"Один разочек, Господи, — Томас Линсдейл чувствовал, что натурально сходит с ума, — ещё один разочек и, клянусь, всё, я разорву с ней всякие отношения. Я не должен был её обнадёживать, да будь я проклят, я вообще не должен был, если у меня ничего не выйдет, зачем я только начал... она не заслуживает подобной участи... если я не достучусь до этой девчонки... всего один последний раз...", — и всё равно, как заведённый, каждый день приходил в комнату в левом крыле и очертя голову погружался в этот водоворот из рук, губ, изгибов бёдер и жадного языка, на несколько часов он целиком и полностью попадал под власть этой журналистки из России, не в силах оторваться от неё даже на несколько минут. К концу четвёртого дня он понял, что пропал. Окончательно и бесповоротно. Он уже не мыслил себя без этой девушки рядом, без её распахнутых васильковых глаз, без её жадных расспросов об истории Чиллингема, без её такого искреннего участия к его бедам, без её любви, которую она дарила так просто и так честно, что голова шла кругом. Ночные пытки только усиливали странным образом то наслаждение, что она доставляла ему днём, и к моменту Олесиного отъезда Томас очень хорошо начал понимать людей, помешавшихся на любовной почве. Он совершенно не представлял, как, проводив её в аэропорт, вернётся в замок, где его ждёт страшная, гулкая, стылая пустота. Где просто не будет её, Олеси. Комната есть, а Олеси нет. От этой мысли его трясло. Он отдавал себе отчёт, что, как только он вернётся из Хитроу, ему надо будет сей же час пробивать блок в голове этой Олесиной подруги, как её там, Джулии, но ужас от отсутствия любимой женщины перекрывал все его здравые мысли.
Дядя Хэмфри племянника не дёргал, видя его состояние, лишь хмыкал незаметно, когда в очередной раз обнаруживал отсутствие этой парочки за обедом и ужином, и заставлял Саймона оставлять перед комнатой Олеси сервировочный столик с хоть какой-то едой. Хэмфри Уэйкфилд знал, что делает. С первых минут знакомства ему стало понятно, что рано или поздно его племянник пошлёт к чёрту все свои фанаберии и ринется в этот омут с головой. А Олесю он рассекретил ещё раньше, как только пожал ей руку, потому что только слепой не заметил бы этих взглядов, которые симпатичная журналистка украдкой бросала на Томми. И эта запредельная история с её противоречащим здравому смыслу визитом в камеру пыток только укрепили убеждения сэра Хэмфри, что Томасу нужна именно эта девушка и никто иной. Прошедшая те же ужасы, она лучше многих могла понять, в каком бесконечном кошмаре живёт его племянник, понять и принять, как она, собственно, и поступила. И сэр Хэмфри был ей за это бесконечно благодарен.
— Скоро посадка на ваш рейс, — Томас всё так же не мог себя заставить разомкнуть объятия, — вы помните, что мне обещали?
— Да, — Глаза Олеси были красными от слёз, — я всё помню. Я ничего не скажу Юле и буду... я буду ждать...
— Как только что-нибудь образуется, я сразу дам вам знать. Вам первой. Даже вперёд дядюшки Хэмфри, — Томас целовал её глаза, щёки, губы, — просто дождитесь от меня сигнала. Я клянусь вам, я на крови вам клянусь, я сделаю всё возможное, чтобы загнать Джона Сэйджа туда, где ему самое место. Верьте мне, Олеся, девочка моя, любовь моя, пожалуйста, верьте мне. Я не могу вам лгать, я уже говорил это. Я никого, слышите, никого и никогда не любил так, как вас. Я не могу позволить себе роскошь потерять вас. Проще руки на себя наложить, благо, опыт есть. Просто немного подождите. Я вытащу сюда вашу коллегу, будь я проклят, я её силой приволоку.
Олеся только тихо плакала, спрятав голову у него на груди.
— Всё, — прошептал Линсдейл, — вот и посадка. Дайте мне знать, как вы долетели. А я... я тоже дам вам знать.
