Три истории материнского инстинкта

Ирина Горбань
1

Света всегда любила смотреть в небо. Сколько в нем глубины и цвета. Сколько странного и интересного где-то там, высоко-высоко над головой. Небо дарит солнечные дни и дождевые тучи, радугу и лёгкие облака. А еще небо дарит звуки. Самые роскошные звуки в мире – гул пролетающих самолетов. Они оставляют позади себя клубы белого дыма, который  часто переплетается между собой замысловатыми геометрическими линиями.

Пески с этим повезло. Город живет жизнью аэропорта, прилетов и отлетов разнообразных самолетов и лайнеров. И ничего, что их гул  иногда досаждает своим ревом. Жизнь бурлит.

Так было всегда. Так было всю ее жизнь. Молодую жизнь.  Светлана любила цветы. Не просто любила, - она умела за ними ухаживать. А еще она их фотографировала. Кто-то нарвет цветов на клумбе, поставит их в вазочку и любуется. А Света сфотографирует, разложит снимки на столе и тоже любуется. Зато она сумела сохранить всё в естественном виде. И дети это знали, никогда не рвали на клумбах цветы.

*

Первые взрывы ошеломили весь город. Здесь никто и никогда не видел ополченцев, здесь не было блокпостов. Здесь жили мирные люди. Кто и по чьему приказу решил бомбить детей и стариков, узнали спустя время. А пока… Приготовленные заранее «тревожные сумки», продукты, воду, теплые вещи и одеяла люди побросали в подвалы и ждали налётов.

Дети Светланы, Наташа и Андрей, в последнее время словно прилипли к матери. Ни на шаг не отходила от нее дочь. Страх сковал девочку цепкими щупальцами.
- Мама, в небе летают самолёты! - закричала Наташенька, вбегая в дом.
- Бегом в подвал! – скомандовала мать.
Так началась первая бомбежка Песок с самолетов.
Когда кот влетел в подвал, - никто не видел. Только Андрюшка заметил два светящихся огонька в уголке подвала.
- Мурзик, иди ко мне, - потянулся к коту ребенок, но тот не сдвинулся с места.
- Я сейчас принесу тебе этого трусишку, - встала Светлана с табурета.
Она подобрала Мурзика на руки и бережно передала кота сыну. Только сейчас мать заметила, что Наташа крепко вцепилась ей в руку и ни на секунду не выпускает.
- Милая, родная моя девочка, я с тобой. Мы вместе. Я никуда не денусь. Поспи немного. Не слушай грохот. Ты мне веришь? Я буду здесь.

Но испуганные глазенки смотрели на мать острыми осколочками. Она не верила…
Не верили и соседи, которые успели нырнуть в подвал во время налёта. Восемь человек стали одним целым в этой мясорубке.

Потолок и стены подвала сотрясались от взрывов, каждый раз посыпая головы испуганных людей кусками отваливающейся штукатурки и песка.
В подвале было прохладно. Натянув на детей побольше кофточек, укутав их стареньким одеялом, Светлана пела детям песни. Просила подпевать, читать стихи, кричать песни. Только не слушать взрывов.

Долгих и мучительных семь суток семья находилась под землей. Так жили не только они. Так жила вся улица, на которой не было людей, не было животных. Собаки первыми искали лазейки в укрытиях, если не были привязаны к собачьим будкам.
Во время редких часов тишины люди поднимались из своих укрытий, чтобы наспех приготовить еду на костре для себя и домочадцев. Кто-то в это время собирал в узлы пожитки, кто-то отключал аппаратуру с тем, чтобы при любой возможности вывезти на спокойную территорию. Многие подсчитывали убытки, осматривая свои жилища: где-то снесло крышу, где-то стены повалились, а кое-где поработали мародёры.

У Светы были уничтожены клумбы с цветами. Вместо ярких пятен зияли дыры в земле. Но разве до этого сейчас? Что там в квартире? Цела ли мебель? Осталась ли крыша и прикрыты ли двери?

Короткими минутами затишья она бегала по квартире, собирая в узлы вещи. Терпение лопнуло. Оставаться в Песках больше нельзя. Рисковать жизнью детей она не имела права. Надежды на выживание с каждым днем таяли.
Жизнь в подвалах стала невыносимой. Взрослые люди теряли терпение, силы, уверенность. Что говорить о детях?

В один из дней было тихо. Странная тишина давила на мозг. Вокруг царил хаос, разрушения, кровь, поваленные деревья, разбита школа, дома.
И тут кто-то закричал, что автобус вывозит желающих на территорию глубокого тыла. Это было в июле 2014 года.

Схватив детей, «тревожную сумку», Светлана вместе с жителями Песок, только успела забраться в автобус, как он тронулся с места.
Все видели вывеску на лобовом окне «На Славянск».
- Мы едем в Славянск, - шепнула испуганным детям Светлана.

