На следующее утро Антон распорядился, чтобы ему выплавили еще один дополнительный уровень. «Чего месту зря пропадать, — объяснил он Кате. — Ведь у нас, посмотри, площадь-то не слишком большая, но зато высота, — он задрал голову, — ух-х, еще десять таких квартир разместить можно». Поэтому где-то к середине того же дня к ним приволокли несколько огромных складных щитов, из которых составляли формы для заливки стекла и саму печь, весьма небольшую по размеру. После чего до самого позднего вечера рабочие там еще активно возились, все тщательно подгоняя и выравнивая. Наконец формы были готовы. А еще через час, когда все как следует перепроверили, в них залили и само стекло. Получившейся конструкцией можно было пользоваться уже завтра. Вот только Люн не стала ждать. Едва лишь составные щиты более или менее остыли, как она быстро вскарабкалась наверх и, улегшись там прямо на полу, уверенно заявила: «Все, кротик, я здесь теперь буду у тебя жить». А Антон и не стал возражать. «Нравится ей и пусть себе. Главное, чтобы она опять куда-нибудь не улетела».
В ту ночь они спали опять в одной квартире. Катя уснула почти сразу, но вот Антон никак не мог. Ему все время мешала Люн, которая со своего уровня часов до трех ночи ему что-то очень усердно рассказывала. И хотя он не разбирал почти и половины из того, о чем она говорила, но уснуть все-таки не решался, чтобы снова ее не обидеть. Наконец она все-таки угомонилась, а еще через пару минут заснул и он сам. На следующее утро Антон обнаружил Люн сидящей на полу возле его кровати и рассказывающей что-то вообще непонятно кому. Он посмотрел на Катю, — та спала.
— Ты чего, — обратился он к девочке, — ты что делаешь? Ты с ней говоришь, что ли? Но она же не может тебя слышать.
— Во сне может, — спокойно ответила Люн, — но, конечно, не все и не очень ясно.
— И что же ты ей говоришь? — спросил Антон слегка нахмурясь.
— Говорю, что тебе очень нужно лететь. И что от этого многое зависит.
— Не надо, Люн, — Антон тяжело вздохнул, — я сам ей все расскажу. И потом, объясни ты мне наконец, почему это так важно. Ну, погляди только, — он повел рукой, указывая на прекрасные стеклянные постройки, которые тут и там возвышались над облаками, — у нас все хорошо. Ведь люди наконец получили то, о чем всегда мечтали. Да, они и раньше могли летать и подниматься высоко в небо. Но теперь-то они могут в этом небе жить, причем постоянно. Ну, что нам еще-то надо?
— Да то! — Люн встала, — что вы слепые. Неужели же ты думаешь, что можно быть по-настоящему счастливыми и ничего не видеть? Это счастье дураков или страусов. Кротик, поверь мне, вы должны прозреть, да хотя бы лишь для того, чтобы не попадать на Арон и не мучиться там. А ведь ваши души на нем, ну просто-таки сгорают заживо. И ты даже не представляешь себе, какая эта боль. И все это не день и не два, а сотни лет. Нет, — девочка вздохнула, — ты просто не понимаешь.
Антон задумался. Действительно, в словах этого, пусть и по каким-то неземным меркам ребенка, было много горькой правды. И что это, в самом деле, за счастье такое, жить и ничего не видеть. Ну, пусть видеть: землю, воду, воздух. Но не видеть самого главного, самих себя не понимать. Оставаться одинокими во Вселенной, в той Вселенной, в которой так много жизни.
— Люн, — сказал он наконец, взяв девочку за руку, — я полечу с тобой, ты меня убедила. Но все же позволь мне самому все рассказать Кате. Я уж, по правде признаться, и сам не знаю, как это сделаю, но я постараюсь не слишком обидеть ее.
— Обидеть? — Люн отдернула руку, — да ты можешь ее убить. Знаешь ты это, чурбан ты эдакий? Ведь эта девушка, она любит тебя. Если ты вообще способен понять значение этого слова, — Люн отвернулась.
Антон встал и, подойдя к полупрозрачной стене квартиры, посмотрел куда-то вдаль.
— Я сделаю все что смогу, — произнес он холодно, — все, что в моих силах. И прошу, не терзай ты больше меня, ведь я же тоже не железный и Катя мне очень дорога.
На это Люн как-то недовольно фыркнула и, даже не оборачиваясь, полезла к себе на второй уровень.
