Экзамен - часть первая

Тамара Квитко
Вера в нашу свободу, есть
только неведение причин, за-
ставляющих нас действовать.
Спиноза


1
Хумов открыл глаза и привычно уставился в мутный
круг окна, расположенный чуть левее от его изголовья, на-
глухо впаянный в бетонную коробку его обиталища.
Тяжёлые свинцово-серые огромные облака с тёмными
рыхлыми подпалинами, медленно и неуклюже повора-
чиваясь, проплывали бесконечной утомляющей грядой,
усыпляя своим однообразием, изредка приоткрывая пока
ещё не определившуюся синеву предутреннего неба.
Ровно в 6.00, как положено по предписанию, он спус-
тил правую ногу на холодный пластик и через секунду, от-
дав приказ телу, встал на обе ступни, почувствовав при-
вычный холод под ними.

Матрас, слегка пискнув, поддался нажиму, рванулся и
мягко прилип к стене, увеличив комнатку, напоминавшую
каюту. Сходство это усиливалось от слабого освещения не-
оновой лампы, наглухо впаянной в низкий потолок и изда-
ющей зеленоватое свечение, повторяющееся в окантовке
откидного столика и стула. Встроенный шкаф растянулся
во всю длину неприхотливого жилища, в котором всё было
подчинено продуктивному использованию минимального
пространства, отвергающего малейшее излишество.
Потянувшись, сделав несколько глубоких вдохов и вы-
дохов, Хумов достал из шкафа униформу зелёного цвета
с серовато-блеклыми разводами, между которыми про-
глядывали и другие оттенки в абстрактной комбинации
рисунка, снабжённую многочисленными карманами на
липучках, затем — ботинки на толстой подошве и чёрную
шлемовидную шапочку.

Одевался он неторопливо, тщательно разглаживая на
сильном тренированном теле складочки, ощупывая один
за другим карманы, мысленно припоминая, что в них на-
ходится и всё ли на положенном месте, в необходимом ко-
личестве и в соответствии с инструкцией.

В группе над ним подсмеивались. Слишком он был
щепетилен, до тошнотворной дотошности, в выполне-
нии предписаний, нагружая себя множеством ненужных
причиндалов, но Хумов не обращал на это внимания и
был прав: взятые им запасливо вещи оказывались как
нельзя более кстати и выручали товарищей в трудную
минуту.
Сейчас ему оставалось наполнить плоский термос ки-
пятком, и он будет готов.

Группа молодых специалистов заканчивала обучение
в секретном центре, и ему предстояло пройти последний
испытательный тренинг, получить зачёт и затем — назна-
чение на службу.
«Тренинг этот не совсем обычный. Он может длить-
ся для каждого по-разному: от одного часа до нескольких
лет. Вы не сможете узнать, закончился ли он для вас, пока
не получите назначение на место службы. Ведь вы готови-
тесь для работы не на земном объекте», — вспомнил он
напутственные слова инструктора — невысокого, крепко-
го сложения мужчины с юркими глазками стального цвета
и неизменной улыбкой на тонких губах, открывающих бе-
лоснежный ряд отлично сделанных зубов.

Хумов заполнил термос кипятком, аккуратно закрутил
пробку и промокнул влагу бумажной салфеткой.
«Готовность номер один!» — мелькнула заученная де-
журная фраза, и он улыбнулся для поднятия духа. Его об-
лик сейчас мало чем отличался от облика сотоварищей по
группе. Единственное, что его выделяло среди других, —
это улыбка, делающая его лицо неотразимым и до край-
ности приятным, располагающим, внушающим безогово-
рочное доверие.

Хумов закрыл дверь, спрятал ключ в один из карманов
довольно объёмного рюкзака и, миновав несколько лес-
тничных пролётов — он не любил пользоваться лифтом,
считая полезность сбегания по ступенькам одним из пре-
имуществ оных, — вышел на улицу, вздохнув свежесть и
относительную чистоту утреннего воздуха.
Через десять минут он уже спускался по подземному
переходу к поезду. До блока питания ему нужно было про-
ехать три остановки. Подошёл поезд, он вошёл в вагон и,
не проходя вглубь, встал, широко расставив ноги. «Одна…
Две…» — считал он привычно, не глазея на немногочис-
ленных пассажиров, заранее зная их обычность во вне-
шнем облике, разнящуюся разве что по цвету комбине-
зонов.

На третьей остановке он вышел и поднялся на лифте
наверх. Тяжёлая свинцовость облаков несколько ослабила
свою насыщенность и теперь, слегка поредев, пропускала
слабые солнечные лучи.
Выдача питания осуществлялась за углом, в простор-
ном, выполненном по последним архитектурным новшес-
твам, сплошь из стекла здании. На его груди справа заго-
релся отличительный зелёный значок, дающий ему право
беспрепятственного прохода. Двери перед ним раздвину-
лись. На раздаче очереди не было. Хумов сунул свой инди-
катор в прорезь и тут же получил в прозрачной вакуумной
упаковке пачку спрессованных брикетов.

Через несколько минут он стоял в небольшом парке у
скамейки, выполненной из блестящего металла, чтобы ни-
кому не пришло в голову вырезать любовные знаки, и му-
чительно раздумывал: опустить сразу оба брикета в тер-
мос или один, как предписывала инструкция. Он каждый
раз сомневался и каждый раз опускал оба, не понимая, в
чём разница. Ему удобней было растворить сразу оба, что-
бы потом не дожидаться растворения второго брикета, а
побыстрее выпить, и дело с концом.

Пожалуй, он любил эти минуты, когда маслянистая,
содержащая весь набор аминокислот, белков, минералов
и витаминов жидкость разливалась, достигая каждого
суставчика, каждой клеточки его мускулистого молодого
тела. В голове появлялась пьянящая лёгкость, расслабля-
ющая и поднимающая настроение, а минуты через две в
него вливалась энергия, а с ней и радость жизни.

Хумов бодро поднялся со скамейки и зашагал к стан-
ции метро. Его путь лежал за город, в зону Z-4. Он снова
спустился в подземку. Ему предстояло два часа восемь ми-
нут мчаться через весь город на окраину.
Сев и отдав телу приказ расслабиться, он прикрыл гла-
за, решив максимально отдохнуть, сберегая свои силы для
предстоящего испытания.

Его мало интересовало окружающее, но через щёлки
глаз он улавливал незначительные перемещения в вагоне:
зелёные, коричневые, синие комбинезоны садились, вста-
вали, выходили, входили, висели, ухватившись за поручни.
Лица выражали углублённость в себя людей, перегружен-
ных информацией и не желающих идти ни на какие кон-
такты, все силы которых сосредоточены на выполнении
жизненно важных функций организма и максимальном
сбережении драгоценной энергии для продуктивной де-
ятельности мозга.

Ради этой же цели при общении царили безупречная
вежливость и необыкновенная предупредительность.
Вспыхивающие улыбки на лицах выражали приязненность
хорошо воспитанных людей: короткие вежливые вопросы,
такие же короткие вежливые ответы, крайняя предупре-
дительность друг к другу, тихие, спокойные голоса.
Хумову неожиданно вспомнилось, как он впервые понял,
вернее, ощутил присутствие иного мира. Группу мальчиков
начали обучать приёмам телепатии, и он в гипнотическом
состоянии неожиданно увидел перед собой целый игрушеч-
ный городок, да так явственно, что в реальности его сущес-
твования не сомневался. Это было самое яркое впечатление
его детства — детства, лишённого родительской, да и лю-
бой другой заботы и ласки. Воспоминание было настолько
приятным, что он снова окунулся в него, наблюдая за жиз-
нью сказочного города, которую сейчас снова увидел перед
собой и разглядывал с затаённым восторгом и любопытс-
твом маленького мальчика, навсегда оставшегося в нём.


2

Выйдя на конечной метро, Хумов перешёл на платфор-
му № 8 и пересел в вагон загородного поезда, прибывше-
го ровно по расписанию. Войдя, он сел рядом с выходом,
готовясь снова окунуться в воспоминания.
В готовую уже закрыться дверь впорхнуло юное существо с рассыпавши-
мися по плечам волосами цвета только что распустивше-
гося одуванчика, с огромными ярко-голубыми глазами.
В вагоне сразу стало светло, радостно, ярко.

Хумов непроизвольно и широко улыбнулся, глядя в си-
ние глаза девушки. И тут же звонкий голос произнёс:
— Снова опоздала... Если бы вы только знали, как мне
надоело каждый день делать одно и то же! Меня снова вы-
ставили за дверь! Я почувствовала свободу, и тут же мне
захотелось умчаться в синь неба и зелень полей. А с вами
такое случалось?

Вопрос, заданный девушкой… нет, скорее девочкой,
поставил Хумова в затруднительное положение. Сказать
«нет» — обмануть её ожидания, а ответить «да» — безза-
стенчиво соврать.

— Можете не отвечать. С каждым такое случалось хоть
раз в жизни. У вас удивительная улыбка! Вам говорил кто-
нибудь?

И снова Хумов затруднился с ответом. Сказать «гово-
рил» — похвастаться и одновременно ущемить наблюда-
тельность молодой особы, сказать «нет» — солгать, чего
он не мог себе позволить.

— Можете не отвечать. Я и так знаю. Вопрос неумест-
ный. Говорили, и не раз. Но это не имеет особого значения.
Для меня, по крайней мере. Мне всё равно. У вас располага-
ющая улыбка. Если честно, меня она поразила. Так улыбать-
ся может только замечательный человек! Ни у кого не виде-
ла до сих пор такой обалденной улыбки, — и через короткую
паузу, не дав опомниться: — Меня зовут Хана. А вас?

— Хумов, — несколько растерявшись, произнёс Хумов
и сразу встал, слегка поклонившись, выражая любезность
и демонстрируя отменное воспитание.
— Хумов, я полагаю, фамилия, а имя?
— Меня вообще-то чаще по фамилии, и я привык, —
совсем растерялся он.
— Но имя, надеюсь, вы не забыли?

«Дерзко разговаривает девочка», — подумал Хумов и
хотел было прервать разговор, однако, заметив в её глазах
восторженное сияние, понял, что это от переполненности
юных сил, в этом нет и намёка на желание его уколоть, и с
улыбкой повторил:

— Хумов.
— Интересно… Хотите яблоко?
— Нет-нет! Спасибо, — он вежливо отказался, подумав
про себя, как только можно есть такую кислятину, и его
внутренне передёрнуло. Он знал: есть другие люди, отлич-
ные по статусу, которые живут и питаются по-другому. Ну
и что? И пусть. Каждому своё. Каждый проживает свою
жизнь, и у каждого свои тараканы. Не всем же работать на
межпланетных станциях, или того лучше — планетах.
— Вообще-то я еду к бабушке, — заявила Хана, доедая
яблоко. — Вы любите свою бабушку?

И снова Хумов был поставлен в невероятно затруд-
нительное положение. Не то что бабушку, он и родителей
своих не помнил.

— Ой, что же я? Глупый вопрос. Кто же не любит свою ба-
бушку? Всякий любит. А у вас есть собака? Вот это хороший
вопрос. Собаку не каждый имеет. Правда, отличный вопрос?

— Замечательный. Но у меня, к сожалению, собаки ни-
когда не было.

— Завести собаку никогда не поздно. Ой! Мне пора вы-
ходить. Вы мне дико понравились. А ваша улыбка… Даже
и слов не найду. Вот мой номер для связи. Обязательно
заведите собаку. Или не заводите. Хлопотно! Ну как хо-
тите, — и она выпорхнула из вагона, успев на ходу сунуть
визитку в его большую, горячую ладонь.

Он повертел карточку между пальцами, сунул в один
из многочисленных карманов, подумав: пусть полежит,
есть-пить не просит. Приятно всё же. Первый раз в жизни
девушка, да какая, дала ему номер для связи.

Выйдя на конечной метро, Хумов перешёл на платфор-
му № 8 и пересел в вагон загородного поезда, прибывше-
го ровно по расписанию. Войдя, он сел рядом с выходом,
готовясь снова окунуться в воспоминания.
В готовую уже закрыться дверь впорхнуло юное существо с рассыпавши-
мися по плечам волосами цвета только что распустивше-
гося одуванчика, с огромными ярко-голубыми глазами.
В вагоне сразу стало светло, радостно, ярко.

Хумов непроизвольно и широко улыбнулся, глядя в си-
ние глаза девушки. И тут же звонкий голос произнёс:
— Снова опоздала... Если бы вы только знали, как мне
надоело каждый день делать одно и то же! Меня снова вы-
ставили за дверь! Я почувствовала свободу, и тут же мне
захотелось умчаться в синь неба и зелень полей. А с вами
такое случалось?

Вопрос, заданный девушкой… нет, скорее девочкой,
поставил Хумова в затруднительное положение. Сказать
«нет» — обмануть её ожидания, а ответить «да» — безза-
стенчиво соврать.

— Можете не отвечать. С каждым такое случалось хоть
раз в жизни. У вас удивительная улыбка! Вам говорил кто-
нибудь?

И снова Хумов затруднился с ответом. Сказать «гово-
рил» — похвастаться и одновременно ущемить наблюда-
тельность молодой особы, сказать «нет» — солгать, чего
он не мог себе позволить.

— Можете не отвечать. Я и так знаю. Вопрос неумест-
ный. Говорили, и не раз. Но это не имеет особого значения.
Для меня, по крайней мере. Мне всё равно. У вас располага-
ющая улыбка. Если честно, меня она поразила. Так улыбать-
ся может только замечательный человек! Ни у кого не виде-
ла до сих пор такой обалденной улыбки, — и через короткую
паузу, не дав опомниться: — Меня зовут Хана. А вас?

— Хумов, — несколько растерявшись, произнёс Хумов
и сразу встал, слегка поклонившись, выражая любезность
и демонстрируя отменное воспитание.
— Хумов, я полагаю, фамилия, а имя?
— Меня вообще-то чаще по фамилии, и я привык, —
совсем растерялся он.
— Но имя, надеюсь, вы не забыли?

«Дерзко разговаривает девочка», — подумал Хумов и
хотел было прервать разговор, однако, заметив в её глазах
восторженное сияние, понял, что это от переполненности
юных сил, в этом нет и намёка на желание его уколоть, и с
улыбкой повторил:

— Хумов.
— Интересно… Хотите яблоко?
— Нет-нет! Спасибо, — он вежливо отказался, подумав
про себя, как только можно есть такую кислятину, и его
внутренне передёрнуло. Он знал: есть другие люди, отлич-
ные по статусу, которые живут и питаются по-другому. Ну
и что? И пусть. Каждому своё. Каждый проживает свою
жизнь, и у каждого свои тараканы. Не всем же работать на
межпланетных станциях, или того лучше — планетах.
— Вообще-то я еду к бабушке, — заявила Хана, доедая
яблоко. — Вы любите свою бабушку?

И снова Хумов был поставлен в невероятно затруд-
нительное положение. Не то что бабушку, он и родителей
своих не помнил.

— Ой, что же я? Глупый вопрос. Кто же не любит свою ба-
бушку? Всякий любит. А у вас есть собака? Вот это хороший
вопрос. Собаку не каждый имеет. Правда, отличный вопрос?

— Замечательный. Но у меня, к сожалению, собаки ни-
когда не было.

— Завести собаку никогда не поздно. Ой! Мне пора вы-
ходить. Вы мне дико понравились. А ваша улыбка… Даже
и слов не найду. Вот мой номер для связи. Обязательно
заведите собаку. Или не заводите. Хлопотно! Ну как хо-
тите, — и она выпорхнула из вагона, успев на ходу сунуть
визитку в его большую, горячую ладонь.

