Графский особняк «Гринвич-хаус» носил это название, располагаясь в непосредственной близости от знаменитого Гринвичского меридиана, принятого в 1884 году на американской конференции за начало отсчёта времени и линию разделения полушарий - в парке «Гринвич-холла» можно было встать, расставив ноги, и оказаться в Восточном и Западном полушарии одновременно. Графиня Шероле, естественно, этим гордилась и всячески подчёркивала необычность расположения своего особняка. Традиционные журфиксы, суарэ, ассамблеи и собрания всякого рода в этом доме пользовались большой популярностью как у среднего сословья, вроде офицеров, врачей, владельцев предприятий и учёных всех мастей, так и у лондонской элиты. Фактически, это было чуть ли ни единственное место, где можно было запросто поболтать за бокалом вина с Шахматным Министром, королевским секретарём или даже самим Люпусом Уорроном - главой секретной службы Её Величества. Сюда приглашались артисты, спириты, чудаки и сумасшедшие всех мастей ради увеселения и развлечения разношёрстых «гостей». Следовало ожидать, пожалуй, что фраппированные великосветские леди и джентльмены убоятся подобного соседства и подвергнут сборища графини Шероле жесточайшему бойкоту. Ничуть ни бывало. Графиня нашла из ситуации великолепный выход и установила такой порядок, чтобы все присутствующие были в полумасках, а если пожелают - в целых карнавальных костюмах. Таким образом, условность считалась условно обойдённой, а диковинность самих вечеров и неожиданность встреч и знакомств на них сильно подстёгивала любопытство, так что недостатка в гостях у графини Шероле никогда не было. Впрочем, не было и случайных людей - ливрейные лакеи на входе были тщательнейшим образом проинструктированы.
Таким образом, ровно в половине седьмого я отпустил кэб, запахнулся в лёгкий плащ, надел маску и вошёл в приглушенно освещённый вестибюль, задрапированный тёмным бархатом с устроенными для удобств приглашённых несколькими зеркалами.
- Вы должны назвать и сообщить, кто вы - проговорил один из лакеев, вежливо принимая у меня шляпу. - Сожалею, сэр, но таковы правила. В дальнейшем вы можете хранить инкогнито, но здесь вам придётся себя назвать.
Он обращался с этой речью к каждому входящему, и от этого она сделалась механической, как запись фонографа.
- Я врач-патологоанатом из госпиталя Мэрвиля, - ответил я, приписав себе незаслуженную докторскую степень, но это было в пределах извинительных грехов. - Моё имя Джереми Мэртон.
- Добро пожаловать, доктор Мэртон. Вас ждут.
Собравшихся в зале было немного - человек двадцать, хотя оставались ещё курилка и бильярдная. Я с грустью вспомнил, как в иные вечера в бильярдной царил Уотсон, удостоенный однажды в шутку обёртывания кончика своего кия шоколадной фольгой и признания его «золотым кием вечера». В тот вечер и Шерлок Холмс, сам игравший очень редко, с улыбкой наблюдал за церемонией награждения, а потом подошёл с шутливым поклоном поздравить друга.
Пока я предавался этим невесёлым воспоминаниям, ко мне приблизился формальный хозяин вечера - молодой граф Себилл Себастьян Эмилио Сатарина-Дойл, в чьи обязанности входило приветствовать и знакомить гостей - без привлечения общего внимания, по-прежнему играя в «инкогнито» - и, слегка поклонившись, сказал, что рад приветствовать от лица «никчёмной аристократии» свет «отечественной медицинской науки».
Я ответил лёгкой лестью насчёт того, что не ученику и ассистенту незабвенной памяти профессора Аристида Олеаноса Крамоля называть себя никчёмностью, мы расклянялись, и я стал высматривать себе кружок для приятного общения.
Он вскоре и нашёлся - в углу. возле окна, негромко разговаривали между собой мои коллеги: профессор Мэрвиль, профессор Уилсон, доктор Валентайн Раух, доктор Эдвард Таурофон и доктор Рост - все, разумеется, гости графини. Жена и дочери Уилсона чуть поотдаль ели мороженое и обсуждали моду с юной леди Каалос и суфражисткой Анни Кастро, известной своими публикациями в «Стрэнд Мэгезин» под мужским псевдонимом Диксон Карст.
