Я никогда не видела моря. На картинке в книгах море представлялось просто огромным природным резервуаром, наполненным жидкостью с химическими примесями, в котором обитали рыбы да лежали камни. Первый раз увидела его, когда мне исполнилось 25 лет. Подружки уговаривали поехать с ними, увидеть море, рассказывали, какое оно замечательное, восхитительное, красивое, и оно бывает разным: от голубого-до чёрного, спокойным и свирепым.
Стали гадать, какой курорт посетим, чтобы и в музее побывать, и сходить на ночные развлечения, попробовать все виды аттракционов. Долгое время спорили, что даже руки устали. Решили тянуть жребий. Написали на коротких записках названия курортов Краснодарского края и кинули в летнюю шляпу. Выбрали меня, так как я не была ни на одном курорте. Я вытянула бумажку и прочла: "Геленджик". Посмотрели в Интернете как положительные, так и отрицательные отзывы, решили поехать туда.
Мы, а нас было трое девушек, пошли на вокзал и купили билеты до Новороссийска, а оттуда автобусом поедем до незнакомого нам Геленджика. В кассе нам объяснили, что поезд будет вечером и нужно просто прийти за билетами за полчаса до отправки в Новороссийск. Разбежались по домам и в суматохе собирали чемоданы, так как нам хотелось быть на море уже на следующий день утром. Решили встретиться внутри вокзала. Договорились, что каждая возьмёт продукты, а там видно будет, как разделим и будем питаться.
Прибыл пассажирский поезд Мурманск-Новороссийск, на перроне кроме нас были еще люди, отправляющиеся на море. В поезде путешествовали плацкартам, было очень весело, шумно, мы жестикулировали, а окружающие люди смотрели на нас: кто-то с интересом, а кто-то исподлобья, словно осознавая своё превосходство над нами, глухими изгоями. Но нам было плевать, мы ехали к морю, к лету, к свободе! Мы написали записку проводнице, что мы глухие, но вежливые, аккуратные люди, и попросили фирменного чая. Проводница поняла и принесла нам горячий чай в стаканах в металлических подставках, с тиснёной эмблемой «РЖД».
За окнами мелькала степь, с выжжёнными как солома, травой. Август обещал бархатный сезон, и купальщики упорно ползли на море, кто на чём: на поезде, на самолёте, на машине, словно хотели вобрать в себя частицы уходящего лета. Особенно приятно было высунуться в прокуренном тамбуре и махать рукой дачникам, и те махали нам в ответ, словно желая приятного пути. Наступил вечер, и мы заснули пораньше, убаюканные монотонным постукиванием вагона по рельсам. Перед тем как уснуть, мы заметили, как взбудоражились пассажиры, почуяв, приближающийся морской воздух и начали прикладываться к остаткам еды и напиткам, словно желая опустошить весь стратегический запас. С каждым намотанным километром по рельсам поезд медленно приближал нас к морю.
На рассвете мы недовольно поёживались от прохлады, натянули ветровки и быстро позавтракали, пока пассажиры крепко спали, разинув рты, лучи солнца словно ощупывали проезжающий в южных полях и степях поезд. Мы прибыли в Новороссийск утром и высыпали на перрон вместе с остальными сонными пассажирами и пошли искать автобусный вокзал. Старый автобус, фыркая и чихая, повез нас с другими людьми в Геленджик.
Нас встретили дачники и стали предлагать услуги по сдаче жилья. Нам повезло, хозяйка попалась добрая и любезно предложила сдать одну комнату с тремя кроватями, а есть будем на веранде под виноградным навесом. Спросили, далеко ли до моря, ответила, что десять минут пешком.
Забросив рюкзаки и заперев дверь, мы схватили полотенца и побежали на море. Моему взгляду предстала неописуемая красота. Наконец-то я вижу настоящее море! Не рассказанное, выдуманное, или приукрашенное море. И я ступила в воду. Белая пена от волн ласкала ступни, а подошвой ощущала скользкие камни, глаза отдыхали от смены оттенков бледно-голубого до темно-синего. Какое блаженство.
От пяток до макушки меня накрыли приятные мурашки, и я счастливо вздохнула.
Меня спросили жестами:
-Ну как?
Я ответила тем же:
-Здорово. Мне нравится!
Другая возразила жестами:
-Я же говорила, лучше один раз увидеть, чем сто раз слышать.
Потом мы ездили на маленьком катере в Голубую бухту и поразились девственно-чистой воде, что даже каждый камушек разной коричневой палитры был виден. Мы словно очутились на каком-то иностранном пляже Кубы или Гоа, если бы не дурацкий ржавый танкер, брошено привалившийся к скале.
