Агерон. Пробуждение часть 8

274
 Болезнь подруги.  Помощь жреца   
     После долгого разговора с матушкой Леда никак не могла успокоиться. Она  любит  и почитает Великих Родителей, ведь для нее Они суть всего. Любит отца, братьев, их жен, детей, наставницу, подруг, возможно…  Нет, невозможно.
     В ее жизни никто не был лишним, в каждом испытывала необходимость, как в самой себе и находила во всяком нечто необъяснимо важное. Во всех видела мир, но будто смотрела на него под разными углами. Падая в пучину вод, Леда вспоминала  о них,  родных, считая их самым главным, что составляет ее бытие.  Они оказались важнее, чем она сама?
     Но после ее позвали с такой трепетной заботой и любовью, что не смогла, поступить иначе и вернулась. Голос знакомый и мягкий, будто плескание, но громкое, звучал как  зов, идущий из недр  его обладателя. Выкрик души  до сих пор стоит в ушах.
     Как быть теперь? Что изменилось в ней и изменилось ли?  Может, все выдумки и нет никакого чувства к совершенно постороннему человеку, приютившему служительниц у себя в доме, кроме уважения и признательности? Трудно понять, как называется то, что Леда испытывает к нему и  не может сказать наверняка. Одно знает точно - не ненависть.
     Она все еще страшится его приближений, не желает встреч, едва ли это назовут любовью. Кому понравится, когда его ввергают в растерянность, командуют,  сбивая с толку, смущают, испытывают. Именно так Леда воспринимала  наступления серьезного мужа, как испытания.  И, главное, невозможно предугадать, что он придумает в следующий раз, что предпримет.  Лишь бы снова не повторил своего специфического лечения, совсем ни к чему!  А в остальном готова  мирно продолжать жить и сосуществовать в прекрасном особняке, то есть под одной крышей с господином, пока не будет восстановлено родное жилище.    
     Гостьи гуляли по саду. В который раз осматривали его достопримечательности.  Недалеко от робиний с их удивительными нежными удлиненными  листьями с колючками, собранными помногу на одной зеленой  веточке, что  крепились к уже  более  надежным, облаченным в кору ветвям,  расположились кустики пышного тимьяна, что  наперебой источали приятный аромат.
     Оба растения издревле использовались акатиями в храмах, лекарями и магами для врачевания ряда заболеваний. Тимьян, его чародеи  еще  называют серпиллумом,  курили Богам,  помещали под подушку  или зашивали в нее и клали под голову больным, использовали в качестве приправы для  блюд.
     Запах растения настолько силен, что чувствуется  даже при легком прикосновении к нему.  Эфирные масла часто применяются для изготовления благовоний,  для очищения воздуха и снятия боли. Леда хорошо помнила, как небесные невесты применяли множество растений, дабы обезопасить Ксали от дополнительных заболеваний, она  совсем была слаба.   У белой  акации  же в ход шла кора и не распустившиеся цветки, хотя послушнице  было жаль  их срывать - уж больно  душисты гроздья во время цветения.
     На пути девы возникла высокая  опора. Ее оплетали своими гибкими побегами клематисы, цепляясь все дальше и дальше черешками за изгородь,  превращали ту в живую. Поодаль делился  ароматом диктамнус. Ясенец  некогда нарекли неопалимой купиной за то, что  источает на солнце особые вещества, они способны  воспламеняться. 
     Собрав букетик виол, Леда разглядывала эти изысканные пестрые цветки. Посредине  красовались  темные  пятна в виде треугольников. Их окутало  сияние,  исходящее  от них самих - причудливые формы и переходы приковали девичий взгляд. Как-то  приходилось читать о фиалках, являющихся символом греческих Афин. По одной легенде Персефона,  дочь Зевса, в момент похищения Аидом успела бросить несколько цветов, которые собирала, среди них обнаружили и фиалку.               
