Туловище. Глава 36. Башка без кляксы

Дмитрий Липатов
К вечеру мужчины были изрядно пьяны. Спрыснув скушенное за день холодным пивом в буфете ДК, веселая троица разместилась на пятом ряду.

В воздухе витала всеобщая эйфория предвкушения праздника. Пахло лимоном, кошачьей мочой и сгоревшими бенгальскими огнями. Из-за спин взрослых торчали белые банты детей. Шум в зале сливался в нарастающий гул. Погас свет.

Прожектор высветил на сцене большой зеркальный стол. Откуда-то издалека летела тоскливая мелодия флейты. Грохнули литавры. Замерли зрители. Переливаясь разноцветными огнями, с потолка на сцену опускался маг и волшебник Ивасик Кукиш.

Парчовый халат украшали серебряные звезды. Огромный цилиндр на голове сиял. В руках факир держал свою знаменитую волшебную палочку. Сизый табачный дым, поднимаясь из-за кулис, скрывал от публики страховочный трос и портрет Ильича.

Кашлянув, рабочий сцены внезапно выпустил рукоятку подъемного механизма. Артист камнем полетел вниз. Первый ряд зажмурил глаза. Вскочила с мест галерка.

– Вот ити его мать,– ругнулся медбрат со скорой,– еще одну лепешку отскребать. Дед с третьего ряда нервно захлопал в ладоши. У труппы за кулисами остановились сердца. Лишь директор держал себя в руках:

– Жаль,– уронил скупую мужскую слезу Кузьмин,– галоши почти новые.

Увидев набиравшую обороты лебедку, рабочий прыгнул на ручку. Скрипнули шестеренки. Линь натянулся как струна. Грузное тело хрипящего работяги переломилось пополам.

Не долетев полметра до пола, факир повис над сценой. Что-то хрустнуло в позвоночнике. Обувь чародея, проскакав по головам партера, интимно розовела на коленках дамы в ситцевом платье. Дети, увидев летевший цилиндр, спрятались за взрослых.

Взмахнул рукой дирижер. Стены зала задрожали трагической мелодией Лебединого озера. У оркестра с директором был договор, при сбое в номере играть что-нибудь известное минорное. Грязные пятки иллюзиониста грустно смотрели на зрителей из дырок в носках. Заплакала женщина в косынке.

Вцепилась в руки своих мужчин Ирина Степановна.
Услышав мелодию, под которую хоронили генсеков, старшина проснулся: – Горбачев повесился? – и, протерев глаза, рассмотрел висевшего на веревке человека.– Не похож, кляксы нету. 

Положив голову даме на плечо, младенческим сном спал старший лейтенант. Иногда он просыпался, называл Ирину Леной, кричал «смирно!» в затылок пожарнику и снова засыпал. Всякий раз, вскакивая с места, борец с огнем укоризненно смотрел на Ирину и что-то любезное выводил мясистыми губами, украдкой поглядывая на подругу.

Отдышавшемуся звездочету ребенок принес галоши. Артисты помогли надеть шляпу и под бурные аплодисменты номер продолжился. Сделав несколько па с цилиндром, фокусник закрепил его на столе. Луч прожектора метаясь по столешнице выхватывал черную дыру головного убора. От зловещего холода которой, ежился первый ряд.

Легкий тремор вызвала у сильной половины барабанная дробь. Женщины прижали к себе детей. Яркая вспышка озарила напряженное лицо Ивасика. В спинки кресел стукнулись отпрянувшие тела зрителей. Под звуки появившейся у факира дудочки из шляпы медленно вылезала змея. Кобра, покачиваясь, внимательно следила за дрессировщиком. Очки на раздутом овальном капюшоне гипнотизировали людей в зале.

– «Кошачий глаз». Рамка – 54. Мост –  20. Заушники укороченные. Рубликов на девять потянут,– вглядываясь профессиональным глазом в окуляры, прошептал продавец оптики.