Я поклонился женщинам и присоединился к мужчинам.
- Ми быль вспоминать одна историю с этим волшебный эликсир профессора Крамоль, - любезно ввёл меня в курс дела Раух, прекрасный офтальмолог и не худший специалист по нервным и истерическим болезням, демонстративно не желающий довести до совершенства свой английский язык - должно быть, в знак неувядающего патриотизма к родной Австрии.
- Речь шла, насколько я помню, ни много - ни мало, как об эликсире бессмертия, - припомнил я.
- О, это всё мистический бред, - махнул рукой скептически настроенный Мэрвиль. - Я прекрасно помню, что заболел он этим эликсиром после посещения каких-то гаитянских поселений во время своей экспедиции на Антильские острова. Там, видите ли, существует странный, даже жутковатый религиозный культ поклонения своим умерщвлённым соплеменникам. Жрецы якобы вырывают их из могил и оживляют при помощи какого-то зелья, после чего они становятся бесстрашны, очень сильны и абсолютно управляемы волей жреца.
- Просто идеальные воины, - заметил Уилсон. - Не даром военное министерство вроде бы проявляло интерес к работе профессора последние годы. Он ведь был последователем Шера Штерна - ну, того самого, что преподавал на кафедре фармакологии и фармацевтики? Уверен, многие из нас учились у него - не только Крамоль.
- Не говорите чуши! - неожиданно вспылил вдруг Рост. - О каких воинах можно всерьёз рассуждать, говоря об этом мракобесии… как бишь его, Мэртон? Я уверен: вы знаете.
- Вуду, - сказал я. - Этот религиозный культ называется «вуду», но он происходит не с Антильских островов, а из Центральной Африки, и завезён был в Америку вместе с чернокожими рабами. В Бразилии подобный культ называют «сантерия», а в Мексике - «макумба».
- Вот. Во всём, что хоть как-то касается мертвецов, нашему Мэртону нет равных, - усмехнулся Таурофон. - Лучшая иллюстрация для фразы «человек на своём месте».
- Ничуть не возражаю, - согласился я. - Таково моё кредо: взявшись за дело, делай хорошо и зри в корень, будь то постройка дворца, будь то копка могилы.
На возвышении зала между тем начались концертные номера, и всё внимание общество обратилось туда. Как вдруг я почувствовал лёгкое прикосновение к моей руке и, обернувшись, увидел ни кого иного, как самого «Шахматного министра» - мистера Уильяма Майкрофта Холмса в костюме испанского дожа и в полумаске.
- Доктор Мэртон, я не ошибся? - спросил он низким и густым голосом, чем-то, тем не менее, неуловимо напоминающим высокий глуховатый голос брата.
- Вы не ошиблись, мистер Холмс, хоть мы и виделись с вами только пару раз мимолётно. У вас хорошая память, если, конечно, кто-то не указал вам на меня.
- А у вас не менее хороший ум, доктор Мэртон. Мне нужно поговорить с вами без свидетелей - пойдёмте на балкон.
Я поклонился в знак согласия и, разбираемый любопытством, последовал за ним. На балконе, где было устроено нечто вроде зимнего сада, мистер Холмс грузно уселся в плетёное кресло - я же остался стоять перед ним, как новобранец, навытяжку. Я подумал, что эта невежливость была допущена не случайно, а подумав, и вслух сказал:
- Выглядит так, будто вы призвали меня отчитаться в порученном деле, которое я, видимо, провалил…
Мистер Холмс засмеялся беззвучным смехом, сотрясающим всю его могучую фигуру.
- У вас острый глаз, мистер Мэртон, и острый язык - не знаю даже хорошенько, что острее. Нет, я не поручал вам никакого дела. Но думаю поручить.
- Вы - мне? - я старательно изобразил бровями недоумение.
- Понимаю, что вы удивлены. Но я перебрал всех знакомых, и нашёл, что именно вы подходите лучше всего. Вас, ведь, кажется, называют Воблой в дружеском кругу? И полагаю не только за характерные особенности внешности? Я слышал, в частности, что вы умеете хранить чужие секреты?
