак и быстрее привыкала к новой обстановке. «Много наших ребят там погибло. Я был ранен, но мне повезло». - Пехотинец показал руку: «Смотри, это уникальный случай ранения. Было это прошлой зимой, 20 февраля. Пуля прошла навылет у кисти под венами, не задев кость. Я только рукав поднял для перевязки. Даже раздеваться не пришлось. На меня все смотрели, как на чудо. Не верили, что такое может быть».
Зоя увидела с двух сторон у запястья затянувшиеся раны. С улыбкой поглядела на Алексея и сказала: «Теперь я знаю, как выглядят счастливчики».
 «Знала бы ты, что мы тут пережили… Бои круглосуточные, да ещё погода донимает.
  Зимой невыносимо: пронизывающие ветра, морозы, метели, глубокий снег. Но оттепель – совсем пропащее дело: каково это - ползти по ледяной жиже; никакие варежки не помогут. Обмороженных очень много. Ноги, руки согреть невозможно. Валенки не годятся в такую погоду. Сапоги промерзают. Просушить одежду негде. Раненых и больных больше, чем воюющих! Санитары, медсёстры, врачи падают от перегрузок. Я - не санитар, а пехотинец. Но командир, видя тяжёлое положение с ранеными, часто направлял меня в медсанбат», - рассказывал Алексей.
 «Это по моей просьбе тебя прислали в санбат. Я боюсь раненых. Понимаю, что трусиха, но поделать с собой ничего не могу. Другие медсёстры уже освоились, а я в страхе и растерянности. Меня трясёт, тошнит. Домой хочу, чтоб ни крови, ни смертей не видеть. Не годна я для фронта», - стыдливо делилась с ним Зоя.
«Помогать Родине в трудный час – это и есть мужество,  - убеждал её  Алексей, быстро оказывая помощь раненому лейтенанту. - А ты знаешь, что я намного младше тебя? Ты мне что, в кустах из-за этого посоветуешь отсиживаться? Настоящих трудностей ещё не видела! Поздно прибыла! Ты думаешь, тут легко без тебя было? Потери людей огромные. Оружие держать некому! Насмерть стояли! Такие же девчонки, как ты, держали линию обороны. Никто домой не просился!
Трудности пережили неимоверные. Не описать! Нечеловеческие! Ноги не стоят! Глаза закрываются. Двое суток не спали. Рассказывают, что Жуков и по трое суток не спал. Как выдерживал? Это уже сверх человеческих сил… Мы толкали друг друга, чтобы не уснуть на ходу. Политрук орёт из последних сил: «Вперед! В наступление!»
Все – через силу!!! Раненых не всегда успевали собирать, мертвых хоронить. Не по-божески это. Переживали … Но никто без приказа назад не повернет. Если было затишье, хоронили всех в братской могиле. Страшно было от количества убитых. Поле мёртвых… Мы ходили туда… медальоны с адресами снимали, сдавали командиру, чтобы родным похоронки отправить. Сколько могил безымянных оставили, не перечесть…   
… Когда опытный командир ведёт в бой, он  -  как отец любому бойцу. Идёшь за ним смело и уверенно. Командир взвода старший сержант Василий Потапов бежит впереди. Взмахом руки показывает направление. Голоса его не слышно. Но мы знаем, что путь просчитан, продуман. Он приказывает взводу залечь, затаиться в укрытии. Мы знаем каждый его жест. Выждав момент, поднимает в атаку. Людей бережёт! Горячку не порет. Команды чёткие, знает, кому что поручить. Никто не мечется. Паники нет. Дело успешно продвигается. После боя хлопает смельчаков по плечу, жмёт руку. Это нам как высшая похвала от любимого командира.
 Но страшно смотреть, когда необстрелянные лейтенантики сменяли опытных, погибших командиров. Им бы поучиться ещё. Собой рискуют… Усы не выросли, а они уже в одночасье - герои. И какие герои! Но жизнь им отпущена недолгая… 
В такой бойне хотя бы день продержаться! Болота кругом, озёра. Раненые в воде лежат. На жерди клали, чтобы не провалились. Медикаментов нет!!! Пополнения нет!!! Кухня пройти не может!!! Пайки съедены. Люди вымотаны. Истощены. Спят от бессилия прямо в воде. Кашель поголовный! Застужены! Обсохнуть и обогреться – негде. Пошли наступать, под ногами вода хлюпает. Обстрел настолько сильный, что головы не поднять. Лежали в ледяной воде. Жить хочешь – будешь лежать! Только ночью вышли. Давали нам перед сном по сто граммов водки, чтобы согреться. А я водку не пил, бойцам отдавал. Выжил как-то и без водки.
На каждой высоте, в каждом бою гибли мои боевые друзья. Каждый считал, что должен заменить погибшего в бою однополчанина. О себе мы не думали. Жаждали… освобождения Родины. Гнали врага, били. И болота прошли, и высоты повидали, прыгали в окопы и ползли под колючей проволокой, переправлялись через реки. Я понял, что пехота - самый универсальный вид войск. Она везде пройдет, лес «прочешет», взберется на гору, отразит танковое наступление, создаст полосу препятствия, заминирует поля. Выдержка у пехотинцев отменная. Подпустят наши ребята врага на близкое расстояние – и в атаку, в рукопашный бой до победы. Но трудностей в нашем роду войск хватает. Пехотинец каждый метр родной земли своими ногами мерит. Усталость бывает такая, что мы падаем на дорогу там, где остановились, и засыпаем мертвым сном. Бывает, что мерзнем в окопах без горячего на холодной земле под дождём и снегом. Самый терпеливый воин – пехотинец. После боя – опять в путь-дорогу. Отдыхать некогда. Отставать нельзя. Медлить опасно. Противник тут же укреплений настроит, если его не гнать. В землю зарывался так, что не выбить! Лавиной шли захватчики. «Что их так гонит?» - думал я постоянно. - За какие жизненные ценности они сюда подыхать лезут? Мы - то за Родину, а они за что?»
Лежавший в палатке раненый, слушая Алексея, добавил о пережитом: «Нас в болотах на мертвых людей клали. Три «слоя» было под нами. Я думать ни о чем не мог, только о них. Благодаря мертвым и жив-то остался. От воспаления легких большинство умирали, не только от ран».
Медсестра тяжело вздохнула, вытерла у раненого пот со лба, наложила на голову холодную тряпицу.
          «Вы – опытные. Вам уже ничего не страшно, а я от всякого выстрела приседаю», - сказала девушка бывалым бойцам. 
Алексей, желая её поддержать, добавил: «Мы так же начинали. Не робей! Освоишься постепенно. За бойцами ты замечательно ухаживаешь! Я тоже не знал, как автомат разбирать. Научился. Медсестра должна быть смелее всякого солдата. У тебя, сестричка, двойная задача: людей спасать, а может, и заменить раненого бойца. Это только в палатке страшно, а в бой пойдешь - о страхе забудешь. Некогда бояться будет. Ну, я пошел? Меня командир вызывает».
  «Заходи! Только с ранением не попадайся, герой! Спасибо за помощь», - прощаясь, благодарила его Зоя.
«До завтра…» - ответил ей молодой пехотинец.
…
Они больше не встретились…
Зоя погибла в утреннем бою, оказывая помощь раненым. Алексей, увидев её после боя среди погибших, не поверил своим глазам. Он встал на колени возле неё и сказал: «Девочка, ты даже не знала, какая ты смелая!»

В течение всего декабря 1942 года шли ожесточённые непрерывные бои под Великими Луками, которые выматывали пехоту. Голод донимал. Сил расходовали много. Все бегом да бегом. Кухня, как ни старалась, не могла пробиться под огнём к расположению дивизии.
Помогая собирать раненых на поле, Алексей наткнулся за осинником на убитую немецкую лошадь. Она была истощена. Разглядывал ее, как чудо, думал о еде. На лошади была немецкая упряжь, тщательно сшитое седло. Тищенков позвал ребят. Втроем удалось оттащить трофей с дороги. Солдаты взвода поочередно вылезали из траншеи, отрезали по куску мяса и варили его, варили. «Вода кипит, кипит только пену гонит, а мясо все сырое. Наверное, конь слишком старый», - переживал Алексей.
Накатов Аким  и Малейкин Спиридон потирали руки, с нетерпением ожидая еды. Успокаивали солдат: «Не наедимся, так от бульона согреемся. После войны будем вспоминать этот необычный ужин под Великими Луками».
Так и поели сырое мясо. Куда деваться? Зато согрелись! Заулыбались...
На другой день, после очередного боя, кухню привезли, но кормить было некого. Почти все ребята погибли в утреннем бою. И была им полусырая конина последним земным ужином…

Враг под Великими Луками несколько раз перегруппировывал свои силы и менял направление ударов, но все атаки отражались с большими потерями для противника. За первые десять дней боёв на поле осталось лежать десять тысяч немецких солдат и офицеров, много военной техники и военного имущества.
Советские войска продолжали вести бои на уничтожение немецкой группировки. Ежедневно отбивали атаки частей противника, стремившихся изменить положение у Великих Лук. Боевые действия осложнялись тем, что борьба шла в непосредственной близости от города, где ждал!!! поддержки немецкий гарнизон. Был момент, когда войска противника подошли к Лукам на расстояние трёх-четырёх километров. Противостояние сторон было не на жизнь, а на смерть. Немцы наращивали удар, пытаясь прорвать внешний фронт  3-й ударной армии.
Тищенков вспоминал: «В трёх направлениях мы отбивали удары противника: с внешнего фронта, от немецкого гарнизон города и от шарипинской группировка в тылу.
Оставалось три дня до штурма…
 Ввиду сложной ситуации, к западной части города, в 357 дивизию, на высоту Воробецкую, прибыл представитель Ставки Верховного Главнокомандования генерал Жуков. Оценив обстановку, принял решение: «Благополучный исход операции будет зависеть от быстрой ликвидации гарнизона города».
 Советское командование приказало расчленить Великолуцкий гарнизон врага, частью уничтожив, частью пленив его. На внешнем фронте  усилили артиллерию.
8-й эстонский стрелковый корпус генерала Парна пришёл на помощь. 249-я эстонская дивизия и армии Западного фронта поддержали нас. Бои за город продолжались…

17. Почему две армии Калининского фронта не могли помочь друг другу

После принятия решения, в момент накала боёв за город, генерал
Жуков был вынужден срочно покинуть Великие Луки и прибыть в район действий 41-й армии Калининского фронта, где сложилась трудная для наших войск обстановка.
41-я армия должна была разгромить группировку и овладеть городом Белым. Танки и мотопехота успешно прорвали оборону противника. Но до конца выполнить задачу не смогли. Совместно с Западным фронтом 41-я армия должна была срезать Ржевский выступ - плацдарм для наступления на Москву.
У наших войск остро ощущалась нехватка самолётов и живой силы. Составная часть фронта, 3-я ударная армия генерал-майора Галицкого, уже ушла к Великим Лукам и Оленино, ведя там кровопролитные бои.
Ударной группе 41-й армии (это не вся армия), куда входили 6-й сибирский стрелковый корпус генерала Степана Ивановича Поветкина и 1-й механизированный корпус генерал-полковника  Михаила Дмитриевича  Соломатина, было не под силу удержать плацдарм. Там нужны были силы ещё двух армий. Но этих армий, как и прежде, не было…
К тому же, ощущалась острая нехватка боеприпасов.
  Фланги ударной группы нашей армии, глубоко вклинились в левый фланг ржевской группировки противника. Но они не были достаточно укреплены артиллерией, которую перегрупповать уже не успели…
В боевых порядках остались только танки, тягачи с орудиями и санитарные машины.
Немцы перебросили к флангам нашего клина оперативные резервы, а позднее ещё четыре танковые и несколько пехотных дивизий. Начали вести контратаки, вынудив 41-ю армию перейти к обороне. Пятьдесят немецких танков прорвали её правый фланг. Одновременно противник вёл наступление на левом. Кольцо вражеских войск уплотнялось. Ударная группировка 41-й армии была окружена.
Представитель Ставки, генерал Жуков, оставив Великие Луки, срочно прибыл на командный пункт 41-й армии - спасти её положение. Спокойно выяснил обстановку. Поставил задачу.
Смелому и мужественному генерал-полковнику Соломатину приказал по связи взять под своё командование четыре механизированные и две стрелковые бригады и… продолжать удерживать Ржевский плацдарм в глубине вражеской обороны!!! Удерживать до последнего, несмотря на критическое положение и замыкание вражеского кольца вокруг наших войск.
Численное превосходство противника было очень значительным. Из-за плохой видимости и метелей, ни продукты, ни боеприпасы доставить самолётами окружённой армии не удалось. Группа войск Западного фронта не смогла прорваться к окружённым войскам.
Восемь суток, не имея продовольствия и достаточного количества боеприпасов, сибиряки и танкисты Соломатина стойко сражались в окружении!
Жуков отдал приказ вывести группу из кольца. Генерал Соломатин решился на прорыв. Место и время были скоординированы. Артиллеристы 41-й армии обеспечивали прорыв, создав коридор из орудийно-миномётного огня, отсечный огонь по флангам полосы прорыва. При этом генерал Соломатин должен был нанести неожиданный удар из середины кольца. Атака, подготовленная скрытно изнутри и со стороны внешнего фронта, ошеломила противника. Выходили из окружения ночью. Ориентиром были большие костры у деревни Клемятино. По огненному коридору шестнадцатого декабря 1942 года войска организованно и дисциплинированно двинулись на прорыв. Прорваться удалось! Раненые были вывезены. Войска понесли незначительные потери и сохранили боеспособность для дальнейших боевых действий.
Мужественный генерал-полковник танковых войск Михаил Дмитриевич Соломатин отлично справился с заданием, совершив самый сложный вид боевых действий – выход из окружения. Сохранил боевой дух армии, людей и боевую технику.

18. Генерал Жуков вернулся к Великим Лукам.

Генерал Жуков вернулся к Великим Лукам и потребовал решительных действий по ликвидации гарнизона крепости. В войсках недоставало боеприпасов, потому что шли очень кровопролитные бои. Очень вовремя, по личному указанию Верховного Главнокомандующего Сталина, пришёл эшелон с артиллерийскими снарядами. Положение немецкого гарнизона стало безнадёжным, но комендант крепости дважды отклонял всякие переговоры. Советские войска вынуждены были продолжать штурм.
Вторую половину декабря наши войска продвигались к центру города, ликвидируя опорные пункты. Немецкий гарнизон всё ещё надеялся на выручку, ожидая подхода танков и пехоты.
Тищенков вспоминал: «В городе сопротивлялись две расчленённые группы противника в старой крепости и районе вокзала. На внешний фронт гитлеровцы бросили резервы с запада, которые с тяжёлыми боями прорывались к высоте Воробецкая, где находился наблюдательный пункт и генерал Жуков.
Были моменты, когда казалось, что враги прорвутся к городу. Они, действительно, сделали такую попытку. Через боевые порядки нашей пехоты на южной стороне города прорвались двадцать два фашистских танка. Замаскировавшись, они хитростью прошли через стрелковую дивизию, включившись в перегруппировку наших танков. Немецкая танковая колонна прошла вглубь нашей обороны, но наткнулась на истребительно – противотанковый артиллерийский дивизион. Четырнадцать танков было подбито. Восемь - обошли высоту и прорвались в город, скрывшись за воротами крепости. Это была существенная поддержка немецкому гарнизону…
 Немцы попытались прорваться из крепости своими силами, без внешней поддержки. Тогда по воротам крепости начала бить наша тяжёлая артиллерия. Первый танк, который высунулся из ворот, был подбит и закрыл выход всем остальным. Артиллерийский полк большой мощности начал обстрел крепости, добавилась авиабомбардировка. Крепость была разрушена. Враг уничтожен. Наша армия взяла огромное количество трофейных орудий и боевой техники противника. Гитлеровцы потеряли под  Луками шестьсот тысяч человек.
Первого января 1943 года мы освободили город и измученных оккупацией людей. Но это было только началом настоящего освобождения. Жуков уехал на Ленинградский фронт. А восемнадцатого января из сводок Совинформбюро мы узнали о соединении войск Ленинградского и Волховского фронтов. Блокада с Ленинграда была снята. Мы обнимались, кричали от счастья, не знали, как выразить радость… С ликованием  узнали, что нашему полководцу Георгию Константиновичу Жукову было присвоено звание Маршала».