Скрипучий механический голос вовсю объявлял рейс на Москву.
Он выжимал из своего белого "ягуара" все его пятьсот семьдесят пять лошадиных сил, в первый раз в жизни игнорируя все правила дорожного движения и автоматически подсчитывая в уме штрафы. Ничего, не обеднеет. В виске билась, не утихая, пульсирующая жилка. Всё. Всё. Он сам, лично, посмотрел, как взлетает самолёт "Аэрофлота", уносящий Олесю в её необъятную, загадочную страну, где женщины запредельно красивы и так же искренни, а просторы поражают воображение. Он вёл машину, не разбирая дороги, им овладело то чувство одержимости, что Цвейг называл амоком. Если он потеряет эту девушку... если ему не удастся его задуманный опыт... то всё. Вот на этом "ягуаре" он честно и врежется на полной скорости в бензоколонку, чтоб уж наверняка. Линсдейл закурил, пытаясь в привычных действиях обрести хоть подобие покоя. Да что уж там. Он на полной скорости миновал Ротбери, мстительно забрызгав случайных прохожих, и с диким визгом шин остановился у входа в Чиллингем.
— Саймон, бутылку виски, и меня ни для кого нет, — Томас даже не удостоил дворецкого взглядом, раздувая ноздри и швырнув пиджак куда-то на пол. Несчастный Саймон даже ответить не успел, как наследник Чиллингема с грохотом захлопнул дверь в свой кабинет.
Он пил из горла, не чувствуя вкуса, кляня себя последними словами за то, что наобещал Олесе. Как он может быть уверен, что этот опыт сработает. Двадцать лет, господи ты боже, двадцать лет он живёт в этом аду, с чего он взял, что эта девочка, её подруга, сможет ему помочь. Как он смел давать Олесе эту надежду, идиот, потерявший голову идиот, ослеплённый своей страстью настолько, что не может просчитать хотя бы на один ход вперёд. А если он не достучится до этой девчонки в кожаной жилетке и с кое-как собранным хвостом? Вот ведь чучело, прости господи. А если он не сможет с ней договориться? Если она пошлёт его с его проблемами далеко и надолго и будет в своём праве? Он не может силой принудить её, он лукавил, говоря Олесе, что так или иначе вытащит эту Джулию и заставит исполнить его волю. Она живой человек, она не призрак, и может плюнуть ему в лицо. И тоже будет в своём праве, и не Томасу Стэнли Линсдейлу судить её. Он может только просить, умолять, унижаться, в конце концов, он и на это был согласен... Виски лилось в горло ручьём.
Таким его и обнаружили сэр Хэмфри и встревоженный Саймон, доложивший, что сэр Томас весьма зол и, возможно, уже пьян в лоскуты.
— Саймон. — равнодушно бросил Хэмфри Уэйкфилд, и дворецкий опять засунул голову Томаса под кран с ледяной водой. Тот слабо отфыркивался, но до членораздельной речи было ещё далеко. На полу красноречиво стояли анфиладой несколько пустых бутылок.
— Ты, мать твою за ногу, да не примет Хелен, мир праху её, это на свой счёт, конченый дебил. Тренируешься пить наравне с русскими?— Сэр Хэмфри был категоричен. — Щенок, чтоб ты сдох. Умей держать удар, чёрт бы тебя побрал, ты взрослый человек, а не восторженный юнец. Саймон, подними ему голову. Ты меня слышишь, недоносок?
Томас выпучил на дядю невидящие глаза.
— С-с-с...
— Ага, есть контакт. Мать твою, да простит меня Хелен, ты что себе позволяешь? Щенок, недоносок, ты ещё будешь в моём доме надираться как какой-нибудь шахтёр из Йоркшира? Да, твоя девушка уехала к себе на родину, и что? Она не твоя собственность, нечего тут устраивать истерику, лучше бы пошёл и занялся делом, если ты вообще понимаешь, что я тебе говорю.
— Я её не люблю, — невнятно пробормотал Томас, выплёвывая воду.