Он повертел карточку между пальцами, сунул в один
из многочисленных карманов, подумав: пусть полежит,
есть-пить не просит. Приятно всё же. Первый раз в жизни
девушка, да какая, дала ему номер для связи.

Через двадцать одну остановку Хумов вышел на стан-
ции по требованию.
Он шёл быстрым шагом по вьющейся не очень примет-
ной тропке около часа. На душе было легко. Его не поки-
дал образ встреченной им девушки. Впереди показалась
серая стена. Подойдя к бесконечно длинному, высокому
бетонному забору, он с трудом обнаружил едва заметную
полоску индикатора и, приложив к нему светящийся зелё-
ный значок, прошёл внутрь открывшейся массивной две-
ри, быстро и уверенно пошёл по тропинке к лесу. Что ни
говори, а у таких, как он, есть свои преимущества, а у него,
Хумова, ещё и улыбка.

«Однако жарко здесь», — отметил он. Тропинка пет-
ляла в зарослях непроходимой травы, раза в два превы-
шающей его рост, и ему от этой необычности делалось
не по себе. Огромные мясистые листья веером уходили к
верхушкам высоких деревьев. Заповедник заповедником,
а такую пышность и за океаном не сыщешь. Что же тут ему
исследовать? Заповедная зона таила в себе опасность. Что
здесь не то? Инструктор рекомендовал ему быть предель-
но внимательным и, главное, принять верное, единственно
верное решение.

Молодой человек огляделся. Высоченная трава по-
ходила на лес. Солнце всё же пробивалось сюда, бросая
ажурную сеть, зажигая яркими фонариками листья, из-
под которых кое где выглядывали диковинные цветы.
Пахло влажной прелостью и незнакомым, но приятным
ароматом. И тут он услышал нежное щебетанье, этакое
тончайшее звонкое многоголосие. Он, затаив дыхание, по-
шёл на эти чарующие звуки, осторожно раздвигая руками
податливую густую зелень, и вскоре оказался на лужайке.

И тут у него перехватило дыхание. Перед ним предстал
крошечный город, созданный из белоснежного материала.
Жилища имели сферическую форму и восхищали изыс-
канной красотой архитектурных ансамблей.
Город, поднимался со всеми его башенками не выше
колен, и он сначала нагнулся, а потом и вовсе присел, что-
бы получше разглядеть постройки и тех, кто сотворил это
чудо. В центре на площади находилось сооружение, похо-
жее на ангар с куполом, ослепительно блестевшим на сол-
нце. Никаких признаков живых существ не было видно.
Город выглядел как большая игрушка, изготовленная по
специальному заказу к Рождеству.

Но каким образом этот город оказался здесь?.. И для
чего его сюда отправили?
Не полюбоваться же этими уникальными архитектур-
ными ансамблями, слегка напоминающими наши, однако
значительно превосходящими их по изысканной красоте,
удивительной фантазии и сложности исполнительного
мастерства?

Внимательно приглядевшись, Хумов увидел, что в этих
восхитительных сооружениях находятся дивные полупро-
зрачные существа в легчайших одеждах необычайно тон-
кой цветовой гаммы.

И тут он увидел женщину в белоснежной одежде. Она
начала на глазах расти, становиться выше и выше, и ему
пришлось вскоре выпрямиться во весь свой рост.
Женщина смотрела на него внимательно и как бы мимо,
сквозь, и он начал понимать её. Она сообщала ему о том,
что они прибыли с другой планеты на помощь к землянам.
Когда им пришлось материализоваться и их смогли уви-
деть, так как они приняли форму землян, их начали изу-
чать, но отнеслись к ним так, как если бы с ними вступил в
контакт какой-либо из многочисленных видов обитателей
планеты. Потом, после многочисленных экспериментов,
им дали возможность спокойно жить и развиваться, пери-
одически наблюдая за изменениями, предварительно оку-
тав их поселение тонкой плёнкой. Они не могут разорвать
эту плёнку по этическим правилам Вселенной. Это может
сделать только представитель землян.

Женщина умоляюще смотрела на Хумова. И тут тот
увидел, что находится за пределами прозрачной сфери-
ческой оболочки. Стоило ему протянуть руку, и он по-
чувствовал тугую плотность прозрачной поверхности.
Не раздумывая, он быстро достал из накладного кармана
нож. «Подождите, пожалуйста, мы сначала должны занять
наш космический корабль», — услышал Хумов, и рука его
замерла.

Женщина поблагодарила такой улыбкой, за которую он
мог легко отдать жизнь при другой ситуации, и стала быс-
тро уменьшаться.
Некоторое время он с любопытством наблюдал, как
существа стайками подлетали к куполу в центре города и
тут же исчезали в глубине ангара. Через некоторое время
купол раскрылся, и Хумов увидел космический корабль
инопланетян, представляющий собой три шара, скреплён-
ных между собой тремя светящимися трубками, закру-
ченными лентой Мёбиуса, обхватывающей все три шара и
скрепляющей их в единый неразрывный массив.
И тут он получил сигнал: пора. Рука его с зажатым в ла-
дони ножом полоснула по прозрачной поверхности, но, не
пробив её, со скрежетом соскользнула, едва не задев ногу.
Плёнка оказалась только похожей на тонкий полиэтилен.
Хумов положил на поверхность левую руку и почувство-
вал холод и крепость твёрдой поверхности при её необы-
чайно тонкой прозрачности.

«Я должен это сделать, но как?» — подумал он, подни-
мая голову.
О том, чтобы попытаться вскарабкаться по гладкой
скользкой поверхности, не было и речи. А вот использо-
вать для этой цели дерево для него не составят труда.
Усевшись на землю, он быстро достал наконечники с
шипами, надел их на ботинки и ловко полез на самое вы-
сокое дерево, с которого задумал перебраться на поверх-
ность купола. Ему надо будет сверху просверлить отвер-
стие. Всё остальное инопланетяне сделают сами. Так он
понял просьбу женщины.

Хумов быстро достиг того уровня, с которого легко
можно будет спуститься на покрытие, и обрадовался, уви-
дев, что сфера в центре плоская. Тем не менее он предус-
мотрительно нацепил липучки не только на перчатки, но
и на поверхности коленей своего комбинезона, после чего
совершил прыжок.
Что ж! На это он и рассчитывал. Осторожно освободив
правую руку от перчатки и достав миниатюрную дрель, он
начал проделывать отверстия по окружности одно за дру-
гим. Работа требовала усердия и большой сосредоточен-
ности. Надо набраться терпения. Там, внизу, эти замеча-
тельные существа с нетерпением ждут свободы. Сколько
им пришлось находиться под этим куполом? И почему их
не отпускают? Что они принесли землянам? Какую хотели
оказать помощь? Подобные вопросы начали возникать в
голове. Было ясно одно: у него просят о помощи, и он дол-
жен это сделать.

И вот последнее отверстие. Теперь, чтобы не допус-
тить аварийного падения, надо действовать сверхосто-
рожно.
И только он попытался ножом поддеть образовавшу-
юся крышку, как плотная и одновременно сильная волна
подняла его и мягко опустила на землю, накрыв сверху
чем-то пахучим и приятно тёплым.
Когда Хумов очнулся, он обнаружил себя лежащим
на ложе из травы. В правой руке он нащупал шарик и,
поднеся его к глазам, увидел, что внутри его мелькает
образ прекрасной, обворожительно улыбающейся жен-
щины.

«Удивительный сон мне приснился», — подумал он.
То, что его пальцы сжимают шарик, не показалось ему
странным. Мало ли кто сунул ему в карман излюблен-
ную электронную игрушку, а он машинально её достал
при пробуждении. Хана! Да, Хана! И Хумов широко улыб-
нулся.


3
Бабушка, медленно передвигаясь на коленках, усердно
пропалывала лук. Хана, не говоря ни слова, опустилась ря-
дом и принялась выдёргивать сорняки из тёплой рыхлой
земли. Солнце приятно грело затылок и плечи. Так они
в безмолвии допололи грядку, и бабушка, разогнувшись,
спокойно спросила:
— Снова сбежала?
— Меня выставили, — улыбаясь во весь рот, поправила
Хана.
— Пошли, что ли, чайку попьем? — покачав головой,
сказала бабушка.
Хана семенила за худенькой фигуркой, думая, как ей
хорошо и просто рядом с ней.
Бабушка ловко накрывала на стол, заваривала чай в
чайничке — она не любила чай из пакетиков, — ставила на
стол вазочку с клубничным вареньем, печенье собствен-
ного приготовления, а Хана продолжала думать: «Какая же
она бабушка, если выглядит на возраст мамы? Ни морщин-
ки на гладком ухоженном личике, ни сединки в красиво
уложенных блестящих каштановых волосах…»
Бабушка подвинула поближе чашку с ароматным, каре-
го цвета чаем. Хана знала, что слово «карий» к чаю не под-
ходит, но как ещё назвать эту золотистую жидкость, когда
в неё проникает луч солнца? Чай цвета гречишного меда?
Да, так лучше. Чай цвета гречишного меда.

— Ты что, заснула? Бери сушки, — бабушка подвинула
вазочку с аппетитными сушками и таинственно прошеп-
тала: — Сегодня придёт твой дедушка.
— Да?! — выдохнула Хана. — Когда?
— В любую минуту.
Хана вскочила, подбежала к бабушке, закружила её в
вальсе, радостно повторяя:
— Придёт дедушка! Дедушка! Дедушка…
— Да, да, да… Сегодня, как только будет свободное
время, — смеясь вторила бабушка.
— Я как чувствовала, я как чувствовала, — восторжен-
но повторяла Хана.
— Ты моя умница ненаглядная, — ласково ворковала
бабушка. И Хана, крепко обняв бабушку, прильнув горя-
чей щекой к её щеке, неожиданно спросила:
— Ты меня не будешь ругать? Не будешь?
— Когда я тебя ругала? — сделала обиженное лицо ба-
бушка. И правда, чего это Хана сегодня задаёт неуместные
вопросы? «Ведь я её никогда не ругала и даже голоса не
повышала», — подумала она.
— Только что, часом раньше, я дала незнакомому муж-
чине номер для связи… Вот, — выдохнула Хана.
— Как? Неужели? Зачем тебе это понадобилось? — сде-
лала бабушка испуганные глаза.
— Он мне понравился. Ну… до ужаса просто. У него
такая улыбка! Мне захотелось ещё хоть один разочек уви-
деть эту улыбку. Я правда первый раз в жизни дала номер.
Первый, первый!
— Вообще-то сама знаешь: первому встречному давать
свой номер не стоит. Мало ли что, — бабушка укоризненно
покачала головой.
— Он хороший. Он очень хороший! Я это чувствую
сердцем. У него зелёный значок.
— Зелёный значок? — бабушка сдвинула брови. — Это
что-то относящееся к лицам особого назначения. Хотя...
Я никогда не придавала значения отличительным зна-
кам, — растерянно закончила она.

— Да. Это так сложно, как изучение химии или планет.
Ведь их бесчисленное множество.
— Согласна. В жизни приходится забивать голову
совсем ненужной информацией. Тем более что в любой
момент можно получить её, связавшись с информацион-
ным центром. Всё равно всего не упомнишь, — бабуш-
ка безнадёжно махнула рукой. А Хана подумала, что она
выглядит так замечательно благодаря своему умению
выбрасывать лишнее из головы и поддерживать свою
эмоциональную сферу положительными впечатлениями
и информацией.
— Я вот сижу здесь одна в своём домике, вдали от это-
го «монстра», и вполне счастлива. В этот безумный город
меня и пряником мятным не заманишь. Лишь бы твой де-
душка почаще приезжал.
— Работа у него такая. Все силы отдаёт. Работу любит
больше всего на свете.
— Да, милая. Нейрохирургия — не шуточное дело. Да
ещё на кафедре преподаёт, — вздохнула бабушка.
— Бабуль, а ты можешь иногда приезжать в нашу го-
родскую квартиру? Дедушка был бы счастлив.
— Приезжаю, ты же знаешь, но больше суток не вы-
держиваю в нашей городской квартире. Умирать начинаю.
Этот «монстр» не для моих слабых нервов. Там же дышать
нечем.
После чая Светлана Ивановна принялась музициро-
вать. Играла своего любимого Моцарта для внучки, а Хана
сидела с ногами на диване и, вздрагивая от любого шума,
продолжала думать о дедушке.
У дедушки были голубые глаза и красивые руки с тон-
кими пальцами. Руки пианиста. Дедушка прекрасно играл
на рояле классическую музыку. Он любил Хану, заботился
о ней, давал ей рекомендации, какие книги следует читать,
покупал подарки.
Но дедушку в этот день Хана так и не дождалась. Тот
сообщил, что случилась непредвиденная ситуация и ему
придётся остаться в городе.

Начало смеркаться, и Светлана Ивановна проводила
внучку на поезд. Завтра же рано вставать и ехать на заня-
тия. Родители не любили, если Хана оставалась ночевать у
бабушки на выходные и даже по праздникам.


4
Отчего он уснул? Не от аромата ли этих роскошных
цветов? Хумов быстро поднялся из не успевшей завянуть
растительности, оглянулся. Вместо того чтобы делом за-
ниматься, он непростительно уснул, потеряв дорогое вре-
мя. Пора продолжать исследование.
Заповедная зона таила в себе опасность, и ему надо оп-
ределить, откуда и от кого эта опасность исходит. Люди,
живущие неподалёку, часто болели и раньше умирали.
Хумов около часа продирался сквозь заросли, ловко
орудуя запасливо прихваченным топориком. Когда из-под
его ног юркнул облезлый заяц неожиданно крупного раз-
мера, чуть ли не с собаку породы бельгийский гриффон, он
понял бессмысленность своего занятия: не протаранить
ему насквозь эту зону. Да и зачем? И так ясно: чаща непро-
лазная. Он сплюнул от бессилия и повернул обратно, на-
деясь обнаружить более разреженный участок местности.
Неожиданно слева послышался треск, сопение и громкое
хлюпанье. Через мгновение Хумов обнаружил себя на вет-
ке дерева с оружием в руке. Хорошо их тренировали, а он
был одним из лучших.
Пять существ, иначе их не назовёшь, одно за другим
прошли, издавая непонятные звуки. Были они огромно-
го размера и покрыты рыжей шерстью. Настоящие йети.
Остановившись под деревом, они закрутили большими
лохматыми головами и разом наклонились, по всей ви-
димости, ища следы. Один даже встал на четвереньки и
начал нюхать, раздувая и без того широкие ноздри, пос-
ле чего замотал головой и издал глухие утробные звуки.
Остальные примирительно закивали в ответ. Затем все
пятеро стали смотреть вверх. Хумов замер, прижавшись
к стволу. Дерево было ветвистое, и густая листва отлично
скрывала его. По инструкции ему не положено было напа-
дать на безоружных, если те не угрожали его жизни. Лох-
матые существа тревожно оглянулись и, делая только им
понятные знаки, торопливо двинулись в глубь леса.
Он хотел было уже спуститься с дерева, как увидел де-
сять человек в защитных костюмах, которые шли быстро,
гуськом, похоже, следуя за недавно прошедшими сущест-
вами. «Странно. В этой зоне много непонятного. Что ещё
мне предстоит здесь увидеть?» — подумал Хумов.
Он успел снять и тех и других. А так вряд ли ему кто
поверил бы, хотя, кроме определённых лиц, об этом никто
знать не должен. Пора двигаться дальше. И тут странный
шелест привлёк его внимание и заставил остаться в своём
убежище, замерев от неожиданности.
Внизу стеной шли тараканы размером с цыплёнка.
Их коричневые спины переливались и казались искусно
сделанными доспехами. От соприкосновений с травой,
листьями и друг с другом помимо шелестящего шума воз-
никал неприятный звук скрежета, переходящий в попис-
кивание. Вся эта масса двигалась в том же направлении, в
котором прошли люди и огромные существа.
У Хумова возникла мысль проверить уровень радиа-
ции, что он немедленно и проделал. И не поверил своим
глазам. Стрелка значительно отклонилась от нормы, пре-
дупреждая об опасности пребывания на этом отрезке мес-
тности прерывистым писком.
«Вот в чём дело, вот в чём дело», — забормотал он, ре-
шительно повернув назад. Дальше он не пойдёт, говорят
же: бережёного и Бог бережёт.
Он быстро шёл. Нет! Однозначно, дальше он не пойдёт.
Можно подумать, когда его отправляли, не знали об этой
опасности. Он готов на любые неожиданности, только не
на радиационное облучение. Знали. Конечно, знали. Не он
первый оказался здесь. Эти люди в защитных костюмах
серьёзно занимаются изучением зоны. А он? Для чего он
здесь? Схватить сильную дозу радиации?

