Этим вечером ливень не кончит лить
и мне не хочется жить.
Этот вечер нежен, почему и нет,
женской прелестью горькой он одет.
Cecar valjeho
Я родился в Лиме, когда шел дождь. Это был плач по моей матери. Она умерла сразу после родов. Её последними словами были: " El Chinito", - моя маленькая китайская куколка. С тех пор никто не вспоминал моего реального имени Рикардо и называли El Chinito, а позже, когда вырос, El Chino.
Мне было 7 лет, когда отец забрал меня к себе - в Портланд, штат Орегон.
Он был немногословен и о матери я знал совсем мало. Её звали Альба. Оба они были родом из Перу, а познакомились В Портланде, когда,по обмену студентами, приехали учиться в Университет. Вскоре они поженились. Будучи на седьмом месяце беременности, моя мать была вынуждена вернуться в Лиму к тяжело больному отцу. Тогда-то и случились преждевременные роды. Отец её выжил, а она - умерла.
ИДОЛ
Я редко вспоминаю Перу и меня туда совсем не тянет. Только изредка мне снятся высокие горы, холодное , до ломоты в зубах синее небо и множество желтых полевых цветов. Иногда в моих снах приходят ко мне женщины в красных тканых одеждах. Они обступают меня. Черные волосы распущены и лица скорбны. Я знаю, что одна из них - моя мать. Она улыбается и протягивает ко мне руку, как бы желая коснуться моей щеки. Я слышу её шепот : "El Chinito.. "
Я тоже неразговорчив, как и мой отец. И, как и он, не очень высок и худощав, но широк в плечах. Волосы у меня черные и длинные, почти до плеч. Во время работы я забираю их в хвост. Несмотря на это товарищи по работе прозвали меня Исусом, особенно после того, как я отпустил небольшую бородку. Но мне больше льстила другая кличка, Дьявол. Так меня прозвали друзья-мотоциклисты, за любовь к езде на бешенной скорости. Это мое имя внушало страх некоторым девушкам, но и вызывало любопытство к моей персоне. Я же старался держаться с ними на дистанции - не потому, что мне никто из них не нравился, просто уже однажды обжегся на молоке и , как результат, у меня есть сын, которого, как и меня , зовут Рикардо. Я же предпочитал свободу.
Нет ничего на свете приятнее, чем встать до восхода солнца , когда сапоги мгновенно становятся мокрыми от росы, сесть на свой красный, блестящий хромом, мотоцикл и мчаться по абсолютно пустой еще дороге. Лишь бы ветер бил в лицо, и, как парус, надувал мою кожанную куртку. Восторг переполнял меня тогда и хотелось кричать от избытка чувств, но.. Я молчал. Я - " странный", по мнению многих. Я не смеюсь, там где смеются все и не плачу там, где полагается плакать. Одна из моих подруг обозвала меня в сердцах бесчувственным идолом. Я знаю, что идолом люди называют статую, вырезанную из камня. Одну такую статую я видел давно, когда жил в пригороде Лимы.
Обнаружил я её на пустыре, неподалеку от дома. За этим местом водилась дурная слава. Несколько раз там начиналось строительство нового квартала, и тут же там что-нибудь случалось - то кого-нибудь калечило, или внезапно случался пожар и кто- то погибал в огне. Люди Перу все еще верят в силу духов, которые не любят, когда их тревожат. Так и вышло, что строительство ушло в сторону и пустырь предали забвению.
Мне иногда удавалась сбегать туда от неусыпного надзора моей, вечно жалеющей меня тетушки, чтобы побыть одному. Так было и в тот раз. Кусты сомкнулись за моей спиной, но я бесстрашно шел вперед, раздвигая заросли поцарапанными руками. Тишина шла за мной по пятам и забиралась в уши. Я знал, что меня ищут, но не желал поворачивать назад - я чувствовал себя сродни этой великой, пахнущей цветами, тишине.
Вдруг нога моя подвернулась и, кубарем я покатился вниз и через мгновенье оказался на дне прохладного оврага. Когда-то это было русло ручья, а теперь его дно было только слегка влажным и скользким. Отряхнувшись, я отправился на поиски выхода оттуда, как вдруг за поворотом дорогу мне преградил огромный камень. Он был так велик, что обойти его не было возможности, и, рассердившись, я стукнул его палкой. От его верхушки отвалился большой кусок засохшей глины, обнажая глаз. Мне стало не по себе, но я уже тогда был не робкого десятка, и, превозмогая страх, я ударил камень еще и еще. Оболочка его рассыпалась и под ней оказалось каменное изваяние. Наверное это был один из богов Инка - я слышал от взрослых, что время от времени их все еще находят в джунглях.
