Однажды лауреат премии имени Конрада Рентгена В. И. Лущиков, вглядываясь в портреты, развешанные в музее ОИЯИ, сказал: «А вот у вас здесь нет, по-моему, портрета прекрасного, удивительного физика — Бориса Степановича Неганова...» Оказалось, есть. Отец и сын Негановы, фото дубненского мастера Юрия Туманова — язык не поворачивается назвать этот двойной портрет дубненской научной династии обыкновенной фотографией.
Бориса Степановича называют классиком криогенной техники, экспериментатором «от Бога». Его обращение к криогенике в конце 50-х годов стало ответом на запрос бурно развивающейся спиновой физики. Как выстроить спины нуклонов и удерживать их, пока идёт сеанс на ускорителе? Нужны сверхнизкие температуры. В то время доступны были температуры в десятые доли кельвина, но при этом уже через несколько минут упорядоченное множество ядер низвергалось в тепловой хаос.
Первую поляризованную мишень сделали в 1962 году Абрагам и др. Они охлаждали мишень методом адиабатического размагничивания и достигли почти 75%-ой поляризация протонов. Похожую установку готовили и в Дубне, однако статья трёх британских физиков, предложивших охлаждать путём растворения гелия-3 в гелии-4, всё изменила: Б. С. Неганов взялся за реализацию нового, ещё не апробированного метода.
К тому времени он уже защитил кандидатскую, был одним из авторов первого открытия ОИЯИ, внесённого в Государственный реестр под номером 221, и одним из лауреатов Сталинской премии 1953 года за первые исследования на первом дубненском ускорителе. И успел попасть в 1959 году на страницы журнала «Огонёк».
Беседа с журналисткой, приехавшей делать очерк о физиках Дубны, состоялась в одном из типичных для институтской Дубны двухэтажных многоквартирных домов. Из воспоминаний А. Б. Неганова: «Когда выбирали жильё, а такая возможность тогда была, то, как рассказывала бабушка, отец сказал: коттедж не нужен, скучно будет жить вдалеке от всех». Московская журналистка писала: «Меня предупредили, что Борис Степанович Неганов — собеседник трудный, и застать его дома тоже трудно: он может прийти очень поздно, а то, бывает, и совсем не оторвётся от своего синхроциклотрона. Мне повезло: немолодой, как он сам себя считает, старожил Дубны (приехал сюда в 1949 году) тридцатилетний физик был дома и проверял уроки своего первенца, первоклассника Саши...».
У него была группа. Какой он был руководитель? В привычном смысле этого слова — никакой. Он предпочитал всё делать сам и заражал остальных своим энтузиазмом. Вот что говорила Флёра Тагирова: «Почему наша работа так нас захватила? Надо знать Неганова. Впервые встречаю такого человека. Он весь в работе». Два старшекурсника МГУ, пришли к нему в 1964 году делать дипломную работу, Н. С. Борисов и М.Ю. Либург, втянулись и уже через год разделили успех. Ещё через год была достигнута рекордно низкая температура 0,05 К, и молодой коллектив бросил задорный клич: «Даёшь 10-6 К!». Через три года температура достигла тысячных долей кельвина, а поляризация «замороженных» протонов приблизилась к 100%. В 1976 году была создана первая поляризованная мишень с использованием сверхнизких температур. Это открыло путь к экспериментам, которые раньше казались невозможными.
В 1981 году Б. С. Неганов был удостоен Ломоносовской премии. Но медные трубы прогремели ещё в 1967 году, когда о нём сняли документальный фильм «Дорога к бесконечности». При просмотре один из зрителей сказал: «Впервые вижу Неганова в галстуке». В остальном Борис Степанович соответствовал романтическому образу физика, созданному в общественном сознании советским кинематографом и художественной литературой тех лет: он носил коротко остриженную бородку и курил трубку, как это принято у великих.
Фильм был документальный, но говорить следовало по сценарию, и Борис Степанович играл в этом фильме самого себя, каким его увидел сценарист, слегка посмеиваясь и над собой, и над своей ролью. По стилистике, голосу за кадром фильм местами напоминает «Девять дней одного года». Другой герой этого фильма, чешский физик Франтишек Легар вспоминал: «Фильм снимался для всемирной выставки в Монреале... Всё разыгрывалось вокруг нашего сотрудничества в области поляризованных мишеней и спиновой физики. Снимали в ресторане гостиницы «Дубна», где «актёры» празднуют Новый год, у нас, у Негановых...»