19. «Удивляюсь, как это наш взвод смог такую высоту взять?»

Бои за Великие Луки закончились. Стоял морозный зимний день, когда войска находились в деревне Бурцево. Алексей сидел на пеньке, подобрав под себя замёрзшие ноги. На груди поблёскивал Орден Славы III степени. Награда - за мужество и героизм, при взятии высоты под Великими Луками.  Особо памятный бой…
Сейчас всё уже позади: и невероятная победа над врагом, и гибель любимого командира – события, в которые трудно поверить. Алексею казалось, что сейчас он услышит четкий приказ командира взвода старшего сержанта Василия Потапова к очередному наступлению. Но в воздухе странно звенела тишина. Никто не звал и не тревожил его. Голова Алексея, откинутая назад, уперлась в уцелевшую березу у разрушенного дома. Жухлые цветы в палисаднике, потемневшие от мороза, напоминали о том, что здесь совсем недавно текла жизнь, звучали голоса детей. У разбитых ворот на снегу валялась деревянная машинка. Он взял ее, покрутил колесики, прокатил по обломку доски и понял, что детство его, недоигранное, не так уж далеко ушло…
 Вспомнил друзей детства Ваню Кочкина, Сашу Понукина, вечерние игры возле дома. Голос отца, зовущего домой: «Сынок, помоги сапоги снять». Алексей стягивал ему сапоги, отец нарочито падал назад и, смеясь, говорил: «Ну, и силища у тебя, Алёха!» Будто подтверждая слова отца, Алеша рос крепким парнем. Помогал отцу по хозяйству, любил колоть дрова. С удовольствием слушал щелчки разлетающегося пенька и сочный звук удара отлетающего полена.
Щемило в груди от воспоминаний: «Дорогое мое Светово… Есть ты где-то на земле… И нет тебя….»
Перед глазами родной дом, дедова яблонька у крыльца… И деревенька  цела в воспоминаниях, и дед жив, и брат Ванюшка треплет ласково его вихры. …Мать суетится у плиты. Ставит на стол чугун с дымящимся картофелем, рассаживает большую семью, подает глиняную солонку отцу. Танюшка елозит на коленях у матери. Отец гладит ее белокурую головёнку.  Старшая сестра Настёна заглядывает в окно и, видя, что вся семья в сборе, стучит каблучками по крыльцу, сбрасывая на ходу туфли.
 …Слезы текут по щекам Алексея. Плакучая береза задевает длинными ветвями лицо, будто утешает. Сквозь эти мирные воспоминания, словно из страшного прошлого,  -  слова одного из командиров: «Любой ценой взять!»
«Одну и ту же команду можно по-разному произнести», - рассуждал после боя Алексей. -  «Командир взвода Василий Потапов объяснял боевую задачу по-отцовски…».
 Исчезает Светово… Растворяется… Заслоняется боем на высоте у Великих Лук. Другой приказ ломает сознание: «Людей не жалеть». Перед глазами проплывают лица боевых товарищей, которых не уберегли, хладнокровно, необдуманно отправив в пекло...
 Чьи-то сыны, отцы… Мужественные и великие… Каждого можно назвать героем…
«Удивляюсь, как тринадцать оставшихся в живых автоматчиков  смогли эту высоту взять?  - вспоминал Алексей. -  Как немцы нас «проморгали»?» Сколько на этой высоте погибших ребят лежало! Через трупы шли… По своим… Немцы забрасывали нас гранатами, а они через нас летели, будто мы Ангелы невидимые. Подобрались к врагу так близко, что, кажется, руку протяни, и до вершины дотянешься. И вдруг в самый напряженный момент… ранен командир Потапов.
 «Командир … Отец!» - сжимая зубы, шепчет Алёша, прячась за березу от однополчан. Вытирает слезы, глотает в горле ком, но ничего не может с собой поделать. Командир взвода был его вторым отцом... Мальчишество не скрыть, не спрятать ложным добавлением лет. Командир, шутя, кидал лишний комок сахара в его чай. Алеша чувствовал, сквозь сон, как заботливая рука укрывала его второй шинелью… 
Бой кипит! …Нет впереди командирской спины. Упал замертво командир. Застучало в висках от потери. Высота еще не взята. Немецкий расчет не дает подняться в атаку. «Я заменю командира! Надо остановить огонь противника», -  сжалось в груди от смелого решения! Хлещут пули, не давая поднять голову.
 « Лёша, смотри!» – дергает его за пятку лежащий ниже по склону Сашка Шестаков.
Тремя ярусами ниже, пехотинцы подтянули пушку – «сорокопятку», но медлят с выстрелом. «Что это они? Каждая секунда дорога!»  - возмутился Алексей. Он прыгнул вниз и покатился по склону к пушке.
 «Командиры из лагеря Селиксы Пензенской области, Хороша была ваша наука! Я выучил её на пять!» - поблагодарил он своих бывших наставников. Обученный вместе с артиллеристами, он в три секунды навел прицел и уничтожил весь немецкий расчет. Обстрел на короткое время затих. Ребята рванулись наверх! Высота была взята штурмом взвода. Командование отметило этот успех. Тищенкову вручал награду командир полка, когда прибыло пополнение. 

20. Ржевско-Вяземская операция. 

Великие Луки одолели… Новосокольники взяли. Немцы уже не смогут через эти железнодорожные узлы снабжать оружием, техникой, продовольствием Ржевскую группировку.
На Калининском фронте  -  четвёртая по счёту военная операция  - Ржевско-Вяземская. Почти весь март 1943 года бьются советские войска за ликвидацию ржевско-вяземского выступа, который образовался в обороне немцев. Это большая по размерам площадь: сто шестьдесят километров в глубину и двести – в ширину. Противник готовит её под плацдарм для нового наступления на Москву - и боится его потерять.
В наших войсках по-прежнему мало военной техники. Остро ощущается недостаток в медицинских работниках.
Командир роты Кадомский показывает бойцам карту: «Линия фронта проходит северо-восточнее Ржева и западнее города Белого. Бои за плацдарм – дело серьёзное. Немецкое командование сосредоточило здесь много живой силы и военной техники. А у нас всё ещё пехота идёт против танков».
Тищенков Алексей мнёт под ногами хрустящий мартовский снег и вслух рассуждает: «Какой вопрос задал бы сейчас комиссар? Что от нас требуется в этой операции?»
Шестаков Александр, не задумываясь, отвечает: «Если у противника сил много, надо объединить силы двух фронтов – Калининского и Западного». 
 - Верно, Сашка! Ты не напрасно тратил время на обучение.
 - Лёха, время покажет, кто из нас лучше усвоил «таблицу умножения».
  - Сашка, ты, главное, до победы доживи, чтобы спор с Никоновым закончился. Надо Петьку утихомирить, а то он язык сломает на спорах. Отдыхать от тебя пошёл, возле медсестёр крутится. Ростом маленький, а на язык силён. Смотри, смотри, девчонки от него глаз не отрывают. Даже забыли, куда идут!!!   
- Да ладно, пусть жизни порадуется, возле девчонок попрыгает… К нам с хорошим настроением вернётся. Нравится ему наша медсестра Фрося Иванова, да ростом не вышел. Но старается завоевать внимание».
Никонов вернулся с сияющим лицом: «Она… со мной говорила…»
Алексей тут же отреагировал: «А с кем ей ещё говорить? Мужиков-то  рядом, кроме тебя, не было. Подрастёшь, не переживай».
Друзья посмеялись, поздравили Петьку с удачей и прибавили шагу. Скоро - в атаку.
Ржев находился в низине, среди болот. Ненастная погода мешала быстрому продвижению советских войск. Ливневые дожди превратили дороги в непролазное месиво. Такого бездорожья, такой тяжёлой местности солдаты ещё не встречали. Они за руки вытаскивали друг друга из грязи.
 Казалось, что этим разбитым дорогам и невыносимой усталости нет конца. Вдоль дорог тянутся однообразные серые деревушки. Ежедневные, затянувшиеся дожди еще больше придают им убогий вид.
Беспрерывно буксуют военные машины. Глубокие, вязкие колеи поглощают колеса и не дают им вырваться из плена. Люди, измученные непроходимой дорогой и ледяными дождями, толкают застрявшую технику. Выбирается из ямы одна машина, застревает другая. Единственная деревенская улица становится совершенно непроходимой ни по центру, ни возле оград.
Из ворот дома выходит девушка в черном платье. Она несет в глиняном горшке горящие угли, вероятно, для того, чтобы растопить печь в доме напротив. На плечи накинута кофточка, на голове – платок. Ноги – босые. Горшок она держит обеими руками, боясь выронить драгоценный груз. Легкий дымок тянется из отверстия. Она пытается перейти дорогу. Колеи слишком широки и глубоки. Не перепрыгнуть. Колонна замирает на месте, наблюдая за девушкой. Ледяная вода не дает ей стоять на месте и пережидать, пока пройдут войска. Видно, что она терпит из последних сил. Прыгая через лужи, она останавливается в нерешительности перед самой большой, измеряя глазами расстояние до ближайшей машины. Успеет – не успеет?
 Алексей делает рывок из колонны и, схватив в охапку девушку, перепрыгивает с ней колею. «Цел ваш горшок?» - спрашивает у нее, смеясь, молодой солдат. Девушка кивает головой. Сияя счастливой улыбкой, чмокает солдата в щёку и быстро забегает за ворота. Пехота продолжает путь…
Болотистая местность и влажные испарения изнуряли бойцов. Окопы заполняются водой. Вода сочится снизу, дождь льёт сверху. Некуда сесть. Некуда лечь. На кострах невозможно высушить огромное количество мокрой одежды. Укрытия под елью не спасают от постоянного дождя. Согреться в мокрой одежде невозможно. У многих бойцов - горячка. Ежедневно увеличивается количество заболевших солдат. Силы людей на исходе. Санитарные машины рвут моторы на болотах. Раненых и больных обессилевшие люди несут через топи на носилках. Ни танки, ни артиллерия поддержать пехоту не могут. Они безнадёжно отстали и засели в грязи. Десять лошадей, проваливаясь по брюхо, еле-еле тащат лёгкую пушку. Самих животных приходится вытаскивать из болота верёвками. Авиация тоже не может помочь войскам в такую погоду. Из-за грязи потеряно много времени.
К месту наступления Красной Армии немцы успели перебросить до дождей две свежие дивизии. Наступление советских войск застопорилось. Боеприпасы на исходе. Операцию пришлось прервать на двадцать дней, чтобы провести перегруппировку и пополнить боеприпасами войска.
… Две недели идут напряжённые, изнурительные бои за Ржев. Армия измотана, измучена до предела. Пехотинцы спят урывками. От недосыпания - красные глаза, серые лица. Уставший вид. Сил на разговоры нет. Давно не ели… Бои не прекращаются… Военно-полевой кухне трудно разыскать позиции и пробиться через болота к солдатам. Душевные страдания не прекращаются от частой потери однополчан. Счёт погибших – идёт на тысячи. Враг силён. Медсёстры и санитары не в силах оказать помощь огромному количеству раненых. От этого, зачастую, и в похоронках, и в госпитальных журналах делается тяжёлая, скорбная запись: скончался от ран.
Изнеможённая пехота наконец-то врывается в разрушенный Ржев. По узким переулкам к главной улице города, догоняя роту, бегут пехотинцы. Им не верится, что под ногами – твёрдая почва. Впереди Тищенков в распахнутой шинели с автоматом, за ним - Шестаков, Перов, Аверьянов, Мозырев, Деревянко и Никонов.
Город фактически стёрт с лица земли. Зданий почти нет.
Истощённые, измученные оккупацией и боями люди выстроились вдоль дороги.
«Где они живут? Домов-то нет…» - спрашивает запыхавшийся Алексей у командира.
«Там, где найдут хотя бы щель или подвальную нору», - отвечает лейтенант Кадомский.
Из пятидесяти пяти тысяч жителей, которые жили здесь до войны, на улице  -  триста шестьдесят два человека. Те, кто выжили, знают друг друга наперечёт. Ежедневно спасали друг друга от голода и болезней. Детей среди взрослых почти нет. Хоронили возле домов… 
Маленькая девочка на руках у матери, замотанная в старое тряпьё, машет бойцам грязной ручонкой. Мать вытирает с лица слёзы радости.
Худая старуха хватает бойцов за полы шинелей и благодарит с плачем: «Сынки, спасли … Родненькие наши! Сами-то измученные… »
Алексей наклоняется к ней, целует, обнимает: «Мать, мы пришли… Живите…» У него нет сил на разговоры…
Рота не задерживается. Бойцы спешат. Лица мрачные. Победа слишком тяжела… Надо копать братскую могилу, собирать погибших… Но в дальние болота уже никто не вернётся… Невозможно…  Задача выполнена, но какой ценой… Командир пытается взбодрить бойцов, но у всех только одна мысль: «Упасть и уснуть». До многих даже не доходит чувство радости от взятия города. Немцы отступили от выступа на сто тридцать километров. 
«Много это или мало», если под Ржевом мы бьёмся больше года?» - задаёт Алексей вопрос Илье Кадомскому.
«Мало и много», - отвечает ротный. Он понимает на собственном опыте, что не всегда километрами определяется успех наступления. 
«Мы уничтожаем огромные силы врага, которые продолжают рваться к Москве с севера. С юга у них не получилось. Напор врага силён. Мы гнёмся, но держимся. Напираем на врага, но в кровопролитных боях теряем самое дорогое – наших бойцов. Операция подходит к концу, но на территории района мы уже похоронили семьдесят две тысячи человек. Вот мера освобождения Ржева. Сто тридцать километров отвоёванной земли – мало, а семьдесят две тысячи жертв – много…» 
На отдыхе командир ставит предварительные прогнозы: «Дай Бог, чтобы к концу марта или апреля 43-го завершили освобождение хотя бы Ржевского района…  А к середине лета 43-го вернулись бы к довоенным границам Калининской области. Но это мечты… Мы должны ежедневно ставить новые боевые задачи и освобождать родную землю. У нас есть поддержка. На территории области действуют двадцать три партизанские бригады. От них идут сведения о противнике. В последнем боевом листке написано, что самым отважным партизанам Лизе Чайкиной и Николаю Горячеву присвоено звание Героя Советского Союза. Сохранить жизнь в такой борьбе трудно… в такой борьбе. Но если ты ещё жив, главное – духом не сломаться! Оглянитесь на историю. Дмитрию Донскому было не легче гнать монголо-татар с русской земли. Решимость нужна великая!»