     По второй легенде Афродита, богиня красоты - римляне ее ловко переименовали в Венеру - купалась в труднодоступном для проникновения посторонних  гроте, но, услышав шорох, обернулась и  увидела, как за ней с восхищением наблюдают смертные. Разгневалась богиня на  дерзких  простых людей, посягнувших на  созерцание   красоты   неземной, воззвала
275
к  отцу своему. И услышал Зевс, но сжалился и превратил несчастных смертных в анютины глазки.
     - Что-то дурно мне, - подошла  Ралмина к  Леде.
     - Ты бледна, ступай-ка отдыхать, тем более уже вечер и можно ложиться спать.
     - О, какие красивые, - понюхала цветы скромница.
     - Возьми и поставь возле кровати, - протянул дочь Даана ей подарок. 
     - Ну что ты - они твои.
     - Я себе еще соберу, пока есть возможность, - шепнула подруге белокурая. - Иди, приляг, а то вид у тебя слишком уставший.
     - И чувствую себя также, словно не отрывалась от пахоты весь день, - устало улыбнулась Ралмина.
     - Если тебе что-нибудь нужно принести…
     - Нет-нет, - запротестовала скромница. - Забыла, у меня тоже есть служанка? Думаю, обо мне есть, кому позаботиться. 
     - Не стесняйся, если что - зови на помощь! - крикнула вслед уходящей подруге Леда.
     Соседка по храмовой  комнате удалилась, а остальные служительницы продолжали гулять - каждая присмотрела себе уголок, к которому прикипела и теперь все тихо наслаждались красотами дивного сада вдали от повседневной суеты.
     Солнце собиралось удалиться. Поголубевшее предзакатное  небо с облаками грело душу, на ветках каштанов и кленов меж широких листьев прятались звонкие маленькие певуньи,  что щебетали без умолка. Айри часто сравнивала подопечных с ними. Птахи  притянули к себе  зачарованных  скромных жительниц дома.
     Стало прохладнее, сошла жара, можно было полюбоваться красотами, не скрываясь в тени высоких деревьев.  Леда так погрузилась в атмосферу единения и  гармонии, что забыла тревоги, беспокоящие который день, растворилась, будто песня в воздухе, что уносит высоко-высоко в небосвод всякое произнесенное слово.  Она не заметила, как стало темнеть,  и разошлись небесные невесты, как закапали крохотные капельки слепого дождя. В итоге ее пришлось зазывать в дом, когда не досчитались за поздним  ужином неутомимой подруги.
     По сути это был вовсе не ужин, скорее приятное времяпрепровождение, что  происходило  редко.  В западном крыле, в котором  обитали гостьи, не было трапезной и потому,  дабы не было недомолвок между подругами, мудрая наставница время от времени собирала дев за одним общим столом.
     Они виделись реже обычного, все были заняты своим делом - Ксали не стало, быт в чужом доме отошел на второй или даже на третий план. По вечерам служительницы  разбредались  по одиночным комнатам и меньше встречались, так  что матушка считала серьезным упущением и побуждением к скрытности такое уединение. Чтобы не нарушать гармонии и равновесия в коллективе-обществе Айри, как и ранее проводила беседы,  занятия - они не прекращались и после окончания школы, обучение длилось до самого ухода в мир иной.
     Любительницам почитать, ищущим покоя и тишины, не импонировали  шумные компании с пением и игрой на музыкальных инструментах, оттого приходилось их изымать  из четырех стен и привлекать к совместному творчеству.
     - Наконец-то мы тебя дождались, дорогая, - отозвалась Айри на приход любимицы. - Познание это хорошо, но не забывай про нас. Мы  тоже часть твоей жизни и  познания. Поделись с нами, о чем размышляла на этот раз?
     - Слушала пение птиц, смотрела на закат, - пропела Леда.
     - Чудно. Кто еще сегодня смотрел на закат?
     - Вроде все смотрели, но думали  о своем, - констатировала старшая жрица Тея.
     - Хорошо, кто что услышал?
