Глава 16. Слава Богу – пронесло.
Наша учебная стоянка самолётов находилась недалеко от речки Серет левого притока Днестра. В пятидесяти метрах от неё в небольшом домике размещалось караульное помещение.
Два-три раза в месяц курсантам положено было отдежурить одни сутки в карауле по охране амолётов на стоянке. Их насчитывалось немного и одного типа: истребители авиаконструктора Семёна Андреевича Лавочкина Ла-5ФН с двигателем АШ-82Н.
– Твоя очередь, – сказал мне начальник караула, – бери автомат, вот тебе рожок с патронами, вставляй его и шагом марш: разводящий ждёт на улице.
Когда мы подошли к стоянке, часовой окликнул нас: «Стой! Кто идёт?»
Разводящий ответил и назвал пароль.
Втроём мы обошли всю самолётную стоянку.
– Пост сдал, – отрапортовал мой предшественник.
– Пост принял, – ответил я и они покинули охраняемую территорию.
В наступившую летнюю ночь мне предстояло отдежурить одному на посту два часа.
Луна то пряталась за облака и становилось вокруг темно, то выскакивала из их плена и освещала самолёты, а в двух шагах за ними, католическое кладбище, отгороженное железной невысокой изгородью, за которой виднелись красивые надгробья в виде человеческих белых фигур из мрамора. Тишина и спокойствие: даже ночные кузнечики почему-то не цокали в траве.
Я ходил по узкой тропинке взад и вперед вдоль стоянки между оградой кладбища и хвостами самолётов. Близость его наполняло голову мыслями о скоротечности человеческой жизни с непроходимым чувством тревоги, которое зародилось после слов начальника караула, инструктировавшего нас: «Будьте максимально внимательны – в районе Чорткова орудуют бандеровские группы».
Вдруг мне показалось, что за оградой кладбища зашуршала трава. Решив спрятаться, я шагнул в тень от самолёта, потом присел и прислушался. Шорох повторился, стал сильнее и ближе к ограде и ко мне.
Лунный свет, как будто нарочно сначала светил, «хоть иголки собирай», но, когда я увидел, что трава шевелится и кто-то подползает к ограде, луна вдруг скрылась за облаком и стало темно.
Сбросив автомат с плеча, я громко скомандовал: «Встать и стоять! А то стрелять буду, – одновременно снял автомат с предохранителя и, отведя рукоятку затвора на себя, загнал патрон в ствольную коробку. В темноте не было видно, что кто-то встал или нет, но шорох продолжался.
Направив ствол автомата в место шороха, я нажал курок. Тишину накрыла автоматная очередь. Пришлось лечь на сырую от ночной росы траву и приготовиться к бою, если это окажется нападением.
Шорох прекратился, а через несколько минут я услышал голос начальника караула, который спешил ко мне на помощь, услышав мою стрельбу, – «Я начкараула – свои! – крикнул он и затем назвал действующий пароль. С ним были двое: разводящий и один курсант.
– Что случилось, почему стрелял?»
Выслушав мой рассказ, он приказал курсанту перелезть через забор и осмотреть место, в которое я стрелял, чтобы убедиться кого я ранил или уничтожил. А мы встали у изгороди на всякий случай защитить курсанта. Луна захотела помочь нам и вышла из-за облака, освещая место происшествия.
Десять минут потребовалось, чтобы узнать о случившемся: курсант подошёл к железной изгороди, и мы увидели в его руках убитого ёжика. Было жалко ёжика, но начальник караула похвалил меня за меткую стрельбу и назвал «Ворошиловским стрелком».
Это кличка оставалась за мной до конца учёбы в авиашколе.
В караульном помещении после возвращения с поста, меня ожидали два моих земляка, москвича: Анатолий Солдатов и Володя Федоров с предложением сходить на речку.
– Вы что предлагаете сходить из караула в самоволку? – удивился я и напомнил им, что нарушений больше не готов делать, – хватит с меня девяти суток гауптвахты.
– Никакой самоволки мы тебе не предлагаем, – пояснил Федоров, – есть разрешение начальника караула: на два часа под мою ответственность, что не допустим никаких происшествий. Речка Серет недалеко от нас. Он только попросил посмотреть цела ли лодка старшины Боженко, которая там хранится под замком, а весла вон в сарае лежат и ключ от замка вместе с ними там же.
«– Это совсем другое дело», – сказал я своим друзьям. Покатаемся на лодке. Давно не плавал: с тех пор, как покинул берега Волги-матушки.