Их группу готовили тщательно. Отбирали ещё тща-
тельнее. Им внушали, что они не просто люди, а необыч-
ные, уникальные люди. Им не следует ничего и никого
бояться. Кто-то там наверху, по всей видимости, зачиты-
вался Ницше.
Хумов был лучшим, и он далеко не первый, попавший
сюда, в эту опасную зону — Z-4, заповедник, недоступный
для обычных людей, находящийся за высокой бетонной
стеной, покрытой прутьями под током высокого напряже-
ния. Никто не сунется. А он, Хумов, свободно прошёл со
своим зелёным знаком под номером 232.
Когда стрелка успокоилась на отметке, несколько пре-
вышающей норму, он достал компьютер и вызвал карту
местности. Всё правильно: зона Z-4 осталась позади. Ему
предписано обследовать ещё две, но сначала он должен
доложить о ситуации на этом участке.
На экране запрыгали буквы, и голос сообщил: инфор-
мация по зоне Z-4 строго засекречена. Введите, пожалуй-
ста, пароль. «Пароль, блин! — Хумов сдвинул брови. —
Засекречена. Каждому понятно: здесь произошла авария
или производились захоронения радиоактивных твёрдых
отходов, таких как кобальт-60, цезий-137, стронций -90 и
прочее. Небрежное захоронение, утечка — и отравление
на тысячу лет. Ещё бы люди не болели! Но почему в наш
век, век высоких технологий, в век медицины, творящей
чудеса, из этого делается секрет?» — думал Хумов, быст-
ро читая информацию из Википедии, используя большой
придорожный камень для проекции с электронного носи-
теля:
• При аварии на Южном Урале в 1957 году произо-
шёл тепловой взрыв хранилища радиоактивных отходов, в
результате которого в атмосферу поступили радионукли-
ды с суммарной активностью 74 ПБк, в том числе 0,2 ПБк
цезий-137.
• При аварии на реакторе в Уиндскейле в Великоб-
ритании в 1957 году произошёл выброс 12 ПБк радионук-
лидов, из них 46 ТБк цезия-137.
• Технологический сброс радиоактивных отхо-
дов предприятия «Маяк» на Южном Урале в реку Течу
в 1950 году составил 102 ПБк, в том числе цезий-137
12,4 ПБк.
• Ветровой вынос радионуклидов из поймы озера
Карачай на Южном Урале в 1967 году составил 30 ТБк. На
долю цезия-137 пришлось 0,4 ТБк.
• В целях глубинного зондирования земной коры
по заказу Министерства геологии произведён подземный
ядерный взрыв 19 сентября 1971 года около деревни Гал-
кино в Ивановской области. На 18-й минуте после взры-
ва в метре от скважины с зарядом образовался фонтан
из воды и грязи. В настоящее время мощность излучения
составляет порядка 3 тысяч микрорентген в час, изотопы
цезий-137 и стронций-90 продолжают выходить на повер-
хность.
• В 1986 году во время аварии на Чернобыльской
атомной электростанции (ЧАЭС) из разрушенного ре-
актора было выброшено 1850 ПБк радионуклидов, при
этом на долю радиоактивного цезия пришлось 270 ПБк.
Распространение радионуклидов приняло планетарные
масштабы. На Украине, в Белоруссии и Центральном эко-
номическом районе Российской Федерации выпало более
половины от общего количества радионуклидов, осевших
на территории СНГ. Среднегодовая концентрация це-
зия-137 в приземном слое воздуха на территории СССР в
1986 году повысилась до уровня 1963 года (в 1963 году
наблюдалось повышение концентрации радиоцезия в ре-
зультате проведения серии атмосферных ядерных взры-
вов в 1961—1962 годах).
• В 2011 году во время аварии на АЭС Фукусима-1
из разрушенного реактора было выброшено значительное
количество цезия-137 (агентство по атомной безопаснос-
ти считает, что выброс радиоактивного цезия-137 из трёх
реакторов составил 770 ПБк, оценки ТЕРСО в два раза
ниже). Распространение в основном происходит через
воды Тихого океана.
_ 182 _ _183 _
Зона Z-4 не была зафиксирована в Википедии. Опять
же, почему? Сейчас необходимо принять меры по дезак-
тивации. Выйдя по указанию компьютера к речке, Хумов
разделся, сложил свою одежду в свинцово-алюминиевый
пакет, запаял и спрятал в вырытую яму. К этому временно-
му хранилищу он вернётся, заберёт опасный мешок и от-
правит по назначению. Но это будет чуть позже. А пока он
занёс точные координаты и тут же отправил для верности
на сайт дезактивации и на всякий случай продублировал
на Облако.
После чего голым вошёл в холодную воду, поплавал и
понырял в своё удовольствие. Вода была тёмно-коричне-
вого цвета от многочисленных водорослей и примесей по-
роды, содержащей железо.
Выйдя из речки, Хумов обсох на солнышке, затем до-
стал из рюкзака тонкий пакетик, вскрыл, вынул новую
униформу, которая, надувшись, приняла объём, облачился
в неё. У него оставалось ещё пять неиспользованных ком-
плектов одежды. Теперь наружно он очистился от радиа-
ции. Не повезёт «грязь» в город. Для вывода из организма
опасной дозы Хумов заглотил красную пилюлю. Теперь
можно возвращаться.
Но что-то ему мешало. Лёгкая тревога расползалась
от области сердца, завладевая мыслями. Правильно ли он
действовал? Его тянуло подняться вверх по течению этой
живописной речушки. Взглянув на секретную карту, он об-
наружил закрытую территорию и, хотя ему не было пред-
писано её обследовать, решительно зашагал по выбранно-
му направлению: сработало элементарное мальчишеское
любопытство. Ведь ему совсем недавно стукнуло всего-то
восемнадцать.
Хумов шагал бодро, весело улыбаясь. Ему не терпелось
обследовать зону под грифом строгой секретности. О воз-
можных неприятных последствиях он не думал. Вокруг
царило спокойствие, в котором протекала вполне привыч-
ная жизнь загородного леса. Умиротворяющая переклич-
ка птиц, шорохи жителей леса, стук дятла по коре дерева,
синее небо, тёплый, свежий воздух. Слева поблескивала на
солнце река. Временами от переизбытка сил молодой че-
ловек принимался бежать и даже, как в детстве, подпрыги-
вать. Ощущение свободы захлестнуло его полностью, вы-
зывая улыбку, зажигая счастливым блеском глаза.
И тут надо же! Послышался сигнал из его часов. Хумов
остановился, включил связь, подставил ладошку. На ней
появилось изображение дежурного, сообщившего ему о
приказе незамедлительно вернуться во второе управле-
ние для отчёта. «Но мне необходимо обследовать ещё две
зоны», — спохватился Хумов. Но дежурный, не повышая
голоса, повторил: «Вам приказано незамедлительно вер-
нуться».


Начальник второго подразделения Смаков Виктор Ар-
нольдович заканчивал ужин при свечах. Его любимая со-
бака — породистая овчарка с отличной родословной лежа-
ла у его ног, положив голову на лапы, и смотрела умными
преданными глазами, следя за каждым движением своего
хозяина, готовая в любое мгновение повиноваться любо-
му приказу или предупредить оный.

Сын, тощий бледный юноша, вяловато ковырял вил-
кой подгоревший стейк, скучающим взглядом блуждая по
лицам родителей: от одного к другой.

— Марк, — слабым голосом окликнула его мать, — если
будешь так есть, никогда не поправишься и не избавишься
от прыщей.

— Оставь его, Лира. Он явно переутомлён. Избыток
информации, экология и тому подобное.
— Я все понимаю, но растущий организм должен полу-
чать полноценное питание.

— Да, конечно. Ты права. Не каждый имеет возмож-
ность получать естественное питание. Надо ценить.

— Я ценю. И вообще. Мне через месяц восемнадцать.
И я горжусь этим.

— Ох, как быстро время летит. Уже восемнадцать. По-
верить не могу. Моему сыну скоро восемнадцать.

— Чем старше, тем оно летит быстрее. Ласточкой
стремится вдаль, увлекая за собою. А я не хочу этой стре-
мительной быстроты. Вот и мне уже под сорок, — Лира
выжидательным взглядом посмотрела на мужа, надеясь на
комплимент.

— Мам, ты выглядишь потрясающе! Никто не даст тебе
больше двадцати.

— Так уж двадцати.

— Ну хорошо. Чуть больше двадцати пяти.

— Спасибо, сынок. Только твой отец так не думает.

— Я вообще-то считаю — тебе не больше пяти, ну от
силы двенадцати...

— Тебе, мой дорогой, свойственно пошутить, но я
склонна наполовину поверить, и только чтобы сделать
тебе приятное, — с некоторым едва уловимым раздраже-
нием в голосе произнесла Лира.

— Как дела в колледже? — задал вопрос Виктор Ар-
нольдович , не обращая внимания на некоторое раздраже-
ние в голосе жены.

— Дела? Всё едино — обучают. Вот есть у нас такая Хана...

— Хана? И что? — встревожилась мать.

— Да так. Одна девчонка.

— Говори, если начал, — заинтересовался отец.

— Так. Ничего особенного. Она сегодня снова слиняла
с занятий.

— А я подумала… Только и всего? — успокоилась мать.

— Ей можно, — мечтательно вздохнул Марк, — а мне
раз и навсегда запрещено.

— А тебе запрещено. Не подводи отца. Хорош будет
твой отец, когда его за тебя полоскать начнут по всем ста-
тьям. Ты должен держать марку, — Мать нервно постучала
вилкой по стакану.

— Марк должен держать марку. Разумеется, имя обя-
зывает. А я что? Я — ничего… Держу. Стараюсь держать
эту самую, как её… Марку.

— А сладкое?

— Спасибо. Неохота.

— Снова всю ночь будешь болтаться по Интернету? —
строго спросил отец.

— Не-а. Я так. Слегка. И потом, я же и задание выпол-
няю по предметам.

— Два часа на занятия — и спать. И никаких возраже-
ний, — пригрозил пальцем Виктор Арнольдович.

— Сынок, у тебя идёт перегрузка. Доктор сказал, что
тебе необходимо высыпаться, — умоляюще посмотрела на
сына Лира.

— Я знаю. Спасибо, пап. Спасибо, мам, — Марк по оче-
реди поцеловал родителей и неуверенной походкой вышел
из столовой.

Смаков посмотрел на собаку. Та тут же встала, завиля-
ла хвостом, издала скулящие звуки.

— Что нового, Лира? — спросил спокойно Виктор Ар-
нольдович, принимаясь за десерт.

— Была сегодня у мамы. Приболела она, — сокрушённо
вздохнув, ответила жена.

— Что с ней?

— Непонятно. Слабость сильная.

— Отвези ей фруктов. У нас всё равно пропадают.

— Спасибо. Отвезла.

— Валерия Степановича к ней пригласить? Известней-
ший светило. Пусть поставит диагноз.

— Он же нейрохирург, — удивилась жена.

— Наев прежде всего замечательный врач. Все верхи у
него консультируются.

— Хорошо. Пригласи, если ей лучше не станет.

— Ей же ещё и восьмидесяти нет. При наших достиже-
ниях, наших технологиях, нашей медицине… — Смаков за-
пнулся. Что-то не тот набор фраз из него полез. Чиновничий.

— Да-да. — согласно закивала жена. — Продолжитель-
ность жизни неуклонно растёт. В наш век высоких техно-
логий, в век беспрецедентного освоения космоса, — она
поперхнулась и закашлялась.

— Ударить по спине?

— Нет. Нет. Сейчас пройдёт. Спасибо, дорогой. Не
надо. Сейчас. Уф! — уронила голову в руки. — Устала я.

— Отчего? Не работаешь, дома сидишь. Всем обеспе-
чена. Отчего ты устала?

— От этого и устала. От монотонности и скуки, — сде-
лав скорбное выражение, Лира отпила из бокала немного
яблочного сока.

— Поискать тебе работу? — муж тоже отпил глоток
сока.

— Я так давно не ходила на работу, что даже и не
знаю. — пожала плечами Лира.

— Почему бы тебе не вернуться к занятиям живо-
писью?

— Кому это надо? Сейчас это не пользуется спросом.
Любой с помощью программы может изобразить такое!

— Но это не является искусством в подлинном смысле
этого слова. Искусство творит человек.

— Вот-вот. Сотворили чудо машины. И музыку за нас
пишут, и стихи, и картины. Всё, что угодно.

— Это не исключает возможности заниматься твор-
чеством и нам. Даже наоборот. Машина не может со-
здавать новое, а человек вполне и достаточно многочис-
ленно.

— Только и осталось, что искусство прошлых времён.
И не спорь со мной! — повысила Лира голос, утирая сал-
феткой слезу.

— Я и не спорю. Так. Выражаю своё мнение. Займись
основательно английским, — занервничал Виктор Арноль-
дович, не выносивший женских истерик.

— Мне этот английский негде применить. Я ни с кем не
общаюсь. Мне не интересны разговоры ни о чём с моими
бывшими однокурсниками. Да и время не то. Сам знаешь.
Каждый сам по себе. Замкнулись в своих семьях, своих
мирках.

— Вернись на курсы китайского. Изучая языки, мы
тренируем мозг, отодвигая тем самым старость.

— Хорошо. Вернусь. Устала я почему-то, — Лира снова
тяжело вдохнула.

— Марк закончит занятия, отправлю вас на Карибские
острова. Пальмы, океан, песочек. Вспомни, как мы отды-
хали, — Смаков закрыл глаза и, улыбаясь, откинул голову
на спинку стула.

— Да. Хорошо было…

— Что значит хорошо? Замечательно! Просто замеча-
тельно!

— Да. Замечательно, — кивнула жена, не желая тратить
энергию на никчёмный спор.

— Да и мне не мешало бы отдохнуть. Спасибо за ужин.
Выйду погулять с собакой.

Смаков поднялся со стула, и тут же вскочил Чарли, ра-
достно завилял хвостом, передними лапами упёрся хозяи-
ну в грудь и лизнул его в щёку.

