«Есть женские души, которые вечно томятся какой-то печальной жаждой любви и которые от этого самого никогда и никого не любят.»
- И.А.Бунин
Всю жизнь каждая девочка, будь ей десять, шестнадцать, двадцать или даже тридцать пять, мечтает о любви. В сердце ее томится та мечта о романтике, стихах в ее честь, песнях под луной, о ночных прогулках, рассказах о тайном и сокровенном под кроной деревьев, но чаще это лишь в душе. Тут, в реальном мире, этому нет места. Так девочки взрослеют, и, забывая о своих мечтах, они учатся, работают, выходят хоть за кого-то, ведь это все же лучше чем быть одной, рожают хоть от кого-то и умирают хоть с кем-то. Но любовь живет, где то там, куда редко заходит обычная девочка, где-то в глубине человеческих сердец, еще не потерявших ритм, в крови, настолько горячей, что для любви там самое место, в голове, мысли в которой на столько беспорядочны и глупы, что просто созданы для любви. Любовь еще жива, горяча и способна на дурацкие поступки, она зажигает эту глупую страсть человеческих душ, заставляет творить, жить, чувствовать себя сверхчеловеком, любить весь мир и боготворить того, кто может даже и не знает о твоем существовании… Бо-го-тво-рить. Именно! Чувствовать тягу к этому, молить о встрече в своих снах, ведь ты даже не имеешь права заговорить с нею, вдыхать аромат ее духов, когда с милой улыбкой она заходит в твой кабинет и просит росписи на бумаге, вдыхать, чувствовать то тепло, о котором мечтаешь.
Он – простой и честный чиновник, она – секретарша, думаете она глупа? Нет, для него умнее ее не было никого и никогда не будет. Она заставила его думать о любви, хоть для Ивана Васильевича это было на столько противно и пафосно, она заставляла каждый день вприпрыжку уходить с работы, ласково целовать ей ручку и желать хорошего вечера, она превратила его в человека, спросите, кем он был раньше? Цифры, цифры, цифры… Он, такое ощущение, сам покрывался этими цифрами, нос напоминал чем-то длинную единицу, глаза – нули, был Иван Васильевич обычным трудягой, который не знал ничего кроме работы, а тут! Тут понеслись театры, концерты, выставки! И везде с ней, она была не прочь, а почему нет?
С Иваном Васильевичем мы каждый вечер встречались в нашей коммунальной квартире. С того времени, как она появилась, он изменился. Стал одеваться более опрятно, рубашку гладил не меньше десяти минут, брюки, начищенные туфли, галстук-бабочка – все как полагается мужчине, который влюблен в женщину, коя никогда не станет его, лишь в тайне, в глубине сердца, где хранилась его любовь, он мог представлять ее рядом, но только на миг, на секунду его жизни.
В то утро он влетел ко мне в комнату около семи утра. Весь взбудораженный, радостный, но готовый в эту же минуту туго затянуть петлю на шее, переизбыток счастья сказывается на людях больше, чем, например, ужас предстоящей кончины, это не страшно, страшна кончина счастья, а она неизбежна, собственно, как и смерть.
- Утро доброе, Виталий Андреевич!
- Доброе, ну-с, чем же вы так возбуждены? Я же вижу, вы жаждете мне это рассказать, и прошу, не отрицайте очевидные вещи, Иван Васильевич, когда человек влюблен, он слишком открыт и думает, что его счастье разделят все, но, к сожалению, мир полон ненавистников-друзей, садитесь Вы уже! Садитесь! Кофе еще горячий. Сахару?
- Нет-нет, я предпочитаю горькое и горячее.
- Могу предложить прекрасный пирог Маргариты Михайловны, Боже мой, как эта женщина печет, печь у нее получается лучше, чем петь утром, Вам так не кажется? Так о чем это я? Ах да! Мир полон людей, которым ваше счастье не то, чтобы не надо, они хотят, чтобы у Вас, Иван Васильевич, его просто не было, зачем оно другим, если те Ваши «друзья» несчастливы с их женщинами? Правильно, Ивана Васильевич, говорите, незачем! Ну так, собственно, что произошло?
Произошло то, что давно уже должно было произойти – она исчезла.
- Виталий Андреевич, она пропала!
- Вы, собственно, с чего решили, что она пропала? Может заболела?
- Нет, дорогой мой, она именно пропала, - он протянул мне небольшой клочок бумажки, слегка измятый, - прочтите, но умоляю, читайте про себя, еще раз я этого не вынесу.
И я начал читать…
«Иван Васильевич, простите… Ваня, прости! Я больше так не могу. Уезжаю. Спасибо за все. Извини.»
- Ну, Иван Васильевич, она молода, ветрена, вернется!
