Снег последними чёрными льдинами лежал в тёмных углах дворов, а на проталинах расцветали жёлтые цветы мать-и-мачехи. Пробивалась первая трава сквозь пожухшее перезимовавшее прошлогоднее сено. Весна вступала в свои права, раскрашивала мир в яркие цвета. Я проезжал по проспекту и остановился у знакомого дома. Девять лет прошло, а будто всё вчера.
Я сложил в пакет фотографии и мелочи: проволочный паук, помпон с глазами, коврик с характером, сувенирный домик из кусков зеркала, похоже, это всё она делала сама. Бросил сверху диск под который мы… Отогнал воспоминания, осмотрел комнату. Больше никакого мусора, который напоминал бы о ней, никаких бабских штучек. Я должен с ней расстаться, иначе вся моя жизнь полетит к чёрту.
Я так решил, осталось только сказать ей. По дороге накручивал себя. Представил, как Ольга идёт, навстречу повиливая бёдрами… толстыми. Она никогда не отказывала себе ни в еде, ни в сексе, с жадностью и торжеством поедала и пищу и меня. Как улыбается: нижняя губа соблазнительно изгибается, уголки рта вздрагивают, потом губы приоткрываются… и она готова меня проглотить целиком. Зелёные глаза лучатся нежностью и страстью… она жаждет моей крови. Готова высосать до дна. Невольно вспоминаю вырез платья и грудь, похожую на пирожные. Вот на неё она и приманивает наивных лохов типа меня. Но я вырвусь из этой сладкой ловушки.
К моменту нашей встречи я уже готов. Ольга появляется из метро, замечает меня, идёт навстречу. Юбка слегка колышется, приоткрывая коленки, грудь под курткой покачивается в такт шагам, кажется, готова выпрыгнуть прямо в руки. Лицо светится счастливой улыбкой. Я одёргиваю себя.
Поправляет чёрные волосы, змеями свисающие вдоль длинного красного шарфа, насмешливо стреляет острым взглядом, спрашивает:
- Привет, Димка, давно ждёшь?
- Вот, - я решительно протягиваю пакет.
- Что это? – она с любопытством заглядывает в него.
- Фотографии с тобой, диск, что покупали вместе и все твои подарки. Мы расстаёмся.
Я ждал слёз, истерики, скандала. Поэтому и выбрал людное место, немного снизить градус страстей. Скандалили обе мои бывшие подружки, и я не видел, почему у неё должен быть другой алгоритм. Она же женщина.
На мгновение она перестаёт улыбаться, вопросительно смотрит, но потом губы опять трогает улыбка.
- Ждёшь, что верну твои подарки?
Я не понимаю, почему она до сих пор улыбается и психую.
- Нет, - отвечаю и вдруг соображаю – я не отдал ей шарф. Она связала его для меня. Хватаюсь за шею и отдёргиваю руку.
- А шарф мне нравится, так что его не верну.
Мгновение на её лице обида, будто я её ударил, а потом в глазах грусть, боль, страдание.
- Носи на здоровье, милый мальчик. Я буду вспоминать о тебе.
Уколола напоследок. Развернулась и ушла, так же неторопливо покачивая бёдрами.
«Милый мальчик» вызверило. Дрянь, догнать бы и отодрать от души, чтобы кричала, извивалась и молила пощады. А то в постели не мальчик, а как до расставания дошло, так и вылезло это презрение. Кто скажет, что вот эта малорослая пигалица на два года старше? Я думал младше. Даже спросил, сколько лет, прежде чем затащить в постель, я-то совершеннолетний. И тогда нам разница не помешала. Тварь!
Или на это и рассчитано? Что догоню, и всё начнётся сначала. Ну уж нет! Я замечаю, что пакет с нашими фотографиями, безделушками и диском остался у меня в руках, выбрасываю в урну и яростно придавливаю ногой сверху, до хруста, словно ломая всю нашу совместную жизнь. Треск стекла и пластика взрывает мозг, растекается осколками по венам, перечёркивает всё.