– Брать лодку и плавать на ней начкараула не давал разрешения, да мы и не просили его об этом.
– Поплавать по реке Серет на лодке старшины Боженко, которому мной выкопан в его дворе погреб, беру под свою ответственность, – объявил я, подчеркнув слова «свою ответственность». – Пусть будет это оплатой моего труда, – сострил я.
Мы нашли лодку Боженко на берегу и спустили её на быструю воду реки Серет. Будучи опытным лодочником, пожившим на Волге, мной было предложено сначала подняться вверх реки против течения, чтобы при возвращении не тратить лишних сил и очутиться в том месте откуда начинали свой путь.
Ширина реки в месте нашего плавания не превышала 20 метров. Оба берега хорошо просматривались, так как ночь уступила свои права рассвету, а на востоке, гася утреннюю зарю, всходило солнце.
Минут через сорок нашего плаванья на противоположном берегу показались белые хаты и частный или колхозный сад села Угринь.
– Пора поворачивать назад, – обратился Анатолий к Володи, сидевшему рулевым на корме.
– Разворачивай, но греби к левому берегу и угриньскому саду: подберём с земли яблок на дорожку и начкараула угостим, – посоветовал я своим приятелям. Лодка развернулась и, двигаясь перпендикулярно течению, сходу врезалась в берег – как раз у раскинувшегося сада. Затащив её подальше от воды на берег, чтобы не смыло течением в реку, мы, прихватив два брезентовых ведра, которые нашли в лодке, пошли собирать упавшие с яблонь спелые плоды.
Не поднимая глаз и головы, согнувшись ходил я под яблонями, собирал и складывал выбранные плоды в ведро. Так увлёкся своим занятием, что не заметил, как наткнулся на чьи-то яловые сапоги вдруг появившиеся на моём пути. Зная и понимая, что курсанты носят только кирзовые сапоги, удивился и поднял голову, чтобы посмотреть: кто же стоит молча передо мной.
Он был молод, среднего роста, в белой рубахе, расшитой украинским орнаментом, с форменной кепкой на голове и улыбкой на губах. В правой руке незнакомец держал автомат ППШ-41, точно такой же, как я оставил в караульном помещении двумя часами раньше.
Сначала я подумал, что это сторож, но оглянувшись увидел, что рядом с моими товарищами, стоят два таких же похожих хлопца, понял, что это не сторожа, потому что сторожей по три человека в одном месте не бывает и армейских автоматов ППШ-41 им для охраны яблоневых садов не дают.
Догадка, как молния поразила мой мозг: нет сомнения, что это бойцы подпольной украинской повстанческой армии – бандеровцы.
– Так вот, где таится погибель моя! – чуть изменившееся строка из стихов А.С.Пушкина застряла в моей голове.
Недавно цыганка Аза в Казатине нагадала мне долгую жизнь, а теперь всё так быстро и подобным образом закончится. Неужели она побоялась сказать об этом?
Как бы там не было, но живыми от бандеровцев нам не уйти: застрелят, а трупы выбросят в реку Серет.
– Ну что, москальский кацап, наших украинских яблок захотелось? – спросил молодой бандит, прислоняя дуло автомата к моему животу, и я через гимнастерку почувствовал его холод.
– Выверни карманы штанов, а потом подними руки вверх, – приказал он на чистом русском языке, с чуть заметным украинским акцентом.
Сначала мне захотелось схватиться за дуло автомата и ударом своей ноги в его пах, выхватить из рук ППШ-41, но подумав, что он не один и такое действие не меняет обстановки, отказался от задуманного приёма, и вывернув карманы, поднял руки, но не вверх, а в стороны.
Тем временем с моими товарищами Солдатовым и Федоровым происходило то же самое, что и со мной. Их обыскали и у Володи отобрали наручные часы «Победа».
Других ценных вещей у нас не оказалось.
– Будем кончать с москалями? – спросил один из бандитов, обращаясь к своим подельщикам.
– Убирать их нельзя, – возразил другой, – будут искать, начнутся обыски в селах, облавы и новые аресты наших людей с отправкой в Сибирь. Обрати внимание на их погоны: они голубые с птичкой – это авиация, а не малиновые – войск МВД, которых я бы не задумываясь пустил в расход.
– Быстро, не оглядываясь в свою лодку, пока я добрый, – скомандовал нам, по всей вероятности, их командир и бандеровцы скрылись в глубине сада, а мы вернулись в лодку и сразу отчалили от берега.
Возвращаясь в караул, мы дали друг другу слово не разглашать о происшествии, которое произошло с нами.