-Ондатру ловим на Большаково, а карась там, Александрыч, валит, я таких лаптей еще не видал!- Хвалится с утра деревенский пастух Николай Гладких.
-Знаю я эту ловлю, нужна лицензия для прикрытия, а так все это сплошная партизанщина, плывёшь и все время, оглядываешься, слушаешь, взвешиваешь.
Этот высокий чернявый парень уже прошел зону. Она подорвала его здоровье, но не сумела вытравить из этого человека его природную душевность и отзывчивость.
Мне представилось, как Николай управляется со своим дощаником среди сумеречных камышей и некогда поднять ему голову и оглянуться, чтоб посмотреть, кто это кашляет у него за спиной.
Стальные щелчки капканов отвлекают его, он резко толкается опирашкой, и пока плывёт к своей добыче, видит как, отражаются в зеркале воды высокие цепи казары, которые летят на юг, в погоне за уходящим летом.
Было солнечно в тот день, я смотрел в поля, и глаза мои голубели от синевы неба. Все успел: отремонтировал генератор, дал 4 урока, отметил с товарищами по работе день рождения учителя, зарядил свежие патроны и уехал в поле.
Привез пушнину, рыбу, утку, но всё, торопясь, с дрожью в пальцах. Добыл пару кряковых. Птица уже в плотном зимнем пере, тяжелая. Дедок подплывал ко мне на лодке неслышно, как настоящий разведчик, и только в самый последний момент спросил тихо.
-Не помешаю?
-Надеюсь.
- Егерь приехал, по звуку было слышно, его машина прошла.
-У меня лицензия на уток.
- Ну как утчёшка?
-Мало, мало
- А северная?
-Идет, но слабо.
Он что - то еще бормотал, но я уже заплывал в камыш, где все от меня старалось улететь, упорхнуть, уплыть, и пока ставил капканы, пушнина уже шла полным ходом. Один раз попались сразу две ондатры, мягкая рухлядь брошена в передний угол плоскодонки, а с ружья не сумел взять ни одной, хотя и стрелял.
Думалось, пока гремит телега нашей жизни, все оглядываемся назад, прислушиваться к себе, так ли живем, все ли успели?.И только один Бог знает, что написано у нас на роду.
Где та стена, на которую мы будем и дальше опираться в своих надеждах? Как будем жить дальше? У нас в селе говорят: «Потихоньку помаленьку, и никому не завидовать». И они правы, надо работать, а уж потом жарить шашлыки, ходить на охоту, рыбачить, а появится время, можно и рассказы писать.
Над притихшими камышами повисла половинка Луны, на востоке сизела вечерняя мгла. Закат густел, набирал темноты, а выше него был только воздух. Стемнело. Остались позади болотные хлопоты, стихло эхо ружейной канонады, и хотя лунный свет нарастал, стало мне одиноко.
Сделал на несколько минут перекур, и, сидя на скамейке, стал пить горячий чай из кружки, наливая его из термоса, а когда стал проверять капканы, уже во всех была добыча, или стронуты насторожи.
Потом плыл к берегу, в полную силу работая мокрым веслом, и все напряженно вглядывался в смутный строй камышей, стараясь не пропустить в лунном сумраке ориентировочные узлы, оставленные с вечера.
На другой день прошёл мимо незнакомого охотника. Это был дедок, в брезентовом плаще до пят. Он внимательно посмотрел на меня, и, перебивая вечерний шум камышей, крикнул:
– А ты берегом хочешь пойти?
-Так ведь, вся утка к нему вечером валит!
-Ну, походи, погоняй, а я посижу!
-А вы?
-Штормит. Жду, пока утихнет. С берега постреляю!
-А от моих гоглиных чучел вчера даже вороны шарахались, надо перекрашивать!
-Пока камыш не побелеет гоглей, не добудешь!
Он прав. Гоголь к нам приходит с северных широт в октябре, когда камыш, рассорив на илистое дно озер свое перо, теряет зеленую силу, а поля по утрам бывают белы от инея.
Как стремительна череда и мелькание дней! Как превратны человеческие судьбы! Завтра с утра сквозь оконные стёкла мне вновь будет видно, как штормит Домашнее озеро, как по всей его ширине ветер гонит мутную волну, как норовит он вырвать ручку входной двери у девчонки, которая хочет переступить школьный порог. Стальной браслет механических часов будет жечь мне запястье.
-Юрий Александрович, так и вся наша молодость пройдёт, а мы в капроне так и не у походим,- с обидой в голосе выговорит мне на совещании учитель литературы Н. Яковлева. Всем, нам, и каждому ребёнку, хочется тепла, и не только от котельной, но и тепла человеческих сердец.
Потянутся в кабинет связисты, пожарники, кочегары, учителя, повара, строители. Выслушаю их советы и требования, другим посоветую я. Сплошная мозаика лиц и желаний: кому вина, кому чести, кому денег.
Вечером запустим котельную, и обогретый ее не очень жарким теплом, наш коллектив начнет подниматься к перевалу, на вершине которого стоит отметка 1995. Может, кому то из нас повезёт, и он сумеет заглянуть и за эту цифру, с желанием понять, что же будет с нашей империей дальше?
Ее во второй раз со всей энергией разрушали коммунисты, нагло пообещав, что всех нас в скором будущем ждет народный капитализм.