... или другой вариант названия: «La Cigale et la Fourmi» de Jules Lefebvre с подкладкой из Кайдаловой Калининой и его величества Розенталя Д.Э.
«Слыхал он, что женщины часто любят некрасивых, простых людей, но не верил этому, потому что судил по себе, так как сам он мог любить только красивых, таинственных и особенных ЖЕНЩИН (строчные буквы Спицына Е. З., все не оговоренные пометки принадлежат нам. – Редакция.)» (из «Ака 73-77» Леваса Миколаевича).
От скриптора: George, I'll take it on, but don't take it on me, don’t be crossed with my little whim of imagination! Remember, the solution exists and, evermore, you could find a BONUS-FUCKING-LEVEL, veneered inside the text. Remember also, that the «A» batch is for go-ahead chaps, while the «B» clump is for dolts and ones with a dunce cap. Others: just follow the game-story. Начать игру: [переход на A1]
A1. Блаженненький аспирант – Егор Зенодотович Спицын давно уже прибыл в Москву. Солнце садилось в дома, а не в тучи и было при этом цвета Яндекса. Такое лето!
У Егора утончённые, [потому] благородные, [потому] изящные манеры; у него рубашка навыпуск, пиджак внакидку, плохо выбритый твёрдый подбородок и стосвечовый мозг. В своей филушной отрасли Спицын обезденежил, обессилил, обескрылил и, как рак-отшельник или монах-доминиканец, шёл сквозь огонь и воду и медные трубы, чтобы поймать диссертацию, а дальше ТОЛЬКО кафедральная утварь: «исповедую, проповедую, заведую».
И это затем-зачем, что Егор хотел быть как нормальный человек, то бишь как полковник, деятель науки и техники декан факультета кандидат болтологических наук, доцент учитель, коллежский регистратор рекордсмен экс-чемпион мира по шахматам гроссмейстер сенатор заслуженный арист автор книги иркутянин полковник Спицин Е., имеющий также орден Возрождения Польши, нагрудный знак «Отличник народного просвещения» и т.д.
Итак, ради звания, движимый впотьмах и второпях, наш вагант, ВНОВЬ минуя Кутафью башню (осн. в 1516-м), со скоростью прочтения страницы идёт по Манежной в сторону РГБ (осн. в 1862-м), идёт себе посматривает, и тут уже не в первый раз видит… смотри не оступись, Егор…
ДЕВУШКУ в ОЧКАХ! (Осн. в 1993-м.) Сколько ни смотреть на неё – мало! Как это ни трудно, но как бы нибудь её опишем: лет ей десять плюс десять плюс два, в ней есть что-то от переворота Урукагины в Лагаше, от стихотворения «Девушка из Кадикса» Бирона, от песни «Shine on You Crazy Diamond» группы Anderson Council. На ней шляпа-трибли, как у Индианы Джонса, длинный кёртл поверх сорочки, тут же сильно расклёшенная к низу юбка-годе. Так Четырнадцатый век встречается с Двадцать первым, и кто этого не полюбит – или чёрств душой, или глух ко всему прекрасному.
Егор был НЕЛИЦЕПРИЯТЕН, то есть беспристрастен в смысле господ ла Тентациона и ди Ауссшвайфунга. В то же время Егор был молод и любопытен и считал нужным что-то предпринять, а значит, просто невозможно решиться либо не решиться! Егор рассуждал: «Что такое человек? Клубок диких змей, которые редко вместе бывают спокойны, - и вот они расползаются и ищут добычи в мире». И другая мысль: «Беззаботными, насмешливым, сильными – такими хочет нас мудрость: она – женщина и любит всегда только война!»
Что делать Егору?
А) Пройти мимо [вернись к А1]
Б) – В отдел редких книг не скажете как пройти? [перейди на А2]
В) - Сколько стоишь, сука?! [перейди на А3]
А2. - В отдел редких книг не скажете как пройти?
… Незнакомка длинно и как-то прищурив глазёнки посмотрела на него, потом продолжила, и не менее загадочно, двигаться в свою неизвестность…
[Зашквар! Вернись к А1]
А3. - Сколько стоишь, сука?!
- Дорого, – не задумываясь отбрыкивается она. Спицын был спасён – замечен!
- Хочу тебя! – не умолкая продолжает «Рогожин – Егор», захваченный врасплох собственным безумием. – Даю пять тысяч!