     Служительницы по очереди  начали делиться впечатлениями, переживаниями, мыслями, а
дочь Даана сидела, задумавшись,  пытаясь припомнить, о чем именно думала она.  Мысли
276
сами собой неслись друг за другом, не давая заострить внимание  ни на одной из них. Поток,
что обрушился на ее светлую голову, заполнил всю и при этом так и не дал понять, о чем конкретно  говорил. Казалось, ни о чем и обо  всем сразу, но как-то быстро и не заметно для себя самой. Как сознание способно хоть что-то воссоздать, коль невероятно молниеносно пролетела очередная крохотная часть ее жизни и оставила после себя нечто, что и понять нельзя, но и удалить, выкинуть, лишиться тоже невозможно?  За долю секунды пролетело, казалось, полжизни и запечатлелось на долгие годы. Нужно это? Кто знает? Может, когда-нибудь оно всплывет, а пока что скрыто в потаенных глубинах  и сохраняет  удивительное молчание.   
     Пока Леда созерцала закат, видела множество картинок, мелькающих перед глазами, но ни одна из них сейчас не приходит на ум, однако, сколько прекрасного оставил заход после себя - видимый сотню раз, привнес и сегодня нечто новое. Засмотревшись на точку, простую, маленькую, даже крохотную,  все расплылось, потеряло очертания вместе с ней.      
     Определенные, четкие границы поменяли формы и превратились в полную противоположность первоначального, принялись шептать другое - нахлынули чувства, испытываемые накануне, вспомнились прошлые, захлестнули будущие. Вмиг все рассеялось, Леду снова позвали.   
     - О чем ты недавно читала? - подошла главная акатия к  воспитаннице.
     - Начала и не закончила, про письменность египтян. Они таким создали свое письмо, что можно подивиться его сложности.  Хорошо, что для простоты и удобства обычных людей  его упростили, все-таки пять тысяч иероглифов это несколько сложновато.
     - Зачем они тебе? - подивилась Салмия. - Хочешь читать «папирус Эберса» в подлиннике?
     - Изумрудные скрижали? - предположила Тея.  - Ты ведь их не дочитала?
     - Не было возможности, но обязательно прочту!  Они ведь содержат ценную информацию, но  записаны  иератическим, священным  письмом, что для текстов религиозного содержания, документов. А вот после него писцы выработали еще более простое, демотическое, народное.   Оно-то и стало общедоступным, переведенным на наш язык. 
     - На скрижали было два языка?
     - Это копии, тоже древние, но не оригиналы. На табличке было несколько языков: койн,  то есть греческий, египетский, древнееврейский, а нашего - нет.
     - Значит, ты перевела с первого, - заключила Вейко. - Я лучше знаю древнееврейский.
     - А где Ралмина?  Я не вижу ее.  - Серо-голубые глаза  забегали по зале.
     - Дала снадобий и отпустила,  бледна она слишком, пусть поспит, - вымолвила Айри.
     - Приболела, - пожала плечами Салмия. - Она редко болеет, но вот ослабела.
     - Не тревожьте ее, пусть окрепнет, - остановила порывы настоятельница.
     На следующий день перед вечерним служением главная акатия и послушница столкнулись  с  хозяином на главной аллее, ведущей к особняку. Матушка сразу сжалась – ее подчиненная вновь выглядит чрезвычайно вызывающе.
     - Иди, переоденься, - едва заметно шепнула Айри  любимице, которую сегодня имела неосторожность взять  с собой в приют.
    Благодетель  уже привык смотреть на нарушительницу своего покоя  в неприглядном виде, и потому неловкость больше всех испытывала добродушная женщина. Агерон окинул взглядом грязную деву.  Хоть поверх перепачканного  платья и был накинут плащ, но и он не скрыл всю пестроту наряда - тот  сохранил  на себе напоминание о том, что его хозяйка   кормила кого-то едва ли  умеющего аккуратно принимать пищу. Юбка  в пятнах от еды не ускользнула от внимательного  взора серьезного всевидящего господина и Леда зарделась, опустив глаза в землю.

     Приют находился в нескольких кварталах от храма, в обычном  районе, где жили и работали мелкие ремесленники, что ежедневно занимались своим делом и относили результат своего труда на рынок. Помимо этого они   изготавливали продукцию на заказ,
277
заключали договора с частными лицами. Мелкий опт был распространенным явлением для здешних жителей. В местных эргастериях  обычно работал сам хозяин с одним или двумя рабами. Редко, но мастера брали к себе учеников, оставляя самых талантливых, преимущественно это были дети бедняков, не способных прокормить своих   отпрысков. 
