Суровым был мой дед Антон. Суровым. Три георгиевских креста имел за первую мировую. А вторую мировую в Берлине закончил и на рейхстаге расписался.
Детство моё послевоенное не было лёгким. Еды в городе не хватало. Мать одна меня поднимала. Так получилось. Отца у меня не было. Мать вечно на нескольких работах. Вот и отправила меня, шестилетнего, в деревню к деду. Там сытнее.
У деда хозяйство: три свиньи, корова с телёнком, кур штук двадцать. Огород большой. Там и яблони, и малина, и смородина… Даже табак дед сам выращивал. У него за печкой всегда мешок с доморощенным табаком находился, чтобы сухим был табачок. Основательный мужик был мой дед. Хозяйственный.
Была у него жена – ворчливая, но работящая тётка Мария, моя-то бабушка давно померла, да дочка восьмиклассница от второго брака - Оксана.
Жилось мне у них неплохо. Помню запах овчины. Заберёшься на русскую печь – тепло и вот этот запах…
Помню молоко парное из глиняного кувшина… Бодливую корову Зойку. Злющего петуха Стёпку. Но про Стёпку -то совсем другая история.
У соседки - тёти Наташи была собака. Мохнатая, кривоногая, злющая. И вот принесла Динка потомство. Четверо пушистых коричневых щенков со смешными висячим ушами целыми днями играли друг с другом во дворе тёти Наташи, опрокидывали друг друга на спину, покусывали.
– Дайте мне одного. Пожалуйста, – попросил я.
– Рубль давай! За рубль отдам, – сообщила тётя Наташа.
– Деда, деда, дай мне рубль, пожалуйста! – прибежал я к деду.
– И зачем тебе, интересно, рубль? – удивился он.
– Собачку хочу. Тете Наташе рубль, а она нам щеночка.
– Еще не хватало! Зачем нам собака?
– Дом сторожить.
– Чего там сторожить? Не придумывай. Никаких собак.
Сторожить в деревне в те времена не пытались. Воров не было. У деда дверь входная на слабенькую щеколду запиралась. Да и то не всегда.
Поныл я ещё немного. Но не помогло. Суровым был мой дед Антон. Суровым.
А мне щеночек каждую ночь снился… Я с ним играл…
Через неделю ездил дед в город. Ягоды продавать. Вернулся с выручкой. Гордо на стол деньги положил.
– Бери, хозяйка!
Пока тётка Мария по хозяйству хлопотала, я взял да и потихонечку схватил со стола червонец. И в стогу сена во дворе спрятал.
– Ты что так мало денег нынче заработал? - поинтересовалась Мария.
– Да нормально денег.
Тут-то червонца и хватились.
Сначала накинулись на Оксану. Зачем деньги взяла? Она в слёзы. Не брала, как вы могли такое подумать?
Потом за меня взялись. Отдай, говорят, не бойся, тебе ничего не будет. А я реву, но на своем стою. Не брал, не знаю. Часа через два не выдержал. Сознался. Отдал деньги и реву.
– Ну и зачем тебе столько денег? – спрашивает дед.
– Собачку, – всхлипываю я. – Щеночка. Я дружить с ним хотел. Дружить.
Дед молча собрался и вышел из избы. А вернулся с маленьким кривоногом коричневым щеночком.
– Держи, дружка своего.
Конечно, так и назвали собаку – Дружок.
Он быстро рос и превратился в злющего пса, охраняющего двор. И много лет выполнял свои собачьи обязанности. Но это потом. А тогда…
Было лето. И я, шестилетний, играл во дворе дома с мохнатым щеночком. Я заботился о нём. Сам кормил, сам наливал воду в алюминиевую миску. А дед бывало сидел на табуретке, доставал сшитый тёткой Марией кисет, а из него доморощенный табачок, не спеша набивал им козью ножку и с наслаждением закуривал.
– Нашёл себе Дружка, - тихонько по-доброму ворчал себе в усы.
Я был счастлив. Я был доволен. И воспоминание об этой детской своей радости осталось со мной на всю жизнь.