Странно было всё: война, бомбёжки, снаряды, разрушения, ненависть, фашизм…
А когда-то её дед был руководителем администрации города. Своим умением и трудом вывел Пески в «миллионник». Город славился чистотой, достатком, культурой, трудолюбием. Всё было для народа.  А сейчас это стало никому не нужным. Сейчас была важна жизнь. Странно было видеть растерянные глаза знакомых и чужих людей, странно было ощущать на спине холодок в жаркое летнее время. Всё было странно.
Самым удивительным было то, что автобус изменил маршрут и помчал в Донецк. Скорее всего, это была хитрая уловка водителя. Прицепив ложную вывеску направления маршрута, человек вёз испуганных беглецов в город, который стал единственной опорой для обездоленных людей.

Только в автобусе Светлана, немного успокоившись, увидела на руках сына кота.
- Мурзик, ты с нами!- воскликнула она, прижимаясь лицом к питомцу.

2

Всю ночь Уля плакала и стонала. Всю ночь Ирина подбегала к дочери, испытывая страх от своей слабости перед детьми. Раньше ей и в голову не могло прийти, что она, взрослая женщина, может оказаться в ситуации вакуумной беспомощности в чужом
 городе. Всегда умевшая собрать волю в кулак, она вдруг поняла, что силы покидают ее.  Донецк был родным и в то же время чужим для нее. Ира не могла выдавить из себя ни звука, кроме стона. Сцепив зубы, она молча поглаживала постоянно вздрагивающую дочь. Сколько это будет еще продолжаться, она не знала. И никто не знал. Спросить некого, узнать не у кого. Но ждать она не могла. Бездействовать нельзя, - надо что-то предпринимать. Трое детей лежали на одной кровати, прижавшись  друг к другу. Дома такого бы не было. Там у каждого свой стол, кровать, чашка, детство. Будет ли оно после того, что пережили дети?

*

Сколько помнит себя Ирина, - всегда была активной. В положительном смысле этого слова. За что бы ни бралась, всё спорилось. Вроде, с виду спокойна и уравновешена, но как, порой, бывает обманчива внешность. Это именно её случай. Жить - не тужить она не только умела, но и научила этому свою семью. А семья у нее была большая. Кто сейчас вот так, запросто, родит четверых детей? Конечно, активный и положительный человек.

Да и муж был настоящих кровей: не лентяй и не лежебока. Пока болезнь не свалила его окончательно. У онкологии свои планы на жизнь. Такого поворота никто не ожидал. Старшая дочь, Алёна,  была замужем, жила в России. Внучку-красавицу подарила молодой бабуле. Живи и радуйся. А трое меньшеньких – Таня, Уля и Богданчик, - мамины детки, были всегда неразлучны. Рано они испытали потерю отца. Но рано и повзрослели, понимая, что маме трудно одной с такой оравой. Всегда были дружны. По дому управлялись легко, если старшенькая надаёт подзатыльников. А иначе среди детей понимания не будет. Так поступала не только Аня. Так делали её подружки со своими младшими. Но, зато, какой порядок был в доме – не отличишь, мама убиралась или ее дети.

*

Всё изменилось после референдума. Ира активное участие принимала в жизни Марьинки. Нельзя было оставаться в стороне от истории. Здесь она точно знала, что история республики делается и ее руками, пока не услышала о первых попытках уничтожить волю народа. Одесса, Славянск, Краматорск…
Она собирала гуманитарную помощь, постоянно мотаясь к ополченцам с огромными сумками. Мысль – уйти воевать – не покидала женщину, но она твердо понимала, что не имеет права бросить детей. Сердце рвалось на части от безысходности. И тут помогла свекровь. Она взяла на себя часть обязанностей по дому и по уходу за детьми. Сына нет, но есть его кровинушки, а значит, и её.

Когда у Ирины развязались руки, её активность перешла в иную фазу – она ушла в ополчение. И пусть была там поваром, пусть не ходила с автоматом, она понимала, что хоть этим малым делом помогает воинам. Затем был «Восток», затем курсы медсестер, «встреча» с  группировкой «Айдар».
А потом болезнь свалила Ирину, словно подкосила под корень, и пришлось какое-то время оставаться дома.
- Мама, от самолёта что-то отпало, - вбежала в дом Танечка.
- Что отпало? – не поняла она.
- Какой-то сопливый шар.

Мигом все побежали в подвал. Только потом узнали, что на Марьинку, Горловку, Широкино  были сброшены фосфорные бомбы. Только потом узнали, что это была смерть. А пока – подвал. А пока – страх за детей, дом, жизнь.

Когда  вдруг образовалась непонятная тишина, Ира вылезла из подвала и увидела, что люди с вещами куда-то бегут. Это был автобус. Это была возможность спасти детей. Моросил легкий дождь, обувь и вещи быстро промокли, но этого в суматохе никто не замечал. Времени для сборов не было. Или сейчас, или снова в подвал.

