Прошло около получаса и Антон, которому уже просто надоело стоять вот так на одном месте, решил попытаться выйти назад из сферы. И пусть там было высоко, а Гнорх Люн скорее всего давно уже улетел, но ведь он и сам прекрасно умел летать, а значит смог бы легко добраться до той полупрозрачной платформы, на которую они спустились на пневматическом лифте. «Да и какого черта, — сказал он себе, — она тут, видите ли, с ума сходит и делает, что ей вздумается, а я должен все это терпеть?» Но к величайшему своему удивлению покинуть сферу он не сумел, потому что она просто не выпустила его из себя, оказавшись на ощупь сделанной словно из какой-то твердой, гладкой резины. И это Антона уже по-настоящему испугало. Он даже стал подумывать, как бы ему теперь защититься от девочки, если она вдруг снова попытается на него напасть. Но Люн как и прежде спокойно сидела за своим столом и все также не обращала на него никакого внимания. «Лю-юн», — почти неслышно позвал он. Но ответа вновь не последовало.
Тогда он решил незаметно пробраться, двигаясь вдоль внутренней поверхности сферы, к обширным зарослям кустарника, которые находились чуть правее от него и в сторону от стола Люн. Еще там были какие-то невысокие, странного вида плодовые деревья с сиреневыми цветами и фиолетовыми листьями. «Да у нее тут целый инопланетный дендрарий», — подумал он, осторожно переступая ногами. Однако Люн, как оказалось, прекрасно видела все эти его перемещения, отчего и неожиданно обратилась к нему, что заставило Антона даже вздрогнуть.
— Там стой, — жестко приказала она, — я сама тебе все покажу, а то еще сломаешь что-нибудь.
Антон не нашелся что ответить, но на всякий случай все-таки остановился. Так прошло еще минут пять. Наконец девочка поднялась из-за стола и, подойдя к нему, взяла за руку.
— Вот это, — она указала пальцем на густые заросли кустарника посреди сферы, — мой лес. Туда тебе заходить нельзя. А вон там, — она указала на дальнюю часть сферы, которая была километрах в пяти от них, — моя река и пруд. У того пруда есть деревянный домик, видишь, маленький такой? Там ты будешь сегодня спать. Но до этого поможешь мне еще разобраться с коллекцией артефактов. Я должна навести в ней порядок. Поэтому лишние руки мне совсем не помешают.
— Но я… — начал было Антон.
Однако девочка сразу же его прервала, чуть даже прикрикнув:
— Молчать, — рявкнула она, — будешь говорить, когда я скажу. Или сама с тобой заговорю. Сейчас же, иди в свой дом и переоденься. Твоя одежда никуда не годится, вся изодранная и в дырках, позор. Наденешь там одежду моего отца, она по крайней мере, не рассыпается от холода и ветра.
Антону ничего другого не оставалось, кроме как подчиниться. Он, на самом деле, чувствовал себя здесь уже почти на положении раба, хотя и не переставал с любопытством, а иногда и с улыбкой поглядывать на Люн. «Да, конечно, — сказал он себе через некоторое время, что они шли бок о бок по песчаной дорожке, — пусть это и очень неудобно, и даже немного страшно, но где бы я смог еще вот так без прикрас и притворства увидеть ее настоящую, истинную сущность?» Ведь он в тот момент, действительно имел дело с по-настоящему скрытой ее натурой, с тем, что иногда называют подсознанием. А значит ему и вправду нужно было сейчас вести себя предельно осторожно и внимательно.
Наконец они дошли до того маленького домика. В нем из мебели были лишь плавно изогнутый, похожий на овальную чашу мраморный столик и длиннющая невысокая кровать, на которую Люн тут же и улеглась. Она еще раз приказала Антону переодеться в одежду отца, после чего стала с явным любопытством наблюдать за ним. Однако Антон, как ни старался, так и не смог надеть на себя даже широкого цветастого балахона, который являлся, по всей видимости, верхней одеждой. Отчего тут же и растерянно поглядел на Люн. А та лишь как-то недовольно фыркнула, пробормотав нечто наподобие: «Вот еще, жирный кабан», после чего плавно сползла с кровати и растянулась прямо на коврике на полу. Антон сел на кровать. И тут его так сильно стало клонить ко сну, что он даже невольно закачавшись, начал заваливаться набок. Но девочка не дала ему уснуть. Она взяла его за руку и потребовала рассказать ей какую-нибудь историю. «Вот уж еще очередные новости, — выругался про себя Антон, — я тут теперь ей сказки на ночь рассказывать буду». Однако воспротивиться ее воле все-таки не посмел и стал рассказывать какую-то длинную запутанную историю, состоявшую из смеси сказок и были, которую тут же на ходу и сочинил. Девочка же молча и внимательно его слушала, при этом медленно и, видимо, также неосознанно закрывая глаза.