— Ну-ну. Давай без телячьих нежностей, — заулыбался
Виктор Арнольдович в предвкушении приятной прогулки,
но тут заявил о себе сигнал связи, и ему пришлось прикос-
нуться к устройству на левой руке.

На скатерти появилось изображение мужчины, кото-
рый сообщил монотонным голосом: «Испытуемый 232 не-
ожиданно исчез из поля наблюдения».

— Как исчез? Быть не может! При всём снаряжении?
Явлюсь немедленно. Чарли, сидеть дома! Погуляй, пожа-
луйста, с собакой, — бросил он на ходу жене, поспешно
выходя из комнаты.


6
Хумов вошёл в узенькую комнату с низким потолком,
за единственным столом которой сидел тощий человек
в коричневом костюме и с постным выражением лица,
имеющий прозвище Малёк по причине его фамилии —
Малкин.
— Проходите, проходите. Присаживайтесь, — в гла-
зах человека мелькнуло нечто похожее на интерес и сра-
_ 188 _ _189 _
зу скрылось за обычной служебной непроницаемой мас-
кой. — Вы были направлены в зону… Мм-мм.
— В зону Z-4, — отчеканил Хумов.
— Да. В зону Z-4. Ваши выводы. Прошу кратко и по
делу. Хумов замялся. Ваши выводы. О выводах он не успел
подумать. Почему сразу выводы? Он разве знает, что про-
исходит там?
— Итак. Прошу вас, — Малёк глянул себе под ноги. —
Ваша версия, Хумов? Пожалуйста, не смущайтесь. Говори-
те, как есть. Для этого вас и отправляли.
— Самое существенное, что мне удалось выяснить:
зона Z-4 заражена радиацией.
— Что предлагаете?
— Предлагаю исследовать, найти причину. В первую
очередь закрыть проезд загородных поездов. Срочно эва-
куировать людей с близлежащих территорий.
— Так, так… В какие цифры это выльется?
— При чём здесь цифры? На карте стоит безопасность
людей.
— Вы затрудняетесь назвать сумму? В наш сложный
век, когда нам приходится осваивать другие планеты, когда
естественные запасы Земли истощились и мы вынуждены
изыскивать всё новые и новые технические возможности
для поддержания жизни, вы предлагаете урезать бюджет
на столь значительную сумму? Не мне вам объяснять, в
каких чудовищно сложных условиях мы вынуждены су-
ществовать. При том что популяция неуклонно растёт.
Соответственно, мы вынуждены отправлять людей в тя-
желейшие условия на Марс со слабой надеждой для близ-
ких когда-нибудь увидеть их. Не заставляйте меня читать
лекцию для первого курса. Какую бы цифру вы ни назвали,
этого всё равно будет недостаточно.
Хумов понял, что он проваливается, и понял также,
чего ждёт от него этот сухонький начальничек. Он уже был
готов поддаться, ответить так, как тот ждёт, но тут перед
ним мелькнуло хохочущее лицо в шапке волос цвета оду-
ванчика, и Хумов, неожиданно для себя, вопреки длитель-
ным тренировкам на чутьё не своим голосом произнёс:
— Необходимо произвести работы согласно пункту
№ 8, параграф № 12 — случай чрезвычайного положения
для здоровья и выживания людей.
— Так. Вы свободны. Можете идти, — экзаменатор кис-
ло улыбнулся, отвёл взгляд в сторону зашторенного окна,
оседая в своём кресле, становясь ещё мельче.
«Провалил. Окончательно и бесповоротно прова-
лил», — подумал Хумов, выходя из кабинета.
Смеркалось. Кое-где зажглись огни. Он посмотрел на
небо. Тёмная туча медленно расползалась, не давая про-
никать свету от заходящего солнца. На всякий случай, под-
ходя, Хумов включил улавливатель звуков. «Теперь мож-
но и поужинать», — подумал он и сел на металлическую
скамейку. И вдруг услышал: «Этого. Да, Хумов. Именной
№ 232».
«Хорошо, что утром я предусмотрительно опустил
два брикета сразу», — похвалил себя Хумов, спокойно
допивая густую жидкость, прожёвывая с наслаждением
попадающие частицы овощей, мяса, риса. К нему подош-
ли двое в коричневых комбинезонах. Один — повыше —
спросил:
— Хумов?
— Да. Хумов.
— № 232?
— Верно.
— Нам приказано вас доставить к Голунову.
— Одну минутку, — дружелюбно произнёс Хумов, кив-
нул на термос и улыбнулся. Улыбка произвела соответ-
ствующее впечатление, сделав своё дело. Двое подошед-
ших, переглянувшись, несколько расслабились и невольно
улыбнулись в ответ. Хумов аккуратно закрутил пробочку,
уложил термос в рюкзак, лежащий на скамейке, и, медлен-
но развернувшись, молниеносными ударами вырубил обо-
их по крайней мере на полчаса.


7
Хумов вскочил в вагон скоростного поезда. Он не
сомневался в том, что его ищут, поэтому о возвращении
в своё обиталище думать не приходилось. Голова была
ясной. Мозг работал с повышенной скоростью, переда-
вая сигналы тревоги телу, которое напрягалось в ответ,
готовясь в любую секунду совершить активное действие,
и ему приходилось усилием воли сдерживать желание
встать и выйти на ближайшей остановке. И бежать куда
глаза глядят до тех пор, пока усталость не свалит с ног
и сон не спасёт его от испытываемого стресса. Ему при-
шлось принять расслабляющую позу и погрузить себя в
отрешённое состояние с помощью определённых дыха-
тельных упражнений и концентрации внимания на вооб-
ражаемой горной вершине. Он покружил над ней орлом,
осматривая с высоты скалы, мелкий кустарник, пасущих-
ся диких коз, водопад, простирающиеся у подножия луга,
птиц, перелетающих стайками с дерева на дерево, пчёл,
собирающих нектар, кружащихся и застывающих на мес-
те стрекоз, божьих коровок, совершающих свой медлен-
ный путь по листьям и стеблям растений, расправляющих
свои тончайшие крылышки и совершающих неторопли-
вый полёт, разновидности полевых цветов — от ромашки
до иван-чая. Взгляд его задержался на васильковом поле,
насладился яркостью голубого цвета, и он открыл глаза,
испытывая полное равновесие и спокойствие, переходя-
щее в бесстрашие.
Поезд остановился. Быстро, не оглядываясь и не глядя
по сторонам, он, минуя вокзал, устремился по знакомой
улице в противоположном направлении от своего казён-
ного жилища. В темноте он ещё может оставаться неза-
меченным, но завтра при свете дня его проще простого
будет схватить. Проходя через привокзальную площадь с
подсвеченным обелиском в центре, он обратил внимание
на то, что его значок с номером 232 начал пульсировать, и
тут же зашёл в первый попавшийся бар.
Народу было немного, да и те сидели, уткнувшись
в свои электронные устройства. Два парня в вечерних
комбинезонах, отделанных бархатом и золотистой витой
тесьмой, в увесистых очках, снабжённых устройством, для
просмотра в трёхмерном изображении фильмов, музы-
кальных клипов и картинок, откинувшись на креслах, кай-
фовали, подёргиваясь тощими телами в такт неслышимой
для других музыки. В баре царила спокойная атмосфера
свободы. На него никто не обратил внимания.
Хумов прошёл в мужскую комнату, закрыл за собой
дверь, вырезал светящийся № 232 и опустил его в сливной
бачок. Пусть теперь ищут до посинения. Из рюкзака до-
стал маскировочный комбинезон синего цвета, который
на теле надулся, превратив его в качка с широченными
плечами, тонкой талией и выпирающей рельефной мус-
кулатурой. Надел белокурый парик с длинными до плеч
волосами, с синей лентой, идущей посередине лба, и, гля-
нув на себя в зеркало, остался доволен своим видом. Через
семь минут он беспрепятственно вышел на улицу. Фона-
ри горели ярче. Пешеходы попадались редко. Это был час
после возвращения с работы, и большинство сидели по
своим квартирам за вечерней трапезой.
Хумов подошёл к реке, напоминающей огромную рыбу,
стиснутую гранитными берегами, величаво стремящую
свои воды, отражающую разноцветные огни большого го-
рода. Он достал из заплечного мешка комбинезон и пустил
на воду. Река — его спасение. Скоро застрекочут вертолё-
ты, завоют сиренами машины, будя уставших горожан, пу-
гая прохожих, а ему надо успеть найти место, где можно
будет схорониться. Тёмная, тяжёлая рябь воды медленно
уносила его служебную одежду.

И тут Хумов вспомнил о девушке, встреченной им ут-
ром в пригородном поезде. Её карточка с номером теле-
фона уплывала вниз по течению. Хана — его единственная
связь с этим огромным и теперь уже враждебным городом.
Чем может помочь ему эта девушка, этот чистый, наивный
подросток, и вправе ли он — сильный, тренированный па-
рень, готовящийся к полёту на Марс в качестве спасателя,
подвергнуть её опасности, связавшись с ней и бросив клич
о помощи? И всё же…

Оглянувшись и удостоверившись, что никого побли-
зости нет, он сбросил костюм и поплыл, преодолевая об-
жигающий холод воды, ставя себе большой жирный ми-
нус за свою непредусмотрительность. Хорошо ещё река не
успела отнести спецодежду далеко, и он, ловко подхватив
левой рукой ткань, поплыл обратно. Выскочив из воды,
Хумов раскрыл молнию на одном из многочисленных кар-
манов, достал тоненькую пластиковую карточку и шарик
с прекрасной женщиной внутри, с облегчением вздохнул,
скатал одежду валиком и забросил её как можно дальше,
наблюдая за тем, как тот поплыл снова, но уже быстрее,
сильно погрузившись в воду. Едва он успел одеться, под-
прыгивая от озноба, как услышал вой сирены и стрекот
вертолётов.

Почему они начали на него облаву? Они, ставшие пре-
следователями, они, отринувшие его от себя, они, сделав-
шие его из своего — чужим?
Хумов метнулся от реки в проём между домами, вжал-
ся в холод каменной арки, ведущей в полутёмный двор.
Сейчас, сейчас его схватят, совершат что-то непоправи-
мое, и он потеряет свободу. Хумов бросился было к две-
рям, перебегая от одной к другой, но они все до единой
оказались на кодовых замках. Что делать? Куда спрятать-
ся? Скоро они начнут прочёсывать улицу за улицей, дом
за домом, и так весь район. Он сам участвовал в подоб-
ной операции по поимке одного бандита. Он знает: от
спецотрядов не скрыться. Мысль работала лихорадочно,
с неимоверной скоростью. Пальцы рук дрожали, сердце
колотилось во всей широте груди. Вот она, живая ситуа-
ция предельной опасности. Их игровые тренинги — нич-
то по сравнению с правдой жизни. Там всегда присутс-
твовала мысль, что это всего лишь игра, хотя случались и
крутые положения.
Его взгляд остановился на поблескивающей крышке
люка. Он вспомнил вопрос на одном из зачётов: почему
крышки люков круглые? Удобнее в них залезать при надо-
бности, ответил один из ребят. Ответ оказался неверным,
и все смеялись. А парень был прав. Очень удобно нырнуть
в круглый проём люка. Это шанс. Другого выхода в данной
ситуации не предвидится.
Хумов достал из мешка топорик, ловко поддел крышку,
отодвинул в сторону, спустился и осторожно, бесшумно
вернул её на место. И тут же услышал шум въезжающей
во двор машины, топот ног, голоса переговаривающихся:
— Пусто. Никого.
— Хорошо смотрите.
— Двери на замках.
— Не мог он проскользнуть в одну из дверей с жиль-
цом?
— У него на это не было времени.
— И здесь его нет.
— Всё осмотрели?
— Всё. Пусто.
—Да. Никого.
— В машину. Следующий двор.
Хумов облегчённо вздохнул и, подождав, пока не за-
тихнет шум от мотора, достал визитку. Часы на его руке
высветили номер, и он решил связаться с Ханой.
— Говорите, — услышал он сонный голос, и его сердце
отреагировало тёплым толчком и секундным падением в
сторону солнечного сплетения.
— Здравствуйте. Это я, Хумов. Вы мне сегодня в поезде
дали свой номер для связи.
— Это вы? Как здорово! Вот не ожидала, что вы так
скоро свяжетесь со мной. Я совсем недавно вернулась от
бабушки. Ой, как я рада! Просто очень!
— Мне нужна ваша помощь.
— Что случилась? Чем я могу вам помочь?
— Для начала мне нужно укрытие на одну ночь, а там
будет видно.

— Вас ищут? Вы совершили геройский поступок? Спас-
ли кого-то, и вам грозит наказание? Да. Иначе и быть не
может. Вы не способны сделать ничего дурного. Рассказы-
вайте быстрее, как было дело.
— Можно при встрече?
— Ой! Что это я? Вам грозит опасность, а я… Адрес
на визитке. Моё окно на втором этаже прямо над входной
дверью. Забраться совсем просто. Даже для меня. Только
тихо! Не разбудите родителей. Жду. Как интересно… Де-
тектив какой-то. Самый настоящий детектив. Так захва-
тывающе! Жду. Пока.
Через два часа двадцать две минуты Хумов стоял перед
парадной двухэтажного особняка на одной из фешенебель-
ных улиц города. Хана предусмотрительно оставила окно
полуоткрытым, и ему не составило большого труда под-
тянуться, залезть на козырёк, а затем бесшумно юркнуть
прямо в комнату Ханы, которая крепко спала, намаявшись
за нелёгкий, насыщенный необыкновенными событиями и
сильными эмоциями день, обнимая большого плюшевого
медведя. «Совсем ещё ребёнок», — с нежностью, доселе
неведомой, подумал он, рассматривая предметы, теряю-
щие чёткость очертаний в полумраке, назначение которых
было не вполне ему понятно, так как он привык обходить-
ся минимумом.

Освоившись, молодой человек достал из рюкзака плас-
тиковый пакетик и через минуту у него появился надувной
походный матрас и подушка. Теперь пора и поспать. Часы
показывали два часа пятнадцать минут.
Хумов с удовольствием растянулся на походном ложе
за дверью, решив, что, если дверь откроют, его могут и
не заметить в темноте. Расслабление он произвёл по
одной из коротких систем, после чего погрузился в сон
глубокий, но в то же время и чуткий, и когда Хана пово-
рачивалась во сне, он тут же открывал глаза и, проверив,
что всё спокойно, снова засыпал. Нужно хорошенько вы-
спаться, не зацикливаясь на случившемся. Утро вечера
мудренее.