- Ерунда, меня оболгали, - тут же возразил я. - Я всего лишь умею узнавать чужие секреты и делать их, таким образом, своими. А уж своими секретами, мистер Холмс, я распоряжаюсь по собственному усмотрению.
- Не собираюсь ущемлять вас в правах, - хмыкнул Холмс, - но, вероятно, вы слышали и о том, что бывают секреты, владение которыми небезопасно?
- Вы пытаетесь от чего-то предостеречь меня? - нахмурился я, видя, что он не шутит.
- Не вас, - Майкрофт Холмс отрицательно покачал своей большой головой. - Но вы ведь, кажется, были довольно близко знакомы с моим несчастным братом - Шерлоком?
- Я знал его, - осторожно согласился я. - Не то, чтобы очень близко, но мы приподнимали при встрече шляпы и интересовались здоровьем друг друга.
- Когда-то давно он интересовался всей этой таинственной мишурой, которой сплетни окружили исчезновение профессора Крамоля. Его партнёр - доктор Уотсон - тоже, насколько мне известно, участвовал в расследовании этой истории. Вероятнее всего, дело выеденного яйца не стоило, но некоторые аспекты заставили меня забеспокоиться, спустя столько времени. И, в частности, появление в Лондоне этого новоявленного графа Сатарина.
- Я всё ещё не понимаю пока, какое эта история имеет отношение ко мне, - осторожно проговорил я, чувствуя, что шахматный Министр в нерешительности, и его, пожалуй, нужно немного подтолкнуть в нужном направлении, иначе он, ещё долго не дойдёт до сути.
- Вы ведь поддерживаете отношения с этим доктором Уотсоном? - спросил Майкрофт, вынимая из портсигара толстую ароматную сигару и заинтересованно её обнюхивая. - Как его дела? Неважно, кажется?
- Неважно, - кивнул я. - Он спивается.
- Увы, об этом я знаю, и это меня расстраивает. Мой брат любил этого человека, и я чувствую себя в какой-то мере обязанным перед его памятью… К тому же, он ведь очень неплохой человек, этот доктор, не правда ли? Военный врач… Один из немногих выживших после окружения. Вот, кстати. странная история, доктор Мэртон… Как будто проклятие тяготеет над его однополчанами. После окончания военных действий из пресловутого «потерянного полка» оставалось в живых всего-навсего двадцать девять человек. Я мог бы перечислить их поимённо. Но - вот странность - уже в мирное время, в повседневной жизни, люди эти, словно отмеченные дьявольской печатью, вдруг начали погибать - от разных причин, но один за другим. На настоящий момент остались в живых только капрал Джон Оруэл, ординарец Фрэнсис Мюррей, рядовой Сэлби Салливан по прозвищу «мистер Салли» и отставной капитан медицинской службы Джон Хэмиш Уотсон. Он - единственный в поле моего зрения. Об остальных мне практически ничего неизвестно. Неизвестно, кто эти люди, и где они сейчас находятся - я достоверно знаю только то, что они покамест живы. Но одно обстоятельство, связывающее их всех воедино, я выяснил. Вам не нужно знать, какое, но меня оно очень насторожило.
- Зачем же вы мне тогда всё это рассказываете? - спросил я, хмурясь, - раз мне, по-вашему. не нужно знать. А главное, почему вы не рассказываете это Уотсону?
Майкрофт снова внимательно обнюхал сигару - вот-вот лизнёт - и проговорил, глядя мимо меня, размеренно и терпеливо, словно учитель, втолковывая урок нерадивому ученику:
- Потому что он ненадёжен, потому что нельзя доверять серьёзные вещи пьяницам. Кто может поручиться, что его не потянет хвастать в кабаке тем, что он - один из последних оставшихся в живых воинов «потерянного полка», а то ещё пуститься в воспоминания о последних днях перед его окружением и гибелью? Кто может поручиться, что само его пьянство не связано с чредой смертей, о которой я упоминал? Возможно, он уже на пути к тому, чтобы стать двадцать пятой жертвой смертельных обстоятельств в этом скорбном списке, и топор судьбы уже неотвратимо занесён?
