Был первый теплый вечер. Такое неявное предвкушение весны. Апрель.
Мы с пацанами решили попить пива после работы на набережной Иртыша. Толком все равно делать нечего в зимнем городе, продирающимся в весну. Перезванивались и перестукивались весь день. Собрались.
Шумно объезжали город, собирая народ. Гурьбой утрамбовывались в две машины. Переругались, кто сегодня за рулем. У нас давно выписаны доверенности друг на друга для удобства.
За пивом решили поехать к Виталику. У него что-то типа своей пивоварни. Раньше наш народ в основном самогонку гнал, и надо было ехать к бабе Оле загород. Мы иногда к ней заезжали, но все реже и реже. Мы отсекли эту идею, проговорив пару фраз. Середина недели все-таки. Да и проект «Виталик» отлично подошел.
Правда, пацаны ворчали, что от Виталикина пива голова гудит, но в то же время искренне поддерживали друга в его странном увлечении. Пиво в других местах не покупали.
Виталик обрадовался, как ребенок, нашему приезду: одно дело местным работягам пиво бадяжить, другое - друзья приехали. Значит серьезное у него дело, и зря мать пилит, что он не устраивается на работу, а сидит со своими пивными дрожжами. Возится с отчетностью и проверяющими. Они пиво хвалили.
Налив две пятилитровые канистры, мы двинулись на набережную в район старого маяка.
Раньше здесь был речной порт и ржавые конструкции мостков, вгрызающихся в ледяную воду, покрывали яркие свадебные замочки. Насколько грандиозно строили в советские годы. Сейчас после длительной реконструкции к зданию речпорта пристроили развлекательные центры и две гостиницы. В старом корпусе с маяком расположился отель в четыре звезды. С торца гостиница на три.
Высыпав шумной гурьбой на стоянку, мы в предвкушении праздника под первыми солнечными лучами начали дурачиться, пихая друг друга плечами. По набережной традиционно прогуливались мамы с колясками. Обычно они неодобрительно покачивали головой, вспоминая своих шальных и вольных мужей. В этот раз было не так.
Девушка с коляской плакала, рядом стояли сочувствующие. Леха уже поставил канистры на капот моей машины, достал стаканчики и приготовился разливать. Но наше внимание все больше и больше привлекала ситуация на самой набережной. Решили спуститься посмотреть на тему отчаянных слез. Подходили ближе, еще хорохорясь.
Вот ведь бывает же такое: по льду метался, жалобно скуля, черный комочек странной породы, из тех, кого носят подмышкой. Девушка всхлипывала, ее малыш безмятежно спал в коляске, не подозревая о мамином горе.
- Да не знаю я, как он там оказался! - причитала она. - Видать ей уже не один раз задали этот вопрос.
Набережная была глухая, спуска к воде не было. Еще пару лет назад губернатор распорядился закрыть все спуски в черте речпорта, чтобы в горячие подростковые головы не пришла идея поплескаться на глубине. Мы стояли впятером молча. Пива расхотелось.
Мне начала в голову приходить простая как две канистры идея. Леха заметил первым: «Даже не думай!» Но я прикинул, что старшина и не такие задачки подкидывал. Особенно поначалу, когда к нему поступили горячие, как необъезженные кони, мальчики. Как рубанком снимал слой за слоем, добиваясь нужной шероховатости и прямолинейности. Айфоны, айпады и сэлфи складывались в красивые кудрявые кучки.
- Тащи трос, - улыбаясь, сказал я.
Мы еще препирались с пару минут. Эти перепалки у нас служили как заводной ключик для достижения нужного куража. Леха пошел на стоянку за буксировочным тросом. Я смотрел, как черное пятно мечется по льду. Дед Мазай, не иначе.
Леха нес в красной сумке купленный на прошлой неделе буксировочный трос. Солнышко светило ласково. Я сбросил куртку, прикидывая, за что его цеплять. Четыре метра с крючками. Хватит ли?
Прицепив за крючок и для надежности сделав морской узел, я начал обматывать трос потуже вокруг талии. Пацаны распределились вдоль него, приготовившись держать. У нас так принято, если что решили - то уже все остальное слаженно и вместе. Я перемахнул через гранитный парапет и начал спускаться.
Говорят, что память тела самая крепкая. Руки немного вздрогнули от непривычной нагрузки. Затем четкими движениями без моего участия перемещались вдоль троса. Хорошо, что я не успел переодеться в кроссовки. На ногах были высокие ботинки с рельефной подошвой. Моя армейская любовь.