Я шёл по улице и убеждал себя, что всё сделал правильно. Что незачем нам быть вместе. И никак не мог успокоиться. С неба посыпалась сухая крупа, превращающаяся в толстые снежинки. Руки замёрзли, опять забыл перчатки. Наконец развернулся по направлению к дому и натянул шарф на нос. Хорошо, что я его не вернул. Казалось, что Ольга обняла меня за шею и согревает.
Кольнула совесть, и я снова вспомнил причины моего решения расстаться.
***
- Девушка у вас жетончика на метро не найдётся? Мне надо позвонить.
Я поймал её на Лиговке, дом не помню, но что-то под литерой «г» и по расположению глубоко во дворах. Выпорхнула из подворотни растрёпанным воробьём, невзрачная одежда, в руках сумка и пакет, а в глазах испуг:
- Нет, я по карточке езжу.
- Да я заплачу, - убеждал я. Понимал, что в этой серой курточке выгляжу пацаном, просто клянчащим денег. Но позвонить было необходимо. Клиент за доками не подъехал, а мне с ними было как-то неуютно.
- Думаю, что моя карточка от этого жетон не выплюнет. – Вдруг рассмеялась девчонка и тут же предложила: - А давай у прохожих спросим. Я буду у мужчин спрашивать, а ты у женщин.
Замерев, наблюдал, как этот воробушек скачет по проспекту и ко всем пристаёт с вопросом про жетон. Я об этом не просил. Почему она решила помочь? Так просто и по-дружески.
Через пять минут она пихнула мне в руки жетон.
- Иди, звони, удачи!
И поскакала дальше по улице. А ведь симпатичная и фигурка у неё ничего. Не мог упустить, догнал, спросил имя и телефон.
Позвонил через два дня. Брат говорил, что у них как раз пик нетерпения настаёт. Сам еле выдержал.
- Димка? А я уже решила, ты и думать обо мне забыл, - рассмеялась Олька.
- Вечером встретимся? – не стал ходить вокруг да около.
- Давай.
- Ресторан или театр?
Я решил начать сразу с тяжёлой артиллерии. Не хотел терять время на долгие ухаживания. На мгновение она примолкла.
- Летний сад.
Тут смолк я. Артиллерия не работала. Похоже, она будет изображать культурную, а ещё недотрогу. Цену набивать. Но ещё не вечер. Одевался тщательно. Расчесался, вспомнив, сколько отдал мастеру за модельную стрижку, надел пиджак, чёрное длинное пальто и приехал за ней на такси. Хотел сразить.
Оля выскочила из подъезда и начала озираться по сторонам, всё больше напоминая мелкую птаху. Но симпатичную, ножки там, грудь в обтяжку, личико подмазано, правда, причёску уже растрепало ветром. Я вышел из машины.
Увидев меня, она расхохоталась:
- Я тебя не узнала, богатым будешь.
Почему буду? И так ни в чём себе не отказываю.
Ну и замёрз же я, пока она окультуривалась в летнем саду. Что там делать осенью? Грязь, листья жёлтые везде, статуй нет, напоследок ещё пошёл дождь. Она достала зонтик, приказала его держать и вдруг обняла меня, укутала своим красным шарфиком, будто привязала шею к шее.
- Не могу на тебя синего смотреть, ты чего без шарфа вышел? – спросила заботливо, как мама.
Я молчал. Не собирался рассказывать о себе. Мы уже несколько лет с братом вдвоём живём, не жалуюсь.
Неожиданно спросил:
- Будешь моей?
- Буду, - просто ответила она.
С ней вообще было просто. Через пару дней пригласила меня домой, попросила подождать пару минут и, довязав шарф, повязала его мне.
- Не мёрзни.
Потом мы занимались самым неистовым сексом в моей жизни. Может быть потому, что я узнал, сколько ей лет.
Зря я и про еду и про толстую попу. После таких марафонов я тоже ел за троих. Готовила она так, что ни одна ресторанная еда в сравнение не шла. А уж как сладко было ощущать её мягкую податливость, словами не объяснить.
