- Ох, и жарко сегодня! Парит к дождю,- мама откинула со лба взмокшие волосы,- Серёжа-а-а! – крикнула, - иди сюда, сынок!
- Серёжка-Серёжка – хлебная крошка! – писклявым голосом позвала брата восьмилетняя Ксюша, - опять на своей шелковице сидит.
- Вот и хорошо. Возьми, отнеси ему кружку, пусть нарвёт ягод. Кисель сварим. Хочешь кисель, Муха? - мама ласково потрепала ей чёлку.
- Хочу! Хочу! – Ксюша побежала искать брата.
Старое огромное дерево растёт у самой сетки, разделяющей два двора. Шелковица щедрая, плодоносит каждый год. Не раз их сосед, мрачный и нелюдимый Микола, хотел спилить её, мол, мусора много, и скворцы надоели. Бабушка одна умела уговорить его. «Внуки любят, оставь, Коля,- просила она,- помру, уж потом». И он отступал.
Ягоды на ней вкусные, налитые солнцем, красивые, особенно, после дождя. Наклонишь ветку - сами спадают в ладошку. Крупные, глянцевые. Не помещаются все. Несколько ягод, обязательно самых большущих, падают на землю. Кладёшь в рот и осторожно придавливаешь. Они лопаются и брызгают тёплым соком. Сладким, ни с чем несравнимым. А послевкусием - хрустящие зёрнышки и фиолетовый язык.
- Серёжкааа! Ты где? – всматриваясь в шелковицу, позвала Ксюша.
- Здесь я, что ты кричишь?
- Мама просила ягод на кисель. Держи! - она протянула кружку вверх.
Ловкий Серёжа в два прыжка очутился внизу, и длинная рука схватила кружку.
- Хочешь - подожди! Вместе за смородиной пойдём,- улыбнулся брат.
Он любит сестрёнку. Когда она появилась, ему не было и восьми лет. Отец много работал, и Серёже приходилось помогать маме с Ксюшей. Он пеленал её, баюкал, забавлял. Водил в детский сад. Теперь - в школу. За это она посвящает его в свои тайны: о красивой кукле рыжей девчонки Ирки, о Маринкиной заколке с разноцветными камешками, странном мальчике Ильдаре и двойке по математике.
Через какие-то несколько минут, кружка была полной.
- Пойдём за смородиной, Ксюша?
- А зачем ты сидишь тут целыми днями? - выставив носик, дырявила брата глазками девочка.
- Шелковицу ем.
- Открой рот и покажи язык. Давай-давай!
- Отстань, Муха!
- Ааа! Ничего ты не ешь. К ним во двор заглядываешь, - она скосила глаза в сторону соседей.
- Тише ты, глупая. Очень надо мне заглядывать.
- Как же! Я всё знаю, - уплетая из кружки шелковицу, доставала брата девчонка.
- Пристала. Знает она…
- Ты на Галинку смотришь. И бабушка говорит, что она красивая.
Галинка – жена Миколы и впрямь красавица. Он старше намного. Взял её девятнадцатилетней девчонкой. Мать Галинки тяжело болела, оттого была слабой, тихой. Отец посчитал замужество лучшим исходом для дочери, да и Микола, хоть противный мужик, но хозяйственный, а копейка у мастера по настройке товарных весов всегда водилась. Решили. На скорую руку, отметили и тем же вечером со скромным приданым свезли её к мужу.
Через полгода мать умерла, а ещё через год, отец привёл в дом новую хозяйку, проворную, но злую на язык.
Детей у Галинки с Миколой нет. Последнее время он крепко выпивает, ревнует её, поколачивает. Глаза сердитые, будто обижен на что. Не обнимет , не пошутит. Он и молодым весёлым не был. Ни радости в нём, ни доброты.
Серёже нравится соседка. Ей около тридцати. Она высокая и упругая. Сероглазая, с толстой косой каштановых волос. Нравится, как она быстро управляется с грядками. Подвязывает кусты, потягивается, выгибая спину. Как развешивает бельё, щурится, глядя на солнце, собирает и кормит цыплят. Милая, улыбчивая.
- Красивая? Да? Хм! Подумаешь… Тоже мне, красивая.
- Что ты всё придумываешь? За смородиной идём, видишь, дождь собирается?
- Не пойду, пока не скажешь, куда ты рано утром ходишь.
- За травой для кроликов и ящериц половить.
- А вот и нет! Ты в карьер ходишь за цветами.
- Что-о? Я не девчонка, цветы собирать! Болтаешь всякое.
- Для неё? - она опять смешно скосила глаза в соседскую сторону.
- Ну, тебя! – злился брат, - идёшь или нет?
