…Это было недавно . Молодой, но подающий большие надежды по юридической линии, Акулов приехал погостить к другу армейскому в хутор Коровино Н-ской области. Визит к корешу, который наделал много шуму в небольшом, но захудалом колхозе. Как водится,кореш Акулова, местного сын главы администрации встречал Серого широко, с гульбой, с пальбой, и даже лисьей охотой. Благо конезаводик собственный..имеелся у отца его. И там, на охоте, и произошел случай, изменивший молодому юристу всю жизнь. Пустился Серега в погоню за лисицей, отбившись от других охотников в сторону.
Кругом одни поля и перелески, негде рыжей спрятаться, и уже вроде бы стала та уставать, сдаваться, как задурковал под Акуловым конь.
Хрипит, бьется, норовит седока с себя скинуть. И нет бы Акулову с седла спрыгнуть, жеребчика успокоить, так угораздил его черт в горячке погони ошпарить непослушного плетью. А тот возьми и понеси. Это казаки донские, предки его,что с пеленок к лошадям привычные, могут коню так ногами бока сдавить, что тот на коленки падает. Юристам джигитовка же и в хрен не тарахтела. Ездить Серега умел, не так чтобы уж очень плохо, но ни соскочить, ни соладать с жеребцом не может. За рулем интереснее. Охуеть не встать короче...Знай, сидит да, как умеет, держится, и на помощь позвать некого. А конь мчит, по кустам, по болотам, будто бес в него вселился. Ебошит мама не горюй...
До тех пор нес, пока ноги у него не подкосились и не рухнул он на землю. Вылетел Серега из седла кубарем. Поднимается, ощупал себя, одежда вся изодрана, а сам, вроде как цел. Давай жеребца поднимать, тот ни в какую. Подергался, подергался и затих – подох к херам. Огляделся Серега, местность незнакомая.Сотовый сел в говно полное. И солнце уже за виднокрай упало, вот-вот стемнеет совсем. Делать нечего, пошел было по конским следам обратно, рано или поздно, думает, выйдет куда, как вдруг увидал меж деревьев огонек. И не так, чтобы вдалеке, а вроде как совсем близехонько, будто кто свечой по воздуху водит. Акулов покричал, да там не откликаются. Он за огоньком, огонек от него. Что, думает Серега, за ерунда такая, кто с ним шутить шутки вздумал. Разозлился он и кинулся вдогонку. Только и огонек от него, и будто дразнит, то поближе подпустит, то вдаль умчится. Сосенки заскорузлые царапают, чавкает под ногами болотина, а Акулов и не думает погоню прекращать. Когда провалился по пояс в бурую жижу, тогда только опомнился. Насилу выбрался и тут только заметил, что кругом лесная чащоба, и не видно ни зги. Содрал с себя Акулов мокрую одежку, отыскал место посуше, да принялся кое-как ночь коротать. Хоть на дворе уже и сентябрь стоял, а ночи теплыми выдались. Начал Акулов потихоньку кемарить. Только не тут-то было. Поднялся среди деревьев ветер не ветер, треск не треск, будто ходит кругом кто-то охуенно огромный, стонет, ухает и, вроде как, в ладоши хлопает.
Рассказам про нечистую силу Серега никогда не верил, считал их говном и выдумкой от первого слова до последнего. А тут один, в ночном лесу, и не в такое поверишь.
Вжался в землю ни жив, ни мертв, да так и пролежал до рассвета, глаз не сомкнув. Лишь забрезжило, вскочил, выломал дрын покрепче, и стал из болотины выбираться. Приметил солнышко по левую руку, и двинулся в путь – авось, выберется куда. Вскоре и следы чьи-то отыскал, шагать веселее стало. Шел, шел, уж и к полудню дело приблизилось, а болото не кончится никак. А следы наоборот, будто свежее стали. Смекнул Акулов, что дело здесь не ладно. Засек сосенку повычурнее – ветви у нее затейным узлом переплелись, да еще и для верности кору ногтем снял. Так и есть, через некоторое время опять к той сосенке вышел. Глядит – его зарубка. А солнце как было слева, так и осталось… Тут Акулов в жар кинуло. Присел он на поваленное бревно, не знает, что и думать. А тут и голод о себе знать дает, потому как пообедал Акулов хоть и плотно, зато вчера. Пошарил он по карманам, отыскал сухарик, только хотел погрызть, слышит, кто-то сзади и попросил:
— Дай! — тоненьким таким голоском, протяжным.