В Геленджике мы долго не могли оттащить друг-друга от сувениров, которые были битком набиты во многих палатках. Как же они манили нас, как калейдоскоп застывшего буйного лета! Хотелось всё купить и увезти домой. Разинув рты мы разглядывали ракушки разных подвидов: от больших до крошечных. Особенно поразили нас рапаны. Нам рассказали, что они плохо пахнут, их варят в соли, чтобы вытянуть оттуда слизняка. Потом сушат, покрывают лаком и продают. Под вечер мы пришли усталые, но довольные. Решили, что на аттракцион сходим завтра, и посмотрим ночной город. Потом с подружками долго болтали до глубокой ночи. Заснули мы обессиленные, с детской улыбкой на лице.
Когда проснулась и посмотрела на часы, то поняла, что очень мало спала, и было раннее утро, но я была словно неиссякаемая батарейка, Наверное, это воздух на меня так повлиял. Подружки крепко спали, разметавшись в кровати и открыв рты. Я не стала их будить, а решила оставить им записку на кухне, что ушла на набережную гулять.
Хозяйка, молча, наблюдала за тем, как я делаю себе кофе и бутерброды, и пишу записку на бумажке, вырванной, из моего ежедневника.
Я написала простым языком, понятным только им, не вдаваясь в подробности: "Ушла гулять, приду в обед". Вообще в Геленджике сложно заблудиться, очень маленький и уютный городок на берегу моря. Я не хотела, чтобы подружки меня искали, и добавила слова на бумажке: "Искать не надо. Пока".
Позавтракав бутербродами с кофе, я оделась в шорты, майку и решила прогуляться по набережной. Город очень маленький, заблудиться невозможно. Захватила полотенце, чтобы прикрыть плечи, было слегка прохладно. Набережная встретила меня отсутствием людей. Оно и понятно, очень рано встала. Тем не менее, я просто шла и наслаждалась прогулкой. Свежий морской воздух наполнял мой организм полезными химическими веществами. Погода была просто чудесная, и я прогуливалась в тени деревьев. Я видела редких людей купающихся в ещё не прогретой воде. Видимо это были те, которые решили охладить себя после ночной вечеринки. Я присела на лавку рядом с какой-то женщиной.
У моря кричали чайки, и ленивые коты гуляли по пляжу. Мне было хорошо и уютно, хотелось бросить всё и переезжать сюда, наслаждаться солнцем, морем и счастьем.
Оказывается, то, о чем я мечтаю, бывает ошибочным. Мне удалось разговориться с жительницей этого городка, которая была со мной на лавочке и она поведала мне о том, что это счастье в виде солнца, моря и сувениров бывает только три-четыре месяца в году. В остальное время-мертвый сезон, а город словно погружается в спячку и пробуждается весной, а с начала лета жизнь кипит. Жаль. Я видела, как пришли продавцы и начали ставить свои палатки, чтобы выставить напоказ сувениры, состоящие из полотенец, кружек, ракушек, тарелок и прочей-прочей чепухи. Поблагодарив местную жительницу я пошла дальше, в поисках чего-нибудь интересного.
На набережной я увидела какой-то памятник. Скажу, это моя страсть, люблю рассматривать творения рук человеческих увековеченных в бронзе. Подойдя к памятнику, я замедлила шаг и остановилась как вкопанная, не смея дышать. Даже и не требовалось прочитать, кто это, когда он родился и умер, так как знала, что это и должно было случиться. На меня нахлынули воспоминания подобно тому, как волны стремительно набегают на берег...
15 лет назад.
«Солнце уже садилось, и закат окрашивал небо в нежные розово-лиловые оттенки. Над моей головой оно было пронзительно голубое, чуть дальше становилось розовым, потом лиловым, фиолетовым, и смешивался с оранжевыми лучами от солнца. Начинался вечер, и я знала, что он будет таким же, как и вчера, и послевчера бабушкин «крёстный поход» истязанием меня, маленькой, маленьким стихотворением, крошечной русской песней о тонкой рябине, а потом домой, пить чай и есть ароматные пирожки с капустой.
Я скинула шлёпанцы и с наслаждением стояла у края поля, чувствуя, как мои пальцы на ногах зарываются в теплую, прогретую за день сухую землю серого цвета. Словно, энергия природы и сада наполняла моё тело. Вдали бабушка не спеша крестила всё и вся, каждое дерево, каждый куст, каждый цветок что-то про себя бормоча… Мне казалось, она произносила какое-то древнее заклинание, защищающее наш сад от всяких бед и неурожаев. И это было правдой, каждое лето всегда выдавалось урожайным, особенно черешня, клубника и малина. А я, маленькая изнывала от нетерпения и не понимала, откуда у бабушки много терпения и спокойствия.
Я перебежала через большое поле с картофельной грядкой, села на серую лавочку и начала изучать на подлокотнике изъеденные неровные переплетающиеся линии, оставленные жуками-короедами, словно высохшие русла рек, по которым когда-то тёк живительный сок деревья. Устав напрягать глаза, я подобрала сочный абрикос, надкусила его и стала любоваться закатом. Меня обволакивала тишина, спокойная, умиротворенная, а если закрыть глаза, ощущая, как нагретый воздух ласкает кожу, то можно почувствовать себя младенцем в темном и теплом материнском чреве.