21.  Лето 43-го

В июле-августе 1943 года провалилась немецкая операция «Цитадель».  Её целью было изменить всю обстановку на советско-германском фронте. Главная ударная сила фашистской Германии – её танковые соединения - потерпели сокрушительное поражение под Курском. Для советских войск победа в Курской битве открыла ворота на Украину, к Днепру, к Белоруссии. Во втором периоде Курской битвы, когда советская армия перешла в контрнаступление, активизировал свои действия Калининский фронт.
Это была лучшая помощь боевым товарищам на Курской дуге.
Ставка верховного Главнокомандования поставила перед войсками Калининского и Западного фронтов задачу: разгромить северное крыло вражеской группы армий «Центр», овладеть рубежом Смоленск - Рославль. Далее - развивать наступление на Витебск, Оршу, Могилёв.
Сорок танковых дивизий и шесть пехотных стояли у противника в этом направлении. Большая сила!
К середине августа огромный подъём, наступательный порыв царили в войсках Калининского фронта перед Духовщино-Демидовской операцией, по взятию двух городов.
Но были причины, которые мешали быстрому продвижению войск. У пехоты свои понятия о предстоящих удачах и неудачах. Тищенков просчитывал путь, понимая, что большие расстояния, малое количество дорог, ограниченное число боеприпасов задержат выполнение задачи. Так и вышло. Поздно подошли артиллерийские и общевойсковые части. Не успели сгруппировать артиллерию. Связисты были недостаточно снабжены и, буквально, стонали от невозможности выполнить работу. Наступление началось, а войска не сосредоточили в нужном месте. Поспешили. Темпы продвижения были малы. Пехотинцы проходили три - четыре километра в день. Вздыхали. Нервничали. Солдаты заметили, что даже Тищенков стал неразговорчив, погружён в свои мысли.
Гитлеровцы подбрасывал подкрепление и предпринимал сильные танковые контратаки крупными силами в полосе 39 армии, меняя направление ударов. Затяжные бои изматывали наши войска. Пополнение не подходило. Наступление пришлось приостановить. Войска фронта почти месяц сковывали силы противника частыми боями вдоль реки Царевич. Первая оборона противника была прорвана, а на вторую уже не хватило сил.
Алексей с сожалением смотрел на товарищей и думал по себя: «Эх, ребята, загнали вас без пополнения. Где же ваш наступательный порыв?»
Но сам, еле передвигая ноги, понимал, что вслух такие слова лучше не произносить… Прохладный августовский ветер обдувал вспотевшие лица, но бойцы понимали, что человеческим силам есть предел.

В сентябре 43-го обстановка на фронте изменилось. Шла перегруппировка войск. Были созданы артиллерийские и контрминомётные группы для контрбатарейной борьбы. Подтянули артиллерию. Разведали цели в обороне противника и возобновили наступление.
Наконец-то, артиллерия была насыщена огневыми средствами!
По одному квадратному километру били сто пятьдесят орудий, а не тринадцать и не двадцать пять, как в 41-м году. Громадные опустошения появились в расположении немецких войск. После мощной артподготовки пехота добивала панически мечущегося противника. Фронт был прорван!
На политзанятиях все только и говорили о 39-й армии генерала Николая Эрнестовича Берзарина и командире дивизии Савве Максимовиче Фомиченко. Их недавние новобранцы превратились в мужественных, умело сражающиеся, бойцов Красной Армии. Но были и тяжёлые известия.
43-я армия Калининского фронта вела бои за деревню Каспля. Бойцы увидели последствия расправы фашистов с местными жителями. От деревни остались обгоревшие руины, а все жители были зверски убиты. Все, кто знал эту историю, горели желанием священной мести врагу.
  В начале октября в районе Рудни, недалеко от Витебска, где действовали партизаны, был прорван второй рубеж обороны. Войска фронта почти месяц до этого сковывали силы противника частыми боями. После взятия города Духовщины, пройдя сто пятьдесят километров, войска Калининского фронта вышли на подступы к Витебску.
После сводок Совинформбюро Никонов с радостью кричал: «Смоленск освобождён! Западный фронт идёт на Оршу и Могилёв!».
«2-й Украинский приближается к Днепру!» - следом за ним выкрикнул Алексей, размахивая руками и бегая вокруг пехотинцев. Он всегда по-мальчишески выражал свою радость. Шестаков и Никонов пустились за ним. Шестаков заорал: «А мы идём на Витебск!» Весёлое движение захватило друзей. Неудачи забылись, сменилась обстановка, все мысли были заняты новым наступлением. 
Но до победы было далеко… Продвижению фронта в Белоруссию и Прибалтику мешали немецкие войска, перекрывшие железную дорогу на Витебск, а севернее - на Невель.

  22. Бои за Невель.

Пехотинец Тищенков вспоминал: «В октябре 43-го года мы двинулись к Невелю. Командующий 3-й ударной армией генерал-лейтенант Кузьма Никитович Галицкий решил все силы армии сосредоточить на узком участке - левом фланге армии. Остальной фронт прикрывали небольшие заслоны. Это был риск и смелое решение командира, отличающегося большой волей и смелостью. Мы доверяли ему. Видели его решительные действия в боях под Великими Луками.
Действия нашей 3-й ударной армии помогали ведению боевых действий 22-й армии (справа). Слева действовала 4-я ударная.
Командование поставило задачу: глубоким ударом рассечь оборону противника, овладеть Невелем, прилегающими к нему озёрными районами, создать условия для наступления фронта войск на Витебск.
Рассматривая карту, мы видели, что Великие Луки, Невель и Витебск находятся на одной линии железной дороги, которая ведёт на юг, к Смоленску.
Генерал-майор Александр Львович Кроник повёл нашу 357-я стрелковую дивизию к Невелю. Вместе с нами двинулась 28 стрелковая дивизия полковника Михаила Фомича Букштыновича и два миномётных полка.
Перед походом на Невель нам выдали на шесть дней сухой паёк, но съеден он был за один день. Трудной после этого показалась недельная дорога до города. Прошли четыре километра с боями и оголодали так, будто никогда не ели. Надеялись что-нибудь съестное попросить в деревне. Прошли три деревни – Жигари, Ермошино, Лоскатухино. Всё разорено, сожжено немцами. Как народ выживает? Одному Богу известно…
В животе урчало от голода. Шинель и оружие казались непомерно тяжёлыми. Радовало только то, что партизаны Даниловского района помогли разведкой ускорить начало Невельской операции.
Три подростка, которые пристроились к нашей роте у леса, поочерёдно рассказывали: «У нас пять партизанских отрядов уничтожили у немцев связь, склады и машины», - с гордостью говорил светловолосый Федя Соломин. 
«У Вани Миронова отец погиб, маленького брата немцы расстреляли.  Теперь мы сами в разведку ходим. Наши отцы в отряде», - добавил младший из них, Толя Колесов.
«А не страшно?» - спросил ротный командир Кадомский.
«Уже не страшно», - ответил Ваня Миронов. Мамка померла. Болела. Всё плакала... Меня никуда из дома не отпускала. Я за неё переживал, боялся, что помрёт. Больше переживать не за кого… Теперь я сам партизан… Оружие у немцев ворую. Я – ловкий, осторожный. Толик и Федя мне помогают. Мы уже шесть автоматов партизанам отнесли. Они нас кормят…»
Ребята проводили нас до ближайшего поворота и вернулись в отряд. Нечем было угостить мальчишек. Мы пожали им по-взрослому руки и поблагодарили за помощь».
В районе Невеля много озёр и оврагов. Для укрепления района противник настроил много крепостей. Чтобы их разрушить, нужен был мощный артиллерийский удар. Только после этого пехота могла бы выйти на бой. Но вся артиллерия - в наступательных боях на витебском направлении. Недостаток орудий сказывался в каждом бою, пехота теряла людей. Понурые лица однополчан говорили об очередной потере.
Воевала в наших рядах девушка-казашка Маншук Маметова. Не сандружинницей она была и не радисткой…  Была эта отчаянная и смелая девчонка пулемётчицей! Полегло наших ребят в тот день много. Оставшись одна в окопе, Маншук до последнего патрона держала позицию. Вот это – характер! Сколько фашистов уложила! Под Невелем прославила девушка  свой Казахстан. Молчаливая была…  Стеснительная…  Каждому бойцу старалась своё уважение показать. Достойная была дочь у родителей. Видно, с детства в неё были вложены самые лучшие черты народа. Осталась навсегда среди невельских озёр. Перед смертью, наверное, вспоминала о своей степи, о вольном ветре, о родных. Когда подкрепление подошло, её уже не было в живых…  Наши парни плакали над ней, будто сестру хоронили…

Командующий артиллерией генерал Михаил Осипович Петров искал выход из положения, сосредоточив сто десять артиллерийских орудий, миномёты, «Катюши» на четырёхкилометровом участке нашего наступления. Артиллерия била прямой наводкой по огневым точкам и глубинным целям противника.
После получасовой артподготовки - в первый бой за Невель
6 ноября 1943 года нас повёл командир роты Илья Кадомский. Тогда я своими глазами увидел, как много значит личный пример командира. Меня поразила его смелость. Мы видели, где опасное место в бою, там – наш Илья.
Когда артиллерия направила на вторые траншеи огненный вал, наши пехотинцы 357-й и 28-й стрелковых дивизий поднялись в атаку. 28-я стрелковая дивизия Букштыновича захватила 1-ю траншею. Мы закрепили успех. Части врага перемешались, их войска стали неуправляемыми. Оборона прорвана. Артиллерия сзади давала огневую поддержку. Первая задача была выполнена.
Командарм Галицкий направил в прорыв подвижную группу, которая вышла на шоссе Усвяты – Невель и прошла по тылам тридцать километров.
Подвижная группа 4-й ударной армии должна была перерезать шоссе от Невеля до Городка, чтобы не пропустить переброску резервов противника.
После первого боя за Невель наш полк направили в другое место боёв. Только отошли от города на пятнадцать километров, немцы захватили его повторно.
Новый приказ: «Вернуться!!!» Опять марш-бросок - в обратном направлении. И повторный бой за город! Двадцать одна атака прошла за Невель. После штурма не было сил даже говорить. В город ворвались в четыре часа дня. Но бои продолжались ещё внутри города. Там сложно вести боевые действия. Не знаешь, где противник прячется, откуда стрелять начнёт. Большим усилием достался нам этот город. Ох, и вымотались мы тогда! Жестокие бои в окрестностях города шли с шестого по десятое октября 43-го года. Наши лица были чёрным от дыма и копоти. Здесь полегло много бойцов из 21 гвардейской Невельской стрелковой дивизии генерал-майора Михайлова. Опять братскую могилу копали…  Никто не предполагал таких потерь…  Всё было нормально: с ними шла танковая бригада и было усиление гаубицами, подвижная группа двигалась на машинах. Был и резерв. Но немцы будто сдурели! Дрались за Невель так, будто здесь жить собираются. Позже выяснился секрет их невероятного ожесточения: в городе были армейские склады и продукты. Боялись голодными остаться. А мы-то думали…
Несмотря на ожесточённый бой, 3-я ударная армия взяла Невель штурмом. Были захвачены десять мостов. Немцы не успели их повредить. Седьмого октября 1943 года услышали в сводках, что Москва салютовала залпами в честь доблестных воинов, освободивших Невель.  Вот нам почести были! Настоящий солдатский праздник!
После боёв за город, после похорон погибших обследовали окрестности. В пригороде наткнулись на противотанковый ров с расстрелянными женщинами и детьми…
Размётанные от выстрелов в упор детские тельца. Лица женщин, перекошенные в крике. Врезался в память страшный эпизод: многодетная мать, обнявшая троих детей, даже при падении в ров не расцепила руки …
Мне стало нехорошо у рва… Тошнота подступила к горлу… Надо закапывать, а я не могу. Ничего не могу с собой поделать… Потрясение страшное! Много мёртвых бойцов хоронил, а здесь детские тела пришлось землёй засыпать. Каждый ребёнок, застывший в мучительной агонии, стоит перед глазами. Как такое забыть?! Душа переполнена правдивым гневом и ненавистью к оккупантам.
Деревень сколько пожгли ироды проклятые! Местные жители рассказывали, что наших пленных заставляли торф добывать, а потом их в Германию угнали, в лагеря, на принудительные работы. Вернутся ли?» - задавал Алексей вопрос, на который никто не мог ответить.

   23. Ну и Езерище!

Невельская операция продолжалась. Подвижная группа 4-й ударной армии Калининского фронта вела бои за соседний с Невелем город ГОРОДОК. Контратаковали фашистские войска. Ожесточённый встречный бой вела истребительно-противотанковая бригада полковника Виктора Леонтьевича Недоговорова. У деревни Дубровка его бригада оторвалась от пехоты, наткнулась на немцев и вынуждена была принять ночной бой. Два батальона гитлеровцев атаковали подвижной отряд. Силы были неравными. Вступили в рукопашный бой. И штыки применяли, и гранаты. Полковник Недоговоров во время ночного боя был контужен и ранен осколком гранаты в почки. Бойцы серьёзно опасались за жизнь любимого командира. Он держался изо всех сил, превозмогая страшную боль, и всё-таки вывел отряд из окружения. Операция его не спасла… 
Похоронили героя в Велиже. Долго скорбели о нём бойцы…
Виктор Леонтьевич был душой 4-й ударной армии. Его бригаду так и прозвали Недоговоровской.
Алексей вспоминал: «Отчаянные, смелые там были ребята. Мы пересекались с ними в боях. Все - в своего командира, которому посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза».

