Назад в СССР?
Полемические заметки
Красивое и романтическое это чувство – ностальгия. Только увязано ли оно с истинными реалиями, которые мы склонны идеализировать, коль скоро они обрамляют розовую картинку воспоминаний? Ностальгия по детству… ностальгия по малой родине, где каждый камушек и каждая травинка памятны чуткому сердцу. Но эта память особого рода. Она искренне субъективна, потому что не преследует никаких других целей, кроме ублажения нашей чувственности.
…И тем не менее. Не из этих ли картинок нашего коллективного восприятия прошлой жизни, как в мозаичном полотне, и складывается общее полотно истории? Не могут мазки одного и того же события, накладываемые на это полотно разными мастерами, быть одного цвета (да еще и одной тональности). Не может наша история быть черно-белой, где тени вождей то нагоняют смертельный ужас, то благословляют на подвиги.
И это, наверное, правильно, что на ТВ стали появляться сюжеты о нашем советском прошлом, где ностальгическая составляющая заставляет думать о каких-то назревающих переменах в официальной идеологической политике. Мы, пускай и очень запоздало (наш пресловутый русский характер!), но вдруг спохватились, что общество в моральном плане медленно, но верно деградирует. Мы долго болтали об отсутствии внятной модернизированой идеологической модели взамен коммунистической, но ничего не делали.
1. Прокати нас, Петруша, на тракторе…
Удивительно, но последние социологические опросы вдруг стали показывать смещение оценок нашего советского прошлого в сторону позитива. А на одном из реалити-шоу и вообще подавляющее число высказывающихся было настроено за решительное осуждение нынешних социально-общественных реалий (естественно, с оговоркой, что материальные реалии все же изменились в лучшую сторону).
… А что по этому поводу думаю я? Сразу оговорюсь, что мнение мое далеко небесспорно. Но я, почти полвека проживший в социализме, согласитесь, могу более-менее объективно судить о его превратностях, основываясь на собственных наблюдениях.
… И вот картинки из детства. 1954 год. Мне 7 лет. Районный центр, старинный купеческий городок – Шадринск. В магазинах огромные очереди. Помню, поставила меня мама в очередь за хозяйственным мылом (?!), ушла, а меня оттуда выгнали. Главная достопримечательность города – вещевая барахолка. Это площадь в два или три стадиона, сплошь забитая нервными и крикливыми людьми, половина из которых всякую всячину продавала, а другая половина к ней, этой всячине, приценивалась (именно приценивание, а не собственно купля-продажа, было сутью всех ярмарочных событий). Не менее интересные городские места – это продуктовый рынок (тоже немалое скопление людей), стадион и городской сад.
Рынок гудел с раннего утра все дни недели. Окрестные деревни везли сюда все, что было съедобно. Ржание лошадей… крики торговок… стуки топоров по свежим тушам… и море разливанное разных овощей, молочных и мясных продуктов.
На стадион ходил весь город: от мала до велика. Работали буфеты – дети ели мороженое, взрослые пили пиво.
Городской сад по вечерам гремел оркестром: там постоянно устраивались танцы, аттракционы, концерты.
Моя бабушка, переехавшая в город из сельской местности, жила у моста через полноводную и кишащую рыбой Исеть, который связывал Шадринск с районными деревнями. День и ночь проезжали через мост машины, груженые сельхозпродуктами. И создавалось впечатление, что села наши, как в кинокартине «Кубанские казаки», - счастливые и зажиточные хозяйства. Но я несколько раз ездил с бабушкой в «глубинку» и был несказанно удручен беспросветным нищим бытом селян. Почему люди везли продукты на рынок? Да потому что в селах за работу не платились деньги. По насчитанным «трудодням» выдавалась натуральная плата зерном, картошкой, мукой. Когда в шестидесятые годы (при Н. Хрущеве) появилась пенсия, колхозникам она почему-то насчитывалась в размере 12 рублей (?!).
