Записки на полях 13 Арест

Лукрита Лестон
- Пройдемте, - сказал Малькут.

Нет, не Малькут. Человек в серо-серебристом костюме, действительно имевший некоторое сходство с Малькутом, насколько коротко стриженный тип из службы безопасности может походить на звездного демона из картины неизвестного Иного.

Этот человек не выглядел рассерженным, но Пьеро сделалось жутко. Картина «Сотворение» закрылась за его спиной, издав напоследок долгий грустный звук. Он стоял в пустом коридоре. Такие пустые серые коридоры находились позади каждой картины и выводили они не к фонтанам. В перчатках на руках и специальном экранирующем мыслительные импульсы шлеме его вели к полицейскому летомобилю. Не все поклонницы разбежались. Одна из них смотрела на Пьеро, словно теперь он стал для нее идолом, а другая послала воздушный поцелуй и растворилась в толпе до того, как один из одетых в серые костюмы мужчин успел заметить легкомысленный жест. В «Ошибке» маги испускали из кончиков пальцев сгустки энергии, иногда обретавшие формы животных или просто напоминавшие огненные шары, лазерные лучи, мячи на резинке, что угодно, в зависимости от фантазии и предпочтений мага. Пьеро подозревал, что когда-то так и происходило в действительности, а автор «Ошибки» только использовал исторические файлы. Иначе как объяснить, что в участок сенсистов и Иных забирают в перчатках, исполняющих, впрочем, еще и роль наручников?

Они пролетали по городу, освещенному приятным полуденным солнцем. Значит, Эйнви сказала правду? По времени как раз выходило около часа дня. Хотя, когда попадаешь в картину, можно здорово потеряться во времени, но Пьеро приспособился и до последних событий не страдал сдвигами реальностей.

Город был хорош, сияющий отполированными гранями похожих на летящие тарелки домов, роями зависавших над скоплениями фабрик по воображению бытовых вещей. Внизу гуляли по просторным тротуарам старики и мамочки с младенцами, путешествовавшими в маленьких летательных аппаратах, не сковывавших движения и задуманных так, что далеко от родителя не улетишь. Ребята постарше носились наперегонки на летательных снарядах, но более изысканные натуры предпочитали крылышки. Солидные мужчины перемещались в офисных креслах. Всюду внизу росли цветы, очень крупные, намного ярче и крупнее, чем в мире «на самом деле». Пьеро всегда считал, что в низком мире цветы красивее. По прозрачным трубам перемещались сонные тела рабочих фабрик. Некоторые из них прямо в спальных костюмах, потому что на каждой фабрике предписывалась своя униформа. Абсолютно все люди оставляли свои записи на тянущихся по городу витринах. На них же рисовали, писали стихи и оставляли небольшие ролики о себе, своих близких и своей жизни. Можно было писать от своего имени, а можно – инкогнито. Простой пипл мог писать, что ему взбредет в голову. Пьеро знал, что неугодные или неприличные изображения просто стираются. Воздействовать на общественное мнение простой пипл не может, поэтому самых упрямых нежно лечили в санаториях, если уж совсем зашкаливало желание самовыражаться. Картины внизу привычно медленно двигались, но Иные в большинстве еще спали, поэтому только некоторые экраны сражались разноцветными огоньками с дневным светом.

Они летели в зону пустоши, над которой парил огромный черный шар с мелкими круглыми окнами. Они уже подлетали, когда Пьеро заметил, как внизу из-под мраморной плитки стандартного тротуара вылезла, будто бы просочившись через иллюзорную материю, черная фигура, за ней другая. Мирные граждане в панике стали разбегаться, но фигура, напоминавшая человека в капюшоне, создала черное облако вокруг себя и в радиусе метров пяти иллюзорная ткань их мира стала растворяться. Пьеро ожидал увидеть дыру, но увидел серое полотно под ногами падавших навзничь разевающих в беззвучном вопле рты людей. К ним быстро примчалась стайка серебристых полицейских летомобилей и выпустила в сторону несчастных густой пар, туманом окутавший проблемное место. Буквально секунду спустя там восстановилась мирная картинка с мраморным неповрежденным тротуаром и цветами, размером с капусту. А людей не было.

Пьеро, который молча наблюдал все это, поднял голову на спутников. Он, естественно, не ждал, что те убиваются по поводу случившегося, но реакция его интересовала, точнее наличие или отсутствие таковой.

Серый, похожий на Малькута, повернул к нему голову.

- Да, это не первый случай. Они проникают повсюду и растворяют реальность.

- И вы что-то предпринимаете?

- Да. Например, арестовываем вас, - мягко улыбнулся лже-Малькут.

- Но при чем тут я?!

- Поверь, парень, такие как ты всегда были и остаются при чем.

Пьеро расхотелось расспрашивать дальше, да и серый охранник равнодушно отвернулся, явно не желая продолжать бессмысленный разговор. Товарищи серого охранника также хранили умиротворенное молчание, а в глазах их читалось полное отсутствие интереса к внешним факторам.