- Ну, а я что могу для него сделать?
- Насколько я понял, сегодня он потерял работу в госпитале Мэрвиля?
- Не совсем. Ему предложено место санитара морга.
- Врачу? Хирургу?
- Да, я согласен: это вопиющая несправедливость. Но - увы - кажется, больше ничего не остаётся.
- И вот тут мы как раз подходим к сути моего поручения к вам, - сказал Майкрофт. - У меня есть на примете местечко для доктора Уотсона в частной школе неподалёку от Эдинбурга. Это не только его последний, но и очень хороший шанс. Работа не слишком обременительная, так что даже если у него и будут слегка дрожать руки, это не сильно помешает: всего-то медицинская помощь немногочисленному населению местечка, ну, и преподавание в школе некоторых простых практических навыков ухода за больными - это, видите ли, закрытая школа для обучения девочек-сирот началам сестринского дела. Не приют для бедных, поверьте - школа очень высокого уровня, и пребывание в ней стоит недёшево, так что ничего унизительного преподавать в ней. Возможно, смена обстановки могла бы пойти доктору Уотсону на пользу. К тому же, ведь Эдинбург для него роднее Лондона, насколько я понимаю.
- Возможно, - осторожно проговорил я. - Но я пока ещё не понимаю, почему вы с этим обращаетесь ко мне?
- А вот почему, - сказал Майкрофт, вставая - теперь его глаза были очень близко к моим, и он, даже совершенно понизив голос, доносил до меня каждое своё слово очень отчётливо. - Не в моих интересах, чтобы кто-то вообще хоть что-то знал о моей связи с этим человеком. После смерти Шерлока я, слава богу, с ним ни разу не виделся и не разговаривал. Испытываю ли я чувство вины за это - ненужный вопрос, но, в конце концов, всё к лучшему. У меня, конечно, найдутся люди, кому я мог бы с лёгкостью дать любое поручение, и они выполнят его в срок - будьте покойны, и так, как надо, но в том-то и проблема, что это мои люди, - он выделил голосом «мои». - Если я увидел связь между некими событиями, кто мешает увидеть эту связь и другому человеку? Так вот. я не хочу давать ему слишком много шансов. А вы - не мой человек, никогда не были моим человеком, и если вы возьмёте на себя труд сопроводить доктора Уотсона к месту его… его…
- Заключения? - постарался подсказать я. - Ссылки?
- О, я вижу, вы всё правильно понимаете, драгоценный мой мистер Мэртон. Итак, доктора Уотсона следует удалить из Лондона, и держать его там, где я сказал, пока я не сообщу, что он может вернуться.
- А мне вы отводите почтенную роль тюремщика при нём?
- Только конвоира. Вы довезёте и передадите в другие руки. Вне Лондона это будет не так опасно.
- Но всё же: почему, чёрт возьми, это должен быть именно я?
- Мой драгоценный доктор Мэртон, - вкрадчиво проговорил Майкрофт Холмс, приобнимая меня за плечи на вид почти дружественно, но на самом деле бульдожьей хваткой. - Дело в том, то за последние годы, насколько мне известно, доктор Уотсон, и так-то не большой любитель заводить и поддерживать дружеские связи, окончательно растерял пантеон своих близких. Я просто искал человека, которому его судьба небезразлична, и нашёл только одну милую леди, на которую, сами понимаете, такую миссию не возложишь, и вас. Конечно, вы вправе отказаться, но тогда Уотсона, вернее всего, скоро настигнет какой-нибудь совершенно тривиальный несчастный случай, и он будет двадцать пятым, как я и предрекал в начале нашего разговора.
Я высвободился из властных объятий и в задумчивости сделал несколько шагов туда-сюда по балкону. Было совершенно понятно, что если Шахматный Министр и скрывает от меня свои резоны, то они, тем не менее, очень вески. К тому же, он, похоже, неплохо разбирался в людях, этот мистер Майкрофт Холмс, умело задев ту самую струну, дёргая за которую меня можно заставить совершать самые неожиданные поступки - моё любопытство.