Не искал я в ней маму. Пусть Олька и старше. Она стала великолепной любовницей. А ещё я вдруг почувствовал, что хочу не просто что-то дарить ей, но и заботиться. Я мог поднять её, начать кружить или посадить на шею под неистовый визг. Мог начать качать на коленях. Она меня водила по всем паркам, заставляла гулять по городу и мне неожиданно начало это нравится. Она мне ничего не стоила, что было как-то странно.
- Я в душе миллионерша, - смеялась Олька. Я усмехался. Не верил в миллионы в душе.
- Смотри какой закат и он мой, - она показала на небо.
Вскинув глаза, я обомлел. По небу раскинулся красно-лазоревый полог. Мелкие ячеистые облака словно варились в сладком красном сиропе, а голубые проблески вечернего неба придавали нереальный оттенок небесному вареву.
- Теперь верю, - вырвалось у меня, - если оцифровать, то любой журнал на обложку с руками оторвёт.
- Эх ты, оцифровать, - расхохоталась Олька.
И я себя дураком почувствовал. Но что смешного сказал? В этом мире всё стоит денег. Если бы она была способна продать то, что замечает, то стала бы миллионершей не только в душе.
Однажды мы заехали ко мне. Дома было шаром покати. Но она умудрилась из того, что в холодильнике приготовить ужин на четверых. На нас и брата с его девушкой. После чего Макс отвёл меня в сторону и спросил, не собрался ли я жениться?
- Не думал об этом, - признался я.
- Дарил ей что-нибудь?
- Она не берёт.
Было как-то неудобно рассказывать брату, как затащил Ольгу в ювелирный, и щедро предложил купить ей что-нибудь. Были у нас с братом такие возможности, зачем себе отказывать? А Оля пожала плечами и сказала, что игрушки хороши на ёлке. Странно, я до этого не замечал, что она даже серёжки не носит.
- Влип ты, парень.
- В смысле?
Я не понял о чём он.
- Посмотри на них. – Брат кивнул на кухню, где девчонки убирали со стола. – Видишь разницу?
Видел я разницу. У него блондинка, у меня брюнетка. Моя одета в юбку с кофтой, его щеголяет в рубашке брата. Длинные ножки, крепкая попка, трусики иногда мелькают, но моя под одеждой не хуже, точно знаю. И это моя моет посуду, пока его девушка треплется.
- На таких, как твоя, женятся. Таких, как моя, содержат.
Я никак не мог осознать, в чём разница. А совместить?
- Дурак ты, хоть и в компах шаришь. Твоя будет любить и заботиться, моя найдёт нового придурка, если кончаться деньги.
Это что-то новенькое, мой брат сам себя назвал придурком. Я вскинул брови.
- Жениться я тебе не дам, даже если придётся связать. Из загса загремишь в армию или тюрьму, выбирай. Бегать тебе ещё девять лет, пока возраст не выйдет.
- Хочешь, чтобы я её послал?
- Хочу, чтобы жизнь не ломал, придурок.
В чём-то он был прав. Делали мы нечто не совсем законное, и от армии я косил и забивал. Да и в планах жениться не было. Но с того дня присматривался к Ольге и вдруг понял, что она меня любит. Не просто таскает за собой, не нужны ей мои деньги да и на понты плевать. Она всегда следит, чтобы мне было классно, забывая о себе, растворяясь. Вот дерьмо, а мне нельзя жениться до двадцати семи. Но самое главное, я не мог просто так её послать. Она въелась в мою жизнь, как кислота. Я даже за компом о ней думал. Раньше ни одна не вспоминалась, как за мышь брался.
Как-то попросил поймать такси и доехать ко мне, снизу позвонит, я спущусь и заплачу. Не было у меня времени по городу бродить. Надо было закончить срочную работу. В тот день я совсем забыл об Ольке, сосредоточился на работе.