8
Профессор Валерий Степанович Наев в который раз
обманул ожидания своей дорогой супруги Светланы Ива-
новны, любовно приготовившей к ужину салат из лука, вы-
ращиваемого ею на грядке загородного дома. Профессор
созвонился с ней и долго извинялся, сообщив о непредви-
денной срочной работе. Светлана Ивановна сокрушённо
вдыхала, стараясь скрыть разочарование. «Ну будет тебе.
Ты же у меня умница. Всегда понимала. Ты же знаешь, как
я рвусь к тебе», — пытался успокоить жену Наев, обладав-
ший невероятной чуткостью и на расстоянии улавливать
настроение жены. Светлана Ивановна продолжала сокру-
шаться:
— Хорошо хоть Ханочка вчера навестила, а то бы це-
лый день была одна, как сегодня. Ты вот вчера обещал и не
смог. Сегодня я тебя жду, не дождусь.
— Ханочка? — профессор улыбнулся, и голос его стал
еще мягче.
— Она опоздала на занятия.
— Ты, надеюсь, не ругала её, а то, не дай бог, сделаешь
срыв нервной системы. В наше время у каждого второго
срыв. Психические заболевания вышли на первое место в
мире. Надо быть предельно внимательными и осторожны-
ми в общении. Обязательно поговорю с преподавателем.
— Ой, только не это! Хана очень хорошо отзывается о
педагогах. А попросили оставить класс из-за её очередно-
го опоздания, но вежливо, с улыбкой. Воспитание во благо
воспитуемых. Только и всего. Хане скоро восемнадцать.
Пора серьёзнее относиться к обязанностям.
— Да нет, она пока совсем ребёнок. — Валерий Степа-
нович даже утвердительно кивнул головой в знак своей
полной уверенности в том, что его внучке ещё далеко до
совершеннолетия, настолько она невинна, наивна, чиста
душой.
— Конечно, ребёнок! Сегодня отличная связь: трёх-
мерная. Я могу даже прикоснуться к тебе, — и Светлана

Ивановна нежно погладила мужа по щеке, слегка заросшей
щетиной, а муж прикоснулся губами к её руке.
— Вот видишь. Тебе не одиноко. До встречи.
Едва закончилась телепортвидеосвязь, которую себе
пока могли позволить немногие по причине дороговизны,
как Наев получил сообщение, что он может отдыхать, а его
разбудят, когда в этом будет необходимость.
Профессор, минуя лабораторию, прошёл в операцион-
ную. Там его ожидали два врача и три медсестры. Их тоже
вызвали для внеочередной операции. «Временный отбой.
Рекомендую всем поспать», — сказал он сухо, и, как только
он вышел, его коллеги, не говоря ни слова, последовали за
ним.
В индивидуальной комнате для отдыха он быстро от-
кинул кровать и, не раздеваясь, вытянулся во весь свой
немалый рост.
Не то что он испытывал дискомфорт, он привык к
подобным вызовам на дежурства, просто его начинала
раздражать нечёткость действий. Вот и сегодня ему при-
шлось разочаровать жену, а она его ждала, да ещё и Хана
неожиданно приехала, и он бы мог встретиться с любимой
внучкой.
Его вызвали на незапланированное дежурство пять ча-
сов назад, в то время как он собирался свернуть на своём
автолёте к загородному дому.
Нет. Так не годится. Ему нужно срочно подготовить
хотя бы одного ассистента для замены, а самому макси-
мально освободиться. Почему он всё берёт на себя? Поче-
му доверяет только себе и считает своё присутствие обя-
зательным? Но ведь на карту ставится жизнь человека, а
Бог создал его таким невероятно хрупким и нежным. Мозг
координирует все функции организма, создавая конечный
продукт своей жизнедеятельности — психику. А психи-
ческая субстанция бесконечно разнообразна, индивиду-
альна и неуловима, как и сама душа.

Одно время, когда он ещё учился в университете, Наев
думал, что психика тесно связана с понятием «душа» и что,
возможно, она и есть душа. И если душа бессмертна, то
глупо отрицать Создателя. Хотя в то время он и был мате-
риалистом, но это не мешало ему рассматривать явления
с разных сторон. Ещё бы! Насмотришься в морге на вы-
ворачиваемые внутренности, поймёшь, что жизнь — бо-
жественное чудо, а также поймёшь уникальность каждого
живого существа не то что человека.
Тогда уже появилась возможность чётко видеть, не как
раньше, все структуры организмов животных и человека,
сканирование которых давало возможность производить
раннюю диагностику любого заболевания и предотвра-
щать его развитие.

Позднее он начал думать по-другому: тело телом, а без
психики, то бишь души, оно только мышцы, кости, органы
и всё остальное. Его больше всего интересовал мозг. Рас-
крыть это уникальное явление — и откроется путь к Богу.
Человек не может осилить программу, которую сам
создаёт, но достиг большого успеха к приближению мыс-
лительной деятельности компьютеров. Сейчас каждый
может при желании купить себе робота, и не одного. Вер-
нее, почти каждый. Только не люди старой закваски. Наев
принципиально не хотел заводить у себя в доме подоб-
ное техническое устройство. С ним нужно общаться, как
с человеком. Нет, даже больше, намного большего обще-
ния требует обычный робот. Пока робот не отключён, он
постоянно что-то делает, спрашивает, даёт советы и тому
подобное. В общем — отвлекает, не даёт возможности со-
средоточиться. Он своего первого робота Джона назвал
металлическим болваном и с радостью подарил своему
приятелю Смакову. И не удивился, что тот вскоре спла-
вил Джона своей тёще. Та оказалась более терпеливой в
ожидании очередной услуги неутомимого слуги. В то вре-
мя происходил очередной технико-модернистский бум,
вызванный потребностью в большом количестве жилья,
строящегося по самым современным дизайнерским раз-
работкам со всевозможными наворотами. Наев, не лю-
бивший перемен, так и остался жить в своём доме с уже
устаревшими компьютерными программами, доме, пере-
шедшем по наследству от родителей. Светлана Ивановна
большую часть времени жила в их загородном коттедже.
Быстрый рост народонаселения скоро лишит роскоши
занимать пусть и маленькие, но отдельные дома. Наева и
его семью пока не трогали по причине его высочайшей ква-
лификации и мировой известности. Валерий Степанович
тяжело вздохнул, представив свою жизнь после выхода на
пенсию. Ведь тогда он не будет настолько необходимым, и
им с женой придётся занять совсем маленькую секцию в
одном из многочисленных домов нового образца. Челове-
чество приближалось к способу муравьиной выживаемос-
ти. Доступнее всего оказался Марс, и молодёжь устремила
свои мечты на его покорение.

Европейцы активно ассимилировались китайцами, ин-
дийцами, афроамериканцами. Правда, оставались остров-
ки сопротивленцев, отстаивающих право поддерживать
свою расовую принадлежность, как он, Наев, не желающий
своих внуков и правнуков представлять с другим цветом
кожи. Поэтому и остерегался за внучку, поэтому и внуше-
ния делал.

Какое будущее ждёт Хану? При этой мысли Наев пе-
ревернулся на правый бок. Он давно заметил её склон-
ность к писательской деятельности и как-то сказал, что
это может стать для неё профессией в будущем. Но внучка
возразила, что писателей и поэтов становится с каждым
днём всё больше и пишущих считают уже не на миллионы,
а на миллиарды — сетевое общение развивает способ-
ность людей писать с невероятной быстротой, и она лишь
одна из многих. Тем более что при помощи компьютерной
программы можно легко и быстро составить, «написать»
блестящее произведение, тягаться с которым практически
невозможно. Сейчас люди пишут для своего удовольствия
и читают друг друга, объединяясь в различные кружки,
клубы, родовые сообщества.

Нет, Хана в душе романтик. Она мечтает полететь на
Марс. О Господи! Что она там будет делать? Наев пере-
вернулся на спину. Туда летят от безвыходности те, кто не
видит возможности достойной жизни здесь, на этой кра-
савице —Земле. Роботы занимают рабочие места, и без-
работица не прекращает свой рост. Предотвращать тер-
рористические акты становится всё труднее и труднее, и
встаёт вопрос о контроле над каждым. В этом плане про-
исходит сильное продвижение. Но об этом массы не зна-
ют. Иначе были бы демонстрации, бунты, акции протеста.
Наев перевернулся на спину, взглянул на часы. Пять часов
двадцать минут. Светает. Валерию Степановичу так и не
удалось уснуть в эту ночь.


9
— Ни один человек не в состоянии приспособить об-
щество для себя, то есть изменить среду обитания таким
образом, как того требуют его убеждения, потребности,
представления. Поэтому многие с радостью улетают на
Марс, надеясь там построить более приемлемую для себя
жизнь.
Человек, рождаясь, приходит в уже существующий,
сложившийся миропорядок, как правило, с трудом приспо-
сабливаемый к его индивидуальности; вернее, пришедший
в эту жизнь с первых шагов начинает приспосабливаться
к окружающей действительности. Его мозг впитывает, как
губка, чувственные раздражители и словесные понятия.
Ребёнок учится у взрослых, осознавая не только явное,
но и ускользающее, скрытое, скрываемое, оказывающееся
часто более правдивым. Таким образом проявляются ви-
довые биологические инструменты приспособления. Чем
дальше развивается человечество, тем изощрённее рабо-
тает природа, измышляя возможности выживания.

Мы не успеваем понять, поспевает ли наша природа,
наша психика за темпами технического развития. Замече-
но, что психика изменяется странным и непонятным об-
разом. Непонятным — потому что никто не может сказать
с уверенностью, каким окажется человек и, следователь-
но, человечество в обозримом будущем. Замечено также,
что мы всё больше и больше погружаемся в воображае-
мый мир, уходим в мир иллюзий. Теряется адекватность
реакции. Но это отдельный и большой разговор. Итак, мы
говорили о человеке и его приспособляемости, адаптации
к среде обитания, меняющейся с удивительной, непред-
виденной быстротой. Человек не становится лучше, соот-
ветственно и общество тоже. Ты, надеюсь, понимаешь: чем
совершеннее человек, тем совершеннее общество и созда-
ваемые им конституции, структуры развития и управле-
ния — общественные институты, законы, обеспечиваю-
щие гарантии, защиту, свободу и тому подобное. Личность
же, согласно степени своих природных наклонностей,
отдаёт свою энергию — умственную и физическую — на
благо общества. Ты меня понимаешь? Тебе интересны мои
мысли? — Наев поймал взгляд Ханы, уютно устроившейся
с ногами в кресле, и ободряюще улыбнулся.
— Интересно, дедусь. Ты замечательно читаешь лек-
ции.
— Для меня более важно общение с тобой.
— Для меня не только важно, но очень интересно всё,
что ты говоришь! Просто очень! — с жаром произнесла
Хана, скучающая по непосредственному общению, устав-
шая от электронных заменителей оного.
— Тогда продолжу, и спасибо за согласие слушать. Ны-
нешняя молодёжь ничего не желает, кроме своих элект-
ронных игрушек. Она разучилась думать, слушать, рассуж-
дать.
— Да, дедушка, согласна. У нас на занятиях разреша-
ют пользоваться Интернетом для получения информации,
только когда это требуется для самостоятельной работы.
— И это правильно. Надо давать отдых воспринимаю-
щему аппарату — его величеству Мозгу, по причине неува-
жения к которому молодые люди впадают в зависимость
от технических средств, не желают думать о будущем.
Каждый второй страдает инфантилизмом, депрессиями,
расстройством нервной системы. По-моему, мнению, на-
блюдаются процессы деградации, общего отставания по
всем параметрам образовательного уровня. Молодёжь
неуважительно относится к старшим, ведёт себя вызыва-
юще, агрессивно, часто совсем по-хамски. Не кроется ли
в этом надвигающаяся с неумолимой быстротой катаст-
рофа? Кажется, мир уверенно, ускоряющимися темпами
идёт к концу.
— Дедушка, ты преувеличиваешь. У нас в колледже
замечательные ребята, — Хана спустила ноги с кресла,
и Наеву показалось, что она не желает больше слушать,
но это его не остановило, и он продолжал с ещё большим
жаром:
— Да. Это большой и весьма больной вопрос, требую-
щий изучения и дискуссии. Итак, мы говорили о челове-
ке и его приспособляемости к обществу. Если человек не
совершенен, то что говорить об обществе, создаваемом
им? Естественно, время от времени появляются бунта-
ри, желающие изменить, перестроить общество. Чем это
всё кончается, ты лучше меня знаешь из уроков истории.
Хотя, на мой взгляд, нужно большее предпочтение отда-
вать великим учёным, истории открытий в областях на-
уки, а также философии и искусству, а не тому, как велись
грабительские войты и сколько пролито крови. История
наша — история варварства. Самое страшно и опасное
явление — фашизм. Ты это тоже знаешь. Фашизм не
появляется на голом месте. Отрицательно заряженная
энергия, накапливаясь, ищет выход — скандал, драку,
побоище, войну, объединяя все семь смертных грехов:
гордыню, зависть, гнев, уныние, алчность, чревоугодие,
блуд, создавая тяжёлую атмосферу проживания и, я бы
даже сказал, выживания, и затем выливается в народные
бедствия: восстания, перевороты, революции, граждан-
ские войны, мировые войны, террор. Всё это я к чему тебе
говорю, — Наев внимательно посмотрел на внучку, — до-
гадываешься?
— Нет… Не знаю, не догадываюсь, — растерянно про-
лепетала Хана.

— Хм… Может, я тебе наговорил лишнего. В чём
смысл? — смутился Валерий Степанович.
— Смысл в том, чтобы я училась сознавать свою от-
ветственность перед окружающими и поскорее самым
удачным образом вписалась в общественные нормы пове-
дения, то есть не отлынивала от занятий, не подстраивала
свои выставления за дверь с целью сбежать к бабушке и в
надежде повидаться с тобой.

Теперь уже профессор растерянно посмотрел на внуч-
ку, не находя слов. Оказывается, любимая внучка не толь-
ко выдерживала его наставления, но научилась улавливать
суть, зерно, корень основной идеи. Он и раньше никогда
не разговаривал с ней, как с ребёнком, лишь немного уп-
рощая, сводя до детского уровня понимания, и девочка всё
впитывала, быстро умнея.

Скорее всего, ей скучно в колледже. В ней растёт тон-
кий мыслитель, философ? Хорошо бы она стала нейрохи-
рургом. Раньше Валерий Степанович брал её на свои опе-
рации, и внучка с нескрываемым восторгом и недетским
любопытством наблюдала за выполнением сложнейших,
тончайших действий, производимых им, не придавая зна-
чения тому, что действия эти производятся на человеке.
Когда же осознала, то наотрез отказалась присутствовать
на показательных операциях.

Валерий Степанович многократно пытался ей объяс-
нить необходимость и гуманность своей профессии, спаса-
ющей жизни людей, но Хана оставалась при своём мнении.
И всё же, думал профессор, основы он заложил в её
пластичный, восприимчивый мозг, и внучка, повзрослев,
придёт к решению стать нейрохирургом, и он сможет ей
передать все тонкости своего знания и мастерства. Надо
её переубедить в необоснованности желания лететь на
Марс в любом другом качестве, кроме как врачом. А там,
глядишь, она, став крупным специалистом, изменит своё
романтическое желание и останется на Земле.
После небольшой паузы профессор, глядя в родные
глаза, тихим, бархатным голосом продолжил:
— Понимаю. Тебе скучновато на занятиях. Общий
курс, однако, придётся пройти. Ты же не сможешь засесть
дома, даже и с репетиторами, и экстерном сдать экза мены?
— Почему? — быстро возразила Хана. — Если бы очень
захотела, смогла бы.

— Понимаю, но ты не очень хочешь?
— Нет. Не хочу. А почему — и сама не знаю.
— Хотя бы для того, чтобы как можно быстрее испол-
нить свою мечту.
— Полететь на Марс? Всё-то ты знаешь про меня.
— Но совсем не могу понять твоё страстное желание
покинуть Землю.
— Ну… Здесь так всё однообразно. Знакомо...
— Нет. Тебя что-то здесь не устраивает.
— Мне хочется посмотреть на другую планету.
— Отлично! Но для этого лучше и полезней будет, если
ты полетишь на Марс, освоив, к примеру, профессию вра-
ча, а ещё лучше — нейрохирурга. У тебя есть возможность
перенять у меня опыт. Это будет разумно.
— Дедуль! Ты абсолютно прав. Я и сама об этом заду-
мывалась.
— Просто замечательно. Не ожидал, просто не ожидал.
Я с радостью оплачу твой курс в университете, а практи-
ческие занятия предлагаю начать под моим руководством
немедленно. Это тебе поможет быстро стать отличным
практикующим врачом, специалистом своего дела, тем
более ты в нежном возрасте приобщилась к этому. В ней-
рохирургии, как и в любой другой области, необходим
каждодневный труд, упорство, опыт и непреклонное дви-
жение к намеченной цели. Цель у тебя есть. Всё остальное
зависит от тебя.