Противник прикрыл подступы к Витебску с севера, перекрыв к нему дорогу от Невеля и ГОРОДКА. Нужно было искать выход из положения…
Наши войска обошли огромное озеро Езерище, вышли на Витебское шоссе, но глубоко врезавшись в расположение вражеских войск, оказались в мешке с узкой горловиной. С одной стороны озеро, с другой – немецкие войска. Перешеек, шириной три километра простреливался противником с двух сторон пулемётным огнём. Боеприпасы и продовольствие в армию доставляли ночью смельчаки по непролазной ледяной декабрьской грязи. Не было никакого другого снабжения. Кольцо окружения могло вот-вот замкнуться. В декабре 43-го ждали морозов для проходимости артиллерии, но морозов не было. Снег падал. Таял. Дороги становились всё хуже. На середину декабря назначили наступление, но артиллерия застряла в грязи… Семьдесят километров преодолели за четверо суток.
За месяц до этого события командование Калининским фронтом принял генерал-полковник Иван Христофорович Баграмян. Короткое время фронт назывался Ленинградским, но потом командование решило, что Ленинградский фронт будет состоять из непосредственных защитников Ленинграда, а Калининский фронт незадолго до этого, 20 октября 1943 года, был переименован в 1-й Прибалтийский.
Не сразу фронт двинулся в Прибалтику, хотя и получил такое название. Левое крыло фронта наступало на Витебском направлении.
Баграмян имел серьёзный опыт боёв, был участником Курского танкового сражения. Чтобы уничтожить укрепления в глубине обороны противника - штабы, резервы, артиллерийские и миномётные батареи, - он приказал устроить для противника двойной огненный вал, который создавался двумя артиллерийскими группами. Первый шёл по мере продвижения пехоты скачками по сто метров каждый. Второй - на основных рубежах, скачками обстрела по триста-четыреста метров. Мощный огневой налёт тяжёлой артиллерии по всей обороне противника разрушил прочные оборонительные сооружения и подавил его батареи.
Командир контрбатарейной борьбы Александр Васильевич Чапаев вывел через болота тяжёлые гаубицы и тягачи и определил все позиции артиллерии на сложной болотистой местности. Он знал эти места и оказал помощь в самый тяжёлый момент.
Тищенков вспоминал: «После этой помощи и двойного огненного вала наша пехота беспрепятственно пошла в наступление. 
Но под Новый 1944 год противник начал яростные контратаки. Под них попали наши кавалеристы. Конница пошла против танков! И это не первый раз! Кавалеристы Осляковского выдержали восемь танковых контратак. После боя обнимали, целовали лошадей, отдавали им свой хлеб.
  Городок несколько раз переходил из рук в руки. Гитлеровцы любой ценой хотели удержать его, потому что он прикрывал путь на Витебск – крупный узел дорог.
В одном из боёв немцы пошли на хитрость. Они перекрасили свои танки под цвет советских, чтобы внезапно атаковать артиллерийские батареи. Но артиллеристы разгадали хитрость противника и начали уничтожать прямой наводкой фашистские танки, не отвечающие на условные сигналы.

24. Ребятушки, не пужайтесь…»

После боёв за Невель и Городок нам негде было укрыться от холода. Деревни сожжены. Куда ни глянь – везде остовы печей, которые создавали в душе невыносимую тоску, будто это не деревни, а кладбища…
Немцы в этих местах лютовали.
Все жители ушли в леса. Но, как выяснилось, не все…. В одной из деревень произошла необычная встреча. Но, в первую очередь, вспоминается Тищенкову, неожиданный испуг.
Возле дороги, проходящей через центр деревни, на месте сгоревшего дома, стояла русская печь. Таких печей вокруг было много. Странным оказалось то, что среди зимы, под открытым небом, на этой печи лежал… дед. Как могло всё сгореть, а дед не сгорел? Или после пожара забрался на печь? Подошли. Он не шевелился. Посмотрели в лицо. Мёртв. Грудь простелена.
В этот момент упала заслонка печи, закрывающая под, куда обычно сажают хлеба. Высунулось измазанное сажей лицо настоящей Бабы Яги. Голова обмотана тряпьём.
Мы замерли… Никонов округлил глаза. Шестаков как-то странно захихикал. А у меня язык к нёбу прилип от удивления. …Лицо спряталось. Подошли другие бойцы из нашей роты.
Пологов Сергей спрашивает: «Вы что отстали? Рота уйдёт. Не догоните». Деревянко Семён взглянул на печь и присвистнул: «Тут такие дела… Прикопать бы старичка надо. Уж, больно в глаза бросается. Но земля ещё мёрзлая, не отошла. Сегодня не успеем». Из печи раздался невнятный голос, потом послышалось чёткое: «Нет!» В проёме печи показались ноги в дырявых опорках (обрезанных коротко валенках). Баба Яга выползала задом наперёд. Иначе не скажешь. Маленькое существо в лохмотьях радостно глядело на нас выцветшими голубыми глазами. За ней выпрыгнула кошка.
« Ребятушки, не пужайтесь. Я – живая, настоящая Елизавета Кондратьевна Панюшкина. Партизанка. В печи у меня боевой пост. Тут дорога рядом. Я их всех, окаянных пересчитываю, все танки, все машины. А потом в лесок, за сушняком. Под кустиком кучку «говорящего» хвороста оставляю партизанам. По палкам разного размера всё можно сосчитать – и людей, и танки, и пушки. Дед у меня на вечной охране лежит. Земля оттает – похороню возле дома. С ним не страшно. Звала ведь: «Пойдём к партизанам. Не дозвалась». Сказал: «На этой печи родился, на ней и умру. А партизанить и здесь можно». Так и вышло. Когда дом сгорел, мы в сильном расстройстве были. Бродили по окрестностям. Ночевали под ёлками. Всё в дыму: и лес, и поле. Деревню не узнать. Переждали несколько дней. Фашисты в горелой деревне сидеть не будут. Ушли… А мы вернулись. В погребе ночевали. Дед уже сильно болел. Не мог печурку сложить. Руки-ноги не слушались. Когда ещё тепло было, последний раз забрался на печь. А слезть уже не мог. Высока печь без пола. Пол-то сгорел. Я подтапливала её ветками, но без стен быстро остывает. Огородить нечем. Всё сгорело. Угольки выгребала, да сама в неё... Свернусь калачиком. Погреюсь. Посплю чуток. И дальше жить можно. Хозяин - то неделю всего пожил после этого. Но не пил, не ел уже. Говорит: «Помирать буду». А в этот день фашисты мимо проезжали. Увидели деда на печи. Приказали слезть. Допрашивать хотели. Не верили, что больной. Думали, что из упрямства не слезает. Обозлились. Застрелили моего деда вороги проклятые.
- Как же вы тут одна живёте? - спросил Тищенков.
  - А чего мне бояться? Я  - дома. У своей печи. Они пусть боятся. Их никто не звал.
  - Вы, Елизавета Кондратьевна, отважная женщина, - с восхищением произнёс Шестаков. – И деревню свою не бросаете, и деда…
- Защита Родины – дело святое! Мы так воспитаны. По-другому жить не умеем. – Она повернулась к деду и сказала тихо: 
-  Если бы ты знал, дед, какие у нас гости, наверное, с печи бы спустился. Тебе бы помогли…   
- А чем питаетесь? 
- Рябиной мороженой. Семечки под печью сохранились. Снежком заедаю. Мне много не надо. Партизаны иногда подкармливают. Под заветным кусточком еду оставляют.
Мы выложили на плиту сухие пайки для старушки, попрощались с ней. Обещать возвращение не могли. Не знали, где будем воевать завтра. Уходили, оглядывались. Женщина долго махала нам вслед. Я оглянулся в последний раз издалека и подумал: «Воспрянет деревня. Недалёк час… Дождётся Кондратьевна возвращения жителей».



25. Витебская операция. Февраль – 44-го.

Пронизывающие февральские ветра подгоняли пехоту, которая двигалась на витебском направлении. Несмотря на плохую погоду, настроение бойцов было приподнятым - у советских войск появилась уверенность в успехе. Пехота радовалась, узнав, что на один квадратный километр – 160 стволов артиллерии. После артподготовки, несмотря на глубокую, мощную оборону противника,  фронт был прорван советскими войсками на всех направлениях. Крики «ура» неслись по всей линии фронта. Но в одном из направлений, в районе рек Пестуница и Заронок, завязались напряжённые изнурительные бои. И орудий много, и наступательный порыв велик, но по какой-то неизвестной для бойцов причине, нарушилась связь пехоты, танков и артиллерии. Каждый сам по себе действовать на поле боя не может. Будет много потерь. Военные действия должны быть взаимосвязаны. Прорванный фронт надо было удержать, возобновить нарушенную координацию управления, подтянуть войска, накопить силы для новой наступательной операции «Багратион» по освобождению Витебска и Полоцка.
1-й Прибалтийский фронт перешёл к обороне. Войска были предупреждены о строгой секретности. Политуправление ставило перед силами фронта серьёзные задачи. Мы должны обеспечить (содействовать) справа действия трёх Белорусских фронтов. На западном направлении ликвидировать выступ – «белорусский балкон», который обороняли три группы немецких армий - «Центр», «Север», «Северная Украина». Мощным ударом, сломить сопротивление сильного противника с трёх сторон выступа и окружить его.
В дни подготовки к операции Тищенков услышал в разговоре бойцов знакомую фамилию Леонов. О нём говорили, как о члене Военного совета фронта. А он его запомнил как комиссара корпуса, к которому необстрелянным солдатом попал на серьёзные политзанятия по истории Калининского фронта. Много они дали ему для ориентации в военной жизни - укрепили волю и характер.

По ночам 1-й Прибалтийский фронт двигался на запад…
 «Я правильно понял стратегическую задачу фронта? – спрашивал Тищенков у друзей. - Мы должны превратить выступ в котёл, перемолоть три группы армий, помочь в освобождении Белоруссии, далее создать условия для освобождения Прибалтики и выхода на варшавское направление».
«Ты, прямо, как комиссар Леонов, шпаришь без остановки. Но слишком много работы нам планирует начальство в короткие сроки, а мы слишком медленно продвигаемся», - отметил Никонов. 
 Шестаков тут же начал осаживать его: «Ты же победу вперёд всех хочешь увидеть, вот и топай к Витебску без тормозов. В лужах не сиди, через болота перепрыгивай, обозы вытягивай. Помоги артиллеристам пушки тащить. Они больше всех мучаются, пупки рвут. Ты налегке шпаришь, а они ещё об орудиях заботятся, через непроходимые канавы их волокут. У миномётчиков только ствол девяносто шесть килограмм и каждая мина по шестнадцать. Из окопа в окоп ящики таскают. Почему тебя с ними нет?»
Тищенков добавил: «Сбегай, 4-й ударной армии помоги перерезать в немецком тылу железную дорогу Витебск – Полоцк. Не забудь, что на пути у них – Западная Двина, леса да болота. Петрусь, ты на словах очень прыткий, а сегодня на десять минут спал дольше всех. Если не начнёшь помогать нашей армии на всех направлениях, победу без тебя вершить будем».
Молодые бойцы, как всегда спорили, но чаще всего с юмором, беззлобно. Пехотинцы, старшие по возрасту, Мозырев, Деревянко и Пологов посмеивались над друзьями, но одинаково добродушно относились к парням. Они подошли к Никонову и навесили на него три автомата со словами: «И нам, братишка, помоги, что-то мы сильно устали после Невеля». Никонов не удержал равновесия и от дружеских толчков сел на землю. Его тут же подняли. Шестаков дал ему ломоть хлеба и сказал с любовью: «Ешь, Петька, ты у нас паровозом работаешь, впереди бежишь. Война – тяжёлая работа. Куда мы без тебя, дружище? Приказ – есть приказ. Будем ускоренно готовиться к новому наступлению»
Северо-западнее Витебска, в районе Сиротино, Шумилово, Лепель действовали 6-я гвардейская армия генерала Ивана Михайловича Чистякова и 43-я - генерала Афанасия Павлантьевича Белобородова. Им отводилась важная роль в операции. Они должны были обойти Витебск с северо-запада, откуда противник нас не ждёт, и прорвать оборону противника, не дающую подойти к городу.
На участок прорыва стянули чуть ли не всю артиллерию фронта! Создали высокую плотность частей и соединений. Шло скрытное, тайное сосредоточение войск. Планировали взломать оборону противника на широкой полосе. Но местность оказалась труднопроходимой, дорог мало. Командиры хмурили брови, искали выход из положения. Узкие участки прорыва могли ограничить силу удара 2-3-го «эшелона» войск.
Генерал Баграмян учил командиров и бойцов: «Сила первого удара должна быть внезапной». Этот первый удар готовили все роды войск.
По приказу командующего артиллерией генерал-полковника Николая Михайловича Хлебникова устанавливали кочующие артиллеристские батареи, чтобы ввести противника в заблуждение.
Ремонтники круглосуточно ремонтировали вышедшие из строя орудия. Если была возможность, Тищенков подходил к ним, интересовался пушками, вступал в разговоры:
 - Я думаю, что это сегодня у артиллеристов тихо? Оказывается, наши цари полей обзавелись новыми противотанковыми 55 мм пушками. И рассматривают их тут втихаря, любуются. Ребята, скажите, они такие же лёгкие и маневренные, как «сорокопятки»?   
 -  Да, но с высокой скоростью снаряда. Можешь порадоваться за нас.
 - Не только за вас. И за себя! Вы же пехоте служите! Чем быстрее вы громите укрепления противника, тем бодрее мы бежим в наступление. Артиллерия спасает нас, а мы в критические моменты – артиллерию. Верно?
- Верно!
 - Я, кроме «сорокопятки», больше не из каких пушек не стрелял. А хотелось бы освоить… Что у вас ещё новенького?
 - Наши военные гении изобрели для 122 мм пушек кумулятивные снаряды, которые поражают тяжёлые танки – «тигры», «пантеры», «фердинанды». Страшно подумать, как наши бойцы оставался со связкой гранат один на один с таким чудовищем?
 Мимо артиллерийских расчётов протащили на тягачах тяжёлые, гаубичные 152 мм пушки. Проехала инженерная рота, чтобы готовить позиции для тяжёлой артиллерии. К началу операции «Багратион», прибыли тяжёлые реактивные установки М - 31.
Тищенков был неравнодушен к артиллерии. Произнёс: «Был бы я постарше к началу войны, наверное, стал бы артиллеристом. Но артиллерийским разведчикам я сочувствую. Трудно в таких лесах определить позицию противника».
Но артиллеристы неожиданно сказали совсем не то, что собирался услышать Алексей: «Больше половины расположений мы уже обнаружили. Звуковые посты точно определили координаты тяжёлых батарей. Инструментальная разведка это проверила. С воздуха всё сфотографировано. В контрбатарейной борьбе мы превосходим противника. Карты с расположением его артиллерии уже готовы».
… Генерал Баграмян спокойно отдавал распоряжения перед наступлением. Казалось, что он был готов к бою каждую минуту. Собран. Волевой характер и смелые решения помогали ему в трудной армейской жизни, в командовании фронтом.
Наступление на Витебск началось двадцать девятого июня 44-го года.
 «Я запомнил эти летние дни, - вспоминал Алексей. - Луга в цветах. Травы сочные. С косой бы пройти…  Лес манит войти в прохладную тень. Но он опасен. Там скрывается враг. Мы тревожились – не узнал ли противник об операции, не отвёл ли войска с первых позиций? Делали разведку боем. Нет, не отвёл. Противник нас не ждёт.
Мы атаковали его внезапно. Наша артиллерия разрушила его огневую систему. Прорвали сорок семь километров фронта. Немецкие войска от неожиданности потеряли способность к сопротивлению. Наши стрелки поднялись в атаку и овладели населённым пунктом Сиротин. К вечеру оборона противника была прорвана и расширена. 1-й Прибалтийский и 3-й Белорусский фронты пошли в ускоренное наступление, гнали противника, торопились уничтожить его главные силы до переправы через Западную Двину. Нашу пехоту подвозили на машинах и танках. Она должна была сыграть решающую роль при штурме противоположного берега.
Тищенков Алексей с нетерпением ждал встречи с рекой. Ему казалась, что Западная Двина особенная, совсем не такая, как все реки. За ней - путь на запад. И бои там, наверное, будут уже легче. Так хотелось. Думалось…    Хлопотная переправа через Западную Двину началась… Тищенков оглядывался по сторонам. Везде, куда хватало взора – войска, орудия, машины, танки, обозы. На дороге - столпотворение. И стрелковые полки, и конные упряжки с артиллерией. Сильный огонь противника не даёт возможности начать переправу. Сзади прибывают войска. Теснятся. Попадают под обстрел. Алексей мысленно торопит артиллерию: «Быстрее, быстрее обстреливайте противоположный берег!»
Ударили пушки. «Пехота, на пере-пра-ву!» - закричал Алексей, повторяя звонким голосом слова командира. Скорее - на воду, на плоты, на лодки. Гребём, ребята! Торопись! Середину реки хотя бы одолеть».  - Взглянул на небо: «Помоги, Господи, одолеть! Помирать не хочется…»
Всплески от обстрела со всех сторон. Плот качает. Часть пехотинцев пустились вплавь, оставив горку оружия на плоту. Алексей его придерживает. Ребята плывут рядом. Кто-то сзади держится за брёвна. Медсестра Фрося Иванова с ними на плоту. Следит за плывущими бойцами. «Жаль, что Никонов попал на другой плот», - подумал Алексей. Приближался берег. Почувствовали толчок. Вздох облегчения и яростный стук в висках. Первая команда: «Атака с ходу!!!»
Высадились. Залегли. Делали короткие перебежки, стреляя на ходу. Вцепились в берег. Шестаков оглянулся, подумал: «Вся ли пехота успела переправиться?» Увидел, что бойцы форсируют реку в нескольких местах. Пехота пошла в атаку, а за спиной раздался сильный взрыв. Понтонный мост был взорван фашистами. Это затруднило переправу.
Подтянутые резервы противника наступление советских войск не остановили! За пять дней весь 1-й Прибалтийский фронт форсировал Западную Двину и оказался на главном направлении. Продвинулись на девяносто километров! Две радости было у пехотинцев – лето и наступление. Загоревшие тёмные лица, пропитанные потом гимнастёрки, да пыльные сапоги мелькали по освобождённым сёлам. Стрелковая дивизия двигалась к Полоцку. Люди выносили из домов воду уставшим солдатам, стояли на дорогах, глядя на них с радостью и надеждой.
Освобождалась шаг за шагом родная земля. У Лепеля отбили у фашистов узел дорог. Быстрее пошло продвижение войск. Витебск обошли не только с северо-запада, но и с юго-запада. Горячие бои под Витебском создавали у Алексея предчувствие скорой победы. Долго готовились. Секретность наступления сохранили. Удар получился внезапным, сокрушительным! Разбили немецкую группировку, оказав помощь 3-му Белорусскому фронту.
Сначала всё казалось непосильным… Но когда началось наступление, тревога у Алексея прошла. В голове была только одна мысль: «Как выполнить боевую задачу?» Не успел оглянуться – пехота уже на новом участке боя. «Вот так и идём. Вперёд!» - с радостью и оживлением подумал Тищенков.  Шестаков, догоняя друга, сказал: «Победа – победой, а погибшие всегда будут. Я ещё удивляюсь тому, как мы с малыми потерями форсировали Двину».
О форсировании Двины пошла по войскам занятная история, которая удивила и рассмешила. О непредвиденной ситуации на переправе услышали от артиллеристов. Пехотинцы сами очевидцами не были, но слышали историю от товарищей не один раз. Чаще всего её рассказывал Мозырев, а Сапожников ещё и инсценировал. Был у нас такой артист. После реплик «актёра» на русском и немецком языках все валялись от смеха. А кому-то пришлось всё это на деле «разгребать». История короткая. Отступающие войска противника не успели засветло переправиться и остались на правом берегу Двины. Наша артиллерия ночью обогнала фашистские танки. Никто этого в темноте не заметил. И русские и немцы друг друга приняли за «своих». И такое бывает… Немецкие танки пристроились за нашими пушками и продвигались, ничего не подозревая, к переправе. За ними добавились на эту же дорогу другие наши части. На рассвете всех хватил «удар». В первый момент растерялись и те и другие. Встали, как вкопанные. Наши пушкари: «Ох, ах! Что делать? Как разъехаться?». На хвосте фрицы зависли. Но гитлеровцам было ещё страшнее: «O, main Got». Они оказались зажатыми в нашем тылу. Сами себе ловушку устроили. Мозырев в конце рассказа обычно добавлял: «Конец истории можно самому додумать. Разрешается!»