Даже когда до меня донёсся скрежет ключа, стук двери, женский смех и бубнёж моего братца, не обратил внимания.
- Эй, компьютерный червь, к тебе приехали, - Макс заглянул в мою комнату.
- Сейчас, Оль, - отозвался я, не поднимая глаз. Её появление скорее угадал, чем увидел. Похоже, брат её встретил и оплатил такси.
- Даже не думай, что сможешь оторвать его у техники, детка. Женат он исключительно на этой кучке деталей и к нормальной жизни не способен. Пойдём, я тебя напою чаем.
Заржал Макс и уволок Олю на кухню.
Я закончил довольно быстро, ткнул в распечатку и пошёл следом.
Вошёл и замер. Макс обнимал Ольку и пытался поцеловать. Она выкручивалась изо всех сил, молча, ожесточённо, словно от этого зависела её жизнь.
- Димка! – воскликнула Оля, заметив меня. Макс отпустил её сразу, развернулся и посмотрел на меня.
Мгновение мне хотелось врезать брату по физиономии.
- Закончил? Тогда я поехал, развлекай свою гостью сам.
Макс ушёл, а я смотрел на Олю и понимал, что теряю её. Не знаю что там у брата с блондинкой, но он никогда не отступится от намеченной жертвы. Неужели мы поссоримся из-за девицы? Нас и так двое осталось. Мы не просто братья, ещё и прекрасно сработались. Он договаривается, я подделываю документы. Он не разбирается в компьютерах, у меня нет выхода на клиентуру. И на разборки ездит он, я почти не владею нужным языком. Так что проще расстаться с девушкой.
Несколько дней меня корёжило от этого решения. Я буквально задыхался без неё, но решил твёрдо. Пусть теперь он её ухаживает. Не собираюсь делить Ольгу с ним.
***
И вот теперь от неё остался только шарф. Тёплый и немного колючий. Вспомнил, как она привязала меня за шею к себе, будто обнимала. Только у неё шарф красный, а мой чёрный.
Дома я разделся и сел за комп. Лицензии, сертификаты. Печати синим на принтере. Подпись фиолетовым. Комар носа не подточит.
Брат опять раскрыл балкон перед уходом, жарко ему. А меня дрожью по спине прохватывало, но встать и закрыть было лень. Решил поставить чайник и сделать пару бутербродов.
Меланхолично доедая второй я просматривал новые заказы. Сертификат – просрочка, ну как всегда, ерунда. Потом справка – совсем мелочь. О вот это интересно, на ввоз какого-то дерьма из-за кордона. А сведений никаких, придётся ещё попотеть, разыскивая образец доков, печати, подписи. Оплата сверх тарифа. Когда нужно? Ещё вчера.
Брат пришёл с улицы, вошёл на кухню.
- Там ещё что-то осталось?
- Чайник горячий, булка и вон масло, - я отмахнулся.
- Ты что замёрз?
- Есть немного, - кивнул я, запихивая в рот последний кусок.
- Свитер одень, чего шарф напялил?
Брат загремел чайником, а я схватился за шею. И точно, шарф опять был на мне. Что за хрень? Неужели забыл его снять? Вот шляпа! Заработался и забыл об этом.
- Сегодня с Ольгой расстался…
Неожиданно признался я Максу.
- Ну, вижу, жив, здоров, и даже рожа не раскорябана, - засмеялся Макс и сел за стол.
Я пошёл обратно в прихожую, повесил шарф на вешалку. Вспомнил, что всё-таки снимал его. Это у меня проблемы с головой или шарф каким-то непостижимым образом переполз мне на шею? Я представил, как он чёрной змеёй сползает с вешалки и ползёт через прихожую, кухню ко мне. Обвивает ножку табуретки, заползает мне на спину, закручивается вокруг шеи…
- Срочный заказ видел? – догнал меня голос брата. - Вечером сделаешь?
- Ты охренел? Там же ни образцов ни печатей. Я тебе их, что высру? – неожиданно разозлился я.