Оглянулся Акулов и обомлел. Стоит позади чудо ростом повыше него, все то ли во мху, то ли в водорослях, и глазищами смотрит. Глазища те, вроде как человечьи, только огромные, аж жуть. И ни рук, ни ног у существа нету. Чем же, Акулов думает, оно сухарик-то возьмет? И жутко на душе, и в то же время разобрало Акулова озорство.
— Лови, — говорит, — кушай на здоровье.
Тут захохотало что-то над ним, заухало. Отвлекся Акулов на миг, глядит, а перед ним уже не чудище, а самая обыкновенная сосна. Тогда Акулов палку в отбросил, да как задал стрекача, дороги не разбирая. Бежал от этого треклятого места сколько мог, покуда ноги от усталости не подкосились.
Плутал Акулов по лесу еще несколько дней, сколько, и сам вспомнить не мог. Питался клюквой и сырыми грибами. Стали ему от голода голоса слышаться разные, да видения приходить. Как-то под вечер свалился от усталости, не держат ноги, хоть помирай.
Да и видит, будто склонилась над ним девушка. Сама молоденькая, хорошенькая, в волосы цветы вплетены. Глядит – улыбается. Пока раздумывал Акулов, морок ли это, явь ли, стала его девушка за руку тянуть, поднимать стало быть. Из себя она щупленькая, росточком Акулов по плечо, а сильная не по-женски, тащит Акулов на себе, хоть бы что, а весу-то в нем немало. Вывела она не к деревне, не к людям, а к домику, что прямо посреди леса стоит.
Пока маялся Акулов в горячечном бреду, помнился ему смутно низкий потолок из неструганных досок, развешанные повсюду коренья и травы в пучках, широкая лавка, устланная пахучим сеном, жар от печи, да горькие настои, которыми потчевала хозяйка.
Звали ее Алена, жила она одна, коли не считать черного, как уголь, кота, да козу. С малых лет воспитывала Алену бабка. Здесь же, в лесу учила грамоте и ведовству, пока сама не захворала и не померла. Говорила Алена, будто умеет понимать язык зверей и птиц, будто может наговоры творить, порчу снимать, да варить разные снадобья предназначения и свойства самого разнообразного. За этим к ней и наведываются крестьяне из колхоза, что километрах в пяти будет.
Кому приворотного зелья, кому отворотного, у кого скотина захворала, кого домовой изводит. В оплату сукно приносят, соль, муку, да разные разности о которых попросит ведунья. Поведал ей Акулов про свои мытарства и просит, истолкуй мне, мол, по-своему, что со мной приключилось. Алена расспросила подробно как чего, а после и говорит, что коня его испортил "луговой", не по нраву ему, видать, пришлись новорусские охотничьи забавы.
И тут, значит, свезло Акулову в первый раз, потому как мог он убиться запросто. Второй раз свезло Акулову, когда он погнался за бродячим огоньком, чего, даже дети малые знают, делать нельзя. Утопил бы его озорник в болоте и поминай, как звали. А после, это леший ухал и стонал над ним всю ночь, он же и водил кругами по лесу. А нужно-то было всего ничего, взять, да и вывернуть наизнанку всю одежку, тогда бы отстал лешак.
Сухарик у Акулова просила кикимора, откупился он, стало быть, тем, что не растет в лесу. Видно, кикимора и отпустила его из замкнутого круга. Это был третий раз, когда Акулову улыбнулась удача. Слушает Акулов, смотрит в глаза ведьмины зеленые и не знает верить или нет.
С одной стороны херня полная, а с другой, как то уж больно складно все выходит.
Долго ли, коротко ли, оклемался Акулов и собрался поутру уходить… И не мог он сказать, что тому виной, то ли приворожила его Алена к себе, то ли сама по сердцу пришлась, без всякого приворота, а только последнюю ночь провели они вместе…
Рассказала Алена, как до колхоза добраться, вышла на рассвете Акулова проводить, а сама глядит в сторону, чтобы слез не показать.