26. «Не бойся! Ничего не бойся!»

Форсирование Западной Двины закончилось успешно. Но радость на фронте долгой не бывает. В одном из боев наступали на деревню две немецкие роты – триста двадцать человек. Тищенков и Александр Шестаков оказались отрезаны боем от своего взвода и остались в стороне.
«Сашка, держи левый фланг! Я – по центру, за поворотом траншеи», - закричал Тищенков. Подпустим поближе. Береги патроны. Мать честная! Сколько их!» – ужаснулся Алексей. И тут же вспомнил слова Суворова: «Бить, а не считать». Он потрогал на поясе гранаты.
 Немцы двигались осторожно. Осматривались по сторонам. Шли врассыпную. Спокойно. Уверенно. Сопротивления не ждали. Бой грохотал где-то южнее.
 Длинная траншея, где находились ребята, скрывалась за небольшим возвышением и была не видна наступавшим. Алексей уже четко слышал немецкую речь, видел лица врагов. В этом напряженном ожидании он внезапно вспомнил ночной сон.
Мать ведет его за руку по луговине. На пути  -  ручей. «Прыгай! Не бойся! Ничего не бойся!» - кричит мать за его спиной. Он делает рывок и… взлетает над землей. Этот голос из сна прозвучал в бою так реально, что Алексей даже оглянулся назад. Захотелось увидеть мать! Внезапно он заметил, как вражеские солдаты окружили Шестакова сзади, а Сашке этого не видно. Алексей дал вынужденную, преждевременную очередь над головой друга, отвлекая внимание на себя. Немцы оторопели. Всполошились. Залегли. Началась перестрелка. Положение на пригорке спасло ребят. Тищенков и Шестаков держали позицию, не давая немцам подняться в атаку и прорваться к деревне. Двое автоматчиков перебегали с места на место, создавая видимость большого отряда. Патроны - на исходе. Короткая передышка  -  и снова перестрелка. Над ухом просвистела пуля. Оторванная головка полевого цветка слетела в траншею. Алексей строчил из станкового пулемета по вражьим головам, лишь только они приподнимались: «Это вам за родных, за боевых друзей, за луга наши, за ромашку…» - шептал Алексей. Он боялся только нехватки патронов. Сколько раз в боях он вспоминал, как перекрестила его бабушка, отправляя на фронт. Он верил в сохранную силу ее молитвы. Падали от его пуль немецкие солдаты, а он оставался неуязвимым.
…На Шестакова наступает большое количество немецких автоматчиков. Алексей перебежал поближе к Сашке. Любимый друг! Пехотинцы сдружились на первом боевом политзанятии. Оба необстрелянные, моложе своих однополчан. Они шутили друг над другом, постоянно чем-нибудь менялись, мерялись силой, гонялись друг за другом на привалах. Где ребята - там шутки и смех. «Мальчишки!» – бросали реплику однополчане. Этим все было сказано. Сейчас эти мальчишки представляли собой непобедимый взвод. Минуты казались вечностью. Два часа держали они вдвоём оборону разрыва фронта между двумя ротами, чтобы фашисты не зашли в тыл. Патроны закончились. В ход пошли гранаты. Еще немного - и придется идти в рукопашную схватку. «Жаль, что Никонова с нами нет», - досадовал Алексей. – Была бы подмога». 
За лесом послышались выстрелы поддержки. Рота пришла на помощь. Пулемётчики прыгают в окоп и кидают Тищенкову запасной диск с патронами. Вскоре бой закончился. Атака была отбита. Шестаков сиял, обнимая друга. Прибежал встревоженный Никонов. Увидев Тищенкова и Шестакова, радовался, что они остались невредимыми. Жалел, что не было его рядом с друзьями в трудный час.
 Вручили рядовому Тищенкову за этот бой – Орден Славы II степени.
       
27. Помощь святой Ефросиньи 

Жаркое летнее солнце томило идущих по дороге солдат. Быстро пустели фляжки с водой. Пить хотелось всё сильнее. «Рота, прибавить шаг», - подал команду командир Кадомский. Правое крыло фронта двигалось к Полоцку. Подходы к городу оказались заминированными. Для освобождения проходов в минных полях сапёры миномётами простреливали поле. Это ускорило продвижение стрелковой дивизии. Какая-то ощутимая помощь была на каждом шагу в этой операции.
Огромное количество артиллерии участвовало в артподготовке. После разрушения укреплений противника, пехота ринулась на штурм Полоцка, но у моста через Двину замаскированная вражеская батарея начала косить наших ребят. Спасли жизни десятков солдат дальнобойные гаубицы. Подавили батарею и разбили укрепления. Солдаты рассыпались по городу, ведя бои за улицы, за кварталы. Тищенков радовался, слыша за спиной шумное дыхание Шестакова. Никонов сзади следил за окнами, проёмами дверей, пока ребята пробирались по улицам, освобождая переулки, дома и подъезды. Из дальнего окна дома бьёт немецкий пулемёт, закрывая доступ к подъезду дома. Никонов ранил стрелка. Обстрел на время прекратился. Ребята врываются в подъезд. За ними – рядовые Макин, Мозырев, Кручинин. На втором этаже дома берут пленного немца. Он бросает оружие, поднимает руку. Другой рукой - зажимает рану бинтом. Перевязать ему не удаётся. Тищенков подходит к нему вплотную, бесстрашно глядит в глаза, берёт бинт из его руки и делает перевязку. Немец не выдерживает взгляда. На лице - смущение, в глазах - робость Ребята под конвоем спускают немца вниз. Подбежавший Сапожников спрашивает пленного по-немецки, где ещё расположены огневые точки. Пленный, к удивлению, показывает на два дома, расположенные на соседней улице. Бегут пехотинцы. Отстреливаются, штурмуют дома, выбивают двери, прыгают из окон. Мелькают переулки, кварталы. Бросаются в глаза старинные, не по-русски сложенные дома.
Густая зелень деревьев не спасала от июльской жары. Фляжки были пусты. Бои шли в районе женского Спасо-Преображенского монастыря. Тищенко обеспокоенно смотрел на старинный храм. Боялся попадания снарядов в здание. Никонов, ловя тревожный взгляд Тищенкова, сказал:
«Уцелеет. Всё позади». На окраинах слышалась затихающая стрельба. Кручинин предложил зайти в храм в поисках воды и прохлады. «Какая вода в храме в это время? Кто там, кроме немцев, будет сидеть? Бои идут за город», - сказал Никонов. «Не будет там немцев», - сказал утвердительно Шестаков. – «Они боятся окружения. Утекли давно. Слышали нашу канонаду. Поняли, что пришёл срок погибели или отступления».
«Ребята, вперёд. Проверим!» - Тищенков махнул рукой по направлению к храму. Из храма неожиданно вышел дед лет восьмидесяти. «Здравствуйте, дорогие освободители! Ждали, ждали, дождались! – Приветствовал радушно. - Я на охране. Зовут Павлом. Храм не пустой, а со святой хозяюшкой – Ефросиньей Полоцкой. Почти год уж…»
Дед Павел приглашает солдат в храм Спаса Преображения (XII век). «Ещё моя прабабка рассказывала, что эта святая жила в нашем городе, но когда заболела, уехала на Святую землю. Там её и похоронили. -  В XIII веке султан Саладин захватил Иерусалим. Выжигал пастбища. Изгнал православных христиан. Монахи вывезли мощи Ефросиньи в Киево-Печерскую Лавру, потому что Полоцк долгое время был под католиками – литовцами. Потом поляки объединились с ними в Речь Посполитую. Был наш город во владении Польши до 1772 года. Но люди, несмотря на трагические времена, сохранили православную веру, отстаивали её. Чужаков много было на нашей земле. Но дождались своего часа наши предки! Мощи Ефросиньи семьсот лет по белу свету путешествовали, а ныне дома…» - с облегчением говорит дед.
Народ помнил, как истово Ефросинья служила народу. Женское ли это дело - строить каменный монастырь? Силёнки-то, какие у девчонки-монахини в двенадцать лет стройкой руководить? Но дух силён. Напитан. Взялась и довела до конца. Возьми нас, мужиков. Разве легко построить такую махину. Не каждый выдюжит. Силы свои и терпение соизмеряем, потому и подвиг её видим. Народ из уст в уста передавал чудеса тех лет. Кирпич при строительстве то и дело заканчивался. Строители горевали. Но по утрам дивным образом, по её молитвам, он появлялся. Она отстроила в XII веке два монастыря – мужской Богородицкий и женский Спасо-Преображенский. 
В 1883 году наконец-то восстановили Полоцкую епархию. Город большой был… Русских много. В 17-м году, после революции, опять веру запретили. Что с народом-то делают? В эту войну поняли, что вера в трудные времена – помощница нам. Да ещё какая! И Ефросинья помощница! Мы её не забывали, просили матушку земли русской об освобождении. Когда наш Полоцк был ещё под немцами, 23 октября 1943 года, вернули в Полоцк из Витебского музея мощи святой княгини. Чудо, да и только! Везли их в дубовой раке на телеге. С сопровождающими раку людьми шли два немца. Народ волновался, чем всё закончится? Кто немцу доверяет? Никто. Но всё обошлось. Мощи привезли сначала в Софийский собор, на следующий день отслужили литургию. А в третий день их поместили в церковь Спаса, где Ефросинью постригали в монахини, где она начинала служить. Как только мощи появились, немцы оставили монастырь в покое. Зайдите. Сами поймёте, почему. Её присутствие здесь ощущается. Дыхание женское за спиной слышно, будто она по пятам идёт. Наши-то старухи радуются этому. А немцам лихо. Ой, как лихо. У них лица вытягиваются, дыхание заклинивает. Спешат уйти. А поначалу склад здесь с оружием был. Вот какие дела у нас… Зашли солдаты в храм. Помолились о помощи святой Ефросинье, водой фляжки наполнили, а когда вышли - тихая радость наполнила грудь. Здесь она, в храме…
Алексей говорит деду: «Спасибо, отец, за рассказ. У нас тоже есть Ефросинья-помощница. Медсестра наша. Фрося Иванова. Она с автоматом следом за нами - по Полоцку… И раненому поможет, и утешит, и солдатиков умирающих доупокоит. И слово такое горячее о погибших скажет, что мы их во всех последующих боях поминаем. …Как поминаем? Победой поминаем. Они нам вперёд идти помогают, хотя нет их в наших рядах».

Витебскую и Полоцкую группировку разгромили. Операция «Багратион» была завершена. Главные силы фронта продвинулись на запад. Казалось Алексею, что девочка-подросток Предслава, ставшая монахиней Ефросиньей, ведёт их по Полоцкой земле и указывает дорогу.

