*
Осенний пейзаж. Дом, увитый пылающим диким виноградом. Буйство красок – от изумрудно зелёного до багряно-лилового. Из-под листвы видна ветхая кирпичная стена, покрытая паутиной трещин. Стену изобразить серой и тусклой, чтобы на её фоне особенно ярко полыхал виноград.
Инна вдохновенно смешивала краски. Этот пейзаж напоминал ей столь радостные и уютные дни детства, старинное здание школы, где у заплетенной виноградом стены она делилась тайнами с лучшей подругой. Какими маленькими они были, какими огромными казались тайны.
Инна почувствовала слабое прикосновение к плечу и будто очнулась.
– Прости, я знаю, каким хрупким бывает вдохновение, – тихо произнесла незваная гостья. – Но у меня к тебе срочное дело.
Когда-то эта женщина была преподавательницей Инны в художественной академии.
– Ты уже думала о том, чтобы устроить выставку своих работ? – спросила она.
– Маргарита Венедиктовна, я думаю об этом каждый день после ужина, – пошутила Инна. – Мама возмущается, что я захламляю своими холстами квартиру и обещает выгнать нас из дома. Самое время подыскать какую-нибудь захудалую галерею и свезти картины туда.
– Инна, я говорю серьезно. Мне больно, когда я вижу, как молодые талантливые художники прячут свои работы, – Маргарита Венедиктовна поёжилась, будто от сквозняка. – Я разговаривала с директором галереи современного искусства, он согласен – при условии, что у тебя будут рекомендации от известных деятелей…
– Ох уж эти деятели, – весело усмехнулась Инна.
– Увы, – подняла брови женщина. – Я поговорила с несколькими мэтрами. Один из них – представитель профессионального сообщества, влиятельная фигура; второй – именитый живописец, хоть мне и не вполне понятен его успех; третий – знаменитый искусствовед, кучу книг написал… Да что я рассказываю, вот тебе список с телефонами и адресами. Посети их на днях, покажи свои работы… Лучшие работы! Обязательно покажи им мои любимые уличные зарисовки! И как тебе только удаются такие живые картины?..
Инна протянула руку, чтобы взять список, и вдруг отдернула.
– Маргарита Венедиктовна, положите куда-нибудь, у меня все пальцы в красках.
– У тебя и губы все в краске, – засмеялась гостья. – Талант налицо!
*
Инна оробела, войдя в кабинет к представителю профсообщества. Убранство кабинета давило бюрократической строгостью, и даже картины на стенах не оживляли обстановку. Из-за стола встал импозантный мужчина лет шестидесяти.
– Вы от Марго? Приветствую, приветствую. Напомните, какой у вас вопрос? Путёвка? Санаторий?
– Что вы, нет, – удивилась Инна. – Мне нужна рекомендация, чтобы организовать выставку в галерее современного искусства.
– Первая выставка? – уточнил собеседник.
– Первая, – кивнула художница.
Мужчина задумчиво нахмурился, заложил руки за спину и постучал по полу носком туфли.
– Эх, молодёжь, – звучно начал он, расправив плечи и выпятив грудь. – Зачем вам всё это надо? Разве кому-нибудь сейчас нужна живопись? Идут ко мне с утра до вечера: Михалылич, взгляните на мои шедевры! Михалылич, устройте мне выставку! Михалылич, отвезите в столицу! И ведь ни одного гения, барышня. Эдакие крепкие середнячки. Зато у каждого – амбиции! Каждый мнит себя да Винчи или, на худой конец, Моне! Поможешь такому, а эффекта ноль! Не интересны народу неизвестные имена. А вас, молодых дарований, с каждым годом больше и больше. Скоро все станут художниками, и некому будет посещать ваши выставки.
– Может быть, вы посмотрите мои работы? – оторопело спросила Инна.
– Чего я там не видел, – махнул рукой Михалылич, воодушевленный воспитательной речью. – Вы подумайте хорошо, барышня, нужна ли вам эта волынка, эта борьба за место в истории, эти бесконечные интри… Барышня! Куда же вы?!
*
С именитым живописцем Инна договорилась встретиться в кафе. Она пришла чуть раньше, чем он. Заведение было оформлено в ретро стиле, столь привлекательном для ностальгирующих эстетов.
Наконец к столику подошёл бодрый коренастый старик с массивными ушами, из которых торчали пучки седых волос.