Кто бы он ни был, вреда он мне не причинил и терпеливо сносил мои попытки окончательно очистить его от грязи. Устав, я сел напротив его, невольно копируя его позу, и, обняв колени руками, погрузился в безмолвие. И ,чем неподвижнее я сидел, чем дольше, не моргая, смотрел на его, застывшее в непонятной улыбке лицо, тем больше мне казалось, что он - это - я, а я - это - он.
Мои руки и ноги так затекли от неподвижности, что,когда меня, наконец, нашли и попытались поднять, то я, с криком, упал. Идол беззвучно улыбался и я махнул ему рукой - прощаясь. Меня несли на руках, что- то испуганно приговаривая. Взрослые втягивали головы в плечи, оглядываясь назад - туда, где остался ОН. Я чувствовал, как тяжелеет и каменеет мое тело, как будто ОН навеки переселился в меня.
ПАЛОМА
Я работаю курьером в аэропорту, развожу грузы по местам назначения. Неделю назад в моем маршруте появился новый пункт - Галлерея. Один из самых дорогих торговых центров города. Мне приходилось там бывать, не часто, и не в качестве покупателя - тамошние цены мне были не по карману. Но пройтись с друзьями, глазея на витрины и втягивая носом запах богатства - иногда, было приятно. Теперь же я бывал там по работе. Название магазина точно не помню, кажется , "Джиованни".
В первый день дверь мне открыла толстая женщина, которая тут же шарахнулась от меня, как от прокаженного. Я думаю, её испугали татуировки на моих руках.
На следующий день на пороге появилась Она. У меня захватило дух.
- Палома. - Сказала Она и протянула мне смуглую узкую руку.
Я тоже назвался и протянул ей квитанцию за доставку. Она подписалась , крупно, левой рукой, засмеялась, встряхнула рыжей челкой, так что волосы упали ей на зеленые глаза, круто повернулась на высоких каблуках и ушла, крикнув на прощанье : " Ариведерчи!"
Недоброжелательная толстуха, их портниха, захлопнула за мною дверь.
Женщин,таких, как Палома, ярких, холеных и изящных мне раньше доводилось видеть только издалека. Никогда я не мог бы подумать, что эта встреча настолько меня взволнует. Я, конечно, никому и словом об этом не обмолвился. Так и хранил в памяти, как хрупкую игрушку, то, что люди называют мечтой. На самом же деле я отлично понимал, что ничего между нами и быть не может, что она для меня - недосягаема.
Наступила пятница - день доставки на Галлерею. Я поймал себя на том что нервничаю. Что надел свой лучший джинсовый костюм и кожанный жилет, которые обычно одевал по выходным, идя на свидания. Разозлившись, я переоделся в старое. Все равно не было и шанса, что я могу привлечь её внимание. Не нравится - пусть не смотрит.
Она и не смотрела, была занята. Жестом показала, куда поставить ящик с товаром, расписалась, и, не поднимая на меня глаз, холодно сказала: " Чао".
И все. Никаких эмоций. Оставалось одно - дожить до следующей пятницы.
СВАДьБА
Я был готов к чему угодно, только не к этому: она со мной заговорила - тепло и ласково.
На мгновение в душу закралось подозрение, нет ли в этом какого-нибудь подвоха. Она смеялась над моими неуклюжими шутками и мне тоже становилось легко и свободно. Потом она спросила, , чем я занимаюсь после работы , хотя, думаю, по моей одежде и так легко можно было догадаться, что я большой поклонник Харлей Давидсона. Я ответил, что люблю ездить на своем мотоцикле по бесконечным Техасским просторам.
На её вопрос, чем я буду занят в ближайшие выходные, я рассказал ей о предстоящей поездке на свадьбу байкеров, где я буду присутствовать в качестве друга жениха. Её глаза загорелись:
- А ты мог бы взять меня с собой? Я бывала на многих свадьбах, но на такой - ни разу.
Она смотрела на меня , выжидающе, крутя на пальце золотое кольцо с огромным аметистом.
У меня дух захватило, при мыслио том, что я могу появиться с ней на людях, но как всегда, невозмутимо, я ответил:
- Ну что ж, почему бы и нет.
И мы договорились о встрече.
Она должна была появиться сминуты на минуту, и я нервно курил сигареты, одну за другой.
Вот на бешенной скорости вылетела из за угла маленькая Хонда Дел Сол , и визжа тормозами, остановилась позади меня. Это, конечно, была Палома, в черных джинсах в обтяжку и оранжевой кофте с глубоким вырезом. " Немного фривольно, даже для байкерской свадьбы," _ подумал я, но она уже вместо приветствия чмокнула меня в щеку, как старого знакомого, удобно устраиваясь за моей спиной и надевая мотоциклетный шлем. В руках у неё был рюкзачок, как пояснила она, с платьем и босоножками. Мотоцикл рванул с места.