— О, дедушка! Если бы знал, как я тебя люблю! — с эти-
ми словами Хана бросилась на шею Валерия Степановича
и покрыла поцелуями его лицо.
— Но ты должна себя вести более осмотрительно, —
расцвёл тот в улыбке.

— Конечно, конечно! — восторженно прощебетала
Хана. Глаза её сияли, яркий румянец покрыл щёки, и она
была необыкновенно хороша в этот миг.
Валерий Степанович залюбовался внучкой. Он продол-
жал довольно улыбаться, так как разговор возымел дейст-
вие и он склонил внучку принять правильное ре шение.
— Итак… Договорились? Расписание обязательного
присутствия на показательных операциях вместе со сту-
дентами хирургического отделения пришлю на твою поч-
ту. И без прогулов! Обещаешь? — и он шутливо погрозил
указательным пальцем.
— Обещаю, обещаю! Я хочу спасать людей, — закивала
головой сияющая Хана.


10
Этот разговор происходил в гостиной со старинным
камином, на котором покоились скульптурные работы луч-
ших мастеров и часы в малахитовой оправе, стрелки на ко-
торых застыли на без пяти минут двенадцать, что раз в году
при встрече Нового года оказывалось весьма уместным.
Хумов в это время находился в комнате Ханы наверху.
Дверь была приоткрыта, и он отчётливо слышал весь раз-
говор, так как профессор по своему обыкновению говорил
достаточно громко: сказывалась привычка при чтении
лекций на кафедре, а кроме того это была манера челове-
ка, желающего достучаться до ума собеседника, если не до
сердца. Хумов лежал на своём матрасе, но каждый мускул
его тела находился в напряжении и готовности к исчезно-
вению через приоткрытое окно на случай, если Хана не-
ожиданно признается в его таинственном присутствии.
Он допускал, что Хана может рассказать о нём дедушке,
хотя и отказывался полностью этому верить. Внизу голоса
притихли, что заставило его подняться и кошачьей поход-
кой подойти к окну.

Из парадной высоченного небоскрёба, который нахо-
дился напротив и существенно мешал солнцу проникать в
окна даже второго этажа — о первом и говорить не при-
ходится, — выпорхнула маленькая фигурка прелестной
китаянки в розовом комбинезоне, на ходу поправляющей
лямочку, сползшую с худенького плечика и перехваченную
беленьким бантиком. Она достала из бежевого кружевно-
го рюкзачка огромные розовые очки, ловко нацепила их,
слегка опустила головку в маленькой шляпке с полями,
закрывающими личико не только от солнца, но и от не-
желательных взглядов, и, быстро оглянувшись, пошла по
тротуару, по всей видимости, к остановке метро. Не успе-
ла хрупкая фигурка девушки скрыться из поля зрения, как
Хумов приметил белокурого юношу, поспешающего за ней,
разгорячённого и несколько смущённого вида. «Не одни
только девочки-подростки не могут сохранять тайну, —
подумал он, — а некоторые тайны для внимательного глаза
легко становятся явными. Да-да… так оно и есть». Мысли
его вернулись к себе и к ситуации, в которой он оказался.
Хана. Зачем он пришёл к ней? Никогда не имел ни с
одной девушкой даже возможности поговорить. Она ему
понравилась? Да. Очень понравилась. Благодаря этой
встрече он провалил экзамен, так как действовал с огляд-
кой на неё: что она подумала бы о нём, не начала ли сме-
яться над ним, не посчитала ли бы его трусом? Трусом?
Трусом он не хотел стать ни в своих, ни тем более в её гла-
зах. Что за ерунда? Почему случайная встреча смогла пе-
ревернуть всю его жизнь?

Вот он сейчас находится не в том месте, где ему поло-
жено быть. Совсем не в том. Совсем. И не знает, как ему
дальше действовать в создавшейся ситуации. Создавшей-
ся ситуации... Создавшейся ситу… Ситу… Он сам создал
эту ситуацию. Теперь пытается оправдаться. Перед собой?
Хотя бы перед собой. А перед кем? Его разыскивают. Он
должен скрываться. Ему проходится скрываться из-за
того, что его разыскивают. Он бы мог переступить через
себя и сделать так, как должно, как надо, как от него жда-
ли, как на него рассчитывали, готовя к выпуску. И он сдал
бы этот последний экзамен.

Он бы сделал так, как надо. Он всего лишь исполни-
тель, будущий спасатель и должен действовать в ситуации
не раздумывая, быстро, решительно! А ему захотелось вы-
глядеть героем в её глазах. Её глазах. Голубых, небесных,
изумительно прекрасных глазах.

Человек, когда неожиданно для себя задумается — хотя
этому препятствует огромное, ежедневно пополняющееся
поле информационного замусоривания через всевозмож-
ные СМИ, сайты, блоги и тому подобное, не говоря уже
про видео, фильмы и другие визуальные штуки, — так вот,
когда он всё-таки задумывается, то начинает понимать, что
он всего лишь один, один из миллиардов живущих с ним в
одном пространственно-временном отрезке; он начинает
понимать, что это явно и неожиданным образом сближает
его с другими. И даже очень сближает. Стоит только на се-
кунду задуматься, осознать невидимую взаимосвязь всего
живого и космоса. В другое время и в другом, изменённом
пространстве — пространство тоже изменяется, тем бо-
лее если пребываешь на Марсе — будут жить совсем дру-
гие люди, которые не будут знать ничего или почти ничего,
разве что о больших учёных, великих мыслителях, прави-
телях, а о простых, как он и миллиарды других, таких же
как он, ничего знать не будут. Просто не смогут найти о
них информацию в этих бесчисленных ЖЖ, сайтах разно-
го назначения, где каждый пользователь спешит поведать
о своих простых и естественных потребностях, описывая
каждый свой бесценный прожитый день с максимально
возможными подробностями для общего обозрения и с
надеждой хоть на какую-то, пусть самую минимальную,
чью-то заинтересованность своей особой в будущем, уже
без него: после его смерти.И всё же.всегда брезжит такая,
на первый взгляд, абсурдная идея, а посему, люди, упраж-
няясь в писательском мастерстве на ежедневной основе,
неожиданно для себя обнаруживают довольно высокий
уровень владения оным, что повышает планку их само-
уважения, делая возможным в какой-то мере исполнить
свой антропологический долг перед потомками, предо-
ставив последним продолжить свой недюжинный труд. Но
некоторые не хотят «выставлять» перед другими свои ис-
кренние порывы души и тяготы своего измученного тела,
не хотят по одной простой причине: численность народо-
населения устрашающе увеличивается. Устрашающе! И бу-
дет так и дальше происходить. Вот хотя бы эта китаянка,
китаяночка — ночка Китая, Китая ночка и белобрысый.
Сразу понятно. Слов не надо.

А он никому не нужен. Совсем никому. У него никого
нет. Родителей нет. Вырос в детдоме. Сам, как говорится,
по себе. Выбрал профессию спасателя, а ведь мог бы вы-
брать другую. Романтики захотелось. На Марс нацелился
лететь. Как там пели… «И на Марсе будут яблони цвести».
Теперь его разыскивают. Он не желает сдаваться. За ним
устроили погоню. Если бы просто поговорили, объяс-
нили, поправили, а то сразу — погоня. Нет, даже облава!
И он сейчас чувствует себя затравленным зверем. Зверем,
загнанным опытными, беспощадными охотниками. Он
же применил силу к тем двоим. Сработал инстинкт. Ин-
стинкт самосохранения. Он применил силу и пустился в
бега. Куда делась его дисциплинированность, готовность
подчиняться? Те двое, если бы он с ними не расправился,
взяли бы его, как зверя. А что потом? Об этом не легче ду-
мать, чем о том, как быть с Ханой. Рассказать ей обо всем?
В любой ситуации главное — держаться позитивных
мыслей. Вот он и держится позитивных мыслей. Ему очень
хотелось увидеть Хану, и он её увидел, и это здорово! Это
замечательно. Хана — необычная девушка. Она добрая.
Так с ним никогда и никто не разговаривал. Так может
разговаривать только сестра. Ласковая, добрая сестра. Он
мужчина. Смелый, тренированный, сильный, но ему нуж-
ны забота и ласковое слово, да, хотя бы слово. И кошке ко-
торое…

Внизу хлопнула дверь. Он отвлёкся от своих мыслей,
улыбнулся, застыл в ожидании.
По лестнице застучали торопливые шаги, и в комнату
вбежала она.

— Дедушка ушёл, — выдохнула Хана и, встретив улыб-
ку, засияла ответной.
— Хороший у тебя дедушка, — продолжая счастливо
улыбаться, откликнулся Хумов.
— Ой, ты, наверно, безумно голоден, — спохватилась
девушка.
— Почти умираю.
— Пойдём вниз, я тебя накормлю. Да не бойся. Родите-
ли вернутся после пяти.
И Хумов послушно последовал за ней. Ему почему-то
начало казаться — и это не выглядело странным, — что
он с рождения живёт в этом уютном доме, настолько ему
было хорошо. Впервые в жизни по-настоящему хорошо.
Хана достала из холодильника сыр, масло, ветчину.
Тонкими ломтиками нарезала хлеб, быстро сделала сэнд-
вичи, переложила их на тарелочку из тонкого китайского
фарфора, засыпала кофе в кофеварку.

А Хумов в это время сидел рядом и с наслаждением
следил за её ловкими, быстрыми движениями. Он не знал,
сможет ли он съесть приготовляемую пищу. Ведь его же-
лудок привык к искусственной еде. Вернее, к еде, которую
обычно используют при полёте на Марс и проживании
там. И это вполне понятно. На чужой планете только та-
ким образом и возможно поддерживать свои силы. Но из
рук Ханы он был готов съесть всё. Даже гвозди прогло-
тить.
— Ешь, ешь. Не стесняйся. Может, тебе омлет соору-
дить? — улыбалась она, заглядывая в его глаза, стараясь
уловить одобрение.
Хумов осторожно взял ломтик сыра, понюхал и не-
сколько нерешительно отправил в рот. Покатал там, слов-
но прислушиваясь к вкусовому ощущению, помедлил и,
зажмурив глаза, проглотил.
Хана, наблюдавшая за ним, весело расхохоталась, да
так заразительно, что и он начал смеяться — сначала тихо,
а потом громче и громче. И вот они уже смеялись вмес-
те, хватаясь за животы, вытирая слёзы, сползая со стульев
на пол. И не было сил остановить этот захлёбывающийся
смех, смех молодости, взаимной влюблённости, объеди-
няющий их души, обещающий счастье понимания, узнава-
ния, радости встречи. Хана периодически восклицала:
— Ой, мамочки, ой, не могу! Пожалейте! Живот разры-
вается.
— Это ты, ты меня завела! Никогда… Никогда так не
смея… смеялся, — вторил он.
— Я же лопну. Помогите. Не могу больше.
— Ой, не могу. Не могу. Ты… ты… самая смешливая на
земле и на Марсе.
— Хочу на Марс. Животик мой. Надо же… Помогите!..
Услышав сигнальное слово «помогите», Хумов сразу
отреагировал. Поднявшись, он подошёл к раковине, от-
крыл кран и плеснул себе в лицо холодной воды. Хана,
продолжая смеяться, делала знаки левой рукой, призывая
его сделать то же самое и ей. И он, набрав воду в пригорш-
ни, подошёл к ней, опустился на колени, протянул ладони.
Вода вырывалась из его ладоней, стекая тонкой струйкой
на ковровое покрытие. Она же схватила его за запястья и
приложила ладони к своим пылающим щёчкам. Это было
неожиданно для Хумова. и он закостенело замер. Она сра-
зу перестала смеяться, отпустила его руки и, скрывая не-
ловкость, вскочила.

— Что это я… Ты же ничего не поел. Сейчас я тебе при-
готовлю моё любимое блюдо. Когда я чем-то увлечена и
у меня нет желания готовить, я использую простой, вкус-
ный, полезный метод насыщения.
Хумов взял чашку с кофе. «Попробую этот напиток», —
сказал он и отпил глоток.
— Кофе я не очень. Больше чай, — весело откликнулась
Хана, доставая бутылку с подсолнечным маслом и осто-
рожно наливая его в мелкую тарелочку.
— Горько. Неужели тебе нравится? — морщась, сказал
Хумов.
— Сахару добавь и сливок. Возьми в холодильнике.
— Спасибо. Так пойдёт.

Хумов не хотел признаваться в том, что он первый раз
в жизни пьёт кофе. Их сознательно ограждали от подоб-
ных продуктов, чтобы впоследствии не возникала потреб-
ность. И ещё, после их безумного хохота, он по-новому
посмотрел на Хану: не как на подростка, а как на умную,
красивую девушку. Это сделало его стеснительным, если
не застенчивым, добавив к его чувству элемент обожания.
Хана поставила перед ним тарелочку с маслом, солон-
ку и хлеб. Масло живо напомнило ему обычную еду, и он
благодарно улыбнулся, однако попросил сначала налить
немного для пробы. Хана, смешно тараща глаза и при этом
надувая щеки, приговаривая; «Ну надо же, надо же! Мас-
лица захотел», налила в ложку масло, поднесла к его губам.
Хумов глотнул и тоже вытаращил глаза. Ничего про-
тивнее ему не приходилось пить. Даже когда он был ма-
леньким и врач в белом халате вливал в него микстуру от
простуды. «Стоит ли ей объяснить мои проблемы, в час-
тности — проблему с едой?» Во всяком случае, не сейчас.
А когда? Не может же он пользоваться гостеприимством
столь долго... а сколь долго? Он должен скрываться. В этом
доме нельзя оставаться. Не может он подвергать опаснос-
ти Хану и её семью. Вчера он оказался здесь по одной при-
чине, и эта причина стала для него вполне прозрачной: он
хотел увидеть эту девушку. Лучше бы он после той случай-
ной встречи в метро никогда больше её не видел. Никогда!
А так — у него появилась проблема. Справиться с ней
невозможно. Проблема заключается в том, что теперь он
должен защищать эту девушку от всех непредвиденных
опасностей. Он за неё боится больше, чем за себя, она
стала для него дороже всего на свете, дороже жизни. Пре-
лестное, доверчивое создание, совсем ребёнок. Каждый
её может обидеть. И тогда душа её обледенеет, закроется,
свет в глазах померкнет, и она престанет радоваться жиз-
ни, звонко смеяться и так открыто, доверчиво улыбаться.
Он привык к улыбкам, так как улыбались друг другу
все без исключения. Это началось после того, как учёные
доказали огромную врачующую силу улыбки, охраняю-
щую организм от множества заболеваний, продлевающую
жизнь, равно как и благожелательность, доброе отноше-
ние, участие, милосердие и подобные добрые чувства.
Противоположные же чувства обладали силой разрушать
организм, делать его больным, значительно укорачивали
жизнь. Улыбались все, но не так здорово, как Хана. Она вся
светилась. Рассказать ей сейчас?