     Пару раз Леда была здесь и ни за что бы ни перепутала дорогу, хотя с последнего ее визита прошло не менее года. Она не собиралась забывать одноэтажное каменное  здание, лишенное каких-либо  достопримечательностей. Оно было скромным, ничем не приметным  и отличалось  от остальных, пожалуй, только размерами, прочие были меньше. Строение служило пристанищем для десятков сирот. Множество маленьких окон говорило о наличии большого количества комнат в нем - в каждой разместили по несколько человечков, сосуществующих  довольно скромно, но на улице им, брошенным всеми, было бы хуже.
     Приют содержался жрицами Великой Матери на пожертвования прихожан, таким образом, благосостояние детей напрямую зависело от  щедрости верующих. Потому, если случались перебои, кризисы или неурожаи сироткам приходилось довольствоваться малыми крохами. Финансирование из  городской казны было чрезвычайно скудным. Тизан  объяснял это тем, что приют во власти и полном распоряжении акатий. Оттого матушке временами приходилось просить поддержки и помощи у могущественного покровителя, и он, дабы не случился  мор, шел навстречу.
     Леда в сопровождении наставницы - Айри теперь боялась лишний раз отпускать ее  без присмотра, слишком свеж в памяти  образ окровавленной девы - подошла к скромному входу  в жилище для сирот. Вокруг выкрашенного в белый цвет здания с разноцветными, преимущественно сине-зелеными росписями, за долгие годы его существования разрослись   кусты орешника и магнолии, за ними высились щедрые  каштаны, употребляемые в пищу, яблони и несколько слив.
     Узкий проход украшала лестница из нескольких ступенек и две клумбы по бокам от нее.  Над обычной, едва ли надежной  дверью,  был рельеф  с изображением   Великой Матери, оберегающей и защищающей  детей, которых некогда осмелились  подобрать  ее дочери. 
     Помимо служанок-рабынь за маленькими постояльцами, происходившими  из бедных, но свободных семей присматривало еще несколько воспитателей. Так предписывалось законом, дабы дети «…не росли невежественными и знали, кого должно и необходимо уважать, чью волю чтить и знать, кому следует подчиняться, когда станут полноправными гражданами».
     Исключительно граждане Пелихории имели право на воспитание. Бездомных малышей  собирали и приводили стражи, блюстители порядка, чтоб бедняжки не скитались без дела, не приучались грабить и воровать ради пропитания.  Прежние градоначальники поступили мудро, разрешив учредить такой институт, где трудилась на благо города и горожан горстка людей, получающих жалование за свой нелегкий труд. Они были образованны, грамотны, начитанны и прививали детям хорошие манеры, обучали правилам поведения и основам религии, способствующей спасению души.         
     По достижении пяти-семи лет воспитанники покидали родные стены и попадали в распоряжение мастеров в эргастерии, где мальчики становились подмастерьями. В случае недовольства ими умельцев, их отправляли  обратно к жрицам. Но и тут они не пропадали. Юноши без особых дарований, а работа в мастерских требовала усердия и творческого подхода, отправлялись служить наемниками в охраны, стражи, шли на строительства, становились крестьянами и  прочее.
     Девочек  устраивали в прядильные цеха или дома, где они учились проверять качество пряжи,  укладке  ткани, собственно  ткачеству, прядению стоя у большого ткацкого станка либо осваивали маленький. Их принимали  в  пекарни, в  винодельни, прачечные,  молочники или  цветочники, либо брали себе в помощь торговки. Таким образом, и девушки  могли  после приюта  устроить свою жизнь.      
     Принеся вместе с матушкой необходимые средства и вещи, Леда, пока Айри была занята организационными вопросами, успела развлечь малышей и  проведать своего любимца.