Я вспоминаю историю одной бабушкиной родственницы, которая приезжала в город из дальней деревушки с мольбой о помощи. О ней, когда она была помоложе, писали восторженные очерки в центральных газетах, как о девушке-трактористке, последовательнице знаменитой Пашы Ангелиной. А в 40 лет героиня очерков превратилась в «развалюху» (кабины-то наших советских тракторов были совсем не такими, как у нынешней техники), которой установили 3-ю группу инвалидности и дали пенсию в 8 рублей. И престарелой матери, которая не могла ходить, пенсию дали примерно на том же уровне… Моя бабушка, пытаясь помочь, куда-то обращалась по «социальным инстанциям». Писала письма (в те же редакции центральных газет), но женщина вскоре умерла…
Я бывал в деревнях, где в те времена (а это были шестидесятые годы) даже не было электричества (?!). А однажды в деревне, где было и электричество, и даже клуб, меня местные ребята позвали посмотреть кино. Для меня, городского, это было удивительное зрелище: взрослые и ребята постарше сели на лавки, а малышня расположилась прямо на полу вокруг экрана. Мужчины и женщины, громко переговариваясь, щелкали семечки и сплевывали шелуху на пол. Кинопроектор был таким допотопным, что после 20 минут просмотра механик его перезаряжал новой лентой, тратя на это 10-15 минут. В итоге ни я, ни мои деревенские друзья в этом фильме ничего не поняли.
…Все советские годы у села по отношению к городу существовали так называемые «ножницы цен»: промышленные товары стоили дорого, а сельхозпродукция – имела по прейскурантам «смешные» цены. Мне 16 лет. Будучи студентом техникума, я работаю в одном из колхозов в составе группы «городской помощи селу». Уборка моркови, целый день (10 часов) на ногах, нас – 8 человек, выкопали, высушили, обрезали ботву, сложили в мешки – заработали по 1,2 рубля на человека. Обрезка убранного лука, целый день работа ножницами (до волдырей на пальцах) – 90 копеек за норму (2 мешка). Но, правда, и кормили нас очень сытно и дешево. За месяц я заработал тогда (с вычетом за еду) 22 рубля.
…Сейчас говорят о том, что село сгубили экономические реформы (особенно часто любит это повторять Г. Зюганов). Но именно весь советский период был циничным издевательством над нашими селянами. Пресловутая коллективизация… потом насильственное удерживание селян в деревнях (с лишением их возможности получения паспорта)… продналоги на продукцию подворья… полное отсутствие госпрограмм по улучшению быта. Все советские годы власть целенаправленно убивала в селянах желание уважать и любить свой труд. А ведь климатические условия (да и сама земля) на большей части страны – совсем не идеальные для этого труда.
2. Ничего себе – застой!
…Научно-исследовательский институт «Вниипроектасбест». Мне 18 лет. Работа – ни шатко, ни валко. Штаты – громоздкие, и добрая половина сотрудников попросту «мается от безделья». Справедливости ради – и зарплата тоже «ни шатко, ни валко». Как у Жванецкого: «Нам, делают вид, что платят, а мы делаем вид, что работаем».
…Армия… так называемая школа жизни. Мне 24 года. Кто в семидесятые годы служил во внутренних войсках, тот поймет то, о чем я сейчас деликатно промолчу.
…Объекты ГУФСИН, а попросту – колонии для осужденных. Мне 26 лет. Огромное мебельное производство (выпуск продукции – на два ж/д вагона ежедневно), на всех рабочих местах которого трудятся преступники с большими сроками отбывания наказания (строгий режим – он для убийц, насильников и воров-рецидивистов). Я – вольнонаемный, сначала в должности инженера-конструктора, потом – главного конструктора. К тому времени – я коммунист, искренне верящий в справедливость своих убеждений. Мне нравится моя заполошная, полная интересных технических находок работа, не дающая расслабиться и дающая право сознавать себя строгим винтиком большой машины сложного производственного процесса.
Как изменилась преступность с тех времен? Скажу честно – в худшую сторону.
