Город, в который Анфиса переехала из столицы, ничем не отличался от обычного провинциального городка. Расположившись вдоль берега реки, он умудрился стать невидимым с проходившей неподалеку трассы, что и спасло городишко во время нашествия татар. В спешке орда его просто не заметила и проскакала мимо. Город пережил все смутные времена и постепенно стал популярным среди творческих людей.
По выходным к причалу регулярно подходили катера, чудом не угодившие в голодную капиталистическую пасть в виде металлолома. Веселые или навеселе, в зависимости от контингента и погоды, туристы отправлялись на противоположный берег, дабы посетить имение бессмертного художника, уцелевшее исключительно благодаря прозорливости хозяина, сразу после революции передавшего его новой власти.
По возвращении туристы разбредались по центру города в дальнейших поисках пищи духовной и телесной. Оставшиеся после посещения ресторанов деньги тратились на стихийном вернисаже. Мало кто знал о том, что картины и hand made, выставленные там, продавались в столице раз в пять дороже и чаще всего под заказ. Поэтому те, кто были «в теме» сначала шли на вернисаж, а уже потом утоляли муки голода. И уж практически никто не знал об истории памятников, стоявших на набережной. Памятник известному писателю изначально ваялся под другого, человека, но не был востребован. Получив заказ, скульптор быстренько переваял нетленку. В результате, писатель, бывший при жизни высоким и худощавым, в бронзе выглядел кряжистым и упитанным, напоминая председателя передового колхоза.
Подобно удачно внедренному в лоно власти рабочих и крестьян агенту, город жил двойной жизнью. Внешне ничем не примечательный, и даже слегка научно-промышленный, он был своего рода одеоном людей, имевших отношение к творчеству. Город с женским именем имел право любить, или не любить гостей, или новоселов. Анфисе повезло в этом плане – ее город принял сразу. Она и сама не могла объяснить, почему ее тянуло именно в это место. Наверное, также не могли объяснить толком причину своего переезда известные поэты, писатели, музыканты. Скорее всего, дело было в особой ауре, располагавшей к творчеству.
Разумеется, туристы не могли знать, что румяная тетка в ватнике и сапогах, маршировавшая мимо них из магазина, на самом деле известный профессор-лингвист, читающий лекции в очень далеком зарубежье, и к тому же прекрасная исполнительница казачьих песен. А большинство акварелей неприметного дядечки, курившего на скамейке возле дома, уходят в коллекцию олигарха Загребышева, и лишь оставшиеся раскупаются более мелкими ценителями живописи.
Город не любил больших особняков, предпочитая вытеснять их на окраину. Поэтому, решив переехать, Анфиса просила сына урезать присущий ему во всем размах, и всего лишь превратить выбранный домик в удобное и уютное жилье. В итоге постройка довольно деликатно вписалась в городской стиль. Новоселье непринужденно открыла рыжая кошка Мельпомена.
Здесь было принято ходить в гости, устраивать литературные и музыкальные вечера. Чем больше Анфиса читала и слушала, тем критичнее относилась к собственному сочинительству. В результате несколько начатых вещей зависли в ожидании посещения музы, а их автор вернулась к фотографиям, своим картинам и иконам из бисера. Несколько раз Анфиса просила привезти к ней хоть на недельку внука. Будучи довольно молодой бабушкой, она считала это звание главной удачей в жизни. Видя в скайпе усталые глаза ребенка среди груды дорогих игрушек, ей хотелось напитать его атмосферой места, где она сама была счастлива. Она вообще была устроена так, что всем хорошим непременно хотела поделиться. Но внук пребывал в постоянных путешествиях и круизах, очень любимых невесткой. Сын же решив, что мама скучает, пообещал прислать ей компаньонку – учительницу рисования из гимназии. Таким образом, он рассчитывал убить двух зайцев – мама, поселившаяся у черта на рогах, будет не одна, а учительница получит бонус в виде зимнего отдыха.