Она отвернулась, запорхала дальше.
- Не то чтобы пять, а… двадцать! – Про себя Егор уже нарёк её лореткой, или Аспасией. Девушка в эти две-три секунды совсем отдалилась, испытывая 10 – 20-кратное превосходство над ним, и справедливо.
- Сто! – молит Аспасию одержимый. – Ни много ни мало! Ты что – не согласна на такое?
На углу с Моховой она вдруг оборачивается. Время замедлило ход, просачиваясь сквозь её юбку, волосы, в стёклах очков увязли облака и тянутся во все стороны, смородиновые губы словно открыты поцелую.
- При мне при девушке говорить такое! – воскликнула с фанаберией, ровняя слова языком. – Царь Долдон и тот дал бы больше!.. Впрочем, я – что, всё от тебя зависит. Ладно. Полтора лимона, идёт? («Да-да!») Понял ли ты меня или нет? («Понял, понял!») Теперь ни слова! – Палец к губам. – Жду тебя послезавтра, здесь, в это же время…
И она исчезла в не выровнявшемся подравнении людей. «Эх вот как! Совсем не дурно, - обратился Егор к совокупности прохожих, - даже совсем недурно! Как хочется её – по методу Виккерса, только… она же не шутит? Не то ахти мне горемычному – замытарюсь, сровняю себя с землёй!»
- Мощное и полное жизни движение немыслимо без
разногласий, - утешил его чиненый-перечиненый, непохожий Сталин. – Щёлкнемся на фото?
Что делать Егору?
А) Сказать ей на послезавтра, что денег нет и дела в забросе [вернуться к А2]
Б) Сфоткаться с деланным-переделанным лже-Сталиным и бежать в родной Иркутск. Недаром же говорится: «Дома и стены помогают» [перейти на Б1]
В) Попытать счастье в белорусском казино!!! [перейти на А4]
А4. В душе Егора горели кизячные костры. Он мучился страстью поодиночке и наизнанку, хотел во внешнем существовании быть с-, но получалось без-, дойти за-, но получалось только до- и под-, и всё это раздельно, сплеча, подшофе – короче, обвал! Но тут, в новополоцком казино, через партию-другую дело пошло на выручку: Егор отверг баккару, деберц, криббедж, золе, корову 006, кункен, макао, пиночо, ута-гартуа, шафкопф и сконцентрировался на рулетке.
Егор ставит на красное свои СТО ТЫСЯЧ кровных рублёв, заработанных репетиторством, и… завертелось-закрутилось… ВЫИГРЫВАЕТ! ++
Весьма необычайно, даже очень необдуманно: в прибавку к старой сотне наш игрок кладёт фишками новую и… «Это кто такие и что им надобно? Сколько скрытого смысла в этих фишках и какой отклик вызывают они во мне? Надо мне радоваться или жалеть себя? Трудно теперь сказать почему и измерить риск в процентах правды(,) сколько именно!» (Таковы мысли Егора…)
ВЫИГРЫВЕТ! ++
Публика улюлюкнула: дяди-фандориново везение, фёдор-достоевский азарт! И абсолютно, чрезмерно, в высшей степени неоправданный риск: получив взамен ещё две сотни, фаталист как бы в насмешку ставит все 400 тыс. и, и, и…
ВЫИГРЫВАЕТ! ++
Потом, под общий бемц, ожидая в придачу еще восемьсот, он опять ставит все деньги и… только бы, только бы!..
САМИ ЗНАЕТЕ...
Выигрывает. Теперь он наподобие миллионера. Забрал розоподобные Цветы Победителя и ПОЛТОРА МИЛЛИОНА русских рублёв. Сто тысяч - чтобы не остаться внакладе и залатать дыры, а остальное… Куда остальное? Мозг резюмировал: «Иногда самая дикая мысль, самая с виду невозможная мысль, до того сильно укрепляется в голове, что ее принимаешь наконец за что-то осуществимое… Мало того: если идея соединяется с сильным, страстным желанием, то, пожалуй, иной раз примешь ее наконец за нечто фатальное!»
Что делать Егору?