Хана, словно угадав его мысли, посерьёзнела и, пос-
мотрев ему в глаза, сказала:
— Иди наверх и жди меня. Там изложишь, кто ты и что
собираешься делать.
И он пошёл наверх и стал ждать её, немного волнуясь,
а когда она появилась, как можно внятнее, не вдаваясь в
детали (он чётко знал, что можно говорить, а что нельзя),
рассказал свою историю и о том, что не знает ничего о ро-
дителях и никогда их не видел.
Хана прониклась, и глаза её затуманились слезами. Со-
чини он ей самую невероятную легенду, чуть ли не с пират-
скими приключениями, она и этому бы поверила, настоль-
ко у неё была чистая и добрая душа, а сердобольное сердце
уже было готово утешать, жалеть, опекать. Посмотрев сво-
ими ясными глазами и каким-то неуверенным, потухшим
голосом она спросила:
— Что ты собираешься делать?
— Пока не знаю. А ты что скажешь? Мне не с кем по-
советоваться.
— Правда? — с придыханием переспросила она, явно
польщённая и желающая ещё раз услышать подтвержде-
ние высказывания, разрушающее её сомнения в своей не-
обходимости и своей значимости для него.
— Да. Больше не с кем. У меня никого нет. Только ты.
Спасибо тебе.

Почему-то ему хотелось выглядеть в глазах Ханы более
беспомощным. Впервые он почувствовал участие. И это
участие было не поддельным, а самым что ни на есть ис-
кренним, и ему хотелось продлить удовольствие от осоз-
нания её заботы, страха за его будущее, волнения за его
жизнь…

Хана каким-то шестым чувством это поняла и сколь
возможно обнадёживающим голосом произнесла:
— У меня есть одна идея. Только не знаю, подойдёт ли
для тебя. Вернее, как бы это сказать, не обидит ли тебя моё
предложение. Меня волнует, как ты на это посмотришь.
— Не волнуйся. Всё не настолько плохо, как может по-
казаться на первый взгляд. Я успел предпринять главное,
спасительное действие. Вот посмотри, — и он начал до-
ставать из рюкзака запечатанные банковским способом
деньги, выкладывая их стопкой у ног Ханы.
— Ты украл это? — её глаза расширились, на носу вы-
ступили капельки пота, и она, опустившись на пол, сев в
йоговскую позу, скрестив ноги, с изумлением взирала на
растущую горку бумажек — эквивалент желаний, счастья,
вожделения для большинства людей.
— Вот ещё! — с некоторой досадой воскликнул Ху-
мов. — Нам, ликвидаторам, недостойно опускаться до по-
добной низости.
— Какие ещё ликвидаторы?
— Ну как тебе сказать?.. — с неудовольствием челове-
ка, у которого неожиданно выскочило лишнее слово, за-
мялся он.
— Ты же говорил, что спасатель.
— Спасатель и ликвидатор в общем одно и то же. Мы
для себя так обозначили свои действия: найти и ликви-
дировать любые очаги вредного воздействия зон, любые
угрожающие факторы как технического, так и биологичес-
кого порядка, а также террористического.
— Какие очаги? О чём ты говоришь? Ничего не пони-
маю.
— Сейчас поясню. К примеру, до нас жили поколения
людей, которые, мягко сказать, не совсем заботились о
потомках, скорее даже вовсе не заботились. Быть может,
не знали, быть может, наплевательски относились — пос-
ле нас хоть потоп. Но не в этом дело, и даже это не так
важно. Суть в том, что предыдущие поколения оставили
нам огромные свалки непереработанного мусора, но это
ещё куда ни шло. Самое ужасное — ядовитые отходы про-
изводств, радиоактивные захоронения и тому подобное.
Если этим не заниматься, человечество обречено на выми-
рание. Идея переселения на Марс возникла не случайно.
На земле становится жить не просто опасно, а смертельно
опасно. Отходы растут с ростом численности населения.
Перерабатывающие предприятия не справляются с этой
задачей. Ликвидаторы, работая на Земле, занимаются вы-
явлением опасных зон. На Марсе для них несколько дру-
гие задачи.
— Понятно. А деньги откуда?
— Это мои сбережения. Во время учёбы нам положена
стипендия. На практике — платили очень хорошие деньги.
Так как мы находились на полном обеспечении, у меня
накопилась кругленькая сумма. Утром, когда ты была в
колледже, я снял деньги со своего счёта. Бери, сколько хо-
чешь, — и Хумов легонько носком ноги подтолкнул пачки
к сидевшей на полу Хане.
— Ты что, очумел? Мы же друзья! И вообще… Деньги
меня не интересуют. Не хочу развращаться, — она встала
и отошла к окну.
— И правильно делаешь. Я просто хотел сказать…
В долгу я у тебя. И если тебе что надо…
— Ничего мне не надо. Благодарю. У меня всего доста-
точно. Видишь небоскрёб? Вот туда я не хочу. Привыкла
к этому дому, но придётся из-за перенаселения. Ничего
с этим не поделаешь. Людям необходимо жильё. Мы же
не можем себе позволить, чтобы человек скитался, спал
где попало, чтобы у него не было даже минимума на са-
мое необходимое — на лечение, зубную пасту, наконец.
Не понимаю, почему такое допускали раньше. Это вар-
варство какое-то. А войны? Терроризм? Неужели было
непонятно, что все это недостойно звания Человек! Меня
это так возмущает, хотя такое происходило раньше. Убе-
ри деньги.

— Хорошо. Извини. Я просто рад, что удалось снять.
Не успели заблокировать. Или не догадались. Во всяком
случае, я теперь смогу передвигаться,
— Что ты, что ты, — замахала руками Хана. — Тебя на-
верняка ищут, и ты тут же попадёшься.
— Ищут? Постой, постой. Ты мне подала блестящую
идею. Блестящую! — сказал Хумов, укладывая пачки об-
ратно в рюкзак.
— Ну же, ну же! Говори поскорее. Какая идея? Я немед-
ленно хочу знать, — Хана от радости захлопала в ладоши и
стала подпрыгивать, как маленькая девочка после получе-
ния долгожданного подарка.
— Уничтожить информацию о себе.
— А ты сможешь?
— Попытаюсь.
— В этом случае тебя будут искать как хакера.
— Пусть попробуют. Хакера трудно вычислить. Мы
практиковались и в этом.
— А это ещё зачем?
— Для умения разгадать интригу, стратегический ход
тех, кто занимается подобным неблагородным занятием.
Хана смотрела на него восторженными глазами, и это-
го было достаточно для Хумова, чтобы ощутить себя уве-
ренным, сильным и счастливым.


11
Наступает время, когда ты больше не можешь влиять
на события и тебе остаётся только следовать за ними воп-
реки своей воле и своему желанию, признавая свою бес-
помощность. Быстрее всего это начинают чувствовать
жёны, улавливая перемену в муже по взгляду, в котором
проскальзывает пока ещё тщательно скрываемое даже от
себя самого равнодушие, по его интонации — жёсткой, с
ноткой металла: сказал —и как отрезал, забывая при этом,
что мужчина создан исключительно для выполнения же-
ланий женщины, имеющей контакт с космосом, и её не-
довольство отрицательно сказывается как на семье в це-
лом, так и на каждом её члене в отдельности. Более всего
этой сверхъестественной чуткости подвержены женщины
в преклонном возрасте: их опыт, ослабленная нервная
система, мысли об ушедшей молодости, ранее дающей
возможность магически воздействовать одним только
своим присутствием на сильную половину, а теперь за-
меняющейся привязанностью, привычкой, общими забо-
тами, оборачиваются если не ревностью, то усилившейся
придирчивостью взгляда, способного обнаруживать не-
видимые признаки возможных нежелательных перемен в
налаженном гладком, спокойном движении совместного
проживания, подготовке к предстоящей старости и вечно-
му покою.

Ещё одна из причин невозможности управлять собы-
тиями — быть в подчинении у начальника, находиться в
полной и безусловной зависимости от него.
Смаков стоял навытяжку перед начальником, который
распекал его, как говорится, под орех, по всем статьям,
а скорее всего начальник отводил душу — спускал пары.
Дома у него лежала больная жена, дочь, что называется,
совсем отбилась от рук. К тому же любимую собаку утром
сбила машина. Короче — одно к одному. А тут ещё новая
неприятность: исчез лучший ученик, сдающий экзамен в
зоне Z-4, и его никак не могут обнаружить. И начальник
выговаривал:
— В наше время человек не может потеряться, как
иголка в стоге сена. В век глобальной информированнос-
ти, в век развитых сверхтехнологий возможно ли предста-
вить, чтобы исчез сверхсекретный без пяти минут специа-
лист из сверхсекретного подразделения?
— Возможно, он мёртв, — решился высказать предпо-
ложение Смаков.
— Тело! Вы мне представьте тело, а не пакет со спецов-
кой, — гремел главный.
— Есть! — щёлкнул каблуками Смаков, — тело, а не
пакет.

— Живого! Слышите? Живого! Он мне нужен живой!
Неожиданно у Виктора Арнольдовича Смакова поп-
лыли круги перед глазами, а тело напряглось под неви-
димыми вибрациями. Его бросило в жар, он почувство-
вал, что кровь, приливая к лицу, окрасила его щёки в
пунцовый цвет, и явственно услышал слова, проникаю-
щие в его сознание. Кто-то невидимый шептал: «Ниче-
го не ясно. И Свет Единым предстаёт — Его Любовью
и ко всему, а жалкий разум ищет различенья в борьбе с
такими же, как он. Разлита сущность вечного начала по
вселенной. И это — право понимать другого. И в этом
суть Любви!»

Между тем его начальник Глунов Александр Евгенье-
вич с нескрываемым удивлением смотрел на своего под-
чинённого, щурясь, будто что-то яркое резануло по его
зрачкам. Неприсущим ему высоким голосом, готовым сор-
ваться на фальцет выкрикнул:
— Вы заблокировали его банковский счет?
Смаков поперхнулся от неожиданного вопроса. Как же
он мог прошляпить? От нервного спазма он закашлялся,
вспотел, ещё больше покраснел, и вдобавок, к невероятно-
му стыду, из глаз его побежали слёзы. В то же время он ду-
мал о словах, которые успел запомнить, и его не покидало
странное ощущение звенящих вибраций, бегущих сквозь
его тело.

— Вольно! — взвизгнул главный. Его голос всё же сор-
вался на фальцет. И тихо добавил: — Садитесь, Виктор
Арнольдович. Не надо так нервничать. Этот неожиданный
случай не должен выводить нас из колеи. Я вас знаю давно
и уважаю за ваше серьёзное, профессиональное отноше-
ние к работе.
— Есть вольно. — Смаков достал салфетку, вытер слё-
зы, отсморкался и, заметив мелькнувшее в глазах Глунова
неодобрение, к своему ужасу, звучно икнул. Глаза его ок-
руглились и беспомощно смотрели поверх головы главно-
го, а в голове всё время крутилось: прошляпил, прошля-
пил, прошляпил… Сесть он не решался и усилием воли,
задерживая дыхание, старался сдерживать икоту, которая
с невероятной силой прорвалась и заставила его полно-
стью подчиниться физиологической реакции.
— Сейчас же прекратите икать, — отдал бессмыслен-
ное приказание Глунов.
— Слу… ша… юсь, — проговорил Смаков, цедя слова
между короткими паузами.
— Прекратите наконец икать!
— Слу… ша… юсь!
— Нет! Это невозможно! Вы свободны.
— Слу… ша… юсь! — Смаков повернулся и быстро вы-
шел. Не удалось главному поговорить дружески и вроде
бы запросто со своим подчинённым, которого уважал и
которому готовил повышение по службе.
А Смаков так и не ответил на вопрос о банковском сче-
те. Выручила икота.


12
Профессор Наев сидел за столом в своём уютном за-
городном домике и с аппетитом поедал салат из зелёно-
го лука, любовно приготовленный его женой Светланой
Ивановной. Салат с картошечкой, свежие огурчики и по-
мидорчики. Что может быть лучше? Свежезаваренный чай
с домашними булочками завершил его трапезу. Вальяжно
откинувшись на спинку стула, он вытер губы салфеткой,
довольно улыбаясь.
Светлана Ивановна, сияющая от присутствия мужа,
сидела напротив, ловила взглядом каждое движение Вале-
рия Степановича, старательно проникая в самую сущность
его настроения, скрытого за вежливой улыбкой хорошо
воспитанного человека, умеющего быть приятным всегда
и в любой ситуации, особенно в присутствии женщины.
Для того чтобы подарить супруге ещё больше счастья —
кто, как не он, знал важность положительных эмоций для
поддержания здоровья в целом и для поднятия духа в час-
тности, — Наев, блаженно потянувшись, изрёк:

— Что может быть лучше, чем ужин дома с любимой
женой?
— Ничего не может быть лучше, чем видеть за ужином
любимого мужа и кормить его овощами, выращенными
своими руками, без пестицидов, без генетически модифи-
цированной пищи и другой неблагоприятно действующей
на организм химии, созданной для оберегания урожая от
насекомых и различных вредоносных пожирателей, тем
самым оставляя последних без средств поддержания сво-
ей жизнедеятельности, — собирая посуду на поднос, ска-
зала Светлана Ивановна.
— Умница, моя! Но этим ты только отсрочишь неиз-
бежность перестройки своего организма на повсеместно
используемое питание.
— Ничего не поделаешь. Но буду противостоять до
последнего! — с улыбкой произнесла Светлана Ивановна.
— Как ты себя чувствуешь, дорогая? Ты что-то сегод-
ня бледненькая. Тебе нездоровится? — участливо спросил
Наев, с некоторой тревогой заглядывая в зелёные глаза
жены.
— Нет-нет. Не волнуйся.
— Ты не ответила, — продолжал настаивать Валерий
Степанович.
— Ничего, — поторопилась успокоить его жена.
— Ничего и есть ничего. Ничего — это там, где ничего
нет, ничего не положено. Где ничего не положено, там не-
чего взять. Ничего — это за пределом чего-то. Ничего —
это отсутствие. Чего? Отсутствие всего. Говоря «ничего»,
есть опасность приблизиться к ничему, то есть к ничто.
— Я чувствую себя нормально, — успела вставить
Светлана.
— Нормально. Хм. Это на грани. На пограничной зоне
от нормы и не нормы.
— Хорошо. Я чувствую себя, как всегда, хорошо, — быс-
тро проговорила Светлана Ивановна, опасаясь дальнейше-
го словесного излияния мужа, любившего поговорить —
хлебом не корми, дай только повод. Вот повода она и не
хотела давать, не желая расстраивать своего любимого
до обожания спутника жизни. Да и по деликатности сво-
ей утонченной натуры она не хотела своими страданиями
отягощать другого человека, пусть даже и родного мужа.
— Возьмем слово «есть». Говорят: «Идите есть».

Есть — значит, кушать, питаться тем, что есть. Если ниче-
го нет, то и нечем питаться. Едят то, что есть. Богатейший
язык, если вдуматься. Воистину богатейший! Нам некогда
вдумываться. Мы говорим, не думая, не используя всего
богатства нашего великого и могучего.