Когда же она наконец уснула, Антон поднялся и, осторожно ступая, пошел исследовать ее сферу. Его собственный сон в тот момент словно бы перешел каким-то образом к Люн, отчего он почувствовал себя вполне бодрым и энергичным. Выйдя из домика, он направился сначала к тем живописным водопадам, которые тихо шумели невдалеке. «Да-а, — сказал он себе, — это у нее тут, похоже, древний японский сад из крупных камней, растений и воды. Интересно, где она его подсмотрела? А вот там, наверное, французский парк с тихим заросшим прудом, неспешной речкой и газоном. А тут, явно парк английский, почти не тронутый уходом, но от этого еще более очаровательный. Пробрался он и в тот странный лес, в который Люн запретила ему ходить. Вот только ничего особенного там не обнаружил, за исключением лишь нескольких забавных лохматых зверушек, которые лазали по ветвям деревьев. Но вообще в сфере Люн было как-то не слишком уютно, да и не прибрано. Везде валялись разные вещи: куски блестящих или ярко окрашенных предметов, одежда, обувь, просто какой-то хлам. «Да, — подумал Антон про себя, — маленькая она еще, отчего и не приучилась пока к порядку». Он даже сложил кое-что из того, что нашел разбросанным вокруг ее стола. А также навел порядок и на самом столе, аккуратно разложив все предметы по стопкам. Когда же он, примерно через час вернулся назад к себе домик, девочка там все еще крепко спала, мирно посапывая прямо на коврике на полу. Антон хотел было переложить ее на кровать, но все же не решился этого сделать, побоявшись вновь навлечь на себя гнев ребенка.
И он сам тогда не заметил как уснул, да и от чего проснулся тоже не слишком-то понял. Он лишь почувствовал себя теперь вполне отдохнувшим и выспавшимся. Отчего медленно встал и с невыразимым удовольствием потянулся. А потом собирался было уже идти к водопаду, чтобы умыться, как неожиданно и совсем рядом с собой увидел Люн. И даже не то чтобы всю ее, а как ему тогда показалось, одно лишь ее лицо. И это лицо было совершенно белым от гнева.
— Никогда, ты слышишь, никогда не смей трогать мои вещи! — буквально прошипела сквозь зубы девочка. — А то ты останешься в этой сфере навсегда. Ты понял это, пришелец?
«Как странно она его сейчас назвала, — подумал Антон, внутренне содрогнувшись. — „Пришелец“, — так это что же, мы теперь с ней, получается, почти что уже чужие? Да как такое вообще возможно? Что я ей, мальчишка какой-нибудь или лохматый питомец из тех, что лазают у нее по веткам? Нет уж!»
— Знаешь что Люн, — не выдержал он наконец, — я долго терпел твои выходки. Но всему есть предел. Открой свою сферу и выпусти меня отсюда. Надоело…
Но он не договорил. Потому что девочка подобно злобной дикой кошке, причем с точно таким же визгом, набросилась на него. И такой ярости от этого, в общем совсем хрупкого на вид создания Антон никак не ожидал, отчего и кинулся наутек. Он даже сам тогда не слишком то понял, что его так напугало. То ли само ее лицо, то ли невероятная скорость, с которой девочка на него напрыгнула. Но он просто не смог совладать с собой. А ведь такое действительно нередко случается в дикой природе, когда какой-нибудь не очень большой и сильный зверь, преисполненный бешеной агрессии, прогоняет, например, от своих детенышей, куда более опасного хищника. Вот только теперь в положении такого хищника оказался сам Антон, который ну просто-таки удирал что есть мочи, от совершенно взбесившейся девочки. Ему даже казалось иногда, когда он оглядывался, что она стала как будто чуть крупнее, а быть может, время от времени и слегка пригибалась, чтобы отталкиваться от пола еще и руками для скорости.
Наконец она загнала его на какую-то песчаную отмель, что была сразу за речкой из «французского парка». И ему, чтобы добраться до нее, пришлось даже эту речку переплыть. Теперь же он стоял там согнувшись, пытаясь хоть как-то отдышаться, да еще и весь мокрый. «Чего это я такое сейчас переплыл, все думал он, лихорадочно отфыркиваясь и наблюдая, как его одежда медленно покрывалась голубоватой хрустящей коркой. Ведь это не простая вода, уж точно. А впрочем, не важно. Главное, что она, — он глянул на девочку, — не собирается, похоже, преследовать меня здесь». Однако обрадовался он рано. Потому что сидеть ему на этой отмели пришлось довольно долго. Люн более не пускала его в свои владения, для чего время от времени и подходила к реке проверяя, не переправился ли он на ее сторону.
Сам же Антон теперь вообще не представлял, что ему делать и когда закончится это вынужденное его заточение. А еще он подумал, но уже чуть погодя, когда более или менее успокоился, что мог бы эту речку попросту перелететь, но, видимо от страха, элементарно забыл тогда об этой своей способности. А Люн тоже не стремилась попасть на его сторону, по-видимому не желая слишком уж обострять конфликт. Так он и сидел на этом берегу странной реки, лишь изредка наблюдая, как девочка ходила туда и сюда по берегу противоположному. А потом он уснул. И Люн отчего-то не потревожила его во сне. Видимо, она посчитала теперь эту песчаную отмель его собственной территорией, пусть хотя бы и на некоторое время. Когда же он проснулся, то не столько даже увидел, сколько почувствовал резкую перемену.