«Мать узнает - прибьет, - подумалось мне. - Да нет, лед крепкий, еще не скоро начнет крошиться, да и пацаны удержат. Подняв голову, я, спохватившись, крикнул: "Как-собаку-то зовут?"»
- Джо. Она девочка, - неуверенно ответила еще не верившая в происходящее девушка.
Троса хватило до самого льда. Спустившись, вдруг понял, что для этой собаки я ровно пустое место, и ждет она свою хозяйку, а не мужика в майке. Лед стоял плотным покровом, но явно ощущалось по запаху талой воды, что еще чуть-чуть, и Иртыш задышит полной грудью. Ледяные глыбы будут с грохотом биться друг о друга, доведя друг друга до самой смерти.
Минут пятнадцать я на все лады пытался приманить Джо, но эти комнатные создания вообще не умеют думать, только плакать и ласкаться, не то что овчарки. Солнышко солнышком, а внизу было холодно, и апрельский ветер выдувал адреналин из моего тела. Леха наверху уже кричал матом и на девушку, и на Джо.
Наконец, собака решила, что и мне можно пожаловаться и подошла так близко, что я, извернувшись, сумел ее зацепить. В этот момент я отчетливо понял, что такое быть идиотом. «Куда я ее дену?» - куртку снял, в футболке не удержишь. Вспомнил, как мама, собирая по осени ароматные яблоки в завязанную узлом футболку, выдернул левой рукой ткань и начал заматывать ее собаку. Трос из авиационного капрона приготовился обжигать мою талию. Прокричал: «Поднимайте!»
Помочь тянуть меня я не мог, руки были заняты. Джо извивалась, цепляла лапами, продираясь сквозь ткань и рвалась наверх. Пацаны тянули медленно. Я, если честно, рассчитывал на то, что сил у них побольше. Спасибо армейским ботинкам. Ноги четко упирались в ? ледяной камень.
Когда меня подтянули до расстояния вытянутых рук, девушка вдруг бросилась вперед так быстро, что мне показалось, что и она сейчас сиганёт вниз. Перегнувшись через парапет, она выхватила из моей футболки Джо. Пошло легче. Помогая себе подтянуться руками, я перевалился через парапет. Леха аккуратно раскручивал вокруг меня трос. Кто-то накинул куртку на плечи.
В порванной когтями футболке, с глубокими царапинами на животе, замаявшийся и замерзший, я смотрел, как бережно девушка укутывает в детские синее одеяльце собаку и причитает в воздух: «Спасибо, спасибо!» Народ потихоньку расходился: обошлось и ладно
Я поднял глаза: на стоянке рядом с гостиницей стоял парень с большим фотоаппаратом, и девушка в красной куртке подняла вверх большой палец. Малыш спал в коляске, Джо скулила и лизала лицо хозяйки. Я видел только ее спину.
Леха хмуро посмотрел на меня: «Поехали до бабы Оли доедем?» - спросил он.
- Не, домой, - саднила кожа на животе. Кураж прошел. Так бывает, когда внутри, как будто пустой колодец, только гул. Я не сел за руль. Леха, оставив пацанов, повез меня. Я думал, как прошмыгнуть в свою комнату, чтобы не волновать подранным животом и рваной футболкой маму. Ехали молча.
- До завтра! Я прикрою, если опоздаешь, - сказал Леха.
Мы стояли в одной смене на охране секретного завода. На кухне горел свет. Было совсем не поздно.
Стараясь придать себе бодрый вид, я повернул ключ в двери. На столе стояла перекись водорода и лежал пакет с ватой. Я не успел ничего подумать, раздался насмешливый мамин голос: «Иди в душ. Потом посмотрим, что с тобой делать. Я думала ты позже придешь».
- Ну мама! - по привычке затянул я.
- Проверь свою страничку «В контакте», - смеясь, сказала она.
Я открыл телефон. На страничке «Мой город» шло бурное обсуждение спасения собаки. В нашем сумасшедшем мире не скроешься ни от кого, даже от мамы, если она в твоих друзьях. «Вот почему они меня так хило тянули», - иронично подумалось мне. Фотография моего висящего на красном тросе тела украшала новостной портал нашего города. А я даже не помню ее лица.
Когда я выбрался из душа, на кухне отчаянно пахло жареной картошкой, соленые огурчики поблескивали в свете лампы.
- Давай я с тобой выпью, - сказала мама. - Там девушка мечется по страничкам, ищет кого поблагодарить. Ответь ей.
Я открыл телефон. Пролистывая новости, наткнулся на ее лицо, не заплаканное, а светлое и чистое.
- Привет, - написал я. - Как Джо? Не простудилась?