Слава не изменила Бориса Степановича. Он принял её как должное и остался самим собой. По-прежнему в свободное время брал в руки баян и, не имея музыкального образования и не зная даже музыкальной грамоты, подбирал мелодии на слух. По-прежнему увлекался охотой и рыбалкой. Пошёл покупать мебель — семья переехала в новую квартиру, и не на чем было сидеть, рассказывает его сын Александр, — и вернулся с охотничьим ружьём. Поехал на зимнюю рыбалку, угодил на обратном пути в полынью, выбрался без посторонней помощи, вытащил мопед и благополучно добрался домой; на следующий день коллеги встретили его словами: Борис Степанович, порядочный человек на вашем месте хотя бы насморк после этого схватил!
Он измерял жизнь в событиях. Привык к тому, что вокруг него всегда что-то происходит. Поехал в Протвино посмотреть, как дела с новой поляризованной мишенью. А там всё тихо. Медленно несёт свои воды река Протва, работает ускоритель, идёт сеанс, накапливается статистика, и ничего не происходит, и это хорошо, потому что как только что-то произойдёт, конец статистике! Борис Степанович посидел за чашечкой кофе, посмотрел по сторонам... А скучно у вас здесь, говорит. Поеду-ка я! И вернулся в Дубну.
Музыкальные способности Борис Степанович передал дочери, а сына направил по своим, по физическим стопам: Александр стал физиком и тоже занялся криостатами и поляризованными мишенями. Вслед за отцом на себе ощутил, что такое физический эксперимент: «Первую ночь не спишь. Вторую — урывками. На третью эксперимент подходит к концу. Больше нельзя. Человеческий организм — самое слабое звено в физическом эксперименте...». А сеанс продолжается... Об отце: «Он мог быть и резок. В криогенике всё происходит быстро. Не до сантиментов...»
И снова А. Б. Неганов: «Отец не терпел никаких препятствий». Потребовалось золото для покрытия рефрижератора. Оформлять заявку и несколько месяцев ждать её выполнения? Нет! Борис Степанович расплавил своё обручальное кольцо, бросил его на алтарь науки. Что оставалось его жене Нонне Васильевне, педагогу с многолетним стажем, отличнику народного просвещения? Очевидно, принять это как свершившийся факт. Ю. Ф. Киселёв, долгое время работавший в секторе Бориса Степановича, сказал однажды о нём и двух других дубненских физиков, А. А. Тяпкине и В. И. Петрухине: «Они чувствовали себя хозяевами страны».
А вот политикой Борис Степанович не интересовался, если только она не затрагивала науку и его друзей. В 1968 году, после подавления Пражской весны и последовавших за этим событий, пишет Франтишек Легар в «Сказках золотой клетки», «Борис Степанович Неганов поехал в Чехословакию спасать науку. Как минимум, своего друга Станислава Шафрату. Аргументировал он по привычке, и в институте в Ржеже случилось то, что до сих пор называют ударом Неганова...»
В 80-е годы Борис Степанович вернулся к проблеме, которая волновала его со студенческих лет: существует ли на самом деле абсолютная система отсчёта? Ответ, который даёт на него специальная теория относительности, его не устраивал.
Борис Степанович опирался на явление томасовской прецессии. Спланировал эксперимент и приступил к его подготовке: выбрал пустырь на территории Института, куда сваливали что попало, сел за штурвал бульдозера и сровнял свалку с землёй. Потом на мопеде подвозил откуда-то взявшиеся кирпичи. И постепенно на пустыре выросла башня высотой в три этажа. Когда же строительство завершилось, стало ясно, что проверить не удастся. А башня стоит, её так и называют башней Неганова. Вокруг неё уже отвоевал место под солнцем кустарник. Хорошо бы, пока живая природа ещё не взяла своё, в память о замечательном физике Б. С. Неганове устроить в башне музей...
Борис Степанович был естествоиспытателем в точном смысле этого слова, всю жизнь занимался наукой и сокрушался, что много сделали, но мало узнали. И жалел молодёжь, которая даже не представляет себе сейчас, в каких благоприятных условиях начинал работать в науке он и его поколение.