Освобождается место главного архитектора и эту должность предлагают Евгению. Теперь в местном масштабе он важная персона, от него кое-что зависит. Его знают и уважают в станице. У него теперь знакомых больше чем у меня. Людям импонирует его честность, открытость, быстрота принятия положительного решения, умение договориться с местным руководством. Он светлый и все это видят.
Женька возвращается домой в 4 часа ночи, или точнее сказать, в 4 часа утра. Ложится поверх одеяла и начинает дуть на меня. Мне не хочется просыпаться, потому что это самый пик сна, и мне снится что-то хорошее, но я спрашиваю сквозь сон:
- Женя, где ты был?
- В преф играл.
- Проиграл?
- Вот откуда ты знаешь, что я проиграл? Все до последней копейки проиграл, в чистую! Будешь ругаться?
-Буду, только завтра. Хорошо?
- Ладно, доживем до завтра. Может, ты забудешь.
- Не садись с ними играть на деньги, они все равно выиграют, - бормочу я.
- Почему все равно выиграют? Они жульничают?
- Нет! У них богатый опыт.
- Ну, ты же хочешь, чтобы я был как мифист. Хочешь?
- Нет, Женя, не хочу, и не мешай мне спать.
- А я есть хочу.
- У нас ничего нет, ты за продуктами поехал.
- Если не можешь накормить, тогда приласкай меня…
Я, не хочу просыпаться, поэтому, не поворачиваясь, одной рукой провожу по его волосам.
- Плохо приласкала, - говорит Женька, вздыхая.
Он наклоняется ко мне и целует в висок, щеку, подбородок, шею – всюду, куда можно дотянуться, не меняя позы. На меня его губы действуют магнетически, я поворачиваюсь к нему и глажу его лицо, но просыпаться не хочу.
- Уже лучше, - подбадривает меня Женя и легко прикасается губами к моим губам.
Не открывая глаз, я глажу его лицо, шею, рука натыкается на рубашку.
- Ты одетый? - сонно удивляюсь я, - ну ладно…
Я расстегиваю пуговицы рубашки и запускаю свои ладошки под нее, глажу по груди и животу. С Женькой я завожусь с пол-оборота. Я уже вся горю и жажду. Женька хватает мои руки, целует их, срывает с себя рубашку и остальное и скользит под одеяло. Он тоже такой как я, стоит к нему прикоснуться – загорается, как солома. Прикасается ко мне всем своим атласным телом, прижимает всю к себе, целует долгим поцелуем, потом начинает двигаться. О, какое блаженство быть с ним, моим любимым. Лучше этого не может быть ничего.
- Женечка, Женечка, Женечка, люблю тебя, – шепчу его имя как заклинание, как молитву неизвестному богу любви, как хвалу Всевышнему! В этом имени для меня сливается вся радость, весь восторг моей жизни.
- Женяааа! – кричу я…
Леве уже 3,5 года. Мы сидим в нашем маленьком садике. Женя работает в беседке, которая завалена его бумагами. Я варю вишневое варенье в медном тазу, который стоит на двух кирпичах. Я снимаю пенку с варенья в блюдечко. Левушка сидит рядом, в руках у него чайная ложка, которой он, по идее, должен брать эту пенку. Но он просто лижет блюдце. Вот такую идиллию застает приехавший к нам Михаил Яковлевич. Он приходит к нам на участок со словами:
- Да вы совсем буржуями сделались!
-Нет, мы живем честным трудом, - улыбаясь, отвечаю я, помешивая варенье, - а буржуи присваивают добавочную стоимость!
Михаил Яковлевич целует меня в щеку, подхватывает на руки Левку, идет к беседке, поздороваться с сыном.
Левушка спрашивает:
-А что ты мне привез?
- Что я привез Льву Горчакову? Конечно, фломастеры, карандаши, краски, кисти! Это потому, что Лев Горчаков – художник, внук художника!
