Небольшая оказия произошла в 30-ю годовщину общения императора со своими подданными. Зал пустовал. Без одного-единственного, которому, по истечении многих лет, уже приписывали божественное происхождение, тишина убивала всякое действо. Куклы боялись пошевелиться. Каждое движение фиксировали миллионы камер и тысячи, обученных дворцовому этикету, снайперов изящно в воздухе вырисовывали воображаемые жесты, и их палец нетерпеливо дергался к курку в предвкушении сладких ощущений. Неосторожность бережно исключалась. Такого, как в 20-ю годовщину, не должно произойти. Понятно, что случайность не запечатлеется, даже в микрокадре. Телевизионные марионетки все быстро поправят, и пропадут, как прежние счастливцы увиденного. Будущее давно прописано на много лет вперед, слилось с прошлым воедино, и известно только одному императору, неизменному хранителю вечности. Может ли оно существовать без него, вне его? Конечно же, нет! Крамольные мысли унесли с собой в небытие политики прежнего поколения, как их называли, теперь такого понятия не существует. Оно было какое-то время под запретом, а потом само собой исчезло из обихода. Политик у нас один, иных не может быть, как и никогда не было. В поле только один колос, остальное лебеда. Итак до скончания веков.
Эфирная пустота психологически давила. Зомби ждали очередной порции лапшичной нарезки, как всегда чудодейственно приготовленной. Блюдо не менялось много лет и вызвало привыкание. Тщательно вычищались ряды неблагонадежных, которых вычисляли по неприкрытой тошноте, вызванной царским кулинарным шедевром. Первые симптомы стали появляться в период кризисов, время от времени встряхивающих сонное дворцовство. То ли народ стал заговариваться и задавать одни и те же вопросы императору, то ли он, как руководитель, по инерции много лет подряд отвечал на одни и те же вопросы, решение которых растворялось в проворных руках его дворни, особенно на местах, которые всегда были благонадежными и быстро занимались подходящими людьми.
Сколько можно менять местных генералов? Кадровый резерв иерарха иссякал, также как казна императора.
- Бездари, неумехи, недоучки, - про себя фиксировал неудовлетворенность император. - Сколько им еще нужно денег, чтобы наконец-то решить накопившиеся проблемы.
- Мда, - думали на местах уполномоченные императора и продолжали осваивать бюджетные средства.
Годы шли. Глубина дорожных ям только увеличивалась, в некоторых из них уже выросли полноценные деревья, а кое-где пестрела красивая березовая роща. Как тут не вспомнить про змейку, ставшую самым популярным элементом на экзамене по вождению.
Император не появлялся или не желал радовать своим деятельным присутствием подданных. Десять часов ожидания - это не рекорд несвоевременного появления монарха. В отдельных случаях приходилось сутками выстаивать и высиживать, чтобы перекинуться мимолетным взглядом с императором в огромной безмолвной толпе, такой же черни, как ты сам.
Звуки были излишни. Застывшая толпа ждала выдоха, который был лишь возможен с его появлением, и вправду настолько же божественным, насколько долгожданным. График императорского величества был очень плотный, и на чудеса в общении с народом почти не хватало времени. На чудеса его в особенности не было, а вот у подчиненных - достаточно, и они, как опытные алхимики за чтобы не брались из всего извлекали миллиарды прибыли. Но это уже никого не удивляло. Народ привык к таким вестям быстро и надеялся, что император злостных нарушителей серьезно накажет, а если не наказал, то значит, вины их в том нет.
Часы ожидания его величества затянулись ненастными днями, которые, как листья, друг за другом осыпались. Лишь ветер, неожиданно налетающий во внеурочные часы, напоминал об отсутствии коронованной особы.
Общение с народом, популяризированное императором, замерло. Никакой суеты, никакой паники, как будто так происходит каждый день, и как будто, исчезновение неизменно входит в расписание дня. Были и смельчаки, утверждающие, что видели императора, отвечающего на вопросы в студии, другие говорили, что иерарх был в своих покоях и до сих пор правил предстоящий диалог с народом.
Все бы ничего, если вместе с ним не исчез его верный соратник, спутник, зам и тень - Смердякин Касатон Петрович, постаревший, осунувшийся, сгорбатившийся - вечная ошибка правления императора или, другими словами, злостный вредитель рода человеческого. Кто же кроме этой парочки великих вельмож мог проявить дерзость и высказать свою претензию на трон? Первое время, видя явный подвох, все замерзли в одном большом ожидании. Излишняя активность могла стоить теплого места, а вместе с тем и воспроизводить бесценный продукт тикающего времени - денег. Много-много лет назад памятуют архивные хронописи, некий субъект при дворе пытался сотворить преступное действие и устранить правителя. С тех пор и добропорядочной записи о нем не осталось.
Пришлось царедворцам на время отсутствия иерарха заполнить свойственную пустоту своим императором со старых пленок, записанных-перезаписанных интервью.
И он по-прежнему звучал из всех телеокон, радиоприемников, интернет-порталов, испытывал новые лифты, замерял уровень запаха в платных туалетах, тушил пожар в бассейнах.
Он был нужен стране, как воздух, земля, вода вместе взятые. И никто не знал и не спрашивал, где настоящий император. Если его нет, то его нужно было обязательно выдумать, сотворить, вернуть на место из небытия, и продолжать жить, как ни в чем не бывало: осваивать деньги из казны, наращивать миллиардные горбы, скрывать средства в заморских банках и баюкать народ сказками.
Однако подставная кукла императора не всех устраивала. Постепенно он был назван лжеимператором и исчез также внезапно, как и его оригинал. Впервые на авансцене появились новые персонажи, - буйные, бескомпромиссные, мятежные генералы тыла императора, снаружи примитивно средненькие и серенькие личности, скажем, валеты средней руки, которую иногда и отдать-то не жалко. Жертва небольшая.
***
Болезнь императора прогрессировала. Летопись, тщательно скрываемая от его лика, обрела жизнь. Трещина завладела его разумом и неизменно вела к саморазрушению. Борьба против всех, победа и пустота тронного зала, ставшая повседневной, прорыла новые траншеи на его увядающем лице, постоянно подвергающегося процедуре омоложения. Постепенно его единственным оппонентом, часто вступающим с ним в дискуссии и долгие диалоги, стало его отражение в зеркале. Иногда оно слишком шумно и откровенно нагло спорило с императором, говорило, что есть еще несколько сильных кандидатов, способных заменить его на посту. И тогда он пытался найти несуществующих претендентов. Искал во дворце, в больницах, школах, бизнес-офисах, банках и даже на кладбище. Зеркало в ответ смеялось над ним, подкинуло ему роковую летопись, согласно которой именно оно своим изображением заменит стареющего императора.