278
Затем помогла рабыням  покормить неуклюжих ребят. И хоть на ней был  передник, это не спасло - дети вознаградили ее,  разукрасив размытыми пятнами от похлебки и зелени платье.  К ним добавились следы  от печеных яблок и козьего парного молока. Она была вынуждена прикрыть  все  это безобразие накидкой и более ли менее  смело зашагала за наставницей обратно.
     - Зачем же ты взялась, ведь знала?..  - выговаривала женщина.  -  Как теперь пойдем обратно,  если кто увидит?!
     - У меня надежный защитник, - указала перепачканная Леда на  плащ.
     - Когда идешь видно, а акатиям не пристало…
     - …выглядеть неподобающе, - закончила воспитанница фразу. - Я буду держать его, обещаю. Матушка,  не могла же я оставить детей голодными.
     - Оставить нуждающихся – грех, но можно было и  поаккуратней, раз на то пошло.
    - Старались, как могли, - пожала плечами будущая жрица и крепко взялась за  накидку, чтоб  она не ускользнула.
     - Мне кажется,  старались  только дети, - рассмеялась Айри. - А ты хорошо их позабавила.
     - Мы играли и читали.
     - Читали? Что именно?
     - Так как дело было перед принятием пищи, решила разбудить их аппетит и прочитать о питании разных народов, что они ели и как.
     - Получилось? Хотя, глядя на тебя, вроде не очень.
     - Ели охотнее, но… грязнее, - вздохнула дочь Даана, - служанки сказали. Детям понравился рассказ о хлебе египтян.
     - Конечно, это им в диковинку - у нас выпекают преимущественно лепешки, а у чужеземцев разные формы хлебов были.
     - Малышам очень захотелось попробовать фигурный хлеб и в виде палочек.
     - Проголодалась я, тоже бы сейчас не отказалась от угощения, - поторопила Айри жестом воспитанницу. - Скорее,  не то опоздаем к служению, а еще надо поесть.
     От прочитанного в приюте у Леды  потекли слюнки - разнообразие ячменного и пшеничного хлеба, который подавался к супу из овощей и зелени или птице и рыбе, хранившейся в рассоле, поражало. Перечисленные кондитерские изделия из орешков,  сушеных  плодов и фруктов вызвали урчание в животе, а вот рассказы о вине и пиве  не   прельщали послушницу.
     Стол обычных бедняков в Пелихории, как  тех же самых бедных египтян, греков и римлян был скромнее -  их трапезу составляли полупустые похлебки, каши,  но основной пищей был хлеб или  сушенные на солнце лепешки, иногда их приправляли пряными травами, луком либо чесноком.  Редко  выпадала возможность полакомиться сушеными финиками, рыбой, дичью - мясо и съестное разнообразие  присутствовало только на столах богачей. Более доступная речная рыба вылавливалась  в Паэрти и каналах, расположившихся на  территории  государства.  В рощах бедняки собирали орехи,  ягоды и прочие дары природы.  Живущие  рядом с водой простолюдины, помимо рыбацкого промысла, могли заниматься  охотой  на диких уток и  продавать добычу на рынках.  Вырученные средства  шли на  содержание     многочисленных семей и обеспечение близких самым необходимым. На малые крохи приобретались  одежда, масло для светильников, предметы обихода и так далее.   
            
     Под тяжелым взором покровителя Леда  нерешительно  шагнула в сторону западного крыла, не веря ушам своим - ее отпускают?  И не заставят сносить   пронизывающий взгляд? Но Айри,  зная тягу к чистоте  приютившего их человека, понимала, что он  вряд ли одобрит неряшливый вид одной из своих постоялиц.    
     - Вы позволите? - обратилась акатия к хозяину дома,  он кивнул.
     Предположив, что ее отпустили из-за жалкого вида, Леда  умчалась сменить одежды.
     - Прошу прощения, господин, она… - начала было оправдываться акатия.
279
     - Я знаю, - обронил Агерон  и сменил тему.    
     Навстречу им, из особняка  выскочила  старшая жрица. Ее взволнованный вид насторожил чуткую женщину.
     - О, Великая Матерь, Тея, что случилось?! – выпалила Айри.
     - Матушка, Ралмина… - Ответчица остановилась перед наставниками.