– Маргарита Венедиктовна отрекомендовала вас с лучшей стороны, – громко заявил живописец, потирая руки. – Ну-ка покажите мне, покажите скорее ваши рисуночки, хехе!
Инна протянула ему стопку снимков. Старик, развалившись в кресле и отвернувшись от девушки, разглядывал её работы.
У неё слегка дрожали руки. Живописец напоминал ей судью, обдумывающего приговор. Его лицо казалось строгим и решительным.
– Нда, нда, – наконец зашевелился старик. – Лавры постимпрессионистов не дают вам покоя. Гонитесь за оригинальностью!
Он насмешливо посмотрел на Инну.
– Гонитесь за оригинальностью – в ловушку попадёте! Сколько вас таких, фантазёров! Вы же ин-ди-ви-ду-альности! – высокопарно продекламировал художник. – Не так надо рисовать, не так!
– А как? – испуганно спросила Инна.
– Очень просто! Вот посмотрите, – протянул он Инне один из снимков. – Кто этот мужчина в переулке? Что он символизирует? Случайный персонаж, не правда ли? Или вот… Цветущее дерево, правильно? Мещанство, девушка! А надо так: приходите к старухе-ветеранке, видите, крынка молока на столе, лапти на стене, чулок с луком с потолка свисает… И изображаете!
Он наклонился к растерянной Инне и назидательно произнес:
– Учитесь у жизни, пока не поздно. У тех, кто жизнь прожил и всё повидал. А то, что вы делаете – легковесно… Легковесно и никому не нужно!
*
Вечером Инна отправилась домой к искусствоведу.
Он, в халате и с чашечкой кофе, возлежал на софе.
– Что вы хотели? – лениво спросил он. – Прошу меня простить, я только проснулся.
Инна объяснила.
Искусствовед зевнул.
– Старая добрая Марго! Как ей не надоедает плодить ваше племя. Знаете, я никогда не церемонюсь, говорю прямо. Так что без обид. Зачем вам всё это?
– Что? – спросила усталая Инна.
– Как что? Выставки, творчество… – искусствовед повел рукой.
– Наверное, потому что это моё призвание, – ответила Инна.
– Призвание! – нарочито расхохотался искусствовед. – Вы художник, так?
– Да, – неуверенно согласилась Инна.
– Вы заблуждаетесь! Как вы все заблуждаетесь! Стране сейчас не нужны художники! – закатил глаза искусствовед. – Стране нужны рабочие руки! А ваше поколение – поколение бездельников! Вы хотите сидеть в чистеньких офисах, фотографироваться для глянцевых журналов, разводя на досуге бездарную мазню! Вместо того чтобы приносить истинную пользу, осязаемую пользу! Вот вам мой искренний и бесплатный совет: купите себе гектар земли, выращивайте овощи и раздавайте голодным! Выращивайте овощи, чтобы самой не стать овощем! – смаковал искусствовед свой каламбур.
– Художники сейчас никому не нужны! – крикнул он вслед Инне, запирая за ней дверь.
*
– Ну что? – участливо спросила Маргарита Венедиктовна.
– Ничего, – устало развела руками Инна и поведала наставнице о своих мытарствах.
– Тебе стоило спросить, почему этот хлыщ сам не занялся сельским хозяйством, если такой умный, – процедила женщина.
Инна промолчала.
– Неужели ты им поверила? – с ужасом спросила женщина.
– Не знаю… Наверное, они правы. Мне хочется сжечь все свои картины. Видеть их больше не могу!
– Виноград-виноград, почему ты не яблоня? – неожиданно и зло произнесла Маргарита Венедиктовна. – Расплелся тут, дичь, пройти нельзя. Одумайся, виноград, превратись в яблоньку. Хотя бы расти перестань. Разве можно стать кем-то другим, пойти против своей природы кому-то в угоду? Перестать быть?..
Оставшись в одиночестве, Инна подошла к холсту, где багровел осенний пейзаж. Взяла нож и хотела было порезать картину, как опустила руки и расплакалась.
– Никогда больше не буду рисовать, – поклялась она.
*
Утром Инна даже не заметила, как скользнул в её пальцы карандаш. Ожил, пополз по чистому листу. На белой глади как по волшебству вырастала виноградная лоза, тянулась по земле, из последних сил ползла в поисках опоры. И вот, когда вера почти иссякла, родился тонкий нежный усик и цепко обвил прутик изгороди.
– А вот и замысел для новой картины, – подумала Инна.