— Вот тебе, — говорит, — свет очей моих...на память, — и протягивает Акулову камушек на нитке, такой зеленый, как глаза у нее самой. — Носи, не снимай, это от многих напастей оберег. Посмотришь – станешь меня вспоминать… Ступай, да не оглядывайся… Не увидимся мы боле…
— Эх, маленькая! Душа моя милая....Чушь не неси — прижал ее Акулов к себе крепко-крепко. Хоть у самого на душе кошки скребут, а виду не показывает.
— Вернусь к тебе через год. Обещаю! Замуж возьму! Слово офицера.
Крепко запала ему в сердце лесная ведунья Алена.
А только суждено было пророчеству Алены сбыться… Как и обещал, через год наведался Акулов в Елизарово снова. Да уже не просто так, а в "мерсе" черном служебном, с двумя сопровождающими,да дружбанами своими тульскими поскольку в должности немалой ходил. Двумя машинами ехали. Был Акулов малость навеселе,коньяк с фляжки потягивал..резал лимончик ножиком предвкушал встречу, слова придумывал, которые Алене скажет, да вертел в руках зеленый камушек. Лежала в багажнике сумка с подарками.Твердо вознамерился Акулов увести ее с собой. Жалел, что сразу не увез, хоть силком. За шкирку да в тачку. Как приедем в город...сразу в загс.
На районной автобусной станции где Акулов решил подкрепиться парой пирожков напросился попутчик – мужичок из той как раз деревни Елизарово, рядом с которой стояла Аленкина избушка.
— Возьмите, — добры люди, хоть как доеду.Автобус не ходит сегодня. А ехать надобно...
— Чего ж хоть как? Залезай внутрь, — разрешил Акулов, — погутарим.
Тяжелая дверь мерседеса открылась и мужик робко сел внутрь.
— Об чем же мы с вами говорить т-то станем?
— А вот о чем, — Акулов подсел поближе. — Расскажи-ка мне, не знаешь ли ты такую Алену, что в лесу под Елизарово живет?
— Ведьму-то молодую? Эка! У нас ее всяк знает! Да только нет ее боле…
— Вот как? А где ж она? Переехала?
— Э-э, мил человек, — протянул мужичок, — издалека вы видно едете. То ж целая оказия была. Об этом даже в газете районной пропечатали.
— Фигасе..Ну, приколи... колхозник.
— Чего ж не рассказать, расскажу. Дело все началось с того, что стало у наших коров молоко пропадать. Ага. Попригляделися пастухи, так и есть, ведьма выдаивает. Сорокой, значит, обертывается, скачет про меж ног и выдаивает…
— Как же это сорока может корову выдоить? — изумился Акулов. — Каким бля местом ? Клювом? Ты что мужик вконец ТНТ пересмотрел?
— Постой,уважаемый! Ты ж главного не знаешь!.. Вот… Потом у Ивана Сюкина, агронома нашенского, кобыла захромала. Такая справная животина была, а тут стала припадать на задок. А после на курей и уток мор напал. Все чисто и полегли… Мы собрались и пошли ведьму просить, сперва, по-хорошему. Ты, говорим, перестань молоко воровать, оставь Сюкинскую кобылу и верни кур и уток…
п Что это ты, мил человек, лицом почернел? Приболел никак?.. Ну, слушай дальше. Думаешь вернула она кур? Вот! — мужичок сложил кукиш. — Еще и наслала засуху. Месяц ни дождичка, ни росинки. А у Ивана Сюкина кобыла и вовсе сдохла.ветеринара то дорого вызывать.. Мы к председателю. Сообща составили петицию в район, учасковому,и в госдуму Зюганову так, мол, и так, где это видано, чтобы люди честные из-за колдовства страдали?
.............Ага. Приходит, значит, из района ответ что психиатра районного сейчас нет.А больше присылать нам некого. Ну, думаем, чертовка, и районное начальство околдовала. И участкового...И коммуниста Зюганова !!! Что тут скажешь? Решили своим судом ведьму судить. Дарья-то, кума Сюкина, слышала, что ежели ведьму за волосы вокруг школы три раза оттаскать, то чары ейные развеются… Мы для верности ее аж шесть кругов…за патлы. Билась она ,плакала...да затихла на шестом кругу-то... Акулов слушал сжимая кулаки. Глаза его застилала кровавая пелена.