— Хана сегодня приезжала, — тихо произнесла Светла-
на. Справившись с посудой, которую уложила в посудомоеч-
ную машину, она теперь села напротив мужа, опустив глаза,
не решаясь помешать ходу его мыслей, разглаживая скла-
дочки маленькой ладошкой на лёгкой юбке голубого цвета с
узорчатой каймой по подолу, доходящей до щиколотки.
— Хана? Это хорошо. И что?
— Ничего. Приезжала, и я была рада видеть её.
Профессор Наев был сосредоточен на какой-то мысли,
которую обрабатывало его сознание. По всей видимости,
идея его сильно захватила, и он не сразу среагировал на
имя любимой внучки. Большим и средним пальцами он
провёл несколько раз по верхним векам, как бы сбрасывая
напряжение, и, тряхнув головой проговорил.

— Надеюсь, она не сбежала на этот раз с занятий? Ос-
талось учиться чуть больше двух недель.
— На этот раз она совсем немного опоздала, и ей при-
шлось после дисциплинарного наставления приехать ко
мне, чему я была очень рада. Но не это важно. Понимаешь,
она увлечена, — Светлана Ивановна произнесла тихим,
умиротворяющим голосом, довольная тем, что ей удалось
сбить с мужа погружённость в себя, к которой она так и
смогла привыкнуть за долгие годы совместной жизни.
— Что значит увлечена? И чем, собственно, увлечена?
Математикой? Литературой? Медициной? Кстати, я пред-
ложил ей продолжить практику в клинике. И, ты знаешь,
она согласилась. Согласилась без нажима с моей стороны.

— Нет, нет. Совсем не то. Понимаешь… Увлечена — в
смысле влюблена.
— Этого ещё не хватало! Она же совсем ребёнок. У неё
блестящие способности, которые следует развивать, а не
заниматься ерундой. Увлечена! Кем она может быть увле-
чена? Кругом одни поглотители электронных игр и забав
подобного рода.

Светлана Ивановна вздохнула и беспомощно развела
руками.
— Возраст? Да она как раз в том возрасте…
— Ты уверена?
— Девочки раньше развиваются. И я себя помню. Как
раз в этом самом возрасте.
— Что ты хочешь сказать? — профессор Наев слегка
повысил голос, выражая тем самым недовольство услы-
шанным.
— Ты же знаешь про мою первую любовь. Это случи-
лось со мной как раз в этом самом возрасте. В её возрасте.
В возрасте Ханы. Именно тогда я пережила свою первую
любовь, — улыбнулась мечтательно Светлана Ивановна,
довольная вниманием мужа, говорящим о неувядаемых
чувствах к ней.
— Только потому, что меня не оказалось в то время ря-
дом, — с шутливой угрозой в голосе произнёс Наев, обни-
мая жену.
— Ну если бы ты оказался рядом, то и речи быть не могло.
— Так кто же этот шалопай? Этот, извините, сопляк?
— Нет, нет. Мне ничего не известно. Ровным счетом
ничего. Она мне ничего не говорила. Я так… догадываюсь,
чувствую, и только.
— Ты не ошибаешься? Поверить не могу. Совсем
ребёнок.
— Не думаю, не думаю, — сказала Светлана Ивановна,
похлопав мужа по руке.
— Хана тебе доверяет. Неужели больше ничего не рас-
сказала? Не могла же она увлечься сверстником? Товари-
щем по колледжу?
— А почему, собственно?
— В этих молодых людях, с позволения сказать, нет
тайны. Девушки в этом возрасте влюбляются исключи-
тельно в ореол таинственности, а не в конкретный объект,
мелькающий каждый день перед глазами.
— Возможно, ты и прав, — Светлана Ивановна встала
и, ойкнув, припала на правую ногу.
— Это ещё что? А говорила — ничего.
— Ногу отсидела, только и всего, — стараясь гримасу
боли скрасить улыбкой, сказала жена, поглаживая правой
рукой поясницу.

— Все болезни от позвоночника. Пойдём, я тебе мас-
саж сделаю с обезболивающей мазью. И пока запрещаю
работу на грядках, Дней пять-семь покой, тепло, обезбо-
ливающее, а там посмотрим. И успокоительное. Понерв-
ничала небось из-за Ханы.
Профессор Наев своими гибкими, сильными пальцами
умело приближался к седьмому грудному позвонку, как за-
тренькала музыка. «Вот так всегда», — виновато улыбнул-
ся он, заботливо укрывая одеялом спину жены и снимая
трубку с пояса.

— Слушаю. Да. Профессор Наев.
— Здравствуйте, профессор. Извините за беспокойс-
тво. Говорит Смаков. Валерий Степанович, вы помните
юношу с обаятельной улыбкой? Так вот... Он сбежал. Что-
то у него зашкалило. Сбежал после экзамена. Вот так. Вот
такие дела. Нарушил, так сказать, покой и тому подобное.
Я это на всякий случай. Подумайте, где он может быть?
Это странно как-то. И тёща у меня совсем разболелась.
Это ничего. Это я так, к слову. Если найдётся минутка, мо-
жет быть, посмотрите, что с ней? Ну да, с тёщей? Номер
его 232. Того, кто исчез. Самый сильный из всей группы.
Супер! Ещё раз извините за беспокойство.
— Ничего, ничего. Отлично помню того молодого
человека. Его показатели меня тогда сразили. Потряса-
ющее самоуправление. Йог! Йог высочайшей категории,
если можно так выразиться. Ко всему — полное владе-

ние своей психикой и телом. Феноменальный молодой
человек.
— Да-да. Совершенно согласен. Тем более непонятно.
Такого сбоя не припомню. С ним произошло нечто не-
предвиденное. Из ряда вон выходящее. Эмоциональный
взрыв огромной силы. Это по вашей части. Вы психолог.
Нужна ваша помощь, чтобы разобраться.
— С удовольствием помогу, чем смогу. Не волнуй-
тесь, — профессор явно торопился закончить разговор,
не приносящий больше информации, и на той стороне это
поняли.

— Спасибо! И спокойной ночи.
— Не стоит благодарности. Спокойной ночи.
Ну как же! Конечно, Наев помнит. У него такая подку-
пающая улыбка. За всю свою жизнь он никогда не встречал
человека с такой чудесной, обаятельной улыбкой — сразу
внушающей полное и безоговорочное доверие. Да. Улыб-
ка и открытый взгляд. Он живо тогда напомнил ему Хану
своей доверчивостью и незащищённостью.

Это было пять лет назад. В день рождения своей внуч-
ки Наев проводил в группе занятия по психотренингу и
саморегуляции. Потом, когда он сидел за праздничным
столом, его не покидало ощущение неприятной схожести
этого юноши и его любимой внучки. Как же он хорошо за-
помнил эту подкупающую улыбку и взгляд, проникающий
в сердце, а также то, что он единственный из всей группы
овладел левитацией. Что-то в нём было необычное поми-
мо улыбки и взгляда, и это необычное проявлялось как раз
через улыбку, забыть которую было невозможно. Он по-
том долго размышлял на тему уникальности развития это-
го индивидуума. Каким образом в этом человеке смогли
сформироваться такие потрясающие психические свойс-
тва, как телепатия, левитация и другие экстрасенсорные
способности?

Природа творит явно не по шаблону. Почему другие
воспитанники в группе ничего подобного не могли совер-
шить? Да, они имели замечательную физическую подго-
товку, и у всех было развито высокое чувство ответствен-
ности за порученное дело. Все обладали в какой-то мере и
экстрасенсорными навыками, но лишь один их них достиг
небывалых успехов.

Индивидуальность, как правило, рано или поздно на-
чинает ощущать себя личностью, и если ей не предоста-
вить свободу, в которой она способна развиваться в пол-
ной мере и с учётом своего устремления, оформляемого
подсознательными импульсами, неукротимо толкающими
к цели, подкрепляемого развивающимся интеллектом и
растущей духовностью, то тогда возможно возникновение
кризисного состояния, обнаруживающего себя в чувстве
удручённости и отсутствия смысла жизни. Пытаясь изба-
виться от депрессии, личность начинает испытывать тя-
готение к пограничным состояниям, крайностям и, нахо-
дясь на пограничной зоне, может потерять самоконтроль.
232-й, несомненно, оказался такой личностью. Напряжён-
ные тренировки, экстремальные ситуации, гормональный
бунт плюс сложнейшие экзамены, а также предстоящий
полёт на Марс вполне могли спровоцировать неадекват-
ную реакцию на ситуацию, выбить из равновесия самого
дисциплинированного ученика. Сбежал. И хорошо, что
сбежал. Иначе не был бы индивидуальностью. Индивиду-
альность — верный признак иного качества психики. Это
всегда прорыв, преодоление нормы, вспышка. Для Нае-
ва — радостный признак работы природы, прокладываю-
щей путь в будущее. Его как учёного всегда интересовал
человек, находящийся на пограничной черте, способный
видеть невидимое, проникать сознанием в миры иные, в
общем, человек с метафизическим сознанием, умеющий
творить новое. Именно такой человек шизоидного типа и
является разведчиком будущего.

Возможно, на таких индивидуальностях природа апро-
бирует новое качество, новый уровень, чтобы потом смог
произойти эволюционный скачок. Гении намного опере-
жают современников, в то время как таланты остаются
понятными, удивляя особой яркостью и необычностью.

Их образ мыслей и особенности психического склада не
вызывают сильного отчуждения, и всё же их часто называ-
ют людьми не от мира сего.
Профессор Наев очень хорошо знал об одном из важ-
ных свойств, присущем талантам и в особенности гени-
ям, —их непоколебимой вере в собственную избранность,
что и является огромным стимулом в работе над собой,
обрекая на изолированность, отчуждённость от других.
По всей видимости, 232-й чувствовал эту отчуждён-
ность необычайно остро.

Нельзя отрицать того, что каждый человек уникален,
неповторим. Это давно определили ученые.
Уникален? Неповторим? Абсолютно верно. Тем и ценен.
Уникальны также понятия «природа», «жизнь», «смерть»,
«сознание». Об этом написаны замечательные трактаты
древних философов-учёных — Пифагора, Платона, Арис-
тотеля. Он же старается найти свой, ни на что не похожий
подход к любой проблеме. Пусть не столь блестящий, но
свой. Хотя своим в полной мере он не может его считать.
По причине невозможности очистить свой мозг от ин-
формации, воспринятой и воспринимаемой каждое мгно-
вение и запечатлеваемой в его мозгу, в этих миллиардах
неутомимых, невидимых мельчайших нейронов, соверша-
ющих колоссальную работу для своего хозяина. А скорее
всего, для самих себя, ибо живут они своей, недоступной
нашему разумению жизнью. Нам же только кажется, что
мы свободны от них, наших магических друзей, мы ду-
маем о себе как о существах, обладающих определенным
набором рефлексов, чувств, привязанностей, соотносим
себя с формой нашей телесной оболочки. Иными словами,
мозг постоянно находится в работе, усваивая полученные
извне и изнутри сигналы, перерабатывая их и отдавая со-
ответствующие команды, которые сам и воспринимает.

Требуя пищи, он даёт сигнал: хочу есть — и мы ищем, чем
бы нам утолить голод, то есть выполняем команду нашего
главнокомандующего. Получая определённые знания, мы
производим всевозможные манипуляции со своим телом:
голодаем, лезем в прорубь, выполняем самые разные уп-
ражнения и тому подобное. Все наши убеждения, зависи-
мости, увлечения формируются исключительно средой,
образованием, всем комплексом информации, поступа-
ющей извне. Основа же — генетической код, переданный
нам нашими родителями.

Мысли, образы, воспринимаемые и выражаемые при
помощи второй сигнальной системы, приобретают ту сте-
пень осознанной яркости и силы, при которой слово, вы-
ражающее то или иное чувство, начинает действовать так,
как если бы чувство действительно было пережито нами
при условии развитой ответной реакции на слово, выра-
жающее образ, предметно обусловленный предыдущим
наполнением наших эмоций. Расширение чувственного
познания действительности неизбежно приводит к рас-
ширению сознания, утончению психических реакций, спо-
собствующих наклонности к состраданию, сочувствию и
другим благородным порывам.

Профессор глубже и глубже уходил в свои размышле-
ния. В такие минуты он забывал, где находится, и переста-
вал слышать даже самые громкие звуки.
Индивидуальность, блуждая в сфере «чистого разу-
ма», способна со всей присущей ей страстностью отдаться
идее, служить ей, предаваться самопожертвованию, ус-
матривая в этом некий высший промысел. Индивидуаль-
ность возрастает до личности. Личность же непременно
оказывает влияние на окружающих не только находясь в
непосредственной связи с ними, но и через столетия, эпо-
хи, тысячелетия.

Наев ценил в людях прежде всего незаурядность, а лю-
бое столкновение с личностью расценивал как подарок
судьбы. Ему было близко метафизическое ощущение мира
и природы, что для него означало присутствие Бога. Кому,
как не ему, было известно о единстве того и другого на кле-
точном уровне, уровне метаболизма; природы, на которую
ни одно столетие пытается посягнуть человек, природы,
на первый взгляд, поддающейся, как воск, но каждый раз

дающей непредсказуемый ответ: палкой с другого конца
по голове после активного вмешательства человека в свя-
тая святых: гены животных, растений, человека. Только
тот, другой конец не торопится с ответным ударом, тем
более что этот удар всегда является неожиданно и бывает
непонятным новым поколениям, не умеющим проследить
следствие, проистекающее из причины, коренящейся в да-
леком прошлом.

Наев давно уже сидел на веранде, оставив Светлану
Ивановну разомлевшей, улыбающейся во сне в спальне
наверху. А он думал о том, что люди рождаются, чтобы де-
лать друг друга счастливыми, для чего нужно всю жизнь
учиться понимать себя и другого, думать больше о другом,
доставлять ему всяческую радость и в малом, и в большом,
не дожидаясь того же. Почему не дожидаясь? Да потому,
что если начинаешь ждать, то превращаешься в торговца:
ты — мне, я — тебе. Тогда теряется искренность отдачи
своего сердечного горения, своего дарения тепла, заботы,
любви.

Была на редкость ясная звёздная ночь. Наев вгляды-
вался в небо с детским восторженным трепетом, как будто
видел впервые раскрывшуюся перед ним панораму горя-
щих, мерцающих алмазами далёких созвездий. Тишину на-
рушали поздние машины и гул от пригородных поездов, да
издали время от времени слышался лай собак.
Он смотрел в небо и с содроганием думал о возмож-
ном полёте внучки на Марс. Это как же далеко она может
оказаться от его любящего сердца. Дожил и он до полётов
на чужую планету. Мечтал сам полететь, и ведь не боялся,
но не случилось. Пусть и для Ханы не случится. Ему будет
тяжело пережить разлуку с ней.

«Открылась бездна звезд полна…» Всплывшие строч-
ки оказались как нельзя более кстати, усугубляя чувство
его незначительности, малости, конечности перед величи-
ем космоса, хотя он и мог мыслью проницать вселенную,
никогда не достигая конца этой холодной, тёмной, мерца-
ющей, непостижимой, жуткой бездонности. Эта бездон-
ность была заманчивой и притягательной своей бесстрас-
тной таинственностью. Здесь, на маленькой, прекрасной
планете, словно созданной для счастья человека — несом-
ненно созданной! — живут разумные существа. Разумные?
История повествует об обратном. Чего не хватает людям?
Почему постоянно происходят конфликты? Кто виноват и
что делать? Человек живёт, не осознавая свою конечность,
движимый жизненным инстинктом. Но все, раньше или
позже, уходят в царство теней. И число ушедших всегда бу-
дет превышать число живущих. И живущие до самого по-
следнего мгновения не верят в завершение, законченность
своего пребывания на этой чудной планете.


Конец первой книги.