Я вздыхаю про себя: - Уж лучше бы он машинку купил. У нас и так весь дом завален этим добром – красками да кистями и прочей лабудой.
- У меня есть краски, - говорит, насупившись, Лева.
- А что ты хочешь?
- Я хочу вертолет, чтобы он летал!
- Ну, брат, вертолет в следующий раз.
- Когда следующий раз? – спрашивает практичный Лева.
- Скоро. Хочешь, пойдем к реке?
- Хочу, только мама не разрешает ходить к реке.
- Со мной разрешит! Женя, хватит корпеть над чертежами.
Идем, прогуляемся.
- Мама, нам с Мишей можно идти к реке? - спрашивает дисциплинированный Лева.
Я утвердительно качаю головой.
- Идем, мама отпускает.
Они, взявшись за руки, идут к реке. Женька вскакивает и бежит им вдогонку, успев по дороге наклониться, поцеловать меня в макушку, облизать ложку, которую я держу в руке, заглянуть мне в глаза, сказать вкусно, коснуться сладкими губами моих губ и засмеяться. Я улыбаюсь вслед, потому что Женька – просто фейерверк.
Как хорошо просто варить вишневое варенье, чувствовать сладкий запах вишен, смешанный с горьким запахом горящих поленьев, смотреть на освещенные солнцем горы, синеющие вдали, слышать отдаленный шум воды и жужжание пчелы, прилетевшей попробовать моего варенья. У меня на душе такое умиротворение, что кажется, ничего не может поколебать его. Кажется, что этот благодатный день будет длиться всегда…У меня уже готово варенье.
Мужики возвращаются с прогулки. Левушку за одну руку держит отец, а за другую дед. Вот она связь времен! Три поколения архитекторов Горчаковых, звенья одной цепи. А кто я в этой схеме? Я, конечно, родила Левку, но могу я ли считаться автором этого шедевра? Будут ли взрослые Горчаковы мне благодарны за рождение сына? Или мужчины не мыслят такими категориями? Они не думают о том, что имеют, а думают о том, чего у них еще нет, и все силы души направляют на достижение новой цели.
По дороге домой я слышу обрывки разговора Михаила Яковлевича с Женей:
- Надо участвовать в больших проектах…Ты не общаешься с коллегами, как ты можешь достичь мастерства…Так и будешь проектировать турбазы…
Дома Михаил Яковлевич решает, что пришла пора для промывания моих мозгов. Он говорит:
- Вам, Инга, здесь очень хорошо. Для вас здесь особая атмосфера. Вы в тренде. Вы занимаетесь любимым делом, у вас здесь друзья и единомышленники. Здесь очень красиво и то, чем вы занимаетесь тоже очень красиво. А вот представьте на минуту, что вы живете в маленьком заштатном городке, где ваши знания совсем не востребованы, просто никому не нужны, где никто ничего не слышал ни про экспериментальную физику, ни про астрофизику, где тупо сажают картошку и другие овощи и все. Вы смогли бы жить в таком месте или вы уехали бы?
- Зачем вы спрашиваете, если знаете ответ, - улыбаюсь я.
- Я спрашиваю, потому что переживаю за сына. У него призвание и талант, который не должен захиреть на мелочах. Он мужчина. Ему необходимо настоящее дело, которого здесь нет. Евгению надо ехать в Москву. Только там есть настоящая работа для него.
- Не волнуйтесь, Михаил Яковлевич, я все понимаю, но разве ему плохо здесь?
- Может быть, ему и не плохо здесь, только ему нельзя здесь оставаться, потому что оставаться здесь, значит остановиться в развитии, перестать расти профессионально.
- Пусть в аспирантуру поступает, я не против.
- Аспирантура – это такое же школярство, как институт. Нужна настоящая работа в хорошей архитектурной мастерской, если он собирается оставаться в профессии.
http://www.proza.ru/2016/04/14/80