Докладная всевышнему или Трудно быть ангелом

Евгения Ткалич
                Заповедь новую даю вам: Да любите вы друг друга…
                Новый Завет               

   На всё, Господи, воля твоя!
  Не ропщу я, Отче, но тяжкие сомнения стали одолевать  меня, верного слугу твоего – ангела-хранителя Афония, призванного и денно, и нощно оберегать от глупых случайностей и от случайных глупостей возлюбленное чадо твоё  – человека.  А потому, хочу я повиниться пред тобой и испросить помощи и мудрого наставления в трудном подвиге своего служения.
  С превеликой радостью, Господи, предстал  я пред ясными очами твоими и принял святое благословление на сподвижническое дело моё. Не дано постигнуть нам, Господи, величия замыслов твоих, не понять глубины твоего божественного разумения, но райская благодать тотчас излилась на меня светлой радостью, когда услышал я священную волю Отца моего: принять заботу о новоявленном младенце – дитя человеческом, особо отмеченном твоим божественным поцелуем в розовое, безволосое темечко.
  Ангелоподобный младенчик  оказался дитём женского пола, наречённым при крещении православным именем Ксения.
  Сначала забот-то моих всего и было, что вовремя форточку со сквозняком захлопнуть да мамашу нерадивую ночью разбудить, если ребёночек одеяльце сбросит. Но, повинюсь тебе, Господи, случилось однажды у меня одно непростительное упущение: загляделся я на пресветлый  солнечный  лик на утренней зорьке, а дитятко-то – бряк! – прямо с кроватки своей лысенькой розовой головкой да об пол! Хорошо ещё, что я успел-таки коврик прикроватный под младенчика подстелить, но приложилась головкой в тот раз твоя новоявленная раба Ксения здорово. 
   Вот с этого, наверное, всё и началось. А тогда  поорала-поорала она  да вроде бы и обошлось. Ан, нет!  У других моих белокрылых братьев с подопечными пострелятами  всего и делов-то было, что, к примеру,  пуговицу из ротика  неразумного дитяти вытащить или собаку какую приблудную от греха подальше прогнать. А меня с моей Ксюшенькой, Господи,  уже тогда совсем непотребные заботы одолевали. Понапрасну не буду роптать, Отче, росло дитятко здоровым и резвым, да только не по возрасту любопытным и игривым. Ещё  в невинные детские годы пристрастилась моя Ксюшенька  в материнские платья рядиться да мерзкими красками личину свою ангельскую поганить.  Включит, бывало, бесовскую музыку да под этот грохот, как чертовка на шабаше, целыми часами скачет да кривляется непотребно. Сколько раз, Господи,  я её отцовским вразумлением посредством ремешка наставлял!  Сколько раз грозными назиданиями из уст материнских увещевал! А, случалось, что и  грешил я от бессилия своего перед мирскими соблазнами: то этот дьявольский музыкальный ящик об пол грохну, то неразумной отроковице Ксении в разгар бесовских плясок ножку подверну.  Думал: пусть недельку-другую полежит да о высоком и божественном поразмышляет. Куда там! Другие беды и заботы на меня навалились. Да посерьёзней прежних!
   Стала Ксения, раба твоя, Господи, в девичий возраст входить, стали её разные недетские искушения одолевать. А когда к пятнадцати годам она всеми Евиными телесными соблазнами изрядно обзавелась, не стало мне, Господи, покоя ни днём, ни особливо ночью. Ведь, что эта младая греховодница придумывать навострилась! Скажет, к примеру, своим благочестивым родителям, что пойдёт на весь день и всю ночь к подружке готовиться к экзаменам. Да так ловко их улестит, так ангельскими голубыми глазоньками посмотрит, что папаша с мамашей с радостью благословят её  на нелегкий  ученический труд, да ещё и бутербродов с колбаской нарежут, чтоб не оголодала.
      А их нечестивая дщерь тут же в подъезде переоденется в срамную одёжу, приличествующую  только блудницам, да размалюет погаными красками свою, богом данную, личину  наподобие шутовских рож,  и предастся где-нибудь за городом, в каком-нибудь забытом тобой, Господи, дачном вертепе непристойным пляскам и порочным игрищам с такими же охальными отроками и отроковицами. Какие только препятствия я не чинил этим греховным Ксюшиным забавам! То прыщами  её девичий лик изукрашу, то на любимую юбку большое жирное пятно поставлю, то новыми туфлями ноги до крови сотру. И более всего, Господи, старался я её девичью честь блюсти. Раз двадцать, можно сказать, в последнее мгновение глупую девицу от греха спасал.