Они подлетели к черному шару, вблизи оказавшемуся размером с маленькую планету. Так во всяком случае показалось Пьеро. Окна, которые издалека напоминали россыпь мелких блесток, на деле в диаметре превосходили средний человеческий рост, а одно из них оказалось дверью.

Они долго шли по длинному узкому коридору с умеренно светящимися серыми стенами. Время от времени им преграждала путь энергетическая заслонка, полыхавшая впереди радужными всполохами. Охранник гасил преграду, они проходили и шли до новой преграды. Пьеро вдруг сообразил, что шар и преграды не иллюзорные. Они «на самом деле». Должно быть, коридор шел спиралеобразно, неким сложнейшим лабиринтом, потому что никогда еще Пьеро не доводилось преодолевать такие громадные расстояния настоящими человеческими ногами. В картинах дороги сами двигаются тебе навстречу, декорации меняются, а в любую точку планеты можно быстро переместиться по трубе.

Наконец они оказались в просторной зале округлой формы. Помещение, должно быть, находилось посередине шара, потому что окон не наблюдалось, но было очень широким, таким, что едва виднелись теряющиеся в неярком освещении стены. Пьеро подвели к пьедесталу, на котором стояли обычные в старинном стиле стулья и добротный письменный стол. Но не это поражало Пьеро, который расстояние до стола преодолевал на подгибавшихся от липкого ужаса ногах. Эта большая комната вся сплошь была уставлена креслами, снабженными присосками. На этих креслах сидели люди, больше напоминавшие трупы, потому что их лица выглядели изможденными, измученными. «Короны», украшавшие их головы, выглядели массивными, с большим набором проводков, всевозможных отростков и трубочек, чем было, когда Пьеро пользовался ими в школе или иногда по необходимости на некоторых картинах, чтобы наблюдать отстраненно, не погружаясь в сюжет. Он заметил, что некоторые трубочки воткнуты в тела людей. Наверное, по ним доставлялись питательные вещества и что-то необходимое для жизнеобеспечения. Под потолком клубилась сияющая субстанция, издававшая трещащие звуки, гул и музыкальные трели. В этой субстанции Пьеро уловил пару нечетких образов. Его мутило. Он посмотрел на человека, сидевшего за столом.

Это был Отец, каким его принято показывать на домашних экранах и в лентах новостей, протянутых по всему городу. Однако теперь Пьеро узнал его и вскрикнул.

- Стив!

- Да, когда-то был и им. Присаживайся, приятель.

Пьеро сел на стул, с отвращением замечая, что его коленки подпрыгивают. Ему вдруг захотелось умолять Стива отпустить его, дать клятву, что никогда он больше не будет думать о мире «на самом деле», перестанет заниматься сенсизмом и поступит на фабрику по воображению обогревателей или там… тротуарной плитки. Он не был удивлен, что Отец рассмеялся. Разве не ясно, что его мысли здесь не тайна?

- Нет, Петро. Ты не сможешь измениться. Не ты. И не такие, как ты. Ты мне нужен здесь.

Тут Пьеро сообразил, человек перед ним не может быть Стивом.

- Постой… Как ты можешь быть Стивом? Стив из картины «Ошибка Белого мага». Это вымышленный персонаж, - пробормотал сенсист.

У него кружилась голова от мыслей и впечатлений. Когда он раньше попадал на допросы спецслужб, все было проще, яснее. Его спрашивали. Он отвечал. По правилу еще Василием внушенному отвечал. «Не признавайся, что видишь». Отпускали быстро. Работало. Стивену, если этого Стивена вообразили на основе исторических файлов, сейчас где-то около семисот-пятисот лет. Пьеро не знал, как и многие его современники, точное время катастрофы и как долго восстанавливался мир.

- И все же я Стив. Более того. Ты – Петруха, - улыбаясь, сказал Отец.

Теперь он больше напоминал старика с красными глазами. Злыми, колкими несмотря на улыбку. Его молодое лицо напоминало воображаемую маску, но Пьеро не удавалось заглянуть за нее.

- Это в смысле того, что фантазии отражают суть? – спросил Пьеро, замечая с удивлением, что тряска проходит. Собственно, что ему грозит? «О, нет… вот об этом лучше не думать».

- И в этом смысле тоже. Но на самом деле все сложнее, друг мой. Это тот случай, когда в двух словах не объяснишь. Тогда приходится прибегать к образам. Ты видел достаточно, чтобы примерно понять то, что я тебе скажу. Готов?

- Ну… Да, - неуверенно пробормотал Пьеро.

- Ты, как я, как еще некоторые здесь… Гммм… Я имею в виду под «здесь» - в нашем современном мире, а в этой комнате как раз только подобные нам с тобой. Так вот мы – Отсеянные. А ты и такие, как ты - Дети Люцифера.

Пьеро рассмеялся. У него прошла дрожь. Так он узнал сегодня, что современным обществом управляет какая-то маньячная секта? Люцифер – дьявол. И сатанисты, извращенцы и прочие ублюдки всех времен и народов часто собирались под его знаменем. Что ж его ждет? О нет… Его распнут на камне, проткнут трубочками, наденут корону и заставят воображать для них оргии?