Нам повезло и воскресная дорога была полупустынна. Ветер бил мне в лицо, смуглые пальцы её рук сцепились у меня на животе. Жизнь была прекрасна. Я понимал, что эта поездка - всего лишь прихоть избалованной женщины, но, в глубине души, я был этому очень рад, для меня это был подарок.
Мы добрались до маленького городка Бурнетт за три часа. На поляне перед домом моего друга, Брата Лося, сгрудилось около десятка мотоциклистов. Все они , как и я, были одеты в черные джинсы, белые футболки и кожанные жилетки. Они дружно подняли вверх правую руку, приветствуя меня, и я ответил им тем же.
Вышел жених, красивый, молодой, улыбающийся, и сел в Форд " Мустанг " с откидным верхом и украшенный белыми цветами. Процессию возглавил старейший Байкер по имени Тролль, с седой окладистой бородой и в татуировках с головы до ног.
У дома невесты нас уже поджидал пастор, с белым воротничком вокруг шеи и в черной сутане, из под которой были видны черные джинсы. В татуированных руках он держал святую Библию.
Я не мог не заметить, что появление Паломы смутило мою братию, они молча проводили её фигурку, когда она напраявилась в дом невесты, чтобы переодеться. Вели они себя тише и сдержанней, чем обычно, и, клянусь, когда она появилась на крыльце в своем оранжевом платье с высокими разрезами по бокам и лакированных черных босоножках, рты у всех открылись, как по команде. Особенно, когда порыв ветра рванул полы её платья и обнажил её стройные загорелые ноги, обтянутые оранжевыми же короткими шортами.
Она заметила это и помахала им рукой: " Чао!"
Я был горд, что она произвела такой фурор в моей компании,что она была - моя девушка.
После церимонии венчания было застолье. Пиво, вино и шампанское лилось рекой и вскоре, утомленные счастьем, все разбрелись с подругами - кто куда. Палома выжидающе смотрела на меня.
Сгущались сумерки. Не зная, что сказать, я коснулся пальцами её щеки. Она была теплая и упругая. Мои пальцы добрались до её изящного уха, коснулись маленькой складочки возле губы. Должно быть дрожание моих пальцев выдало меня ( хотя внешне я оставался, как всегда, невозмутим), потому что она вдруг взяла мою ладонь и приложила к своему сердцу. Я почувствовал, как жадно оно бьется, как будто запертый в клетку голубь. Мы одновременно встали со скамейки и я молча повел её в лес.
На небольшой полянке я расстелил на земле свою футболку. От неё пахло вином, мужским одеколоном Фаренгейт и нагретой солнцем кожей. Желание переполняло меня, а я все оттягивал этот миг наслаждения, чего-то выжидая. Я и сам не понимал, чего. Верхняя пола её платья задралась, оголив плоский живот. Я облизнул губы и, наклонившись, коснулся кончиком языка впадины её пуповины . Остро запахло женщиной и смятой травой.
Когда я проснулся, в небе царили звезды. Паломы не было видно, хотя её одежда и обувь лежали подле меня. Тревога закралась в мое сердце - я боялся, как бы чего не случилось, прерия большая,она одна, да еще совершенно нагая!
Быстро одевшись и захватив её вещи, я отправился на поиски - наугад, хотя мне казалось, что я улавливаю слабый запах Фаренгейта.
Я долго блуждал - понапрасну, она не отзывалась на мой зов, я молил Бога, чтобы скорее наступил рассвет. И наконец мне повезло, на краю обрыва я увидел её силуэт. Когда я- сбоку- заглянул в её лицо. я увидел две влажные дорожки на её щеках. Волна нежности поднялась в моей душе и я протянул руку, чтобы вытереть её слезы и утешить, но она с гневом оттолкнула её от себя:
- Не смей!
Я хотел оттащить её от обрыва и сделал пол-шага вперед, и тут же щеку мою обожгла подщечина.
Это было уже слишком, я схватил её за запястья, предупреждая второй удар. Она сопротивлялась молча, закусив губу, пока со стоном не опустилась на землю у моих ног.
- Я тебя ненавижу... - расслышал я её тихий голос. - Почему ты так со мной поступил? Ты не любишь меня? О, нет, ты никого не любишь, ты холодный, как камень! Крикнула она.