Антон рассказал обо всем уже после обеда, ближе к вечеру. Но, конечно, не упомянув того, что собирается лететь на далекий Сатурн с призрачной девочкой. А Катя, — она словно бы и вправду уже знала об этом, отчего и не отреагировала слишком остро. Она только побледнела как полотно, а затем медленно прошла к их кровати и, бессильно завалившись на нее, тихо заплакала. Через некоторое время Антон услышал и Люн. Девочка спускалась со своего этажа. Потом она с совершенно каменным лицом молча подошла к нему, ненадолго остановилась, чуть наклонила голову и плюнула ему прямо под ноги. После чего прошла к кровати, села рядом с девушкой и стала ее утешать. И хотя Катя не могла ее слышать и Люн сама это прекрасно знала, но плач после этого и вправду как-то стал слегка затихать. В ту ночь Антон спал опять на кушетке. А Люн, просидев так с девушкой пока та не уснула, отправилась к себе. Она, видимо, как-то почувствовала, что Кате нужно было побыть одной, пусть даже и во сне.
Наутро Катерина поднялась первой. Она подошла к Антону, который тут же проснулся, и ласково погладила его по голове. Она уже совсем не обижалась на него. После чего отправилась к своей полупрозрачной плите готовить завтрак.
— Ты когда уезжаешь? — спросила она наконец, даже не оборачиваясь.
— Кать, когда ты скажешь, — постарался успокоить ее Антон. — Но, конечно, слишком долго я здесь оставаться не могу.
— А когда вернешься? — тут голос девушки слегка дрогнул.
— Как можно скорее.
Он стал лихорадочно в уме прикидывать, сколько может продлиться его полет. Если они, конечно, будут лететь так же быстро как и Люн, то есть изо всех сил, то примерно за месяц смогут добраться до места. Ну, там еще сколько-то, примерно неделя. И потом месяц назад. Так что в итоге получалось не слишком-то много.
— Самое быстрое через два с половиной месяца, — произнес он.
— Нет, — ответила ему Катя, остановившись, — так быстро ты не вернешься, я чувствую. Как минимум год, а может и дольше. Если бы только два месяца, то тут и разговора бы такого не было.
— Я постараюсь, — грустно ответил Антон.
Он, на самом деле, и вправду совершенно не представлял сколько может продлиться его путешествие. Люн-то, вон, тоже на полгода улетала, а вернулась лишь через два. Но все равно, он постарается и сделает все возможное.
Наконец со своего уровня спустилась и Люн и, подойдя к Антону, тоже примирительно погладила его по руке. Потом она подошла к Кате и изучающе посмотрела на нее. И только после этого, по всей видимости, немного успокоившись, проговорила:
— Все, кротик, хватит слез и прощаний пошли на улицу пробовать. А то, может, ты и вообще еще никуда не полетишь.
Антон промолчал. После чего неторопливо прошел в ванную, включил там воду и сделал Люн знак, чтобы та шла к нему.
— Слушай, — сказал он тихо, — ведь не могу же я просто так разговаривать с тобой. Хочешь, чтобы меня опять за сумасшедшего приняли? И потом, куда пробовать-то, белый день на дворе, давай лучше ночью, когда народа хотя бы на улице нет.
— Как скажешь, — рассеянно ответила девочка.
Она на самом деле уже не столько думала о предстоящем полете, сколько с любопытством смотрела на ванну, в которую набиралась вода.
— А это вы зачем делаете? — спросила она, указывая на воду.
— Люн, это ванна, и мы в ней моемся. Наливаем воду и лежим в ней. Намыливаемся еще.
— А можно и мне попробовать?
— Да пробуй конечно, — Антон пожал плечами, — но тебе зачем?
— Мне интересно, — ответила Люн.
После чего и прямо в одежде аккуратно забралась в теплую воду. А Антон сказал, чтобы она не плескалась слишком сильно и потом закрыла кран, когда ванна полная наберется. Сделав еще несколько уточняющих замечаний, он вышел из ванной комнаты и оставил ее там одну. Вот только не знал он насколько это занятие понравится Люн. Она сидела там целый день, лишь изредка подзывая Антона к себе, чтобы что-нибудь у него спросить. А оттого ему пришлось даже оправдываться перед Катей, почему он оставил после себя ванну полной. Но когда он попросил ее ванну эту еще и не выливать, потому что собирался, по его словам, скоро вновь ею воспользоваться, то девушка на него очень уж странно посмотрела, подняв при этом одну бровь, но ничего не сказала.
Наконец наступил вечер. И Антон под предлогом погулять с собакой отправился вместе с Люн на улицу. Там они отошли подальше в парк, который простирался вокруг пирамиды и, привязав собаку к дереву, взмыли в воздух. Люн могла летать не хуже Антона и Гнорх ей, конечно, не очень нужен был, однако она сказала, что с ним ей было намного спокойнее. Да и не так одиноко.
— Вот ты только представь себе, кротик, — произнесла она, когда они поднялись примерно на километровую высоту, — как можно летать в космосе. Когда ты целыми месяцами одна, и тебе не то чтобы словом не с кем обмолвиться, а даже и прикоснуться то не к чему. К тому же, ведь мне еще нужно и спать иногда. А мой Гнорх, — он сейчас летает где-то там — она махнула рукой, — даже если и спит время от времени, то все равно крыльев не складывает. А оттого планирует в световых потоках звезды, в точности как ваши парусники.