Первое – преступность заметно помолодела. Надо сказать, что вся нынешняя обитающая на свалках и в трущобах «бомжовая» рать раньше была обязательной (и не малой) частью сидельцев всех колоний страны. Но на строгих режимах их было больше, потому, что после второго срока их записывали в «рецидивисты». Подавляющая часть зека – это были безобидные старики (от 40 до 60 лет – с редкими коричневыми зубами и сморщенным лицом), отбывающие наказание за пьяную бытовую поножовщину. Все они были законопослушными и, как правило, искренними «трудоголиками». «А что там делать, в бараке, гражданин начальник, - говорили они, - когда работаешь, время летит незаметно…».
Второе – преступность стала жестче и по статьям УК, и по срокам. Сидельцы стали хамовитей и грамотней. За соблюдением законности в местах лишения свободы постоянно следит особое подразделение прокуратуры. Идет повсеместная либерализация (по западным лекалам) режима. Говорят, что это должно привести к снижению преступности… не знаю…
Третье – во всех колониях страны практически уничтожено производство. Да, это было неимоверно трудно производить промышленную продукцию (отвечающую всем требованиям ГОСТов) силами подневольных работников (а если просто – рабов). Но работа на общество, творческая и искренне честная – была единственной возможностью чувствовать себя частицей этого общества. Я не хочу, чтобы меня поняли неправильно, но я тысячи раз был свидетелем ревностно-трогательных отношений осужденных к своей производственной работе.
…Мне – уже за 35 лет. Я – главный инженер металлообрабатывающего производства колонии общего режима. По долгу службы знакомлюсь с отдельными производственными структурами предприятий Урала. Вспоминается такой характерный эпизод. Приезжаю на Златоустовский электромашиностроительный завод (Челябинская область) с техническим предложением. Директор, моложавый и подвижный (бывший летчик военной авиации), назначает мне встречу с техническим руководством завода на 21 час (?!), объясняя это тем, что «конец месяца…аврал». Я весь день пробыл в производственно-техническом отделе и убедился, что действительно его работники были загружены, что называется, под завязку. Но в назначенное время производственное совещание прошло в обычном рабочем режиме, без всяких намеков на усталость его участников.
Карпинский электромашиностроительный, Серовский машиностроительный, Миасский автозавод, Миасский механический, Екатеринбургский оптико-механический, Екатеринбургский радиозавод, Егоршинский радиозавод, Ирбитский мотозавод – везде где мне пришлось побывать, я поражался неукротимому ритму трудовых буден, строжайшей дисциплине, высочайшей степени механизации и автоматизации. И это, ведь, происходило в 70-е годы прошлого столетия, шаблонно именуемые дилетантской журналистикой – «годами застоя». Дичайшая чушь! Даже заводы-мастодонты, построенные в военные годы с заложенной в них далеко не прогрессивной технологией (наподобие нашего Богословского алюминиевого завода) трудились на износ, с полной отдачей всех сил и возможностей (постоянно реконструируя и модернизируя производство). Разве бы сейчас мы построили такое количество заводов-гигантов, атомных, тепловых и гидростанций, какое было построены в те годы?
3. Тень «бородатого» призрака
…Так все-таки когда было лучше, для нас, для людей, живших и живущих на нашей российской земле, - тогда или сейчас?
Вы знаете, если сложить все плюсы той и этой эпох в один мешок, а минусы в другой, то ответ получим – тогда.
Мне вспоминается большая статья академика Львова, напечатанная в газете «Советская Россия» в начале 90-х годов, тезисы которой (как и окончательный вывод) были об этом же. В то время я был не так солидарен с ним, как сейчас. Ну, как же! Мы ведь стояли на пороге новых экономических возможностей. Нео-либералы, «мальчики в гарвардских штанишках» (типа Е. Гайдара, который из кабинета редактора отдела журнала «Коммунист» пересел в премьер-министерское кресло ельцинского правительства) рисовали нам такие радужные перспективы, что дух захватывало. Но уже тогда смущал тезис о саморегулирующих способностях рынка.