А) Бежать в родной Иркутск. [GO на Б1]
Б) Получить обещанное! [айда на А5]
A5. Алый свет закрашивает окрестности – и те, и эти, и другие. Светлые тона переходят в тёмные и наоборот. Исходя из полученных данных Егор должен был ждать её начиная с шести и смотря по привходящим обстоятельствам. Вооружённый пелёсой сумкой «Louis vuitton», где лежали старые, сохранившиеся сто тысяч и новые, теряемые 1,5 МИЛЛИОНА, он бродил взад-вперёд между Манежной и Воздвиженкой.
Красотка появилась не скрываясь и не таясь, смотрела на него не смущаясь и делала это не переставая. В это раз на ней кепка, бострог и штаны-афгани, через которые просвечивают трусики.
- Мархаба, - «привет»! – По-видимому, своим словам Егор придаёт не малое значение и, чтобы усугубить им цену, старается произносить их врастяжку.
- Ты мне малосимпатичен, - честно признаётся она, - но я как дорогостоящая, высокооплачиваемая, глубокоуважаемая и идейно прочная сучка готова к любым мерзостям!
Её проницательный взгляд и умоляющий жест тяготили его. Егор пережил ещё одну – последнюю – жужелицу колебания.
- Пойдём! – в штанах у Егора началась возня и мощность шкворня, который приходились тончайшим образом нянчить, занеже и душой и телом, и балльным кристалликом и кристальным сучочком он желал поватажитися с дупой и пихвой. Они достанутся его цюцюрке, а не кому другому, и будет на его улице желанный литературно-музыкальный, ликёро-водочный праздник за полночь, и допоздна, донага, вручную, втёмную, всплошную!
… Небо нависло непонятное: не то кедрово-бобровое, не то тигрово-лавровое. Они прошли пол Александровского сада и сели в корчме «Тарас Бульба». Не мудрено, что она спросила, даст ли он деньги вперёд. Егор с чеканным видом уплетает суп харчо и бефстроганов с сыром остатками, бросает сумку не смотря, и вдруг вопрос: «Зачем они тебе?»
- У меня под сердцем ветчинный комок, - нежданно-негаданно поведала она. – Без операции в Бад-Кроцингене я отправлюсь в недремАнные сны, а денег нет. Подмалёвщица я, дура! Всякому человеку, для того чтобы действовать, необходимо считать свою деятельность важною и хорошею, ибо всё это происходит с тем, чтобы возбудить внимание к жизни. Я, например, хотела рисовать, но платили только за «сделай мою одноклассницу в цепях». Вот так дрянь, что за дрянь, - остужала её речь чванного Спицына, - как, разве, неужели я на такое согласилась? Вовсе не я, а вон та… да точно она! Равно это просто мерзость и только. – И вдруг объявила с артистизмом:
- Тоже мне торги! Я отказываюсь! Не унижая тебя говорю, а говорю с болью сердца!
Пока события, как никогда, огорчали, к горе-Егору вместе с едой, как теперь, приходили суждения: «Как нарочно, вся любовь происходит из нужды и тоски, если бы человек ни в чем не нуждался и не тосковал, он никогда не полюбил бы другого человека, а при наличии горя в груди надо либо спать, либо есть что-либо вкусное. Так что хоть у меня, как минимум, есть на неё брОня, - судил Егор, - без ружей или питей, как таковых, теперь не обойтись…»
Что делать Егору?
А) - Забирай деньги, будь счастлива… [перейти к А7]
Б) – Я возьму тебя силой, стерва доморощенная! [перейти к А6]
В) Уйти с деньгами ;) [перейти к А6]
А6. … В следующее мгновение Егор различает огромный, настрелянный кулак охранника - кулак простреливает Егоров римский нос, потом его подбородок, кровью выбритый, мягкий – мир темнеет – Аспасия – сумка – юфтевые ботинки – кровь – тьма – …
[GAME OVER]
А7. - Забирай деньги, будь счастлива…
Она изменилась в лице: лицо будто заплаканное, - секунда, и лицо уже по-настоящему заплакано тушью, она стонет стоном и залившись слезами повторяет:
- Этот город быстро растущий, так густо населён, а я одна и всё в нём, вместе взятое, не сравнится с благородством, - всхлип, - твоего поступка, Егор Спицын! А я… не могу отдать, хоть и знаю НАСКОЛЬКО я желанна… Как писала Каренина в письме к Мэрилин: «Колеса любви расплющат нас в блин!» Люблю другого… Неслыханная наглость… Стараюсь об нём, примерно, не думать – никак невозможно! Всё равно мне, никак, опять его хочется! Я делаю вид, что всё идёт нормально, что так и должно быть, - до тех пор, пока не убеждаюсь в обратном.