- Высри, Дима. – Обледенел Макс. - Нельзя заказ упускать, бабло само не вырастет, его удобрять нужно.
Это он легко так сказал. А я весь вечер и ночь корпел, разыскивая образцы документов, подписи, печати. Хорошо, добрые люди помогли. Конечно, никто не знал, чем именно я промышляю. Делал вид, что узнаю, какие документы нужны. Народ делился ссылками и сканами.
Потом доводил документ до пяти утра. Пихнул в печать и рухнул в кровать. Перед глазами уже серые мухи летали. Я забыл обо всём на свете.
Снилась Оля.
Во сне она смеялась, отворачивалась и быстро шла в толпе. Я её догонял и поворачивал к себе. «Я буду вспоминать о тебе» - грустно улыбалась она и пропадала. И я оставался один среди белых сугробов. Холод пробирал до самого сердца, я начинал трястись. Пытался сжаться, согреться, но снова слышал её смех. Брёл по колено в снегу и слышал тот хруст, что раздался из урны, в которой раздавил фотки, домик и диск. Скрип не снежный, скрежет металла о стекло, звон лопнувшей струны, треск костей.
Не выдержав, заорал:
- Оля!
И побежал. Но белое безмолвие задавило мой крик, забило рот падающим снегом. Я кричал и не слышал собственного крика. Задыхался и глотал слёзы. И понимал, что опять бегу за ней, хочу вернуть.
Заметив крохотную чёрную точку впереди, изо всех сил стремился за ней. Это она! Бежал и не мог согреться, пар валил изо рта и застилал округу белёсым туманом.
А потом она поймала меня в объятия, засмеялась: «Не мёрзни». И обняла, закутала меня.
Её красный шарф обвился вокруг нас языками пламени, согрел, разлился жаром в крови. И Оля снова была моей.
Отдавалась без остатка, неистово, как будто в последний раз.
Потом приникла губами к шее и пила кровь, жадно, взахлёб, а шарф вокруг нас наливался красным, начал пульсировать в такт бешено стучащему сердцу. Облизывал спину огромным языком. Оля засасывала в себя, как бездонная трясина…
- Эй, ты сделал?
- Угу, - я пытался удержать страшную и притягательную картину. Ольга таяла в моих руках, но рот продолжал держать шею, огромный язык облизывал.
- Что «угу», где? – брат бесцеремонно содрал с меня одеяло.
- В распечатках смотри. – Разлепил я глаза, чтобы посмотреть на этого идиота.
Но Максу было плевать на мои взгляды, он уже направился к принтеру, достал кучку бумаг. Я с сожалением понял, что удержать сон уже не удастся. Да и Ольгу не верну. Не хочу.
Посмотрел на часы и чуть не застонал. Девять утра, Макс совсем с глузду двинулся, тиран-надомник.
- Ты бы его ещё на …й намотал, фетишист недоделанный, - заметил брат, мельком взглянув на меня.
Я потянулся к шее прежде, чем сообразил, о чём он. Шарф снова был там. Меня прошиб холодный пот. Не мог же я его на ночь нацепить. Значит, он ночью снова переполз на меня!
Трясущимися руками сорвал с себя чёрную удавку, отбросил на пол и уставился на него. Поползёт или нет?
- Псих, - усмехнулся Макс, - зацепи другую, нечего сопли жевать.
Шарф не шевелился. Лежал себе на полу, прикидывался простой тряпочкой. Затаился.
Макс отобрал доки поприличнее, второй рукой поднял его с пола и вышел.
- Я поехал, а ты купи чего-нибудь пожрать, - крикнул брат и щёлкнул дверью.
Я медленно прошёл в ванную. Шарф висел на вешалке и не подавал признаки жизни. В ванной комнате из зеркала на меня глянула та ещё рожа. Бледная, глаза красные от недосыпа, губы дёргаются. Точно псих.
А может быть, я и правда перед сном на автопилоте пошёл в прихожую и нацепил на себя этот дурацкий шарф? Или во сне. Может я лунатик?
