Мёртвые сказки

Ла Вида
Жизнь и смерть во мне объявили мне:
Жизнь – игра, у тебя нет масти,
Смерть к тебе не питает страсти.
Жизнь тебя проиграла стуже и смерти ты не нужен.
(с)Никто



С горечью в глазах он смотрит на осколки собственной надежды у себя под ногами. Он идёт по ним босиком, разрезая ступни, оставляя за собой кровавый след. У него нет сил бороться за своё счастье, но кроме него этого делать никто не будет. «Иди за мечтами. Не за людьми»,  – так  твердили ему родители, друзья и знакомые всю жизнь, но одну деталь они не учли. Его мечты давно разбиты. А обугленные клочья былых надежд похоронены на дне души. Раздавленные и уничтоженные, теперь это лишь окурки мечт.

Вдыхая сигаретный дым, он смотрит на мир постепенно плывущим взглядом. Горло уже першит так, что, кажется, еще немного, и он почувствует вкус крови в глотке. Которая это по счету сигарета за последний час? Пятая? Восьмая? Сам того не замечая, абсолютно не контролируя себя, он выкурил уже половину пачки. Казалось бы, после такой дозы никотина его должно было выворачивать на этот грязный, мокрый от дождя бетон, но вместо этого по его щекам текли горячие слёзы, кажущиеся обжигающими на замёрзшей под ледяными порывами ветра коже.

Слёзы оставляют шрамы печали. Он знает это не понаслышке. Парень, с вывернутой наизнанку душой, с сожжёнными мечтами и надеждами, осевшими на ладонях серым пеплом. Он запрятал свои чувства настолько глубоко, что стал словно вулкан, который вот-вот взорвётся. В отчаянной попытке воплотить в жизнь чьи-то мечты, помочь хоть кому-нибудь, он потерял себя. День за днём играя во множество игр, он уже и забыл, что такое выигрыш. Он улыбался этому миру по-детски открыто – его научили плакать, он любил – его окунули в ненависть, он был готов отдавать всего себя – его предали.

Его большое сердце стало его проклятьем.

 Отрицая собственные чувства, переступая через обиды, он молча заблудился в себе. Ребёнок с мёртвой надеждой. Забытый вами. Он прожигает жизнь в попытке всё забыть. Сказки умирают, когда мы взрослеем. Его сказки умерли уже давно. Их убили близкие ему люди. Убили вместе с доверием. Его изувечили те, в чьих глазах он искал бесконечность.  В его невинном взгляде навсегда застыли тёмные грозовые тучи. Мастер играть как собой, так и словами, он не забыл, без своих чувств – он никто.

Его сказки были обречены на смерть в пьяном угаре, под никотиновым удушьем.

Теперь, глядя вниз, на текущую под ним реку, на острые капли дождя, рвущие её поверхность, на бьющиеся о берег небольшие волны, на сырой песок и лес, растянувшийся малахитовой полосой вдоль всего русла, он вспоминает о своих мечтах, разбитых отчаянием.  Он подходит к краю и, перебравшись через перила, на вытянутых руках зависает над поверхностью воды лицом вниз. Он понимает, достаточно лишь разжать руки. Всего лишь отпустить мокрые и обжигающие холодом перила, и сжирающая изнутри боль исчезнет навсегда. Предшествующие этому несколько минут мучений, возможно, стоят того. Ему известно, что будет ожидать его, если он всё же разожмёт пальцы.

Полёт.

Боль.

Смерть.
 
Он  знает, что полёт будет только вниз, что ему не подняться к облакам. Как знает и то, что боль придёт не сразу. Во время полёта, за несколько мгновений до столкновения с водной гладью, придёт сожаление. После того, как над его головой сомкнутся ледяные объятия, самым первым включится инстинкт самосохранения. И хотя удар о воду вышибет из лёгких почти весь воздух, но когда он начнёт тонуть, открыть рот или вдохнуть у него не получится. Инстинкт не впускать в себя воду будет слишком силён. И когда от недостатка кислорода мозг уже начнёт плавиться и он, наконец, сделает вдох, тогда и станет больно. Лёгкие словно разорвутся и загорятся одновременно, черепную коробку будто зажмёт в тиски и на уровне рефлексов он начнёт беспорядочно молотить руками и ногами, в отчаянной попытке всплыть. Но это продлится не так уж и долго. Не самый плохой вариант смерти.

Сильный ветер треплет волосы и швыряет в лицо дождевые капли, насквозь промокшая одежда липнет к телу, но он словно не замечает этого. Руки начинают затекать, а пальцы замёрзли настолько, что он их уже почти не чувствует.

– Прости, я не умру… – шепчет он посиневшими от холода губами, и безучастный взгляд, до этого устремлённый куда-то за линию горизонта, резко меняется.

Пускай трещат по швам выдержка и стойкость, он справится. Пускай его сказки мертвы, он напишет их заново. Слишком поздно чтобы плакать. Его поглотила тьма – он устроит в ней пожар, ему не хватает кислорода – он научится дышать углекислым газом. Либо не дышать вообще.

С лёгкостью перепрыгнув через перила, хотя рука и соскользнула в последний момент, он мягко приземляется на холодный бетон и, резко крутанувшись на носках, с дикой, необузданной решимостью в пронзительных глазах смотрит на раскинувшийся вдалеке город, переливающийся неоновым светом.


Просто дважды не умирают.