— Ага, а я не Хэмфри Уэйкфилд. Никто не напивается до положения риз, когда уезжает женщина, к которой не испытываешь чувств. Томми, твою мать, да простит меня Хелен, ты конченый идиот.
— Она русская...
— Ты разрабатываешь новую расовую теорию? — Сэр Хэмфри, казалось, даже заинтересовался.
— С-с-с... Она получила, что хотела... ш-ш-ш... и уехала с чувсвс... чувсто.. чувством выполненного долга... х-х-х...
— Саймон, — ледяным тоном бросил сэр Хэмфри. Дворецкий снова засунул голову Томаса под кран.
— Ты у меня протрезвеешь, скотина, — сообщил сэр Хэмфри, — думаешь, я в первый раз вижу такие выверты? Да как ты смеешь, щенок, ничтожество, тут выёживаться? Да, твоя женщина улетела к себе на родину, и что? Будешь тут скулить, как какое-то отребье из Ротбери? Поверить не могу, что ты в итоге получишь Чиллингем. Слизняк. Соберись, тряпка, умей держать удар. Эта девушка тебе верит, прости меня господь, она любит тебя, хоть и непонятно, за что. Тебя вообще не за что любить, Томас Стэнли Линсдейл, ты не заслуживаешь даже её взгляда, этой девочки, этой искренней и честной души. Уже признайся, наконец, что ты просто получил своё, как мужчина, и выдохнул...
На этих словах Томас, как мог, встал, скинув руку Саймона, и с холодным бешенством посмотрел на дядю.
— Не смей так говорить об Олесе....
— А, всё-таки ты воспринимаешь человеческую речь. Это приятно. Значит, до белой горячки ты ещё не дошёл. Ещё раз говорю тебе, влюблённый ты идиот, чем скорее ты протрезвеешь, тем скорее сможешь заняться своей проблемой. Какой смысл тебе дальше надираться? Олесю ты из Москвы не вернёшь, а решать свои заморочки ты должен здесь и сейчас. Всё, марш к себе, глаза б мои на тебя не глядели. Позорище.
— Она... она недостойна такого убожества, как я... я вообще не должен был... Олеся....
— Ты молиться должен на эту девушку, имбецил и недоносок, мать твою, да простит меня Хелен, господи, как она умудрилась родить это ничтожество... Ты сейчас, вот прямо сейчас протрезвеешь, мать твою трижды за ногу, щенок, психанувший щенок, ты сей же час пойдёшь в комнату Эдуарда Первого и начнёшь, наконец, то, ради чего ты всё это затевал. Саймон, свари кофе и покрепче! Надо привести моего припадочного племянника в чувство, чтоб он сдох, мать его трижды и всячески.
Три чашки ристретто всё-таки привели Томаса в состояние, близкое к реальности. Он с трудом добрёл до комнаты Эдуарда Первого, отмахиваясь от встревоженного Саймона, который чуть ли не на себе его волок, матеря на чём свет стоит всю свою жизнь, которая до появления Олеси вообще не имела смысла, посылая несчастного дворецкого во все мыслимые и немыслимые пешие эротические путешествия. Он кое-как добрёл до комнаты Эдуарда Первого и рявкнул:
— Ну всё, довёл? Пошёл вон с глаз моих! Иди, рассказывай дяде о своих успехах.
Саймон аккуратно прикрыл за Томасом дверь и вытер вспотевший лоб. Воистину, любовь отнимает разум. Он никогда не видел сэра Томаса в таком состоянии, а уж о том, чтобы тот кричал на него, не было и речи. Видимо, отъезд этой русской журналистки и впрямь подкосил племянника сэра Хэмфри, подкосил настолько, что он не постеснялся напиться чуть ли не на глазах у дяди и вообще наплевать на все правила хорошего тона. Саймон печально покачал головой. Только бы сэр Томас сохранил рассудок. Зная его проблемы, Саймон боялся, что эта неожиданная страсть доведёт Томаса до ручки. Но каждому Господь даёт крест по силам его, и старый дворецкий надеялся, что сэр Томас справится со всеми трудностями. По крайней мере, он верил в это.