Я знал - от других девушек, что иногда в порыве страсти я причинял им боль, но никто из них не ставил мне это в вину. Так почему же..Я ведь пальцем до неё не дотронулся.. Вернее, дотронулся, но когда понял, что не в силах совладать со своим желанием, я отпустил её.. Впервые в жизни я хотел поступить по правилам. Не знаю почему, но с ней мне хотелось пройти через все обряды, которые я иногда беззлобно вышучивал: обручение, венчание и так далее. Глупо? Наверное. Я ведь даже не спросил, чего она сама хочет.
- Я ведь не прокаженная, так почему же ты меня оттолкнул?
- Кто такой Марк?, ответил я вопросом на вопрос. - Ты меня назвала этим именем.
Ответа не последовало. Она оделась.
- Пожалуйста, отвези маня домой. - Сказала она.
Я удивился.
- Прямо сейчас?
- Пожалуйста... - Она была необычно тиха и почти меня расстрогала.
Она сжала мои пальцы и мы продолжили путь бок о бок.
- Скажи, Ел Чино, у тебя вообще нет никаких чувств?
- А у тебя?
- Ты мне нравишся.
- Ты мне - тоже.
- И все?
- И все.
Не мог же я ей сказать, что сердце мое разрывается на куски от любви и нежности к ней. Впервые я пожалел, что был так немногословен.
В доме все еще спали и мы уехали, не попрощавшись.
Мы мчались по пустынной дороге. Я снова был самим собой - ветер выдул из меня все лишнее - сомнения, тревоги, слова. Мне было хорошо и просто, и этот момент освобождения и был моим собственным " моментом истины".
Я прибавил скорости, и Палома еще крепче вцепилась в меня.
- Быстрее! - Крикнула она - Еще быстрее!!
Я прибавил газу, а она все барабанила по моей спине:
- Еще!!!
Дорога была прямая, как стрела. Небо было прохладно-серое, начинающее розоветь снизу - солнце было уже близко. Вот огромный красный ломоть его вывалился из за горизонта. Палома завизжала от восторга :
- Прибавь еще скорости! Ну, миленький!
Это было сумасшествием, но я послушался - эта женщина могла бы вить из меня верёвки.
Вдруг откуда ни возьмись на дорогу выскочил маленький серый комочек. Это был кролик и мы неумолимо приближались к нему. В его распоряжении была вся дорога, но, в последний момент он вдруг метнулся назад, прямо под колесо. От неожиданности я тормознул, но было поздно, мы переехали маленькое тело, руль подвернулся и машина, как лошадь, подкинула задом. Палома перелетела через меня и тело её исчезло в зарослях цветущих кактусов. Последнее, что я помнил - мой мотоцикл, летящий по воздуху с беззвучно крутящимися колесами.
Его полет как бы растянулся во времении, оглохший от удара о землю, я с любопытством, и без тени страха, следил за его ко мне приближением. Потом эта масса металла рухнула на меня.
Солнце погасло.
Я не знал, сколько времени я шел по той дороге, только она все никак не кончалась. Я не чувствовал боли, хотя и был весь в крови. Я знал только одно, что мне нельзя останавливаться ни на миг. Палома не приходила в сознание и не подавала признаков жизни. Кровь запеклась уже на её лице, но бурое пятно на оранжевом платье расплывалось все шире. А между тем пытка временем продолжалась Обычно я всегда страдал от его нехватки, теперь же его было слишком много, и оно тянулось и тянулось, и не было ему предела. Вечность пытливо вглядывалась в меня и у неё были глаза идола.
Когда я опять сумел открыть глаза, все вокруг было белым : Стены госпиталя, повязка на моей голове и поломанных ребрах, белые жужжащие пчелы - врачи, которые все выпытывали у меня и не оставляли в покое, а мне так хотелось тишины. И еще, узнать, как там моя Палома.
Прошло, казалось, еще одно столетие, я очнулся. Неподалеку от меня высокий мужчина безуспешно пытался прикурить, но зажигалка падала из его дрожащих рук. Я встал, и подойдя к нему, взял её в свои руки и дал прикурить . Он поблагодарл меня кивком.
- Спасибо... за Палому. - Сказал он.
- Сестра? - Все еще на что-то надеясь, спросил я.
- Жена. - И представился: Я - Марк.
Я вышел из здания.
Я шел по дороге - назад, туда, где в пыли остался лежать мой разбитый Харлей.
Смеркалось. Ветер дул мне в лицо, черные волосы мои развевались, а губы напевали песню, услышанную когда-то давно:
Этим вечером в Лиме ливень льет,
и я вспоминаю, как глыбой льда
я рухнул на полевой цветок,
не расслышав робкое: Не надо так...
Вот почему в этот вечер, как филин,
я сижу с нахохленным сердцем.
Женщины мимо проходят - другие,
и разносят по камешку
груду скорби моей о тебе.
Этим вечером в Лиме ливень не кончит лить,
и мне не хочется жить.*