Присланная сыном дама внешне напоминала опрятную симпатичную лисичку. Аккуратное рыжее каре удачно гармонировало с окрасом Мельпомены. Сама же компаньонка, именуемая Кларой, постоянно улыбалась подобно служительнице ресепшена полнозвездного отеля. Меньше всего она была похожа на учительницу даже полового воспитания. Костюм, подчеркивающий выпуклости сезона женского увядания, сидел на ней так плотно, что казалось, будто под ним Клара обмотана полиэтиленом. Поклевав предложенное угощение, гостья, бегло осмотрела подаренные Анфисе картины и удалилась в свою светелку, испросив у хозяйки разрешения слегка обустроить ее по своему вкусу. В комнату гостьи переехал телевизор, которым Анфиса почти не пользовалась. Под его веселый лепет о вреде для организма всяческих паразитов, Клара извлекла из чемодана шелковое покрывало, щедро расписанное павлинами, и неведомую игрушку, то ли болезненную собачку, то ли тощего медвежонка. Плюшевый зверек обреченно свесил лапы с поставленной торчком, как в пионерском лагере, подушки. Облачившись в домашний костюм, компаньонка в сопровождении хозяйки совершила небольшой экскурс по дому, роняя клочья улыбки на всем, что попадалось ей на глаза. Остатки проф-улыбки окончательно увяли в ванной, где освещение менялось в зависимости от нахождения объекта, совершавшего омовение. Самой Анфисе это казалось неудобным - приходилось размахивать руками, чтобы зажглась нужная лампа, поэтому она относилась к освещению, как к дареному коню.
-Очень мило, - заметила компаньонка, глядя на Анфису и пытаясь вернуть непослушным губам форму дежурного оскала. Во взгляде ее блеснула ненависть, вроде той, что испытывают пешеходы по отношению к автомобилистам. Незадачливая хозяйка отнесла этот взгляд к крайней степени усталости и отпустила компаньонку отдыхать с миром.
В общении Клара оказалась довольно закрытым человеком, даже на самые невинные вопросы, заданные скорее из вежливости, нежели от любопытства, отвечала общими фразами. Она вела себя, как наблюдатель из ООН на подписании мирного договора. Если поступало предложение попить вместе чаю, то неизменно приходил ответ о том, что она либо уже попила пять минут назад, либо собирается сделать это позже. Фотографии и работы самой Анфисы равно, как и подарки друзей не вызывали ни восторга, ни отторжения. Оценки обычно выражались в сдержанных фразах: «мило», «довольно удачная работа» и т.п.
«Интересно, что же тебе все-таки нравится, а что – нет?» - думала иногда Анфиса после очередной неудачной попытки пробить стену безразличия. И пришла к печальному выводу о том, что все, что она сама считала удачным, было всего лишь довольно посредственным дамским рукоделием, не заслуживающим оценки. А что касаемо нежелания компаньонки общаться, то она и не обязана это делать, не являясь ни прислугой, ни подругой.
Однажды Анфиса зашла в комнату Клары в поисках какой-то мелочи, нужной для работы, и случайно зацепила взглядом исчерканную газету. Это была программа передач на неделю. Почти весь мусор, лившийся с экрана, был аккуратно обведен ручкой. А в промежутках стояли пометки «помыть голову» «обед» и прочее в том же роде. То есть, жизнь Клары была составлена под расписание телепередач.
Постепенно общение свелось к общим темам, в которых превалировало обсуждение сериалов и шоу. Для Анфисы это было равносильно ежедневному посещению гурманом фаст-фуда.
Пытаясь избавить копаньонку от телезависимости, Анфиса повела ее на фотосессию ледохода. Несмотря на мороз, над водой клубился пар. Льдины, состоящие из чУдных аккуратных прямоугольников разных размеров, громоздились друг на друга в месте, где река делала поворот, и уплывали вдаль, уже сломав картину геометрии.
-Шикарное зрелище, - щелкая аппаратом, восхищалась Анфиса.
-Необычно, - отозвалась, топтавшаяся на месте с нехорошим, суицидальным блеском в глазах Клара, - Я, пожалуй, пойду. Ноги замерзли.
-Бегите, Кларочка, а то простудитесь, - посоветовала Анфиса, глядя на то, как компаньонка рванула с места со скоростью спринтера, претендующего на олимпийскую медаль.
Как раз в это время Анфиса готовилась к первой в своей жизни персональной выставке. Она волновалась так, что практически перестала спать, представляя себе обсуждение суконного рыла в калашном ряду и полный провал. Отбиться от выставки не удалось – и друзья и администрация города твердили одно: «давно пора». От переживаний Анфиса похудела так, что стала похожа на вышедшую на пенсию балерину.
Дней за пять до открытия выставки Клара поинтересовалась, может ли на пару дней приехать ее подруга, с младенчества интересующаяся бисероплетением. Анфиса согласилась и тут же забыла об этом, машинально подумав, что хоть в эти дни ей не придется развлекать компаньонку обсуждением сериалов. Когда подруга прибыла, легкомысленная хозяйка тут же поняла, что реалити шоу бывают и в жизни. Продукты жизнедеятельности вируса не текли у новой гостьи разве что только из ушей. Однако, это обстоятельство смущало только Анфису. Все предложенные хозяйкой лекарства были отвергнуты.