Томас Линсдейл обессиленно рухнул в кресло и закрыл глаза. Перед внутренним взором плавали цветные пятна. Нет, сейчас и речи не могло быть о том, чтобы вызывать эту девушку. Он слишком пьян. Надо проспаться, а уж потом попытаться наладить контакт. Он уже сам ругал себя последними словами за этот срыв. Напиться у дяди на глазах! Наорать на Саймона! Ах да, ещё эти несчастные забрызганные прохожие. Да, третий баронет Уэйкфилд, и это ты ещё не развернулся в полную силу. Сиди уже, позорище, трезвей и настраивайся на контакт, эта девчонка слишком непробиваемая, чтобы сломать её с первого раза...
Проспав пару часов на жёсткой кровати, помнящей самого Эдуарда I Длинноногого, он кое-как встал, плеснул себе в лицо воды из графина и сделал пару медленных вдохов. Так, всё, посерьёзнее, успокоить дыхание и попытаться войти в тот, другой мир... как тяжело-то... а вот нечего пить, как шахтёр... вот-вот... ещё немного... да...
С первого раза наладить контакт с этой девушкой, Джулией, ему не удалось, сказывались похмелье и блок в её голове. В итоге ей попросту приснился ночной кошмар, заставивший девушку встать раньше обычного, и не более того. Томас выругался сквозь зубы. Ну да ничего. Никто и не обещал, что будет легко. Через пару часиков он повторит попытку, заодно и хмель выветрится...
Вторая попытка оказалась более успешной. Девушка уже приехала к себе на работу, Томас видел окружавшие её мониторы, и сидела в одиночестве в своей комнате. Он как мог сконцентрировался и постарался дотянуться до её мозга. Нет, ну какая же стенка. Абсолютно негипнотабельный человек, к тому же равнодушный до цинизма. Киборг, правда что. Томас сосредоточился, насколько это было возможно. Девушка медленно начала входить в транс, как вдруг глаза её открылись и она помотала головой, как после сна. Вот ведь упёртая. Ну и как прикажете пробивать этот монолит? Томас знал, что мало кто может устоять перед его вызовом, но эта девчонка в кожаной жилетке и с выкрашенными в рыжий цвет волосами, уже сильно отросшими у корней, была поистине непрошибаемой. Вот ведь подарочек. Он разорвал контакт и закурил. Ну ничего. Не со второго раза, так с третьего. Он сломает её, господь свидетель, он сломает её, вытащит сюда и заставит действовать по своему усмотрению. Не мытьём так катаньем он добьётся своего. Слишком многое поставлено на кон.
Когда он вошёл в транс в третий раз, его взору открылась та же комната с компьютерами и три женщины с чашками кофе. Олеся. Сердце пропустило один удар. Так, нет, стоп, не отвлекаться, чёрт бы тебя побрал, соберись и делай, что должен. Он медленно и глубоко вдохнул и вперился взглядом в рыжеволосую девушку, сидящую с ногами на стуле, что-то говорящую Олесе и ещё одной девушке в замшевой курточке в бахромой. Кажется, на этот раз получилось. Джулия медленно прикрыла глаза, пробормотав перед этим что-то тоскливое, и провалилась в транс.
Он несколько секунд не дышал, не в силах поверить, что всё-таки установил контакт. Всё равно что-то мешало, будто надоедливый комар, но он хотя бы выцепил её из физического мира. Теперь главное осторожность и убедительность. Такие, как эта девчонка, ни в грош не ставят мнение окружающих, ему надо убедить её помочь ему, потому что силой такие вопросы не решаются. Он вдохнул глубже, выводя сознание на самый дальний уровень ноосферы, где он мог бы общаться с живым человеком. И вот перед ним появилась девушка в драных джинсах и кожаной жилетке, с наспех закрученным хвостом и хмурым, редко улыбающимся лицом. Она смотрела с вызовом, будто понимая, где она находится, и кто стоит перед ней.
— Добрый день, — учтиво кивнул Линсдейл, — трудновато же до вас достучаться.
Продолжение: http://www.proza.ru/2016/04/12/1678