Как было раньше? Где-то в сентябре-октябре верстались годовые планы производств всех предприятий и отправлялись в Москву в Госплан. Какие умные там сидели дядьки! Тогда ведь не было компьютеров, и они вручную стыковали номенклатуру и объем всех производств СССР на грядущий год (разбивая показатели по кварталам и месяцам). И уже в конце года у руководителей предприятий были на руках и планы поставок, и планы отгрузок.
Я вспоминаю, какие серьезные разговоры возникали у руководства нашего мебельного предприятия с представителями заказчика – Роскультторга. Цены на мебель (так же, как и на другие промтовары) были прейскурантными, и нам, естественно, хотелось выпускать ту продукцию, себестоимость которой складывалась существенно ниже цены. Но заказчик был неумолим: он предлагал компромисс – какую-то часть мебели мы должны были выпустить с себестоимостью выше цены (например, такими были кухонные столы), а остальную часть – по нашему предложению.
Тогдашние министерства самым настоящим образом «рулили» всеми производствами страны. Перво-наперво, они самым тщательным образом формировали директорский корпус. Вы посмотрите, какие «школы жизни» проходили те «красные» директора. Их отыскивали из самых низов. Обучали, посылали на практику и в неблагополучные хозяйства, и в самые передовые. Потом постепенно двигали по должностной лестнице, приглядываясь к ним и поправляя.
Эти директора потом сами сколачивали вокруг себя такие сильные и слаженные коллективы, что кадровых проблем потом никогда не имели.
Министерства были очень озабочены развитием своих отраслей, они научно обоснованно планировали капитальное строительство и необходимые реконструкции.
И, самое главное, министерства очень строго следили не только за гармоничным развитием производств, но и всей им сопутствующей инфраструктуры (жилье, соцобъекты, транспорт, необходимый бытовой комфорт).
… Но что будет сейчас, если мы попробуем вернуть то плановое ведение хозяйства, что было при Советской власти? Парадоксально, но уже ничего не получится! Те «красные» директора, каких я знал, давно переродились в капиталистов. Они, как и все те, кто оказался в нужный момент в нужном месте, теперь купаются в роскоши и возвращаться к подвижническому, изматывающему силы и душу труду возвращаться ох как не хотят.
Наивны разговоры отдельных политиков (коммунистов, например) о национализации некоторых производств и даже отраслей. Бред. Потому что во главе национализированных предприятий встанут те же капиталисты (а откуда взять немотивированных на личное обогащение специалистов?), которых надо будет постоянно контролировать (а контролеров, естественно, контролировать тоже).
Назад не вернуться уже и потому, что как-то моментально и враз были сорваны все тормоза наших установившихся общественных табу на инстинкты обогащения. Хотя и раньше «умеющих жить» наших соотечественников людская молва не очень-то и осуждала, но теперь официальная мораль даже подняла их на некий пьедестал почета. Их пестует киноискусство и внимательно обхаживает ТВ.
Мы снова пришли в то общественное устройство, от которого пытались уйти в придуманный бородатым кабинетным ученым К.Марксом мир, где без строгого тоталитарного централизма все идет наперекосяк. И если мы как-то умели «держать в уздах» экономику, то, например, продовольственное обеспечение населения у нас почему-то совершенно выходило из-под контроля.
Идея социалистического обустройства сегодня верна лишь в том плане, что она позволяет сдерживать необузданные аппетиты наших отечественных нуворишей. Она постоянно держит их в тонусе, заставляя опасаться потенциальных социалистических «замашек» трудовой «толпы». Но в идеале было бы правильным, если бы наше общество (хотя бы в каком-то далекообозримом будущем) доросло до понимания зависимости социального партнерства всех его членов от его жизнестойкости.
…И, коль скоро, возврата к тоталитаризму и коммунистическому прошлому у нас нет, то и надо принимать, как данность существующий общественный «порядок вещей». А это значит, как и призывают многие общественные деятели, надо взять все то хорошее, что было при Советской власти, и творчески привнести в сегодняшнюю нашу жизнь.
…А это уже тема другого разговора.