28. Открылась дорога… 

Весной и летом 1944 года, в ходе совместного наступления 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского разгромлен левый фланг группы армий «Центр». Освобождён Витебск. Разгромлена полоцкая группировка противника. Созданы условия для дальнейшего наступления.
В начале июля 1-й Прибалтийский фронт вышел к границе с Латвией и Литвой. Открылась дорога для продвижения в Польшу, Прибалтику, Восточную Пруссию. Началось общение с людьми других национальностей.
Тищенков вспоминал: «Наш фронт почти всю войну провёл в лесисто-болотистой местности. Крупных танковых соединений у нас было мало, поэтому в Литве Шауляйское танковое сражение было серьёзным испытанием для нашей артиллерии, танкистов и пехоты. Изнуряли ежедневные танковые атаки противника. Танки выползали из лесов, заполоняли поля. Казалось, что вся местность заполнена до отказа танками противника. 1-й Прибалтийский фронт должен был нанести главный удар на Свенцяны и Каунас. Часть сил фронта - на Паневежис и Шауляй. 
 В то время мы молились на артиллерию. Из-за малого количества танков, только она могла спасти наше положение.
Истребительно-противотанковая артиллерия, благодаря высокой маневренности и тактическому мастерству, сумела разгромить танковую дивизию противника под Шауляем. Впечатляла стрельба наших 203 мм гаубиц. Уж нам-то присесть хочется от таких выстрелов, а противника такая стрельба и вовсе ошеломляла. Такие гаубицы любые укрепления разбивали вдребезги. Рассеивание снарядов небольшое, а разрушение – о-го-го! Такой «подарок» получили враги от наших артиллеристов. Когда немцы начали массированные танковые атаки против нас, наши войска пустили в ход тяжёлые реактивные миномёты, которые били за четыре километра. Раньше мы такого не имели. Не знали такого оружия в начале войны.
Били наши ребята по врагу прямой наводкой с малым углом возвышения. Били наверняка! Подпускали на короткое расстояние, чтобы враг не обнаружил пушку преждевременно. Дула орудий чуть ли не параллельно земле наклоняли. Набрались опыта… И нам от того легче было и медсанбатам. Пехота живой оставалась. Мы «прочищала» поля и окопы. У немцев голова от страха не работала. Не знали, куда бежать.
Удивляюсь выдержке и хладнокровию артиллеристов. Это мужественные люди. Они говорили нам под Шауляем, что примером для них является командующий артиллерией фронта генерал Николай Сергеевич Медведев: «Вот у кого мужество - настоящее, мужское! И хладнокровие!»
Мы не знали Медведева, но видели, как спасает нас артиллерия. Хороши ученики генерала! На фронте – взаимодействие – великое дело!
 Важен труд каждого человека в военной операции. Я видел, как инженерно-сапёрная бригада помогала расчищать и прокладывать путь нашей артиллерии, как быстро они окапывали и маскировали орудие.
Во время боёв за Шауляй мы услышал на политзанятиях историю подвига двух артиллеристов.
Водители тягачей, напрягаясь, выжимали все силы из машины, чтобы перебросить артиллерию в нужное место до прихода вражеских войск.
Они на тридцать минут опередили фашистов. Установили между озёрами пять батарей, перекрыли путь к Шяуляю. Но семь танков противника прорвались на шоссе и двинулись к городу. Положение спасли два  артиллериста - командир орудия Николай Сазонов и наводчик Николай Ефимов, которые расположились в стороне от батареи. Они замаскировали орудие за кустами, перпендикулярно дороге.  Из 77 мм усовершенствованной пушки, ставшей для врага грозой, подбили все семь танков противника.  Совершили невероятный подвиг, победив врага в неравном бою. Ликвидировали прорыв и восстановили линию фронта.
Услышав эту историю, я вспомнил комиссара Леонова, который пояснял нам, необстрелянным юнцам, что такое настоящий геройский поступок. Эти два человека выправили не только положение боя, но ещё изменили положение фронта. Они оба стали Героями Советского Союза.

  29. Пленный спас положение дивизии

Разведка доложила, что немецкое командование готовит танковое наступление. Накануне привели пленного немца. Седина блестела на висках. Долго беседовал с ним переводчик. Пленный говорил, что воевать он пошёл не по своей воле. Его очень любят и ждут дети. Мать умерла давно.
Слова чужого солдата болью пронзили сердце Алёши. У него тоже нет матери. Отец пропал без вести. Он понимал, что не виноват в этой войне старый подневольный немец. «Языков» чаще всего расстреливали. Солдат не просил о пощаде. Он бесконечно твердил только одно слово: «Kinder», переживая о детях.
Алексей просил не расстреливать его, а отправить в лагерь для пленных. Капитан Бурин сурово ответил: «Защитник, какой сыскался! Слишком зеленый, чтобы чужие судьбы решать». Алексей переждал момент капитанской «горячки» и к вечеру все-таки решился задать вопрос: «Пленный жив?». «Пока жив, а дальше, кто его знает… Войне еще не конец. Что, жалко? А если бы он перед тобой с нацеленным автоматом стоял, не жалко было бы?»
Алеша потупил голову и тихо произнес: «Так ведь Господь по-другому распорядился». Капитан ничего не ответил, только поправил ремень и быстро пошел к землянке.
Пленный спас положение дивизии, назвав точный день и час танкового наступления. Оно начнётся завтра.
Но войска не готовы к ответному удару. Силы не равны.
Танки старого образца  -  Т - 26 и БТ - 1 стоят на ремонте. Новая техника ещё не подоспела. За ночь отремонтировать все танки невозможно. Искали выход, чтобы сдержать врага. Из небольшого количества танков организовали танковую засаду. Пехоте отдали приказ: «Вырыть за ночь полтора километра противотанковых рвов, чтобы танки не прошли в заданном районе».
Люди с лопатами растянулись длинной цепью. Копали абсолютно все: командиры, рядовые, медсёстры, связисты, легкораненые. Пришли помогать жители соседнего села. Объём работы для одной ночи был огромным. Пехота  -  народ не изнеженный, но к утру у многих были кровавые мозоли. Пот заливал глаза. Несмотря на холодную ночь, солдаты сбрасывали с себя мокрые гимнастёрки, стесняющие движения. Работали молча. Разговоры были запрещены. К утру ров был готов. Все валились с ног от усталости. Задачу выполнили, перекидав сотни тонн земли. Знали: вот - вот наступит миг, загрохочут вражеские гусеницы  -  и надо будет держать оборону.
Утром немецкие танки вынуждены были пойти в обход рва и леса. Там они напоролись на танковую засаду. Пехота добивала их сзади, забрасывая гранатами. Лопались гусеницы фашистских танков. Горели баки. Экипажи бросали свои машины. Зажатый с двух сторон противник, был повержен.

30. «Как такое чужой матери писать? Она не поверит…»

Осенью 1944 года войска 1-го Прибалтийского фронта под командованием Ивана Христофоровича Баграмяна участвовали в разгроме группировки противника в Латвии и Литве и наступали по всей линии фронта. Совместно с соединениями 2-го Прибалтийского фронта блокировали группировки противника на территории Курляндского полуострова и в районе Мемеля.
Война выявляла и героев, и трусов. Рота Алексея стояла в лесу, окруженном врагами. Со всех сторон слышалась немецкая речь. Пехота залегла в траншею редкой цепочкой. Командир приказал: «Стоять в полной тишине. Не стрелять, чтобы себя не обнаружить». Он послал проверить посты и заменить ненадежных солдат.
Идёт впереди Алексей, двое бойцов поодаль за ним с автоматами, чтобы немцы живым не взяли. Готовясь к неожиданному приходу фашистов,  оставили бойцы дежурную гранату. Натянули проволоку, отогнули ушки боевого заряда и закрепили их проволокой, которую замаскировали. Если за проволоку заденут, рванет. Вдруг видят пехотинцы, идёт наш боец из окопа прямо на проволоку. «Куда же тебя понесло?!» - прошептал Алексей.  - Неужели не знал о проволоке? Или не выдержал напряжения? Зачем покинул пост и нарушил приказ?» Солдаты и крикнуть не могли, чтобы остановить его. Прогремел взрыв дежурной гранаты. Напрасная смерть! И товарищей перед врагом обнаружил.
Всем непонятен был его поступок. Ведь победа уже близка. Прорвано кольцо блокады. Фронт успешно перемещается на запад.
После взрыва немцы начали прочесывать лес. Пришлось принять бой. К обеду отбились.
Алексей сильно переживал: «Зачем было идти сдаваться? Скоро войне конец, а он сдаваться надумал! Вот, досада! Хоть плачь!» Когда все стихло, вытащили документы убитого. В них - фотография матери на крыльце дома. Бойцы передавали из рук в руки. Рассматривали. Видно, что немощная, изработанная, лет восьмидесяти. Старый дом подпёрт брёвнами. Перед крыльцом крапива, лопухи. На обратной стороне неровным почерком старого человека написано: «Возвращайся с победой, сынок».
 «Один он у нее был», - сказал политрук Дёмин. Обратился к Тищенкову: «Раздражение у меня идёт против него. Ничего не могу с собой поделать. Надо матери похоронку отправить, а я не могу. Не могу! Понимаешь! Тищенков, ты все видел. Подумай, как бы это написать помягче… Странный он был, этот боец. Всех сторонился. Я ведь из-за него посты послал проверить. Не успел! Ладно, что отбились, а могли бы все погибнуть».
Тищенков вздохнул, взял похоронный бланк. Уединился. Начал писать и заплакал над серым штампованным листком, как ребенок. Мать свою вспомнил, убитую немцами. «Как такое чужой матери писать?! Она не поверит. Он для нее - самый лучший. Смысл жизни! И победу она ждет, думая о нём. Нельзя ей эту правду сообщать! Если она её узнает, как людям в глаза смотреть будет, как жить? Бог ему судья…
Придет похоронка, люди соберутся… Поминать будут. Матери ещё свой век доживать с этим горем. А может и в окно с надеждой смотреть...  Мама, мамочка… Он плакал и будто со своей матерью делился чужим горем, рассказывая ей о погибшем однополчанине. Алексей вытер влажные пятна с похоронки и написал: «Дорогая Клавдия Сергеевна. Ваш сын, защищая Родину, геройски погиб…» И мысленно произнес: «Господи, прости меня за это решение».
Отдал письмо политруку и сказал: «Я не мог по-другому, не имел права на честность перед этой матерью».
Однополчане одобрили его решение: «Ты правильно поступил, Лёшка».

31. «Сердце не закроешь, если с молоком матери всё впитано…»

Сколько боев, сколько и переживаний у бойцов. В день по несколько атак.
 «Что, жаркий день был ребята?» - спрашивал вечером капитан Бурин у своей роты. Наверное, в  каждом бою Бога вспоминали даже если неверующие. Видел я, как ребята мои крестились. И правильно делали. Отвадили людей от храма, позакрывали…  А сердце не закроешь, если с молоком матери все впитано.
Матери наши веру еще не забыли. И мы через них, выходит, помним. Кресты на нас надели, перекрестили, когда на фронт отправляли. Они помнили первую мировую. Отцы наши «за веру, царя и Отечество» воевали. И мы должны это помнить. Нам в крови это передали. У православного царя вера и отечество на первом месте стояли. Кое-кто хочет, чтобы мы свою историю забыли. Не забыли. Ну, это я так, для поддержки верующих… Сам такой! Знаю, откуда сила берётся.
Мы сегодня выполнили задачу без потерь. Ждите наград! Хотят немецкие войска вернуть утраченные рубежи, да не получается. Крепкие у меня ребята».

32. «Тищенков, ты истинно русский. Немецкие пули в тебе не застревают»

Приостановили немцы наступление. И наступать не наступают, и сдаваться не сдаются. Пехота с ними лицом к лицу в ближнем бою. Рота наших автоматчиков окружила фашистов, но добить не смогла. Седаков и Аришин уже вступили в рукопашную схватку. Пробиваются вперед. Пришлось уходить по кустам в немецкую сторону. Тут-то и столкнулись Алексей и его друг Пётр Никонов с немцами лицом к лицу. Перед Алексеем почти вплотную - фигура немца. Выстрелили одновременно. Немецкий солдат упал, но выстрелом навылет прострелил Тищенкову Алексею согнутую в локте правую руку сразу в двух местах. Медсестра остановила кровь, наложив жгуты. Произошло это ранение 17 июня 1944 года.
Ребята смеялись: «Тищенков, ты истинно русский. Немецкие пули в тебе не застревают». «Потому что пули гладкие» - пошутил Алексей.
А вот осколки застревают, как убедился он позднее.
В январе - феврале 1945 года некоторые части фронта осуществляли поддержку наступления 3-го Белорусского фронта. Часть, в которой вёл боевые действия Алексей, оставалась под Ригой.
Пехотинец вспоминал: «Мы заканчивали выполнение боевой операции. Действовали напористо, слаженно. В одном из боев, 3 января 1945 года, я получил осколочное ранение в грудь, под самое сердце. Второй осколок попал в бедро. Привезли меня в Рижский военный госпиталь. Отлёживался первые три дня. Говорить не мог. Боль донимала! Потом огляделся, с ранеными бойцами познакомился. Из бедра осколок вытащили, а под сердцем так и остался. Не стал хирург рисковать: «Живи, боец! Настанут другие времена – сделаешь ещё одну операцию, а может, и так проживёшь».
Кивнул головой Алексей. Что на это скажешь? Егор Гаврилович – хирург опытный. Совет верный.
16 марта вышел из госпиталя и опять в бой. Служил я в то время в 391 Рижской стрелковой дивизии. За освобождение Риги получил Орден Великой Отечественной войны II степени. Боевую награду мне вручали тогда, когда наша часть пришла на пополнение в тыл. 