Я родилась глухой, но меня это не волновало. Мне нравилась тишина. Иногда приходилось надевать аппараты и терпеть, как этот шумный мир врывается в мои уши. А иногда и напряженно вслушиваться к внезапно наступившей тишине, которая наступает во время обеденного перерыва, когда бабушка с дедушкой усталые от огородных работ шли отдыхать, курицы замолкали, утомлённые солнцем, что даже голова начинала болеть.
Сад был просто прекрасным, и сказочным. Там, где я сидела, открывался красивый вид на старый абрикос, зеленую лужайку со степной травой, в которой стрекотали кузнечики, шумели шмели, трудились муравьи, а чуть пониже раскинулось маленькое ромашковое поле.
Подошла бабушка и села рядом со мной. Заставила меня стоять напротив неё, я прислонилась к абрикосу, чувствуя шершавый ствол старого дерева. Мне казалось, что я буду такой же, как всегда 10-ти летней, и ничего не будет меняться, здесь в саду лето было вечным, но я понимала, что это обманчивое впечатление. Я думала, что пора рассказывать стихотворение, но бабушка меня остановила.
-Давай «Тонкую рябину».
Я обрадовалась. В этой песне полагалось тянуть высокие ноты, и мне нравилось.
Мы запели, и я закашлялась уже на первом куплете. Бабушка недовольно заворчала и стукнула откуда-то подобранной клюкой по земле.
-Тяни, тренируй голос. Совсем мать тебя запустила!
Я попыталась пропеть куплет, и снова поперхнулась сухим кашлем, из глаз брызнули предательские слёзы. Бабушка хмыкнула.
-Видишь, ты не готова, давай стихотворение.
-Не хочу, лучше песню.
-Хочешь охрипнуть? Нет, отдохни. Давай рассказывай.
Ох уж этот «Парус» Лермонтова!.. Сначала он мне нравился, а потом уже стала потихонечку ненавидеть бесконечное повторение, и я его старалась быстро выговаривать на одном дыхании, без запинки, чем и гордилась. Бабушка поморщилась.
-Зачем так быстро? Куча ошибок на ударениях, правильно ставь слог, рассказывай внятно и чётко. Чётко, понимаешь?! Я сейчас веником тебя ударю, ленивая ты кобыла!
Я улыбалась и знала, что она меня веником не ударит, бабушка просто его забыла.
-Рассказывай, спокойно, а то я тебя не отпущу, будешь до ночи стоять, комары покусают, здесь пауков полно.
Вот уж комаров и пауков я боялась. И начала рассказывать. Как-то незаметно пробежало время, чтобы уже солнце полностью село и начинало темнеть, на небе заблестели первые звёзды, снова и снова меня исправляли. Я уже устала пересказывать Лермонтова и начинала презирать русского поэта, придумавшее такое стихотворение.
-Не бывает такого, чтобы он написал о парусе, это всё выдумки!
-Глупая, - улыбнулась бабушка Клава, - вот вырастешь когда-нибудь, увидишь памятник Лермонтову, он где-то в каком-то городе на Чёрном море стоит, то вспомни меня, и ты ещё спасибо скажешь за эти «уроки». Ладно, отпускаю, ты ещё маленькая.
Не веря свалившейся свободе я от радости, побежала прочь, оставив бабушку одну наедине со своим большим садом-огородом. А я уже была дома, и пила чай, забравшись в уютное тесное кресло обтянутое красным полубархатом, и тащила из большого алюминиевого таза горячие пирожки с капустой, читала Валентина Катаева «Белеет парус» и радовалась такому счастью…»
Я стояла, закинув голову не смея дышать, глаза предательски защипало солёными слезами, как в детстве. На набережной был установлен памятник Лермонтову. Подперев подбородок, он словно внимательно изучал меня сверху вниз и словно пытался сказать: «А твоя бабушка что говорила? Говоришь, я выдумал тот стишок про парус? Ну-ну, девочка, посмотри на море и перескажи мне стихотворение, которое ты терпеть не могла тогда в детстве».
Медленно повернувшись, я подошла к белому парапету и всмотрелась в голубые воды. Среди многих катеров, кораблей, водных мотоциклов вдали в Чёрном море мелькнул парус. Да, тот самый белый парус. Он словно вынырнул из тумана моря голубом, что он искал в краю родном?.. Я осторожно взглянула на памятник, он словно печально усмехался надо мной, и снова всмотрелась в море, мысленно пересказывая стихотворение как таблицу умножения, как алфавит, прочно засевший в моём мозгу.
Я не могу описать тот момент, когда на меня нахлынули воспоминания детства, но это было так прекрасно, словно всё принялась заново переживать закат, абрикос, серую лавку, старую бабушку, меня маленькую, и это стихотворение...
По моей щёке скатилась слёза радости, и я улыбнулась и сказала,
-Спасибо, любимая бабушка.
Парус, промелькнув в последний раз, пропал, а тёплое море звало меня искупаться...
2016