— …А Сюкин-то вспомнил, что самое лучшее средство супротив ведьмы – заостренная арматура из храма водой святой омытая… — мужичок осекся. —
Ты что это, а-а-а…
Голова его дернулась от жесткого удара, четко хрустнул сломанный нос. Акулов сгреб попутчика за шиворот и на ходу открыв дверь вышвырнул сукина сына прямо в придорожную канаву. В кармане нащупал ПМ со второй Чеченской привезенный. Звучно щелкнула забитая в рукоятку обойма.Рука аккуратно навинчивала на ствол глушитель.
Заорал водителю не своим голосом:
— Гони Коля бля в Елизарово!!!
… Хата агронома Сюкина нашлась быстро. Рядом почта и сельсовет.Провода рваные. Собака рыжая на лавочке перед калиткой. Идиллия тихой глубинки... где-то кричат петухи... квохчут голенастые куры .
От улара ногой закрытую калитку вынесло как пустой картонный ящик.., а хозяин подворья уже бежал к забору.
- Алену, помнишь? — тихо и мрачно осведомился Акулов. Сюкин невольно сьежился.
- Чего? Эта? Которая?
-Ведьму, говорю, помнишь? Голос-шипение кобры ....
-Ведьму? Ведьму помню… Чего ж не помнить… Живучая была тварь…еле зашибли.
- Ты уже мертв Сюкин.. последрвал тихий и проникновенный ответ тихо щелкнул затвор.
- Чего тебе надо..не понял я ? - агроном Сюкин выпучил глаза....и рухнул как подкошенный от мощного удара в печень, а на коленях агронома расцвели красные цветы..из ствола ПММ-а вился синеватый дымок.
Двух выскочивших на шум братьев агронома Сергей приголубил таким же образом. Теперь они лежали рядом и выли...держась за простреленные ноги.
Дальнейшие события для Акулова распались из целого на куски. Вот он бил бесчувственное тело агронома прикладом пистолета, приговаривая: "На тебе ватная рожа! Россиянец недоношенный...сука, падаль путинская.. На тебе арматуры святой! Сдохни мразь..."
Вот, расшвыривая и избивая всех , кто попадался под руку, успел подпалить четыре хаты. Вот размахнувшись он кинул гранату во двор агронома.Грянул взрыв и над подворьем взлетел скворешник туалета...волна зловония затопила воздух.
Вот толпа мужиков-селян потрясая вилами и ружьями смяла Акулова, погребла его под собой.
Вот его друзья, стреляя из автоматов очередями в воздух, разогнали свалку, подняли Акулова, перепачканного в крови своей и чужой, на ноги:
— Серый,мать твою идиот.. Хватит! В тюрьму захотел?... С местными мусорами не договоримся!..Они полицию вызвали..номера наши на телефоны снимают. Хорошо хоть левак стоит...а телефоны мы это ...отберем сейчас.
А тот, не слыша, повторял, как заведенный:
— Всех порешу падлюки колхозные, всех… с-с-суки... С лица земли сотру…гниды Всех до одного… После сел на землю, обхватил голову руками и горько завыл волком…
Акулов помнил, как стоял, уронив голову на грудь, у заросшего бурьяном холмика без креста, что за оградкой кладбища. Со стороны села тихонько приблизилась сгорбленная старуха, прижимая к груди какой-то сверток. Прошамкала, глядя в сторону:
— Я Томилиха живу в крайней хате. общалися мы с Аленою твоей...я ей крупу да спички носила.
Малец при НЕЙ был грудной… Я взяла его тихо..шобы толпа не увидела..
Сергеем она нарекла дитенка своего.
-Спасибо мать...Акулов протянул ей три стодолларовые купюры.
Акулов принял из рук старухи младенца, осторожно развернул тряпье. Глянули на Акулова зеленые Аленкины глаза. Ни слова не сказав, завернул Акулов ребенка в свой китель с наградами, сел в машину и рванул с места прочь.
Долго ли коротко,при подьезде к городу своему, нашел Акулов в пеленках дитячьих, бумаги лист желтизной отливающий, писанной почерком женским аккуратным. Прочел его и засопел ненавистно, слезы держа горючие.
-Милый мой ненаглядный Сереженька !