33. Солдатские истории

После выхода из госпиталя, попал Тищенков в другую часть. Часто вспоминал друзей Никонова Петра и погибшего весной 44-го года Шестакова Сашу. Алексей был общительным парнем. К новым боевым товарищам привык быстро.
Как-то вечером грелись солдаты у костра, сушили одежду, вспоминали о доме, о любимых. Ротный запевала, Валентин Соколов тихо начал любимую песню «Катюша». Песня меняет настроение, смягчает нелёгкий день. Оживляются солдаты. Мечтательные улыбки размягчают суровые лица. Уютно у огня. Кто-то сзади кладет руку на плечо Алексею: «Давай, Тищенков, рассказывай. Сегодня твоя очередь». Он уже не однажды рассказывал однополчанам о довоенной жизни, о школьных друзьях. Его  истории захватывали всех.
 - Ребята! У меня на целый вечер хватит, а может, и завтрашний день займет».
 - Если живы будем, в долгу не останемся», - произнёс Николай Камкин. 
«Расскажу о своих друзьях, - согласился Алексей. - Было это в первый год войны. Попал я в часть, где было много солдат разных национальностей. Вот так же у костра пели. Сколько я тогда песен разных наслушался: и грузинских, и молдавских, и узбекских. Да, что там говорить, у каждого народа своя красота души.
 Сядем десять человек рядом: грузин, армянин, русский к одному столу. Все как родные братья. Сердца нараспашку! Тогда было другое понятие о дружбе. Страна многонациональная, но мы были едины и бесконечно любили свою Родину. Жизнь готовы были отдать за нее. Друзей много было у меня, но в каждом бою гибли боевые товарищи. Сколько их потерялось в войну… Имен многих уже и не помню. Но вот грузина одного запомнил. Гогой его звали. Все звал меня в гости на Кавказ. Как проснется утром, сразу спрашивает: «Братишка, ты приедешь ко мне после войны? Мать порадуется за меня. А я ей скажу, что это мой младший брат приехал». Леша, я очень хочу, чтобы ты был моим братом. Ты ей как сын будешь, потому что сердцем на нее похож  -  добрый!» - обнимая Алёшу, говорил Гога.
Да где там… И адреса затерялись. Он мне и дом описал в горах, и номер дал. Да разве в тех условиях сохранишь. И название села я не запомнил, по-грузински как-то.
Утром – очередная смерть… Слезы из меня градом сыпались, когда я узнал, что погиб мой Гога. Сам я ему могилу рыл, сам закапывал….  Ребята, не могу дальше, ком в горле. Потери… одна за другой.
- Давай, говори. Расскажешь – легче будет, – толкнул его тихонько Пантелей Костин.
- О таких людях надо рассказывать, – раздался голос за спинами. -  Сергей Дюжев встал, добавил: «Растём мы на этих историях, мужаем и добрее к людям становимся».
- В той же части, был у меня друг Сашка Шестаков, – продолжал Алексей. - Сидим мы с ним в траншее или в землянке, не помню уж. Только лицо у него грустное. А он все говорит и говорит: «Чувствую, убьют меня сегодня». Помню, протянул он мне утром фонарик, часы снял, ножик складной в ладонь положил. А я ему: «Да ты что, Сашка, ерунду говоришь! Сколько мы с тобой рядом воевали! И еще повоюем. До Берлина дойдем!
– Нет, Леша, правда моя такая. Хочешь, верь, хочешь -  нет. А до вечера пусть вещички у тебя побудут.
А вечером поверил я ему.… Вот какое предчувствие у человека бывает.
Погиб он в этот же день. В лесу. От шальной пули. Открыл ему Господь тайну последнего часа. Очень переживал за друга. Незабываемые потери.
Был ещё один боевой эпизод, который вызвал у меня сильнейшее нервное перенапряжение. В июле 1944 года мы вели бои по разгрому паневежеско-шауляйской группировки противника. Изменили направление главного удара на Ригу, вышли западнее её, к Рижскому заливу, отрезав группу армий «Север» от Восточной Пруссии. Но в августе  - 44-го мы не смогли удержать данный участок. Были отброшены на тридцать километров к югу. Там произошёл случай, когда мы были вынуждены стрелять по своим однополчанам, чтобы спасти их от немецкого окружения. Солдаты предпочли смерть плену.
Послали четырех моих однополчан Никонова, Волкова и двух латышей, Германа и Рудольфа, на разведку. Места там красивые. Ивы над водой. Ребята должны были дойти до водяной мельницы и укрепиться в  каменном сарае на берегу реки. Был приказ: «Если немцы подойдут сюда, дать бой и отступить». Сарай был в километре от нашего расположения. Немцы подошли. Завязался неравный бой. Ребята не отступают. Засели в сарае – и все. Выйти уже не могут, чтобы отступить.
Посланный разведчик точных сведений о бойцах не принес. Меня послали вторым - узнать, что происходит. Долгим мне показался этот километр. Приходилось ползти, чтобы себя не обнаружить. Не дополз я до сарая метров пятьдесят. Немцы его окружили, не подойти. Бой идет, не узнать, что происходит. Ребята наши редко стреляют, последними патронами отбиваются. Вызвали они огонь на себя. Артиллерия обрушили его в этот квадрат. Ни от сарая, ни от немцев, ничего не осталось. Бой затих. Все. Конец… Я уже не надеялся найти кого-нибудь в обломках сарая. В этой паузе затишья кричу: «Никонов! Никонов!». Вижу, бежит сержант, бежит ко мне без шапки. Живой! Кирпичный сарай снесло, немцев поубивало, а он уцелел под обстрелом. Не чудо ли это Божье? Тяжело было стрелять по своим ребятам, но другого выхода не было. Немцы окружили их плотным кольцом. Ходили потом наши ребята по ротам, историю эту рассказывали».

34. Снова госпиталь

31 марта 45-го получил Тищенков Алексей осколочное ранение левой голени, и вплоть до 7 июня 1945 года лечился в Рижском госпитале. Вспоминал: «Второй раз меня везли через Ригу. Рига – город дивный. Крыши островерхие, черепичные. Улочки узкие. Ограды кованые, узорчатые. Красиво, но все не по-нашему. Душа к нему не лежит, - оценивал город Алексей, – нет там нашего деревенского простора».
Попал я в знакомый госпиталь. Опять те же палаты, те же врачи.
Лежал у окна, смотрел, как трепетали на ветру госпитальные простыни, вдыхал через форточку запахи весны, любовался островками молодой травы. Наблюдал за приезжающими машинами: раненых поступало много. К нам в палату поставили дополнительные кровати.
Не каждую ночь удавалось уснуть. В сонном состоянии у кого-то прорывалась боль, кто-то ходил по коридору на костылях. Их постукивание отдавалось в голове раздражением. Болела голень, ныли старые раны. Если ночь не спишь, нудно дожидаться рассвета. С первыми лучами солнца ждал, когда начнётся хождение нянечек и медсестёр. Становилось веселее. Протирали палаты. Ставили уколы. Делали перевязки. Слышалось постукивание умывальников, шарканье тапочек мимо палаты, шутки выздоравливающих бойцов в коридоре, смех медсестёр. Алексей  с нетерпением ждал обхода врачей. Нет, не выписывают его. Досадно, если война без него закончится.
 Все разговоры в палате начинались после сводок Совинфрмбюро о  ходе военных действий. Известия радовали. Войне скоро конец. Тёплый майский ветер врывался в окно и заставлял мечтательно улыбаться.

35. «Лёша пришёл!»

Общительного и приветливого паренька знал весь госпиталь. «Тищенков, зайди в седьмую палату, там тяжелораненого привезли. Отвлеки, развесели, а то вся палата в унынии», - попросила медсестра Таня Семёнова.
Алексей встал с кровати и, прихрамывая, направился в коридор. Распахнул с улыбкой дверь. Раненые приподняли головы, заулыбались: «Лёша пришёл! Садись на мою кровать», - позвал его полковник Миронов. – Выписывают?»
  «Нет. Хирург говорит, что без меня скучно будет», -  озорно улыбаясь, ответил Алеша.
  «Точно говорит. Мы тебя заждались. Ты прошлый раз обещал нам рассказать, как тебя собака-санитар спасла. Помнишь?» - продолжил Миронов.
  «Да, помню, обещал. Сейчас вот сижу перед вами живой… А месяц назад небо с овчинку казалось. Выжил я, ребята, благодаря нашим солдатам – ветеринарам. Они на Ленинградском фронте обучали собак - санитаров.
 
Запрягали их в специальные длинные коляски – «лодки на колесах». Сложные это тренировки были, кропотливые. Терпеливых собак для этого выбирали. Дадут собаке команду: «Вперед! Ищи!» И она бежит стремительно на линию огня. Вот одна такая замечательная собака спасла мне жизнь, когда я был ранен осколками в грудь и ногу. Она чует раненых, быстро их находит, терпеливо ждет, пока боец заберется в коляску.
Лежу я раненый. Мысли гиблые пошли. Вдруг подбегает ко мне собака, лижет лицо. Радуется, что нашла. К ней тележка привязана. Вы не представляете, как я ожил! Обнимаю её, глажу, разговариваю. Видно, Господь услышал мои молитвы. Перекинулся я в «лодку», и повезла меня «санитарка» в медсанбат. Тяжело ей меня везти. Напрягается вся. Скулит, но тащит. Я помогаю ей, отталкиваюсь от земли. «Давай, милая, давай! Вперед!» А она ко мне поворачивается, такими умными глазами смотрит, будто ответственность за мою жизнь понимает. Обстрел идет страшный. Бой беспрерывный. Снаряды вокруг рвутся. Она вздрогнет, прижмется к земле, переждет и дальше! Вот так и добрались.
В палате послышались восторженные реплики: «Ну, и повезло же тебе, парень! Надо же, какие собаки-то бывают!»
 Алексей, видя заинтересованных слушателей, продолжал: «Я и не думал, что буду жить. С такой яростью истребляли нас на фронте. Многому на войне от ребят научился, ко всяким обстоятельствам приспособился. В боях науку выживания прошел. Где высовываться можно, а где и голову пошибче пригнуть. Если замерзал – крутил руками перед грудью, как пропеллером. Портянки туго наматывал, в бою не переобуешься. Не курил, не пил, мне легко было. Жизнь свою напрасно не тратил. С людьми легко общался. Друзей берег. Это главная наука на войне – боевого товарища сберечь.
 Со школы помню про Суворова рассказ, как он солдат берег. Если б нас так берегли, мы бы в два раза быстрее до Берлина дошли. Суворов-то не только впереди себя смотрел, но и впереди каждого солдата. Вот как предусматривал все тщательно. Любил так любил! И не было, и нет равных ему, потому что ответственность за людей была его главной задачей. А главной задачей его солдат была ответственность за выполнение приказа. Суворов не мог скомандовать: «Любой ценой взять Измаил!» Этот приказ из сердца солдата выходить должен самостоятельно. Он был не только талантливым полководцем, но и талантливым учителем для своей армии, и отцом родным. К каждому костру солдатскому подходил и сразу в лицо видел тех, кто нуждался в его любви. Сердцем он смотрел на людей. Вот откуда его победы!
Ну, а мы люди простые, не нам командиров учить.
Когда меня в госпиталь отправляли из полевого медсанбата в сорок пятом, командир полка пришел ко мне. Вот я удивился! Он сказал: «Ты, Тищенков, хорошую награду получишь». У него тоже ранение в голову было. А я, лежа в госпитале, не о награде думал, а вспоминал ежика, который  жизнь спас. Лежал он со мной нос к носу в перелеске. Пуля попала в него, а могла бы – в мою голову. Дважды живым остался, благодаря братьям нашим меньшим: и ежику, и собаке».
Раненые оживлённо зашевелились, и только тяжёлые вздохи шли из дальнего угла палаты. Там лежал тяжелораненый Матвей Саватеев. За последние двое суток после ампутации ног он почти не говорил. Лежал лицом к стене. Водил по ней пальцем.
В палату вошёл Егор Гаврилович. Увидев Тищенкова, радостно произнёс: «Ты уже здесь, соколик? Знаю, что шустёр парень. Ну-ка, говори, какая у тебя мечта есть?
 «Зачем вам моя мечта?» - спросил Алёша, затаив надежду на выписку».
 «Знаем зачем, да не проболтаемся!» - загадочно произнёс хирург.
 «В Светово хочу! Домой! Леса наши брянские увидеть. Хоть из госпиталя сбегай! Мать увидеть хочу. Знаю, что нет её в живых. У могилки бы постоять. Помню, как гулять маленького отправляла. Голову обнимет, в макушку поцелует и подтолкнёт сзади: «Бегай, пока бегается». Я и рад умчаться. Все уголки деревенские за день обойду. На брёвнышках посижу у дома, отдохну – и домой, к маманькиному подолу. Передник у неё лепёшками пахнет. Руки тёплые. Глядит на меня – глаза от счастья светятся. Любил я её. Всё спорил с младшей сестрой, кого мама больше любит.
…У каждого в душе своё Светово. Этим светом и живём. От него и сила. Началось лихое время, только о Родине и думал, как спасти её, как у врага отбить? Нельзя допустить, чтобы они к нашим святыням прикасались. Много дорог прошёл, но лучше своей деревни ничего не встретил. Душа домой рвётся, как ветер. Хоть сам раны зализывай, чтобы быстрее до победы дойти. И скорее туда, где сердцу радостно и спокойно – домой, домой!» - говорил вдохновенно Алёша, приложив руки к груди.
 « Готовься. Скоро отпущу. Глядя на тебя, все раненые недолеченными разбегутся. Матвей уже собирается. У него тоже мечта есть, да ещё какая! Расспросите его, расспросите!» - с затаённой улыбкой обратился к раненым   старый доктор. При этом Егор Гаврилович развёл руки в разные стороны, будто показывал всем что-то огромное.
 В палате установилась напряжённая тишина. Рады бы поговорить с Матвеем, да не решаются. Уж, больно угрюм человек после пережитого.
Неожиданно для всех Саватеев заговорил сам: « Мечта у меня есть, Егор Гаврилович! Есть! Только я нынче для мечты негодный. Ребёночка мне после войны найти надо, которого я спас. Усыновить хочу. И сердцем, и мыслями прикипел я к нему. Детдомовский я. Никому не нужен. А тут такая история…  Помощь мне ваша потребуется. Не решался я спросить. Не знаете вы меня…  Думал, не поймёте. Лёха зашёл – и на душе потеплело. Приезжайте ко мне после войны, ребята! Крышу-то мне самому не покрыть и забор не поставить. Хотя, какая крыша? И дом-то не мой… Ладно, расскажу…
…Шли мы в атаку вдоль разбитой просёлочной дороги. Колеи глубокие. Жилья рядом не видать. Леса кругом. Гляжу, в канаве кто-то лежит. Вещи разбросаны. Подбежал. Рядом с мёртвой женщиной – ребёночек. Малёхонький! Года полтора. Шевелится. Ах, ты, мать честная, куда ж его девать? Рота вперёд уходит. Что делать? Не бросать же человека на дороге!
Вывалил я всё из вещевого мешка, разложил второпях, что мог, по карманам. Завернул малыша в тряпицу и посадил в мешок, который со спины на грудь переместил. Дышу на его головку. А он так ослаб, что даже не пикнул. Бегу я, а сам за него переживаю: душонку бы малую не вытрясти. Ведь еле живой он. Головку не держит от истощения. Ротик синий уже. Намаялся. Накричался. Оголодал. Проверял я его. Щупал: жив или нет. А он свернулся, как в утробе матери, и затих. Пригрелся! Разжевал я ему корочку хлеба, что в шинели нашёл, и помаленечку в ротик засовываю. Сосёт. Чомкает. Ребята, не поверите, меня прямо какое-то родительское счастье охватило, будто отец я ему. Прижал я вещмешок к груди и заплакал. Вовек не расстанусь! Чадо моё! Как сохранить тебя? И взять – не возьмёшь с собою, и расстаться нет сил. Мой он, мой! Сразу столько радости и печали! Я жениться-то не решался. Нескладен. Бездомный…  Не смотрели на меня девушки. А тут почувствовал до боли, как отцом хочу быть. Сильным себя почувствовал, верите? Просто непобедимым! Переместил я мешок на спину – и  в бой! Вместе с ним. Боялся, что лихая пуля в мешок попадёт. Догнал своих.
 Впереди деревня. Кинулся в первый дом. Старуха у икон. Перепуганная. У меня времени нет разговаривать. Рота в бой вступила. Гоним врага. Наступаем!
 Подал я ей дитя в руки. Прошу: «Сохрани, мать, Саньку моего! Вернусь!»  Она заголосила: «Голодаем мы. Господи, чем кормить-то? Девчонка из-под кровати выкатилась под ноги. Лет десяти. Кричит: «Возьмём, бабушка, возьмём! Я ему картошку свою отдам!». Обнимает бабушку. Умоляет.
Расцеловал я их и -  вон из избы. Оглянулся на дом, чтобы запомнить. Развалюха на окраине. Куст сирени под окном. Защемило под сердцем от жалости.
  Стрельба по деревне идёт. Крадусь вдоль огородов, отстреливаюсь. Мыслями весь там, с ними: «Хоть бы живыми остались!»
… Два года с тех пор прошло. Вернуться в те края не довелось… Бои идут горячие. Кто отпустит? И вот я здесь. В последнем бою…  от взрыва… Вот такой…  Как добраться туда? И кому я там буду нужен? Ярмо на шею старухе? Кому я, вообще, нужен на этом свете такой?
Матвей вытирал слёзы простынёй, показывая на обрубки.
 « Вот какая у меня мечта, Гаврилыч. Действительно – великая!» - с печалью и каким-то тайным воодушевлением сказал Саватеев.
Все замерли в палате после его рассказа. У многих неожиданные слёзы затуманили глаза. Послышались тяжёлые вздохи.
« Да, история у тебя, брат не из лёгких,  - сочувственно произнёс старый хирург, прервав гробовое молчание палаты. – Осчастливил тебя Господь своим испытанием. Только ты не осознаёшь этого пока. Через Него ты всё нашёл: и мать, и сестру, и сына».
 «Я-то готов на всё. Да, возьмут ли они меня? Там крышу чинить надо. Ворот нет. Заборы лежат», - вздохнул тяжелораненый.
Напряжённая пауза затянулась… и вдруг внезапно разрядилась оживлёнными голосами со всех сторон палаты. Всем хотелось, чтобы солдат нашёл своего Саньку.
 «Матвей, ты с пути своего не сворачивай. Ты и безногий им за счастье будешь. Только не передумай. Не предавай себя и сына» - первым произнёс лётчик, лежащий рядом с Саватеевым.
Раненые (кто мог) вставали с кроватей, подходили к Матвею, пожимали ему руки, хлопали по плечу. Полковник Миронов сел на его кровать.
 «Поздравляем тебя, сержант. Ты самое главное в жизни нашёл. Счастья тебе! И слёзы тут лишние!» - добавил он строго.
 «Напишешь письма. Мы приедем. Ребята, пускайте листок по кругу. Кто может помочь, пишите адреса», - широко улыбаясь, сказал Тищенков и  обнял Матвея. Через несколько минут он вручил ему исписанный разными почерками листок.
Вошла медсестра делать перевязку больным и удивилась: «Что за праздник у вас? Все такие радостные! Письмо кому-то пришло?»
За всех ответил Миронов: «Наш Матвей семью нашёл. Мы за него радуемся».
«Я гляжу, тут половину палаты выписывать надо. Зашевелились-то как»! – вытирая пот со лба, облегчённо произнёс хирург.
«Надо, надо! Меня первого!» - закричал Матвей. Все были рады, что Егор Гаврилович никуда не уходил и тоже был свидетелем этой трогательной истории.
 Госпитальный хирург – Дедов Егор Гаврилович отличался теплотой характера. До войны был детским хирургом. Овдовел. К раненым бойцам  отношение имел трепетное. В палатах говорили, что он тяжело раненым в рот, как лекарство, леденцы засовывал. Только где он их брал? Сахар был редкостью, а уж конфеты - тем более. Медсестра, по секрету, рассказывала, что у него целый сейф этих конфет. Он их вместо обезболивающих давал, когда лекарств не хватало. Помогало! Егор Гаврилович любил повторять, что солдаты – те же дети, только без мам.
Раненые в госпитале называли его дедушкой. Он и впрямь был похож на деда: старческая походка, седые усы. Но улыбка у него была великолепная: молодая, задорная. На обходе «дедушка» садился на кровать, постукивал себя по колену и спрашивал: «Чем обрадуете, молодой человек?». Исчезали стоны и жалобы. Военные боялись его огорчить. Но он сам все видел и чувствовал. Многозначительно тянул букву «а-а-а»,  если находил непорядок в ране. Лучистая, приветливая улыбка была его невероятным помощником. Казалось, что даже стены светлели, когда он приходил.