-Я не принимаю никаких лекарств, - заявила новая гостья.
-Тогда хотя бы чай с медом, или малиной выпейте.
-Ей помогут Высшие силы, - неожиданно проявила дар речи Клара.
Решив пригласить адептов Высших сил ближе к закрытию выставки, Анфиса удалилась. Она сосредоточилась на подготовке экспонатов, не забывая о мерах безопасности, чтобы не заболеть самой.
Всех, заходивших в дом, Анфиса мазала чесноком, как от нечистой силы. Спокойно чувствовали себя только обе компаньонки, еще с утра уехавшие по своим делам. Поскольку погода была нелетная, то новая гостья вернулась в еще более плачевном виде, чем накануне. Клара, уже не выступая в роли просительницы, объявила, что подруге придется пожить у Анфисы еще некоторое время.
Ночью у хозяйки все-таки заболело горло. Забрызгав себя антибиотиками орально и назально, она кое-как уснула, давясь от кашля. До выставки оставалось два дня, и шансов на чудесное исцеление было, как у периферийной отличницы, на поступление в МГИМО.
Утром явилась Клара, очевидно, с визитом вежливости и довольно фальшиво подивилась плачевному виду хозяйки.
-Могу я поинтересоваться, с какой целью все-таки приехала сюда Ваша подруга? – осипшим голосом поинтересовалась Анфиса.
-В Звягино есть замечательная гадалка. Хотели успеть до выставки, но, не приняла почему-то.
-Не догадываетесь, почему? И как вообще можно было позволить себе приезжать в таком виде? Это просто неприлично.
- Она же не нарочно.
-То есть, случайно?
-Мы надолго не задержимся,- оскорблено процедила компаньонка, скинув с лица улыбку.
Не выдержав такого поворота событий, Анфиса позвонила сыну, как обычно, извинившись, что отрывает его, и объяснила в общих чертах происходящее.
-Не переживай, я сейчас все устрою. Ты у меня совсем беззащитная. Когда выставка? Почему не сказала? Я приеду обязательно.
Через пару часов к дому подъехал автомобиль. Компаньонка погрузила в него свой скарб и заходившуюся в прощальном кашле визитершу. Вернувшись в дом, она прогундосила уже пораженным вирусом голосом, что не ожидала со стороны Анфисы такой подлости, как жалоба сыну, который может испортить ее дальнейшую работу и чуть ли не всю жизнь.
Закрывая за ней дверь, Анфиса почувствовала одновременно и облегчение и чувство вины.
Вечером пришла профессорша с коньяком и лимоном, велела выпить, лежать и никуда не выходить. Завтра будет приготовлена экспозиция. Если будет в состоянии, Анфиса может прийти и посмотреть. Для фуршета тоже все закупят завтра, так, что от нее требуется только личное участие в открытии и небольшая речь. Анфисин лепет о никчемности ее работ профессорша назвала обычной истерикой рефлексирующей интеллигенции.
Выставка вопреки всему удалась. Анфиса ловила восхищенные взгляды сына, он поднял большие пальцы, давая понять, что рад тому обстоятельству, что его мама так состоялась в жизни. На фуршете она выпила водки, внутри разлилось тепло, и появилась неизвестно откуда та самая чудесная сила исцеления.
- Пожалуйста, не делай ей ничего плохого, - попросила она сына.
-Ты, мама, редкий, исчезающий вид человека. Как реликтовая чайка. Обещаю. Пальцем не трону.
Той ночью Анфисе не спалось. На душе было скверно, как после близости с нелюбимым человеком.
Могла потерпеть, не звонить сыну, знала же, что выставит больную вместе с Кларой. А главное – хотела этого. Артисты выходят на сцену с температурой, играют спектакль и только потом идут домой болеть, или умирать. А она кто? Посредственность, испугавшаяся, что сорвется посредственная выставка. Могла и должна была потерпеть, чтобы душа была спокойна.
Первый раз в жизни ей захотелось хорошенько выпить. Вспомнив о профессорском коньяке, она пошла на кухню, достала бутылку и стала резать лимон.
Утром Анфиса позвонила компаньонке.
- Извините, что так получилось. Я слишком переживала о своей выставке и, сейчас жалею о том, что обидела Вас. Не держите на меня зла, пожалуйста.
- Что Вы! Все нормально, никаких обид. В следующие выходные можно приехать? Очень хочется попасть к той гадалке. Мы ненадолго!