   Но на всё, Господи, воля твоя! Так что не гневись, Отче, не уследил я за твоей невинной овечкой, и на двадцать первый раз победила-таки греховность человеческая твоё божественное начало. Поплакала-поплакала   Ксюша после этакого срама, да ещё с большим пылом принялась греховодить. 
 Опустились крылья у меня, Господи. Тут-то и нахлынули на меня сомнения в мудрости твоего замысла. Тут-то и подкралось греховное разочарование в твоём божественном провидении.
   Вот сказал ты сынам и дочерям человеческим: «Да любите вы друг друга…».  Я-то понимаю, что ты призывал чад своих к истинной, всеобщей духовной любви, к обоюдному пониманию и уважению. Но слаб и недальновиден разум людской! Сколько зла творят на земле потомки Адама и Евы с именем любви на устах! Сколько крови, сколько жизней забрала эта их человеческая плотская любовь. Любовь, которая почитается ими за самое высшее благо и счастье. Это потому, Господи, что возлюбив однажды кого-нибудь другого, кроме себя, человек поражается превеликой радости и свету, озарившему его сердце, и не понимает, что это только малая толика, частица  истинной божественной благодати.
    А знаешь ли ты, Отче, что называют любовью сыны человеческие? А знаешь ли, как совершают они дозволенные твоим божественным писанием телесные утехи, для которых им уже давно не нужны скрепы брачного таинства? Я-то, Господи, по тяжкой необходимости службы своей и повинуясь Божественной  воле, принужден пристально и постоянно бдеть за вверенной моему попечительству девицей Ксенией, а потому это мерзопакостное действо видел уже раз триста.
  Вот вчера, к примеру, собралась Ксюша на пляж. Пляж, Господи, это одно из самых непристойных измышлений рода человеческого. Там, Владыка, рабы твои и женского, и мужеского пола, бесстыдно оголившись, разжигают похоть и вожделение, демонстрируя друг другу плотские прелести свои.
   А надо признать, что юная раба Ксения многими  женскими телесными достоинствами тобою, Господи, щедро отмечена.  Вот и налетели, и заклубились вокруг неё разгорячённые, похотливые отроки и мужи. Разными упоительными словесами юную деву прельщают, веселят бесстыдными  байками. Тьфу, прямо срамотища, Господи! А греховоднице Ксении это в радость. Знай себе, хохочет-заливается. Уж я на неё и комариков напустил, и ветерком северным обдул, и солнышко за тучку спрятал – всё впустую! Распалилась Ксюша не на шутку. А тут ещё к ней подскочил один из её бывших, (уж не знаю, как и назвать-то поприличней – жених, что ли?).  Совсем девица разум потеряла. А он тут как тут: за белы ручки её хвать – и в ближний лесок: вроде, как бы цветочков нарвать. Ну я, конечно, за ними: служба у меня такая.
  Только зашли они за первые кустики на опушке, как этот сластолюбец стал
Ксюшеньку за округлые девичьи перси хватать, да слюнявым ртом её нежные губки мусолить. Табачищем да потом от него несёт, а ей – хоть бы что! Обхватила своими точёными ручками его выю да всеми своими юными прелестями к его вожделенной плоти и прижалась. Это, Господи, у них страстью называется.
   Задышали они оба быстро да жарко, да на травку под кустик и пали. А я-то, Отче, про свои обязанности никогда не забываю. Я им шишек сосновых туда, в травку-то подбросил. Думал: отвратит их такая постелька от плотского греха. Да куда там! У них и на такой случай  выход нашёлся. Встала дева на четвереньки, а её похотливый дружок сзади по-собачьи пристроился. Совсем, Господи, оскотинились. И почали они тогда божественный огонь посредством трения добывать. Пыхтят оба, стонут, стараются. Да всё быстрей и быстрей, всё ожесточённей и ожесточённей. И, когда, казалось, что вот уже и дым из Ксюшеных уд повалил, ухнул страстотерпец  прегромко и обмяк. Нет, Господи, опять ничего у них с возгоранием  не получилось. Или скорость – не та, или место – не то.
   Со времён первых грешников Адама и Евы пытаются твои человеческие сыны и дщери, Господи, добыть тот божественный огонь, а ничего акромя младенчиков, у них пока не получается. Не там и не тот огонь, видать,  ищут.
  А я, Отче, уж совсем было, в нужности своего чина усомнился. Не в моих силах оказалось даже юную деву от греховных помыслов уберечь. А потому прошу тебя, Господи: наставь и укрепи меня в тяжких трудах моих и дай силы на борьбу с вечным врагом твоим – Сатаной.
  Аминь!            
                Афоний, младший ангел-хранитель Святого войска Господня.