  36. Всем праздникам праздник!

Ранним утром, девятого мая, Алексей до обхода врачей прогуливался по госпитальному двору, гладил стволы деревьев, любовался первыми листочками и представлял день своего возвращения домой. Вдруг из окон госпиталя послышались шум и крики: «Ура!» Тищенков ворвался в палату. Летели к потолку подушки, создавая праздничный «салют». Раненые бойцы обнимались и кричали: «Победа! Победа!» Гул стоял на весь госпиталь. Такой праздник! Словами не передать! Всем праздникам праздник!

37. «На счастливого равняйсь!»

Через два дня в палату, где лежал Тищенков Алексей, с врачебной комиссией госпиталя зашёл Егор Гаврилович. Подсел к Алексею и скомандовал всей палате: «На счастливого равняйсь!» Все лежачие тотчас же повернули головы в сторону Алексея.
 - Скоро выписываем тебя, дорогой соколик. Ты хорошо постарался: всех веселил, как мог. Придется человек двадцать досрочно выписывать благодаря тебе» - шутил хирург.
 - Жаль, что до Берлина не дошёл. В Германию не попал. Пока лечили - война закончилась»,  –  с досадой произнес Алексей.
 - Это хорошо, что закончилась. Есть гарантия, что домой живым вернёшься»,  -  сделал вывод начальник госпиталя.
По палатам разнеслась весть: «Тищенкова выписывают!»
Толпа образовалась у его дверей.
«Ты весь госпиталь в друзья собрал», - радостно воскликнул Егор Гаврилович. Он обнял Алексея, по-мужски пожал ему руку. Счастливец снял свои часы и протянул хирургу. А тот, по традиции, на дорожку - сто граммов водки и кусок хлеба. «За вас, Егор Гаврилович! - произнес Алексей. – Здесь все врачи один к одному. Сколько вы жизней спасли, сколько веры вложили в наше выздоровление! Духом своим стойким сил нам прибавляли, чтобы мы счастливыми ушли отсюда. Домой! Родину из руин поднимать».

38. Фасолевая свадьба

После войны пришел Алексей к родному дому. А дома, как такового, нет. Есть землянка, сделанная из погреба. Встречали его сестра Татьяна. Бабушка умерла.
 Дом надо было строить и кормиться чем-то. Вся деревня изничтожена, ничего не уцелело. Как памятники сожженной деревни, стоят кое-где печи среди обугленных бревен. Алексей взял на себя заботу о сёстре.
Татьяна рассказала ему о Клаве Фетисовой с соседней улицы, условия жизни которой, были вовсе невыносимы. У Клавы никого не осталось. С семи лет сирота. Вырастила её старшая сестра. Алексей с детства знал, что она большая труженица. Пошёл в гости, попроведать.
 - Здравствуй, Клава! - приветствовал солдат.
 - Алешка! Вернулся! Жив! Возмужал, не узнать тебя! - бросилась ему навстречу соседка. Она держала его за плечи, разглядывала его медали, трогала руками шинель, не веря, что кто-то из родной деревни всё-таки  вернулся.
 - Сестра рассказала, как ты тут одна маешься. Как ты тут живёшь, бедная? Тут жить невозможно! Переходи в нашу землянку. Вместе всем будет теплее и веселее, - предложил Алексей.
Застеснялась девушка, смутилась. Она была постарше на два года. Алексей решительно говорит ей:
 - Клава, выходи за меня замуж. Все по-хорошему будет. Сходим в соседнее село в сельсовет. Распишемся по закону. Свадьбу сыграем.
 - Свадьбу? Где? Как? - удивилась она.
 - Да хоть на пепелище. Страну - то поднимать надо. А как без семьи? Откуда помощников брать? - ответил он, располагая к себе обаятельной улыбкой. Решительно прижал девушку к себе. Не обижу. Беречь буду свято, как Родину берёг. Не сомневайся, Клава. Выходи за меня! Ты своя, деревенская. Родная. Семьи хочется. Любви. Тепла. Я тебе всю жизнь опорой и помощником буду. Лучше тебя мне не сыскать.
Клава прижалась к его груди. Смотрела на Алексея счастливыми глазами. Она верила, без сомнения, этому доброму и сильному человеку.
 Расписываться молодые ходили в другую деревню. В Светово сельсовета не было. Все сожжено. Алексей – в лаптях и в фуфайке, но жених что надо! С двумя орденами Славы и Отечественной войны, с медалями. Грудь вперед!  Клава  - «с форсом» – в ботинках, обмотках до колен, в Алёшиной шинели. Красавица, какой свет не видывал! Расписались. Рады были, что нашли друг друга. 
«Вы не представляете, какое это счастье, найти на Земле после войны свою половинку, да еще в своей деревне» - говорил счастливый жених.
Клава рассказывала ему, что во время отступления немцев, когда районный город Севск был освобожден, она работала в госпитале, помогала за бойцами ухаживать. Ей и после войны предлагали там остаться. Привезли невиданные в то время наряды: платье американское (красивое), туфли немецкие. Но она от всего отказалась. Только домой рвалась. Там и счастье своё встретила.
Свадьба проходила семейно: с гостями, с гармошкой. Первое веселье в деревне после войны! В землянке стол поставили. Фасоли наварили  –  вот и все угощение. Потому и свадьбу «фасолевой» назвали. Зато пели от души!
И любовь, и семья крепкие получились. Клава во всем Алексею помощницей была, старательной и благодарной за все. Как ладно молодые   жили: ни сор, ни перебранок. Наглядеться друг на друга не могли, нарадоваться, что вместе они.
Алексей устроился на работу в колхоз. В первое время всё приходилось делать вручную: и пахать, и сеять, и строить. Но председатель оказался толковый и хозяйство быстро пошло в гору. Землянки со временем засыпали. Колхозникам предложили взять ссуду в четыре тысячи рублей. Тищенковы взяли и быстро возвели пятистенку.
Алексей вспоминал о том времени: «Я и не думал, что счастье таким великим бывает. Не ходил – летал по земле! Я за один конец пилы, она – за другой. Я за комель дерева, она – за хлыст. Дом не просто было собирать и ставить. Сначала времянку поставили. Первенца Ванечку (1947 года рождения) на бревнышки посадим, щепочку ему в руки дадим и дальше работаем. Игрушек не было. Сыночка в честь погибшего деда назвали. Потом родились Нина, Валя, Наташа и Зоя. Сестра моя Таня окончила бухгалтерские курсы и тоже работала в колхозе. Я стал бригадиром тракторной, полеводческой бригады. Жили дружно. Зажиточно. Получали по три килограмма пшеницы на трудодень, растительное конопляное масло. Держали своё хозяйство.
Весело было у нас. И гостей мы любили. Кто в деревню приезжал: фотограф ли, участковый - все у нас ночевали. Сколько разговоров велось, сколько воспоминаний, но все они - о войне были, потому что не было сильнее переживания, чем война», - делился Алексей с очередными гостями .

39. «Берегите Россию, берегите друг друга»

Вырастили Алексей с Клавдией пятерых детей. Род с годами разросся -  двадцать семь человек. Большая и дружная семья. За стол вместе сесть приятно. А помощников сколько! И радости были, и переживания. С печалью вспоминала Алексей Константинович о временах, когда началось укрупнение колхозов:
  «Было это в 60-е годы. Недалёкий человек правил страной. По восемь деревень в один колхоз сгоняли. Скот забрали, школу закрыли. Малые деревни погибли, земля запустела. Обеднело и развалилось сельское хозяйство. И кукуруза, которую стали выращивать для скота, эту землю не озолотила. Не хотел народ насиженных мест покидать, а пришлось. Куда без школы? Без больницы? Без сельпо (магазина). Все поразъехались. Дома побросали. В райцентр не набегаешься. Жаль родную деревню покидать, а придётся. Хоть ложись и помирай здесь! Зачем у людей душу с корнем выворачивать? Приросли мы тут. И не будет на земле места милее, чем наше Светово», – делал печальный вывод глава семьи.
 Вынужден был ветеран перевезти семью в другое село. Военкомат на новом месте утешал: давал бесплатные путевки по городам-героям. Жили на станции Балабаново, где были пять больших домов да фабрика «Спичка», на которой проработал он грузчиком тридцать лет. В начальники не стремился, старался заслужить уважение людей. Ударно трудился ветеран все эти годы. Огромное количество грамот и трудовых наград – наглядное тому доказательство. Достойными своих родителей оказались все пять детей. Помогали. Навещали. Были благодарны отцу и матери за полученное образование. У Тищенковых росло десять внуков, четыре правнука.   
 Почти шестьдесят лет прожили супруги вместе. «Мы отжили. Годы берут свое. А раньше во все леса окрестные хаживал, ягоды, орехи собирал для семьи. Сколько исхожено, сколько непосильного труда вложено в эту непростую жизнь
Вспоминал он добром времена социализма, когда были гарантированы работа, бесплатное жильё и учёба, медицинская помощь, санаторное лечение. Делился житейскими переживаниями и рассказывал, как  угнетающе подействовал на него развал страны: «Мы столько сил вложили в победу! Держава наша была мощной, сплочённой. Народ – дружный, совестливый, работящий. Нас по-другому воспитывали. «Прежде думай о Родине, а потом о себе», - такая была у нас песня. - Сейчас страну открыто грабят. Лес бесконтрольно уничтожают. Больно видеть, что не сохранили достижения прежних лет. Заросли травой когда-то богатые нивы и наше дорогое Светово исчезло с лица земли.
Растащены «по карманам» государственные предприятия. Радуются заокеанские и враги, что одурманенные ложью россияне, оглушённые шоком Ельцинского развала, сами, по его примеру, добивают страну. Трудно будет выправить нашу дорогу. Потомкам оставить нечего… Разве я думал, что буду жить в такой России…
Новое поколение молодёжи споили. (Все программы по телевизору забили сигаретной и пивной рекламой). Истории настоящей они не знают! Фальшивку за золотую монету принимают. События Великой Отечественной войны в школьных учебниках искажены и сокращены. Книги о войне, воспоминания ветеранов, горящих желанием оставить потомкам свой боевой опыт мужества, выбрасываются из библиотек. Современная молодёжь не ответит вам, какой подвиг совершили Кожедуб и Гастелло, Матросов и Космодемьянская? Мелкие личные интересы затмили страну. Патриотизм превратился в воспоминание.
Больно! Очень больно!
Сильные духом доживают последние годы. Кто нас заменит? Мы не бегали по заграницам, не искали лучшей жизни. Мы создавали её здесь! Радостно было жить! Весело! Мы не боялись завтрашнего дня. Все республики дружили! Нас НИКТО не мог поссорить. Люди доверяли друг другу. Замков на дома не вешали, заборов до небес не ставили. Души наши едины были.
Очень хочу, чтобы жила Россия без войны!
Мы уходим из жизни, но потомкам своим завещаем: « Берегите Россию! Берегите друг друга!»


…Похоронил ветеран свою любимую жену. Но за безмерную доброту и любовь к людям, за великие труды послал Господь ему в конце жизни тихую, непостыдную смерть. Даже дня не лежал в больнице перед смертью Алексей Константинович. Может и болел, да не говорил, не жаловался никому. Умер он на другой день после операции, 25 сентября 2008 года, когда уже пришел в себя. Но не успели доехать к нему дети, хотя и очень торопились, чтобы услышать последнее слово от своего дорогого отца.


9 мая 2009 года я шла с цветами к Алексею Константиновичу Тищенкову, чтобы поздравить его с праздником Победы. Дверь открыла внучка.
– Алексей Константинович дома?
– Нет его.
– Передайте ему цветы. А когда он будет? Хотелось бы с ним увидеться!
– А его совсем нет…
 …

Остался в памяти его подвиг: мужество подростка, стойкость, настоящая любовь к Родине, широта русской души и светлая улыбка доброго человека.