     - Говори же!
     - Она горит,  - шепнула бледная, как стена синеглазка.
     Настоятельница сжалась.
     - Сейчас посмотрю, - бросил на ходу благодетель и  направился  в крыло,  прозванное женским. 
     В комнате больной собрались подруги и, не зная, что еще предпринять, в молчании ожидали решения  старших. Завидев Великого жреца, расступились и  оживились - с горячей будет все в порядке, она в надежных руках. Агерон подошел к кровати и взглянул на мечущуюся в бреду больную.  К высокой температуре  добавились  красноватые, а кое-где синеватые чуть выпуклые пятна, проступившие на коже. Взяв бесчувственную руку,  целитель  нажал на одно из вздутий - оно побледнело. Затем повернул девичью голову набок и посмотрел на шею недужной Ралмины.
     В этот момент вбежала дочь Даана, растерянная оттого, что никто не пришел на служение. Она вмиг переоделась и вышла в коридор, но там было пусто, направилась в храмовую залу – и там никого!

     - Где же все?! – непонимающе, озиралась Леда по сторонам.
     Выглянула в окно, кроме цветов и деревьев лишь птицы и даже пара рабов, что  только   поливала  цветы, куда-то делась!  Волнение нарастало – сколько уже бродит по огромному  дому и еще никого не повстречала! Щемящее чувство одиночества и жгучее желание оказаться в многолюдном месте захлестнули ее, лишь бы не быть одной.  Хоть в  толпе никому не нужна, зато твердо знает, что на земле есть еще живые!  Страх-то какой, куда не пойдет – ни души! Неужели она попала в межмирье, откуда не выбраться и  не вызволят?! Что произошло за те несколько минут, пока переодевалась? Найдет ли выход  из этого гиблого места или  обречена веками  бродить по пустым тоннелям, которые как две капли воды похожи на прекрасный дом одного из самых состоятельных граждан Пелихории?!  Может, им суждено стать ее наказанием?
     - Как в предании! – Леда остановилась  у лестницы и поняла - на втором этаже из живых и дышащих только она.   
     Ужасное наказание постигло мифического героя за ослушание Творцов - его обрекли  на забвение. Однажды великий и могучий гигант по имени Нигарус, созданный Всевышними  одним из первых для поддержания равновесия в мире возгордился и перестал выполнять предписания.
     - Я и так силен и умен, Боги надели меня всем необходимым! Люди поклоняются,  женщины обожествляют и считают эталоном красоты! Я богат, у меня есть все, о чем можно только мечтать простому смертному - чего  еще  желать?! Зачем делать то, что не хочу и выполнять чужую волю, коль получил все сокровища мира! Сейчас мне не нужно стараться угождать Великим Родителям - пусть теперь Они меня бояться, а не я Их!   
     - Тише, тише, - зазвенел ручеек под ногами гордеца, - услышат, услышат. - И  побежал дальше по своему узенькому руслу, куда оно  вело.
     - Да кто ты такой?! Тебя и не видно с высоты моего единственного глаза! - отвечал разгневанный титан.
     Но этот  его глаз был непростым – он умел видеть далеко-далеко, заглядывал  за пределы пространства, зрел больше, чем люди, дальше, чем звери. Его нос был настолько чуток, что мог узнать, что творится на другой стороне земли. Слух  был настолько тонок, что слышал, как льет дождь или шумит ветер в самом центре мироздания, где трудятся  на благо его
280
братья и сестры. Он знал, как нелегок их труд, знал, как тяжела и ответственна  работа – не едят и не пьют титаны, не покладая рук творят и творят ради человечества. Один кует доспехи для воинов, другой с крестьянами возделывает поля, третий выдувает звуки, из которых складывают музыканты песни вместе с  Биларой-музой.
     Продолжал гневить Богов отступник, уходил прочь, когда нужен был Создателям, поносил Их.      
     - Тише, тише, - шепнуло дуновение в самое ухо гиганту, - услышат, услышат. - И полетело дальше, к далеким землям, что окружили одинокую высокую скалу, где и ночует Ветер.