Словно бы сам воздух внутри этой огромной сферы теперь изменился и перестал быть полным агрессии, которая буквально наэлектризовывала его всего несколько часов тому назад. Антон посмотрел на тот берег. И точно, Люн все еще находилась там. Но теперь она уже не стояла в напряженной позе, словно бы готовясь напасть на него, а тихо сидела у самой кромки «воды», медленно текущей мимо нее. Антон встал и плавно перенесся на другую сторону. А девочка даже не отреагировала на его появление. Она все так и продолжала сидеть вся какая-то съежившаяся и неподвижная. Он подошел к ней и сел рядом. Люн же, словно в порыве очень глубоко скрытых и не до конца выраженных чувств, вдруг громко заплакала и прижалась к нему.
— Мама, — почти проскулила она, — мама. У меня нет мамы, — теперь уже зарыдала девочка. — Она умерла, погибла там внизу, — Люн вытерла слезы о рукав рубашки Антона. — ее чудовища убили пока она спала.
— Люн, пожалуйста не плачь, — попытался успокоить ее Антон.
Он, конечно, сразу тогда догадался почему она так переменилась. Видимо, эта старая, но все еще крайне болезненная рана заглушила весь ее гнев целиком, отчего она просто не в состоянии была сейчас злиться. Ей крайне необходимо было теперь уже что-то совсем иное, доброе и успокаивающее. Что могло бы дать ей хотя бы надежду, что она не одна в этом мире, опасном и безжалостном. Что кто-то мог позаботится о ней. Антон спокойно встал, потом нагнулся и, взяв ее на руки, медленно понес к дому. Там он уложил девочку на кровать и накрыл единственным, что смог там найти, — сотканным словно из огромных ярких цветов и совершенно невесомым одеялом. А потом сел рядом с ней и стал рассказывать сказки, какие только сумел вспомнить. А Люн его слушала. Наконец она успокоилась и проговорила:
— Спасибо тебе, кротик, что ты у меня прибрался. Я ведь такая неряха, — она улыбнулась сквозь слезы. — И еще, ты очень хорошо рассказываешь, мне понравилось. Я буду теперь часто-часто тебя к себе приглашать, чтобы ты мне рассказывал на ночь. А то ведь мне больше некому. Отец мой, — ну, он очень занятой эл, и у него просто нет свободного времени. И кроме того я хочу чтобы это был кто-то посторонний.
— Я не посторонний тебе, — проговорил спокойно Антон, — и я очень тебя люблю.
— А Катя? — девочка посмотрела на него внимательно.
— Ну, это совсем другое. Катя взрослая девушка, поэтому мы и живем с ней вместе. А ты…
— Что я? — глаза девочки блеснули, — я тоже хочу быть взрослой. И тоже хочу жить как Катя.
— Вот когда будешь взрослой, тогда и поговорим. А сейчас спи лучше и пусть тебе приснится молодой и прекрасный эл, который полюбит тебя и позовет в свою сферу. И вы будете жить там с ним долго и счастливо и никогда не будете ругаться. А еще…
Но он не успел договорить, потому что Люн опять заснула. Антон поднялся с пола и, невзирая на недавний запрет, пошел через все те же парки и разноцветный лес к ее столу, на котором лежала полупрозрачная пленка. Там он включил ее и стал просматривать последние полученные записи. И первым, на что наткнулся, было приглашение его самого и Люн в Высший Совет плоскостей. Запись торжественно возвещала, что такой-то такой-то, бессмертный представитель Земли, — «почему бессмертный, — подумал Антон», — и Лууна Леоларис, — «ах вот как звучит ее настоящее имя», — он глянул в сторону домика, — милостиво приглашаются в такой-то день в священный храм пяти плоскостей, где состоится Высший Совет. Еще там было в изысканнейшей форме выражено почтение к нему самому и почему-то к отцу Люн, который воспитал такого замечательного представителя планеты элов. И прочее, и прочее, все в том же духе. Текст был вообще довольно длинным и витиеватым, и написан был на двух языках: одном земном — русском, а втором, по всей видимости, местном. «Та-ак, — сказал Антон сам себе, — вот и сбылась наша мечта. По-крайней мере не зря летели. Оставалось теперь, правда, еще убедить этот Совет помочь людям, но в этом Люн, или как ее правильнее называть, Лууна, уж точно преуспеет». А потом что, лететь назад? Но ведь у него тоже были некоторые вопросы. Вот только сумели бы эти элы дать на них ответ, он не знал. Однако решил, во что бы то ни стало задать хотя бы один из них, тот, который никак не давал ему покоя, а именно: «Кто же он сам-то наконец такой и откуда у него все эти способности».
Прочитав сообщение, Антон еще какое-то время просто сидел за этим полупрозрачным столом, размышляя о том о сем, а потом встал и повернувшись, просто-таки замер на месте в ужасе. Перед ним, в точности как и вчера еще, когда он проснулся в том маленьком гостевом домике, с лицом буквально окаменевшим от бешенства стояла Люн.