- Если ваша командировка затянется, - сказал я, - я потеряю работу.
- Вот это пусть вас совершенно не тревожит, - живо откликнулся мистер Холмс. - Место будет сохраняться за вами столько, сколько понадобится. Кроме того, я оплачу все ваши расходы.
- А согласие самого Уотсона спросить вы не попытались? - усмехнулся я. - Что-то сомневаюсь, что он…
- А его согласия и не нужно, - перебил Шахматный Министр. - Просто напоите его и увезите. Поезд скорый, остановки редко, идёт быстро.
- Он очнётся в дороге и потребует объяснений.
- И вы их предоставите. Вы скажете, что его алкоголизм перешёл грань дозволенного, и что вы не можете позволить ему убить себя. Тем более, что это ведь не будет неправдой.
- Он сбежит на первой станции.
- Не сбежит, если вы не оставите при нём ничего ценного, что можно бы было обменять на деньги.
Я снова прошёлся по балкону, как тигр по клетке. То, что предлагал мне Холмс, отдавало бульварным романом, но я вспоминал Уотсона и думал о том, что это, возможно, для него, действительно, последний реальный шанс что-то изменить в жизни.
- Я так понимаю, что вы лучше, чем хотите показать мне, представляете себе природу угрожающей Уотсону опасности, - наконец. сказал я.
- Почему вы так решили? Разве моё объяснение не было исчерпывающим?
- Нет. Если бы всё ограничивалось этим, вы либо обратились бы ко мне раньше, либо не обратились бы вообще. Такое впечатление, что обстоятельство, встревожившее вас и заставившее действовать, произошло буквально на днях.
- И вы настаиваете на моей откровенности? А разумно ли это, коль скоро я говорю вам о смертельной опасности, угрожающей доктору Уотсону. Вы и на себя её навлечь хотите?
- Если я соглашусь на ваше… вашу авантюру - я должен знать больше.
Майкрофт вдруг снова рассмеялся:
- Вот так? Именно так вы вымогаете в свою собственность чужие секреты, доктор Мэртон?
- Иногда так, - невозмутимо признался я. - Иногда иначе. Но, как правило, добиваюсь своего.
- Что ж… - Майкрофт Холмс задумался на несколько мгновений, нахмурив брови, после чего кивнул каким-то своим мыслям и решительно поднял голову. - Ладно. Возможно, вам и в самом деле следует кое-что знать. По слухам «потерянный полк» был практически уничтожен наступающими мятежниками, и там, действительно, нашли разрушенный лагерь и горы трупов. Вот только убиты эти люди были не мятежниками.
- То есть, вы хотите сказать, что их застрелили свои?
- Не застрелили. Они были умерщвлены при помощи яда. Кроме двоих. Интендант Рост и майор Кругер были убиты пулями из «Смит-Вессона».
- И делу не дали ход? Не провели расследования?
- На это был очень чёткий однозначный запрет, доктор Мэртон. О «потерянном полке» вообще старались больше не упоминать. До вчерашнего дня.
- А что произошло вчера?
- А вчера около полудня материалы по этому делу были затребованы из архива... А теперь постарайтесь забыть всё то, что я вам сказал, и хорошенько обдумайте моё предложение.
- Как дать вам знать?
- Никак. Если вы согласитесь поступить по моему. возьмите билеты до Эдинбурга и просто поезжайте. Вас проводят, передадут деньги и сообщат мне в кратчайший срок о ваших передвижениях.
- А дальше? Положим, я соглашусь и, положим, мне удастся это сделать.
- А дальше вы остановитесь в гостинице при пансионе и будете ждать эмиссара, который назовёт вам пароль.
- Фу. Мистер Холмс! Какое-то ребячество: пароли, таинственные незнакомцы…
-Ну, таинственного в нём, пожалуй. ничего нет, а пароль позволит избежать неоправданного риска. Итак, человеку, который скажет вам: «вы не пробовали лечить бородавки простым внушением?» вы сможете полностью доверять… А сейчас идёмте в общий зал - мы и так отсутствуем слишком долго - это может вызвать подозрения у наиболее подозрительных, - и он чуть улыбнулся получившемуся каламбуру.