Коль письмо ты читаешь это, значит нет уже меня на свете. Свершилось зло вражье. Но знай милый мой,в ночь последнюю, что нам Боги дали,стала тяжела я дитем малым. А при родах помогала мне тетка Томилиха. Про появление твое знала я за год. Знак дали мне боги Светлые. Прошу тебя милый мой...не трогай и не карай, убийц моих и не давай раскопать им могилку мою.НИ В РАЗ. Прошу тебя о том... Дитя нашего назвала я Сереженькой в честь тебя, Очей моих Света. Имя твое буду до самой смерти моей шептать пока жива буду,....ибо нет у меня ближе тебя никого. Камушек мой сохрани, а коли захочешь увидеть вот сне меня, загляни в глаза сыну нашему. Родителям своим скажи как есть, чай внука своего не отринут. Будет он чадом послушным, голосу отца своего и деда. О маме заботься своей. Через сорок дней, любимый мой ненаглядный, от сего числа, навести могилку мою, да один не ходи. Что увидишь там...не дивись.А коли женишься на ком, я тому рада буду....с небес не осужу. Не судят оттуда Сережа. Прощай любый мой. Вечно твоя. Аленушка.
И сидел Акулов за рулем мерина своего смирно, письмо в четвертый раз перечитывая да слезы глотая. Но прикидывал, что родителям своим скажет. Ибо был отец его на расправу жесток скор и КРУТ как тигра лютая.
Вот и улица, где отца дом, с двором агромадным плиткой выложенным тормозами скрипнув остановилась машинка. Вздохнул Акулов тяжело....да за ручку дверную взялся.
-Здорово дневали господин хорунжий!
-И тебе не горевать любый сынку..
-Разговор к тебе есть батько, сурьезный шибко.
-Кайся грешник, шо тобой на сей раз сотворено?.
И рассказал Акулов бате свому всю историю...поминутно замирая и заглядывая в глаза отцовские, от боли душевной враз потемневшие. В окончании рассказа сыновьего призадумался хорунжий, взгляд свой в сына вперив, уж больно все фантастично казалось, снял со стены плеть и вытянул крест-накрест Акулова вдоль спины сказав при этом : -Где дитеночек-то, где кровинушка моя. Тащи мого внука сюда немедля..бисов сын. НЕМЕДЛЯ !!!!!!
И метнулся Серега быстрым кабанчиком на крыльцо....
Взяв на руки агукащего дитенка,ухмыльнулся дед-хорунжий довольно, но промолвил коварно: Ишь глазоньки, то какие зеленые, ненашенские...говоришь Алена твоя Сергеем дитя нарекла? А може по другому его кликать будем, к примеру Александром или как еще... ?
В сие время перестал малыш агукать, и посмотрел деду в глаза внимательно. Отшатнулся от его взгляда хорунжий крестясь...,а малыш заплакал.
-Лады, внучек, как маманька твоя нарекла тебя, так и мы кликать будем.Чай нашей ты породы и крови...казачьей. Не плачь маленький мой, казаки не плачуть...
Поцеловал хорунжий ладошки малышу. да прошел в горницу снедать.
В день следующий, положил дед собственноручно в комнате внука, шашку прадеда своего атамана,прямо под кровать, а под подушку дитю малому....нагайку казачью плетеную с кожи от времени потемневшей со шарами стальными вплетенными,коей гонял в 90-х цыган, да азерье поганое.
Вот 40 дней к концу близилось,проснулся Акулов в поту холодном в одну из ночей от голоса тихого Аленкиного.
-Милый мой Сереженька, время близится иродово, поезжай на могилку мою...да не один...не один..не один...
Мгновенно проснулся Акулов, потер свастику на груди деревянную, да снова завалился ....сон однако не шел. Вообще.Как глаза закрывал, то мерещилась ему Алена и глаза ее зеленые. как будто голос ее слышал, да ощущал губы жаркие..требовательные.Как будто рядом она была...мягкая да любимая.
Сильно подивился Акулов сему, да на на день следующий решил выезжать.
Машинку скромную у бати выпросив, да позвонив приятелям своим тульским, попросил их помочь снов в село Елизарово наведаться.
Друзья его. что были в курсе истории сей удивившись невместно... но поддержали его да пообещали помочь чем могут.