Я чистил зубы и пытался себя успокоить, но в глубине души знал точно, что это не так. Шарф мстит мне за то, что обидел Ольку. Она его создала. Она ему, как мама. Сплюнул зубную пасту и обомлел. Сгусток крови слизняком уползал в сток. Трындец.
Сморгнул и рассмеялся. Обычная паста, почудится же такое. От облегчения отяжелели руки и ноги, навалилась сонливость. Плюнул на всё и пошёл досыпать. Шарф по-прежнему висел на вешалке.
В сон я упал, как в пропасть. Там снова была Оля. На меня она больше не смотрела. Сидела на берегу залива, натянув на коленки платье, и смотрела в небо. Волны облизывали ступни ног, но не смели даже каплю уронить на подол платья. Ветер играл белой тканью и чёрными волосами. Никогда её такой не видел. Мы не смогли остаться вместе до лета. И в этом была целиком моя вина.
Это мне было проще отказаться от Ольки, чем врезать брату по зубам, на что он усиленно нарывался. Он ведь пытался опустить её в моих глазах, показать, что может отобрать у меня всё, даже её. Он победитель по жизни, он всегда первый. Старший брат. А Ольга. Она даже не кричала, не звала на помощь, когда он её целовал. Может быть, ей нравилось? Но у этой Ольги в белом платье я не мог спросить ни о чём. Веяло от неё какой-то чистотой и невинностью. Она совсем не была такой, какую я придумал. Но и не настоящей. Наверное, поэтому я просто смотрел на свою бывшую девушку на берегу залива и ничего не делал.
- Обними меня, - попросила эта картинная Ольга.
Я обнял холодные плечи, а потом коснулся солёных губ. Видимо, море сделало их сухими и потрескавшимися. Неживыми, как мятая простынь.
- Ты не забудешь меня, - пообещала она и набросила на шею свой красный шарф.
Тот сжался вокруг шеи и почернел. Я начал задыхаться. В глазах потемнело.
Схватив руками удавку пытался оттянуть неизбежное. А Ольга смотрела на меня и торжествующе улыбалась.
Мгновение и я проснулся. Только сон продолжился. Шарф всё так же душил меня, и я несколько секунд боролся с ним, прежде чем отбросил на пол. Теперь-то точно знал, что не надевал его перед сном. Шарф упал и снова замер. Хищная тварь! Я закутался в одеяло, осторожно впрыгнул в тапочки и отскочил. Шарф лежал свернувшимся чёрным удавом. Ждал, пока я потеряю бдительность.
Сжечь его! – пронеслось молнией. Я схватил зажигалку, шарф и выскочил на балкон. Едва не потерял одеяло. Ворох снега ударил в лицо, холод схватил длинными пальцами за живот и ноги. Придерживая одеяло подбородком, чиркнул зажигалкой, попытался поджечь шарф. Но пламя тут же погасло. Ещё через несколько попыток я понял, что так просто эту тварь не сжечь.
Нужно было пропитать его чем-то горючим. Вспомнил о техническом спирте, которым протирал комп. Шагнул в комнату, бросил шарф на пол.
Завязал одеяло под горлом, схватил с полки пузырёк, скомкал шарф и полил спиртом. Резкий запах ударил в нос, балконная дверь хлопнула от порыва ветра.
Снова выскочил на балкон и чиркнул зажигалкой. Пламя вспыхнуло мгновенно. Я отбросил шарф в угол на снег. Он так и упал комком. Корчился в муках, шевелился, как живой. Менял цвет с чёрного на красный, отливал синевой. Горел словно большая чёрная голова. Я не мог отвести взгляд от этой агонии.
И вдруг из этого пламени на меня посмотрела Оля. Это её голова горела у моих ног. Волосы вокруг танцевали пламенными змеями. Запах палёного волоса вызывал тошноту. Она пыталась что-то сказать, губы шевелились. Я упал на пол, протянул руки. Погасить срочно. Не мог её сжечь. Подхватил шарф.