- Нет, голубчик, она больше не вернется, - теперь в его руке была некая визитка, ровная, гладкая и красивая, видно было, что ей он не пренебрегал, как той запиской. То была визитка фирмы духов, коя еще не потеряла пары прекрасного аромата, которым могла пользоваться лишь поистине неземная женщина, - она не вернется. Помнится, где-то неделю назад я просил ее сказать, какими это духами пахнет ее лебединая шейка, на что она ответила так, вот прямо дословно помню, Виталий Андреевич: «Ароматом самых обычных цветов, которые сажает ваша соседка у входа. Ароматом ветра, который гуляет по морю. Ароматом любви. Ароматом, узнав который, можно исчезнуть любому», Вы понимаете?! ЛЮБОМУ! Но она была не ЛЮБОЙ!
После этого он вскочил и выбежал. И на этот раз пропал он. Больше я его никогда не видел. Вещи его через две недели выбросила хозяйка и запустила нового жильца, довольно неприятного человека, но про него я рассказывать не буду, что с него взять? Он не знал ни Ивана Васильевича, ни ее, он был простым человеком со своей жизнью.
Но однажды, года так через два, я услышал подобную историю, и любопытство взяло верх. В то время я уже уехал из Санкт-Петербурга в Москву, там я ее и нашел при весьма странных, но не удививших меня обстоятельствах, была она все такой же молодой и ветреной, пользовалась все теми же духами. Поспешно убегая от двери, она подала мне руку, подумав, что я ее слуга и обязан помочь залезть в экипаж, а мне что, жалко было руки?
- Передайте вон тому молодому человеку эту записку и… И мою перчатку! Живее!
Но я медлил, в какой-то мере не решался.
- Теперь перчатки? Раньше вы были более романтичны…
- Времена меняются, Виталий Андреевич, а вы все также ищете справедливости, такова уж моя натура – появляться, заманивать, а потом исчезать оставляя послевкусие на пару часов, прямо как тот запах на карточке, вам так не кажется? - она меня узнала! Я покраснел с ног до головы, какой ужас! – Ивану Васильевичу передавайте от меня привет, дорогой мой.
И она протянула мне руку из окошечка экипажа, намекая на прощание и желая, дабы я поцеловал ее ручку.
- Тьфу на вас, Елизавета Ефимовна! Вы просто не представляете, насколько вы мне противны! Тьфу! – я плюнул на колесо экипажа,- как жаль, что в мире существуют такие женщины как Вы, и как хорошо, что есть те, которые готовы отдать всю свою любовь нам, даже если мы их не любим. А Вы все ждите той любви, томитесь, но не забывайте – томится, чаще всего, лишь блюдо.
Она уже отъезжала и последних слов не услышала, даже не знаю, что на меня нашло. Я разгорячился, мне вдруг стало настолько обидно за бедного и, совсем не заслужившего этой женщины-наказания, Ивана Васильевича. Раньше, в Петербурге, для меня эта женщина была загадкой, ныне она была мне омерзительна.
Собственно, Ивана Васильевича я тоже нашел, но года через три, когда приехал к своему дядюшке на похороны, тогда мне стало так плохо, что я решил погулять по кладбищу и увидел женщину, лица не разглядел, но она так убивалась, так убивалась около какой-то могилы, что я не выдержал и, после того как она ушла, зашел за оградку да взглянул на памятник, там было написано:
«Б******** Иван Васильевич
29.04.18** - 01.05.19**»
В сердце закололо, я присел на маленькую скамеечку около могилки. Как так? Я не мог поверить в этот бред! Еще раз посмотрел на имя и дату. Он. Иначе быть не могло. Иван Васильевич… Бедный, родной Иван Васильевич. А все из-за той дурной особы, ищущей приключений и романтики! Она его переродила, она его и убила. Я еще раз взглянул на памятник, провел по нему рукой, все еще надеясь в душе, что это лишь сон.
- Нет, так уходить нельзя.
Я начал «обыскивать» свои карманы, но нашел лишь пачку своих сигарет и ту ее записку с визиткой, да, все это время я хранил ее у себя, пытаясь понять лишь одно: «Зачем?!». Я положил это все на землю могилки, которая была усеяна самыми обычными, но настолько прекрасными цветами, они были похожи на те, которые когда-то сажала наша соседка.
Я собирался уже уходить, но мое внимание привлекла одна вещица. Около самого края памятника лежала черная, кружевная перчатка, похожая на ту, кою я передал три года назад одному господину по просьбе Елизаветы Ефимовны. Она была тут. Той женщиной, которая захлебывалась слезами пару минут назад была она! И тут что-то во мне переклинило. На душе стало легче и я ушел, на это кладбище я пришел еще один раз и столкнулся с ней лицом к лицу. Постаревшее лицо, круги под глазами – она теряла свою красоту, но приобретала неизвестные ей ранее чувства… Слезы хлынули. Я обнял ее. Она рассказала мне многое о ее жизни. Оказалось, Иван Васильевич умер от сердечного приступа.И мне вдруг так стыдно стало перед нею. Так мы постояли еще минут пять и распрощались навеки. Больше я ее не встречал, только один наш общий знакомый с Иваном Васильевичем поговаривал, что похоронили ее рядом с ним, а на памятнике было написано:
«Б******** Елизавета Ефимовна
19.01.18** - 01.05.19**»