- Влюбился! Ха-ха-ха!
- Дура! Лучше не ходи за мной.
- Ты что, Серёжка? Обиделся? Ладно, молчу. Ну, прости, бра-а-тик - Ксюша несколько раз осторожно ткнула его пальчиком в плечо и поплелась следом.
Каждое лето они проводят здесь, где есть всё, или почти всё, чтобы называться раем. Просторный дом. В нём спокойно и прохладно. На высоких кроватях, укрытых накрахмаленными душистыми простынями, засыпается быстро, спится сладко и легко.
А к завтраку, целая стопка хрустящих и румяных пышек, янтарный мёд и кофе с молоком.
Обычно, Ксюша ещё спит, когда в деревянные ставни едва пролазит первый солнечный луч, разбавляя полумрак весёлым светом. Серёжа встаёт рано. Невозможно спать долго, когда ты влюблён. И хочется увидеть её: ту, которой заняты все юные, дерзкие мысли. Он быстро натягивает шорты и, крадучись через мамину комнату, сбегает незамеченный.
Недалеко, метрах в пятистах от их двора, старый карьер, разрушенного кирпичного завода, давно поросший кустарником. В его низине всегда собирается влага. По утрам поднимается над травой и висит тонкими пластинами туман. Воздух терпкий, пряный. Даже в самое засушливое лето, зелень свежая. Разнотравье и много цветов. Серёжа знает, что приблизительно в эти утренние часы, через день, она ходит за молоком на дальнюю улицу. Туда ведёт одна тропинка и, подождав, он обязательно увидит её.
Ситцевый, красный в белый горох, халат до колен послушно стекает по стройной фигуре. Коленки её сильных, загорелых ног, то и дело выныривают из-под расстегнутой нижней пуговицы. Он стоит, спрятавшись меж деревьев, а где-то в шее колотится сердце. Задыхаясь, захватывает всей ладонью цветы и траву. Тянет, выдёргивая с корнем. Неумело собирает букет для неё, но так не решается подарить.
Возле шелковицы несколько старых и пустых ульев стоят, друг на дружку, летний душ, дальше, на добрую половину загородки, свисая на обе её стороны – кусты чёрной смородины. Её так много, что на варенье хватает и Галинке.
- А я, когда вырасту, не пойду замуж, - рассуждала девочка.
- Это почему? – спросил Серёжа.
- Никто не будет меня любить так, как ты и мама.
- Это же совсем другое. Я люблю тебя независимо ни от чего. Просто, потому что ты есть.
- Даже, когда я вредная и болею?
- Тогда ещё больше, - улыбнулся Серёжа.
- Вот, если бы ты стал моим мужем.
- Глупенькая, кто женится на сёстрах, - рассмеялся он и поцеловал в нос Ксюшу.- Слышишь, стало прохладней. Где-то идёт дождь, - Он поднял глаза в небо.
Солнца нет. Со всех сторон медленно подтягиваются тяжёлые тучи, смыкаясь чёрными краями, секут небо быстрыми молниями. Далеко. Грома ещё не слышно. Ветер с каждой секундой рвёт напористей. Маленькие узорчатые листики смородины, прикасаются друг к другу чаще и отталкиваются сильнее, с шумом похлопывая.
Совсем рядом, за ульями, с соседской стороны, что-то завозилось. Глухо стукнуло. Вскрикнуло. Вздохнуло. Опять завозилось. Похоже на борьбу. Потом звонкий щелчок. Что-то сунулось вдоль сетки. Опять щелчок. Хлёсткий, резкий. Она упала на колени. Её красивое лицо горело. Большие испуганные глаза смотрели на Сергея. Не было слёз. Стыд. Схватившись пальцами за ржавую сетку, она смотрела на парня, будто, извиняясь. Тяжёлая пятерня опустилась на её спину и, захватив халат и волосы, потащила. Ужас отбросил Сергея от неё. Внутри всё сжалось, задрожало. Он опустился на землю.
- Ненавижу!
- Серёжа, Серёженька, что с тобой?! – закричала Ксюша.
- Ненавижу!- Руки его в отчаянии затрясли сетку.
- Серёженька, братик мой - плача, сестра пыталась разомкнуть и вытащить его пальцы из сетки.
Мощные дождевые капли упали на листья, смывая пыль, стекали серыми струями на землю. Быстрый, обильный дождь, набрав силу, развернулся потоком. Всё вокруг стало дождь, и можно было плакать, громко и отчаянно.
Серёжа обнял сестру. Крепко прижимая и укрывая собой, гладил по голове.
- Никогда. Слышишь? Никогда.- повторил брат
Долгожданный ливень отстирав и выполоскав всё, стихал, оставляя после себя прохладу.