- Чаровница, вила, чудушко, росинка, вы меня не покинете, вы не оставите меня одного, вы придете ко мне или позволите мне прийти к вам? Я ж беда какой верный где нужно и где не нужно и ужас какой смелый! Мы убежим вместе, а если нельзя бежать, будем говорить — вы о тех, кого любите, я — о тех, кого я люблю! Может, я не нашёлся что сказать, но знайте, я готов ждать сколько вам угодно. Я бы и ждал, сколько вам было угодно, знай мы друг друга раньше. Вам ЕСТЬ в мире что забыть! А у меня даже вспомнить (-) и то нет времени.
- Нет, Егор, прости! Живи что есть силы, будь счастлив с кем хочешь, и будь что будет…
Аспасия поцеловала одуревшего Егора взасос и вгорячках ушла не прощаясь. По-прежнему пахнет её невиденными духами, а сумки с деньгами больше… нет. Охранник корчмы подмигивает. Что, что теперь делать?
А) Дать в морду охраннику [Перейти к А6]
Б) В Иркутск… [Перейти к Б1]
Б1. Новатор отраслевОго производства филолог Егор Спицын вернулся в Иркутск и живёт как прежде в прицентровом, завешанном трюмами, уже преклонном домишке-ледоколе, который притворно рвётся вверх к Ангаре. Там Егор приневолил себя за диссером по теме «Чересчур чевенгур» и всё обещал приискать в буквах нечто новое, а не бестолково подкидывать сырюги в топку своему домишку и по-прежнему засыпать не раздеваясь.
Кудлачили, драпали дожди. Об Аспасии он теперь вспоминал как о дитяти: «В меру умная красотка в силу обстоятельств живёт за счёт других, обманывая людей по причине и по поводу их глупости, благодаря и согласно их желанию, но в связи с чем? В смысле у неё правда есть сердце или в нём одна лжища?» - так рассуждал Егор во снах. Те снились если не каждый день, то через день-два и отличались назойливым постоянством.
Когда наступало утро и Час Электронной почты, Егор говорил себе: «Сейчас мне придёт письмо от Аспасии, она скажет мне наконец, что никогда не переставала меня любить, и объяснит мне таинственную причину, в силу которой она была вынуждена скрывать от меня до сих пор свои чувства, — причину, в силу которой она приняла внешность ДРУГОЙ». Каждый вечер Егор тешил себя воображаемым получением этого письма и тут же старался отвратить свои мысли от слов, которые ему хотелось бы прочесть в её письме, из боязни, как бы, остановив на них свой выбор, он не исключил именно их из числа подлежащих осуществлению возможностей.
В его видениях на ней оголялась подержанная, из Астрахани, какая-то семенная и винокуренная олимпийка, ещё и украшенная этрусскими некро-хижинами и баскским крестом. В таком виде девушка казалась совсем, отнюдь, далеко и вовсе не законной, никому не нужной, но неизменно при-умножалась и при-украшивалась, из-за чего масленые, домотканые, легкораненые пальцы Егора, припухшие от зелий, взывали о бое!
Что. Делать.
А) Побегать по стадиону [>Б2]
Б) Поговорить с другом [>Б5]
В) Сходить в универ [>Б4]
Б2. Крепкого здоровья, а также всего эдакого бывает трудно, а то и невозможно достигнуть, но Егор Спицын здорового, а значит, эдакого достичь стремился, показывая отвратительные, хотя и не безнадёжные результаты. Ни свет ни заря Зенодотыч разминался и потом уже не разгибался и напрягался и телом и душой.
Осенние какашки на стадионе густели как чёрные дискообразные противотанковые мины, подёрнутые по утрам тонкой ледяной коркой. Егор на их фоне вообще выглядел чудаком, но, вообще, кстати, собственно, точнее, в общем, короче, в сущности говоря, с ним можно согласиться. Конечно правда: бегай и ешь витамины ABC – «А» для зрения и кожи, витамин «Д» для всасывания солей кальция и фосфора, и ещё витамин «H» для обмена веществ, - а потом уже без за и против опять бегай на отлично (даже в час пик!)...