Руки обожгло, я отбросил горящий шарф, и он полетел вниз огненной птицей. А Оля осталась в моих руках. Я смотрел на горящую голову своей бывшей, плакал от боли, но продолжал держать. Смотрел в сияющие глаза и понимал: пока держу – она жива.
Держал, пока она не пропала. Потом резко пихнул руки в остатки снега. Таким меня и нашёл брат. На балконе, полуголый, в слезах и с обожжёнными руками.
***
Ожоги я лечил долго. Не мог работать на компе. Макс меня отматерил. «Сопливый неврастеник» - самый мягкий эпитет. Все заказы встали, а я молчал о том, что случилось. Молчал в ответ на вопросы, молчал, когда брат ругал.
- Из-за бабы расклеился, сопляк? – в конце концов Макс припёр меня к стене, угрожая переломать обожжённые руки.
- А ты её уже трахнул?
Я поднял на брата глаза, заглянул в душу. Есть ли она у него? Любил ли он кого-то из тех девиц, которых имел? Макс нахмурился. Ответил резко:
- Нет, и не собирался. Хотел чтобы ты, щенок, от неё отстал.
Я отвернулся. Ну, отстал и что? Как её из души вынуть?
- Хочешь, я прямо сейчас её наберу? Раз уж она склевала тебе печёнку?
Я пожал плечами и опустил глаза на перебинтованные руки.
- Телефон говори, - потребовал Макс, притащив трубку.
Я всё так же смотрел на нерабочие руки. Я больше ни на что не способен.
- Щенок ты, Дима! Закончил сопли пускать! – разозлился брат. – Твоя Оля из тех, кто дерьмо за любимым выносить будет, не только ждать, что руки заживут. Хочешь притащу её за шкирятник к тебе? И скажу, что это я – подонок потребовал с ней порвать.
- Не хочу.
Но он заставил меня назвать номер и набрал его. Держал трубку у моего уха.
Я знал, что бесполезно. Она меня не простит.
К телефону подошла не Оля.
- Оли больше нет, - холодный голос женщины в телефонной трубке. Наверное, мама.
- Что с ней?
- Она сгорела.
Женщина положила трубку, а я сжал руки в кулаки, несмотря на боль и брызнувшие слёзы. Это я её сжёг! Я сам своими руками уничтожил ту, которую любил…
***
Мне двадцать семь. Макса убили лет пять назад. Я остался один. С деньгами проблем нет, руки у меня откуда надо и голова соображает. И женщины с тех пор были, но с Олькой не сравнилась ни одна. Нет в них той чистоты, самоотдачи и загадки, как в той моей первой любви.
Я так и не смог позвонить её родителям, спросить, где могила. Прятался, как мальчишка от чувства вины. А сегодня проезжал мимо и остановился возле её подъезда. Сидел в машине, смотрел на вход и думал, что мог бы зайти. Но что я скажу? Её родители, наверное, состарились, а может быть, и вовсе переехали.
Из подъезда не торопясь вышла женщина с коляской. Поправила что-то внутри, вскинула голову и засмеялась. Я замер – Оля!
Не может быть!
Точно она. Немного округлилась, стала плавнее в движениях, но смех тот же. Заразительный и не всегда понятный. Тот же взгляд широко открытых зелёных глаз. Жадных до жизни, искрящихся весельем. Какая же она была разная.
Но почему её мать сказала, что Ольга сгорела?
Хотя, кто сказал, что это была её мать?
Я был не в том состоянии, чтобы узнать.
Значит, зря я мучился все эти годы. Она жива.
Макс! Это он набирал номер. Кто сказал, что он набрал номер Ольги? А теперь и не спросить.
Я смотрел на чужую женщину с коляской и понимал, что прошлое не вернуть. У неё наверняка муж, ребёнок и жизнь наладилась. От прошлого остался только шарф. Длинный, красный, тот самый, которым она привязывала шею к шее.
Будь счастлива Олька.
30.03.16
23462