И вот наконец они поднялись в стратосферу. Здесь было уже довольно холодно и практически отсутствовал воздух. Люн во время их подъема иногда поглядывала на Антона, стараясь по его виду определить, как тот себя чувствовал. А тому было все нипочем: что воздух, что его отсутствие. Да и высота его совсем не пугала. Видимо, на каком-то подсознательном уровне Антон понимал, что бояться ему было совсем нечего. А возможно и то столкновение с Аластором, с чего, в сущности все и началось, еще не до конца стерлось из глубин его памяти.
— Все, кротик, — произнесла Люн еще минут через пять, — мы в космосе. Видишь, Земля какая красивая? А вон там Луна, видишь? А мох тоже видишь на ней? Да нет, не с этой стороны, здесь не растет ничего, а с обратной. Ну хорошо, пусть сбоку, вон та светло-зеленая полоска.
Антон пригляделся. Да, точно, словно бы мох, но какой-то странный. Этот мох был высотой, наверное, с кустарник и, видимо, от неких дуновений, — «дуновений, — повторил он про себя с сомнением», — слегка покачивался.
— А вон там, — продолжила Люн, — Юпитер. Видишь какой он большой, даже отсюда его хорошо видно. И несколько спутников его, но уже с трудом. А еще дальше, во-он, там, — она указала рукой, — и есть цель нашего путешествия. Это Сатурн. Ну, как вы его здесь называете. Мы же зовем его Эо. Колец его, правда, отсюда не разглядеть, но они прекрасны, уж поверь. И все же, — она вновь посмотрела на Антона, — как ты себя чувствуешь, все нормально?
— Да нормально, — ответил тот спокойно, — хотя многое мне еще и непонятно. Вот ты сейчас говоришь со мной и я тебя прекрасно слышу. Но ведь воздуха здесь нет?
Однако девочка никак не отреагировала на этот его вопрос, посчитав его, пожалуй, слишком уж глупым. Вместо этого она сделала жест рукой и стала быстро снижаться. Антон последовал за ней. И это было больше похоже даже не просто на снижение, а на стремительное падение. Вот уже и кромка атмосферы пронеслась вихрем мимо них, и стратосфера спустя еще пару минут была оставлена позади. Едва различимые ночью перисто-слоистые облака, а вот и самолет где-то там вдалеке блеснул своими сигнальными огнями. А теперь еще и самые обыкновенные облака, плотные, кучевые, низкие. Антон успел лишь только подумать тогда, что скоро наверное будет дождь, как увидел с высоты все тот же обширный парк, из которого они не так давно взлетели. А вот уже и то самое дерево, у которого, тихо поскуливая в одиночестве, сидел его Дружок.
— Все, кротик, молодец, классно летаешь, — похвалила его Люн, когда они приземлились, — пошли домой.
«Она теперь нашу квартиру домом называет», — подумал про себя Антон с теплотой в сердце. Но вслух ничего не сказал. Дома его поприветствовала Катя и спросила, где это он так долго гулял. А он лишь пробормотал что-то в ответ про парк и про то, как там сейчас ужасно темно. На самом же деле, все мысли его были сейчас лишь об одном, как сказать ей, что уже завтрашней ночью он, по всей видимости, ее покинет. И сколько не старался, так ничего лучше простой, от руки написанной записки и не придумал. «Во всяком случае, обойдемся без этих душераздирающих расставаний, — решил он наконец, — да и мне самому так будет легче».
Они долго потом еще сидели с Люн на ее этаже и девочка рассказывала ему в каких мирах уже успела побывать, и что там видела. Что у нее дома есть целая коллекция разных там безделушек из этих миров и что даже животные были. Однако, за ними надо было ухаживать и она их всех отпустила на волю.
— А что у тебя с Земли в коллекции есть? — спросил Антон из любопытства.
— Книги, конечно, — ответила Люн, слегка удивившись.
— Ну, книги это, конечно, хорошо, но погоди, — у него возникла неожиданная мысль, — я сейчас.
Тут он спустился вниз, потом вытащил что-то из своей сумки, которая все так и лежала не разобранная в закрытой кладовке и поднялся наверх.
— Вот, держи, — он протянул ей целую горсть алмазов, — помнишь эти «красивые камни», что лежали у меня на столе в старом доме. Бери их все.
И на этот раз Люн уже не стала отказываться, чтобы взять только один. Она тоже вспомнила тот давнишний их разговор, и что так и не взяла тогда у Антона ни одного такого камня. Но не это было самым главным. Главное было то, что ее «кротик» также все помнил. И это уже по-настоящему ее тронуло, отчего она пододвинулась к нему поближе и, немного привстав, легко поцеловала в щеку.