В этот раз он бегал и Первого, Второго, Третьего – словом, увидел других бегунов. Все бежавшие по стадиону выглядели дико: первый – как радиотехник Гульельмо Маркони, «спаситель» Титаника, второй – как Рокфеллер-Старший, третий – как Дюма-сын. Пыльные, пыльные, а какие ловкачи! Маркони, во всяком случае, казался хилым, но во всяком случае намеревался бежать дальше. Рокфеллер-Старший, в частности, смотрелся крепче, а главное, его мышцы говорили о силе вообще и в частности о скорости. Третий бегун, Дюма-сын, с одной стороны, спотыкался от усталости, но перегонял всех на треть круга – с другой.
- Ах да, так, значит, ты тоже тормозной! – поравнялся Егор с Маркони. – Человек, а человек, ну а я почему такой? Крикну тем двоим: «Гляньте на меня, все!» Не глянут. Быстрые.
Судорожный итальянец отзывается:
- Они, увы! нас опередили. А ты что же не тратишь сил на производство здоровой, то есть мышечной, массы? Или примерно едва ли между тем бишь в конечном счёте притом в довершение небось ищешь клад, который ТУТ ПОНИЖЕ зарыт? – Очевидно, что итальяшка знает не только куда бежать, но и зачем бежать, знает как это правильно делается! Эта жестокость, вернее, умелость, волнует Егора, а скорее бесит. Вместо оправданий, Егор огрызнулся, задетый:
- Мне осталось только обогнать тебя, и немедленно, и не раз!..
Самонадеянный Егор догонял, но больше для приличия, ещё несколько минут, и не иначе как уже Дюма-сын и Рокфеллер-Старший мИнули нашего бегуна в сорок кругов. Он мог примерно и притом решительно сказать о поражении «похоже что нет» или «пожалуй и нет», а пожалуй что, ему следовало сказать: «У меня теперь знаешь какое тягостное положение!» - Маркони находился не добегая пятисот метров от Спицына, и в нём было, в этот момент, полное сходство с победой, а следовательно и радость.
Егор же пока бегал – известное дело, - выдохся и, к досаде своей, упал на холодную землю. Он молчал и не сопротивлялся, несмотря на то что чувствовал ещё силы подняться. Вскоре Спицын, не медик, замёрз, потому что залежался, а залежался потому, что почувствовал себя хуже: тело слабо и во лбу давит жар… К счастью, жар был-ура замечен вовремя и в доме-корабле налицо оказались нужные антибиотики для тушения – только всухомятку бурчит чайник и робко читается книжка: «Промороженный, простуженный, отды¬хает он, герой, битый, раненый, контуженый, да крещёный и живой!»
Егор отвечал книжке грустнее: «Oui, хоть я недостоин, но многого удостоен с бухты-барахты, при этом случаен: жизнь моя запущена и неблагоустроенна, как ворочание с боку на бок…»
[Вернись на Б1]
Б4. После того как Егор задумал пойти в универ, он ещё долго думал прежде чем сделать это, вместо того чтобы действовать так как любой другой, и оттягивал как раз с тем, чтобы в итоге пойти. Но в то время как, между тем как, тогда как он отъехал от дома, уверенность изменила ему. Удержится ли Егор своего решения или примет отказ и изменит его? Если не уверен в себе, если не хватает мужества – откажись, Егор! Люди спросят – зачем ты пошёл на это? Для чего это – спросят рекламщики? Универ как универ! Но Егор пошёл: (а именно) чтобы себя показать!
Сознавал ли Спицын, что это глупость, а не мудрость, или не сознавал – вопрос спорный: Егор смотрит на универ(,) как дурак(,) и(,) как кролик(,) прыгает с места на место. Здание покосилось(,) так(,) что в него опасно было заходить, людей там как муравьёв в муравейнике, и у них не всё как у людей, а Егор любил это здание как собственность и подавал свой взгляд, как единственное, что мог дать как аспирант и как литератор.
- Я квалифицирую это как нарушение закона – и поминай как звали! – пригрозил ему на входе мужик-Конь. (Охранник!)
- А я представлю это тебе как… свершившийся факт! – атаковал в свою очередь Спицын. – Ты сам здесь нужен как корове седло да как мёртвому припарки! Пусть я скачу как подхлёстнутый и брожу как неприкаянный, ты – красный как морковь, лысый как колено, остался тут как рак на мели - сука, одним словом (короче говоря)! Хочешь кулак покажу?