3

Они бежали по лесополосе вдоль дороги. Ночь была звёздной, но слишком громкой. За спиной то и дело слышались разрывы снарядов. Оглянувшись назад, Лариса увидела зарево в полнеба. Горит село. Горят дома. Что там с домом? Не успела схватить детям куска хлеба. Хотелось пить и выть. Хотелось упасть в траву и проснуться, растолкав локтями кошмарный сон.

Мальчики бежали впереди матери. Иногда падали, подхватывались, и снова бежали. Никто не плакал. Некогда было распускать нюни. Позади оставалась война. Настоящая, убийственная. Мальчишки-сорванцы детсадовского возраста в один момент стали взрослыми.

Неожиданно впереди вспыхнул свет фар.
- Ложись! – скомандовала мать детям. Те, как подкошенные, рухнули на землю. Нельзя было себя обнаруживать. Никто не знал, кто ехал в этой машине – смерть или жизнь.
Дыхание перехватило. Глухой кашель разорвал тишину.
- Мамочка, нельзя, - обернулся малыш. – Нельзя кашлять.
Авдеевка осталась далеко позади беглецов, а Донецка всё еще не было видно. Зато, не было видно и преследователей. Значит, сами в лесополосе, без посторонних. Но кто знает, может вот так же, где-то рядом, бежали люди, спасая свои жизни и жизни детей.

Разве могла подумать Лариса, что когда-то осмелится ночью с детьми бежать из родного дома в одном домашнем халатике и резиновых тапочках, прихватив с собой только документы. Что там с домом? Как там куры? Собака осталась на цепи. Глупо всё получилось. Надо было собаку с собой взять.

Поздно. Всё поздно. Но, ничего. Через несколько дней можно вернуться назад и определиться, как жить дальше. Бомбёжек больше не должно быть. Там, в правительстве, разберутся. Поймут, что в селе под Авдеевкой никогда не было ополченцев, никогда не было блокпостов. Уйдут назад. Иначе быть не может, а она с детьми вернется домой. Как там куры?

Впереди просматривались огни большого города. Небо становилось серым, роса промочила ноги и подол халатика. Становилось зябко. Дети выдержали многочасовое передвижение из города в город. Дети стали настоящими мужичками, не понимая того, что именно это испытание спасло им жизнь.

4

Донецк был тих и добр. Он принял всех, кто понадеялся на его милосердие. Людей, приезжающих из всех опасных зон, размещали по общежитиям, обеспечивали горячими борщами и супами, детей определяли в пионерские лагеря, взрослым выдавали необходимый минимум для проживания в первые дни пребывания вне дома. Одежда, пайки, тушенка, канцтовары и игрушки для детей. А еще – сладости.

Поначалу  дети прижимались к матерям, боясь потеряться. В эти дни их глазенки были наполнены слезами и страхом. Необходима была помощь психологов.
Время потихоньку шло, мысли о доме не покидали беженцев. Но возвращаться домой было опасно. Страх быть убитыми и оставить детей одних останавливал женщин. Кто-то узнавал, что дома больше не существует, у кого-то из дому укровояки выгребли всё, даже вырвав из стен электропроводку, у других вытащили все приготовленные для выезда узлы и чемоданы, набитые вещами.

Пусто. В кошельках, домах, мыслях – пусто. Не свихнуться бы от этих мыслей. Кто-то сказал, что в Донецке есть люди, занимающиеся не только гуманитарной помощью, но и психологической. Там собираются все, кому есть что сказать. Их внимательно выслушают, обнимут, пожмут руки, погладят по голове. Им почитают стихи, споют под гитару песни, пригласят в гости интересных людей, напоят чаем с бутербродами и обязательно дадут продуктов. Никто и никогда не уходит отсюда с пустыми руками.
А еще – там нет чужих. Там все свои.

Жизнь каждого беглеца началась с чистого листа. Об этом страшно подумать тем, у кого есть жильё и мирный спокойный сон. А те, у кого за плечами только жизнь и только шанс на выживание, уверены, что всё только начинается.
А по окраинам Донецка идут ежедневные обстрелы. Дети продолжают прижиматься к мамам, некоторые шныряют под кровати, а кто-то тихонько плачет, влипнув всем тельцем в угол комнаты общежития.

5

От себя хочу сказать, что имена вымышлены для безопасности тех, кто остался на территории войны и страха. Нельзя навредить необдуманным словом. Им жизнь и так навредила, как могла. Живите, дети. Живите, дорогие мамочки. Вам хватило сил вытянуть детей из смерти. Уверена, что хватит сил вырастить настоящих людей.

А пока я набираю текст на компьютере, за окном слышны «бахи».

12.04.2016