- Знаешь, я так и не понял, почему лучезарный отсеивал идиотов, вроде тебя, - брезгливо заметил Отец, теперь снова похожий на Стива. - Неудивительно, что тысячелетия его преследовали неприятности. Ты не пытался применить кроме воображения мозги и хотя бы логически ответить на вопрос: почему - дьявол тебя побери! – ты, именно ты видишь мир «на самом деле»?!

- Я не вижу…

- Заткнись! Я убеждался в этом на каждом допросе! Меня уже тошнит от образа твоего придурочного Василия, твердящего тебе «не признавайся». Я знаю, что ты видишь мир «на самом деле». Ты это можешь уяснить? Не то, что этот гребаный мир видишь ты, а то, что об этом знаю я?! Понятно?

- Да.

- Люди всегда делились на касты, общества, расы, религиозные предпочтения. Это ты знаешь. Однако ни ты, ни другие не замечали, что среди смешения племен выделяется особый тип людей. В разные времена их называли по-разному, но именно среди них рождались звезды. В танце, музыке, живописи, поэзии и даже в политике и финансах. Звездные дети. Их жизнь вечно бывала исполнена страданий. Да. Это их главное отличие. Ни один из них не умер в богатстве и процветании за крайне редким исключением, но у тех путь закончен и предрешен. Так что я здесь, Петруша, чтобы позаботиться о тебе, - насмешливо закончил Отец и перевел дыхание.

- Прости, но я так и не понял. Ты, я… Ты также дитя Люцифера? В каком, пардон, смысле?

- Был им, - отмахнулся Стив, игнорируя насмешливый тон Пьеро. - но я выбрал себе другого господина. Он сильнее. Между прочим, миром вечно правил он, а Люцифер постоянно находился в опале. Забавно, но даже у тебя главный… гммм… почти главный защитник людишек первым порывом вызывает гнев.

- Хорошо. Что означает быть дитем Люцифера помимо трагической жизни и мучительной смерти?
Теперь Пьеро абсолютно успокоился. У него складывалось впечатление, что они снова беседуют на излюбленные Стивом темы: «Чем отличаются Иные, воображающие для Пипла, от «Иных» нелегалов, а тем более Диких?»; «Что ожидает Иных, если те начнут воображать миры не по правилам?»; «Как с ними расправляются Древние, почему в их картинах часто присутствует образ демона-искусителя, и почему этот демон явно симпатичен опальным Иным?» и так далее.

- Ну… Жизнь у них временами блестяща, - почти мечтательно произнес Стивен, и Пьер украдкой осмотрелся, потому что ему чудилось, что они встретились пропустить бокальчик-другой энергококтейля в кафе, но сейчас им помешает сиреневолосая Мэрри, которую придется убить, в этот раз за навязчивость. - Причем только у его детишек выходит не просто встать в красивую позу, скажем, со шпагой в руке, но и в самом деле великолепно ею отмахать, повергнув противника. Так же, как шпагой - любимое его оружие, как вообще колюще-режущие предметы, - они владели речью, формулами, логикой. Другие из них – кистью или пером. Его детей отличает блеск. Великолепие! Превосходство! До поры до времени…

- Погоди. Мы остановились на блестящей жизни, - осторожно заметил Пьеро. - Я, однако, не заметил особого блеска в своем скромном существовании.

- О, все еще впереди. Мы же только начали! – рассмеялся Отец очень по-Стивенски.

- Стивен… Ммм…Отец. Что меня ждет?

- Ты много раз рождался, - вновь задумчиво протянул Отец. - У человека после смерти выбор не велик. Или его энергия уходит к тому, кого даже я не посмею назвать. К светлейшему началу, очистившись от гордыни и страстей. Или… Вот тут масса вариантов. Ты и представить себе не можешь, сколько их. Однако для таких, как ты, вариантов не было. Все же Люцифер, даром что ваш защитник, но он дьявол. Причем чистейшей воды. Он отслеживал определенных людей, сопровождал их весь их жизненный путь и… забирал себе. Некоторые из них просились обратно - пожить. У него скукота там невообразимая. Я сам не помню, но мне господин мой рассказывал. Так вот. Такие, как ты, возвращались. Жили своей блестящей с муками жизнью, чтобы вновь угодить в его царство, потому что не желал он вас отдавать.

- Отдавать кому?

- Даже своему приятелю, Алтеру.

- А тот, что делает с людьми?

- Алтер… Самую чистейшую энергию много раз рожденных он без зазрения совести возвращает свету. Личность при этом теряется.

- А твой господин, что делает?

- Много чего. Я вот живу уже пятьсот лет.

- А я тебе нужен, чтобы принять твою сторону?

- Ты все-таки очень глуп… - утомленно произнес Отец. Чем больший интерес беседа вызывала у Пьеро, тем меньше интереса к ней оставалось у его собеседника.

Отец взмахнул рукой. Пьеро поднялся с вновь закружившейся головой. К нему направлялись люди в серых костюмах. Один из них вез по ковровой дорожке коляску с рыжеволосым мужчиной.