Ровно в полдень дня следующего, был Акулов на кладбище Елизарово...и к могиле подходя со стороны неприметной...удивлен немало был. Вокруг могилки селяне толпились... да мотор грохотал от "беларуся" древнего с ковшом. Рыл он яму прямо на месте погребения любимой его...а селяне с лопатами да колами осиновыми землю по сторонам откидывали. Живенько так. Помутилось все в голове Акулова. Понял он что не зря голос Аленкин предупреждал его во сне. Вернулся Акулов к машинке своей и взял с багажника пистолет свой с глушаком , да РПГ на плече закинул, что завалялся у него в оружейном ящике со времен второй чеченской. Ярость тихо поднималась в душе его. Синей ледяной волной. Валом безумным, что сметает корабли с океанской глади.
Ближе подойдя к толпе, что внимание на него не обращвшей по причине крайнего интересу, осведомился Акулов язвительно:
-Что копаем, волки тряпошные?
Один из стоявших чуть в стороне людей..с двумя костылями в руках голову повернув,хотел уж было сказать что-то резкое, да замер со ртом раскрытым...смотрел ему в лоб черный ствол ПММ. Скалилась нехотя черная точка зрачка пистолетного.
-Так шо копаем позорники?- голос Акулова был отчетливо опасен.
-Мы тут эта ведьму убивать-тихий голос агронома Сюкина излучал отчаяние.
-Канай отседа мразота колхозная. Рысью.-еще тише сказал Акулов.
-Не пойдем,ведьма твоя проклятая снова курей душит.-ответил Сюкин.
-ТАК ГОВНЮКИ.....разбегаемся-громко сказал Акулов передернув затвор.
Толпа глядевшая на него во все глаза немного подалась назад.Слишком много ярости было в звенящем от гнева голосе говорившего.
А за спиной у Акулова защелкали предохранители "калашей" его тульских друзей.
Так и стояли они с лицами улыбающимися, да глазами ясными. и вроде как бы все обошлось..но...
Но агроном Сюкин видя что чужаков мало, заверещал откуда-то сбоку:
-Бейте их люди добрые, не будут они стрелять.
Толпа селян угрожающе взвыла и сделала шаг вперед.Полетели камни.
Внезапно Акулов сказал отчетливо:
-Бегом валите псы...кому жить охота. До трех считаю..два уже было.
-Ведьма твоя проклятая, кол ей осиновый в сердце вобьем и пойдем,- откуда-то подававший голос Сюкин не сдавался.
-Слышь падла хромая, ты вижу всасываешь туго? Так я тебе помогу в касание- Акулова стала трясти злость...менявшая цвет с синего на красный.
В ответ Сюкин закричал слово толпе.. -Бей ведьмака проклятого-
Акулов стал отступать назад. Толпа торжествующе взвыла и стала приближаться. Медленно.Угрожающе. Трактор ковш поднявший ехал за толпой. Дождем полетели камни и обломки кирпичей из кладбищенской ограды.
В Акулова ударил первый камень...рассекая бровь.Второй угодил по ногам и за малым не сбил с ног. третий камень угодил ровно в голову,и Акулов упал обливаясь кровью.
Внезапно расхлынувшая в стороны толпа освободила место трактору и он подняв свой ковш устремился к лежащему Акулову с намерением придавить того к земле.
Акулов поднял глаз на толпу...ухмыльнулся по-эсесовски и нажал на спуск своего ПММ. Сзади прогремела первая автоматная очередь... под ногами людей вздыбились первые фонтанчики пыли. Видя подобное и что убивать их никто не собирается толпа рванула вперед. Бунт "русский"...беспощадный.
Вот загрохотали "калаши" друзей Акулова. Пули летели под ноги толпе.
Иного пути остановить толпу обезбашенного быдла не было возможности.Но трактор высоко подняв ковш был уже в паре десятком метров от окровавленного Акулова.
В отчаянии Сергей рванул с плеча РПГ. Тракторист Федька, видя расчехляемого "вампира", сиганул с трактора, и по-заячьи устремился в сторону ближайшей лесопосадки. С тихим шелестом вылетела ракета и ударив вспыхнувший белым пламенем трактор в бок, отбросила его метров на сто. Шатаясь от звона в ушах, и кое-как поднявшись Сергей увидел разбегающихся елизаровцев. Опираясь на подобранную лопату,и спотыкаясь о брошенные осиновые колья заковылял он к оскверненной могиле и подойдя к ней посмотрел вовнутрь и застыл в ужасе... гроб с телом его возлюбленной был пуст. Он в изнеможении опустился на кучу земли.