- Смотри какой важный! Я в твои годы зарабатывал посредством опорочивания репутаций и хер показывал в общественных местах: (поскольку, так как) стал конём Долбаком! Не из «Фреди…» ли я «… Крюгера» теперь, когда костюм прирос ко мне навсегда, - так со мной теперича Бог сделал в наказание. И ты мой двойник, раз кулак показать хочешь! Впрочем, моё «двойник» здесь совсем неуместно - не запанибрата же я с тобой...
(Конь Долбак так Егора и не впустил.)
[Вернись на Б1]
Б5. - Плотские помышления суть вражда против Бога, ибо закону Божию не покоряются, да и не могут, - утешал Спицына его расхристанный друг Артём Омфалеевич Дыбенков, – ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю, но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего. Надежда же на свете, когда видит, не есть надежда.
- Щепуха на постном масле, а не Надежда на Свете! - Егор высовывает язык (любимый жест), выражая полное отвращение. По комнате разносится «Le Sacre du printemps» Стравинского. Дыбенков настаивает:
- Гортань женщин – открытый гроб, языком своим обманывают, яд аспидов на губах их, уста их полны злословия и горечи, ноги их быстры на пролитие крови, разрушение и пагуба на путях их, они нее знают пути мира, нет страха Божия перед глазами их!
- Ага, будто читаешь паремИю по уврАжу! Устроил тут мазАр на панагИи! Сам-то, Омфалыч, обмишУрился сколько, так зачем этот парафраз? Хочешь меня позвать на чумоход за девками? – зАдал Егор сразу два риторических вопроса. Дыбенкову ему хоть бы что:
- Вишь, Зенодотыч, самое лучшее, что ты мог сделать, - вовремя жениться! Причём выполнить это как должно, как следует, добиться результатов во что бы то ни стало и не лезть куда не следует (чтобы не ночевать потом где придётся). Так что перечитай, что надо, бери что понадобиться, да как достанешь всё, что нужно, говори с собой как есть на самом деле и поживись чем можно. Я ещё и погляжу, как ты разженишься-разработаешься, - всё какой ни на есть опыт перейму. Страсть как интересно!
- Не знаешь, что мелишь, Дыбенков! Даже если вечность с бесконечностью, близняшки-дебилы, сварганят от фонаря рано или поздно через миллиард-другой лет таких же в точности «Егора» и «Аспасию» и уложат их в двуспальную кровать голова к голове, эта научно-фантастическая идиллия не утешит меня. Я-копия не догадаюсь, что я и есть тот самый я-оригинал, ибо память обо мне-прототипе обесточится в свой срок вместе со мной, и обратной связи космического дублера-баловня со мной, фанерным, не предвидится. Никогда уже атомы не угораздит сочетаться таким, единственно устраивающим меня, Аспасиным, образом!
- Нет и ещё раз нет! Нет, и всё! Я понимаю, Егоре, быть мучеником идеи, да! Но быть мучеником чёрт знает чего, дамских юбок да ламповых шаров, нет! – слуга покорный. Командуй кем хочешь, бери от жизни сколько хочешь, напиши какую хочешь статью, женись на ком хочешь, аще б немедленно женился, на ком хотел, - было бы тебе, конечно, не то что раньше, не то чтобы очень хорошо, но не иначе как ПО-НОВОМУ! С твоими способностями тебе надо думать не меньше чем о десяти жёнах, а у тебя только и развлечений что кино раз в месяц, да и какое кино - хуже чем невесело! И если я - блогер под капучино, немного ЛИнкольн, немного РЕмбрандт, то ты – гриппозный раввин с шопинговым сканером, сплошной МакбЕт и ПикАсо!
Но Спицын не слушал и полслова и, будто в дурном французском фотофильме, нырял в прошлое без конца, чтобы собрать потерянную реальность вместе, чтобы победить в ней, коль можно победить реальность. А он мыслил победить. Стравинский сменился тяжеловатыми «Контрапунктами» Баха. Фантазия-эвтаназия, туалет – гастроль по времени. Сантехник Марио попал сквозь него в Сказку, да и Левас Толстой рассудил: удостоверься, что на завтра всё приготовлено, условься о работе на завтра, и, докончив последнюю главу, пересмотри всё сначала. Ага, и в самом деле, почему не…
[… Вернись к A1, шалунишка!]