     - Поди-ка прочь! - отмахнулся от назойливого Зефира Нигарус и  пуще прежнего распалялся в   жалком порыве.
     - Тише, тише, - застрекотал сверчок с травинки, но услышал его с высоты огромной исполин, - услышат, услышат. - Хотел было прыгнуть крошечный вверх, чтоб  достать до самого солнца, но великан схватил растение.
     - Ишь ты, мелкота, а все туда же! Да кто ты такой, чтоб мне указывать?!
     Осерчал злодей и раздавил букашку. Сгустились над огромной курчавой головой  Нигаруса тучи,  пробил их в центре  яркий луч и поразил  в самое сердце.
     - За ослушание и гордыню понесешь ты наказание тяжелое, а чтоб вреда никому не чинил, коротать тебе век твой бесконечный в одиночестве безбрежном! - молвили суровые голоса Всевышних.
     Ушла земля из-под ног Нигаруса, провалился он в бездну темную и бродит там до сих пор, а единственными спутниками его стали останки убиенного сверчка. Хранит  их бережно титан и оплакивает, как ценность великую. Только несчастное насекомое не будет больше радовать прежней песней героев ночи, не напомнит, что пора зажигаться звездам, не утешит безутешного.   
     - Да уж, как я понимаю его горе, - выдохнула  Леда  и прислушалась.  Снизу послышался едва уловимый шорох. Вмиг слетела по лестнице  на первый этаж и увидела приоткрытую дверь одной из комнат.

     - Наконец-то! - вбежала она  внутрь. От радости упустила причину, благодаря которой   объединились все собравшиеся, но почувствовав напряжение, насторожилась. - Что происходит?
     Служительницы  стояли,  загородив учителей,  ни одна не произнесла ни слова, что еще больше напугало.
     - Почему вы молчите?! - протиснулась Леда  сквозь массу.
     На кровати лежала бледная еле дышащая Ралмина и произносила в бреду какие-то неизвестные слова, вроде тех, что изрекают сивиллы во время транса, только причины  их возникновения  были разными. Провидицы сами, добровольно, принимали смеси или травы, чтобы ввести себя в экстаз, преследуя определенные цели. Их спутники и спутницы записывали следом всякое слово и выдавали их за великие пророчества после общения с Богами.
     Бедняжка-подруга, покрытая жуткими пятнами, своим видом напугала. Конечно,  Леда узнала болезнь, но…
     - Болеет как дитя, -  произнес целитель. 
     Недолго думая, воспитанница вышла вперед и протянула ему свою ладонь.
     - Без надобности, - произнес он. - Болела этой заразой?
     - Да, давно.
     - Кто не переносил недуг – прочь, - велел Агерон, пара дев покинула апартаменты. -  Что стоите? Несите воду, травы.
     - К-к-какие? –  едва смогла выдавить из себя дева.
     - Ваши любимые, что применяли для другой.  Этой нужен покой, уход и легкая еда –
281
скоро болезнь пройдет.
     Служительницы остались стоять.
     - Они сонные во второй половине дня? - повернулся Великий жрец  к  Айри, а Леда  схватила за руку Вейко и обе побежали собирать снадобья.
     - Возьми серебряную воду, а у меня есть вербена и… фенхель! – судорожно затрясла   головой дочь Даана.  - Ох, бедняжка, в ее возрасте тяжело переносятся  детские  тяготы!
     - У меня закончилась вода, вся на умывания ушла, - виновато пролепетала акатия.
     - О, Великая Матерь, -  схватила дева чашу своей  влаги   и подала черноокой Вейко. - Возьми! Я не знала, что тебе на личико обычного размера требуется столько целебной жидкости, - улыбнулась она.
     - Не подрасчитала немного, подумаешь, - пожала плечами жрица. - А ты оживилась.
     - Господин назначил лечение, значит, скоро все пройдет, иначе бы он сам  взялся   врачевать,  я так думаю.    
     - А зачем руку подавала?
     Спускаясь вниз, младшая задумалась,  как бы объяснить покорректней, чтоб ее правильно поняли и не задеть пикантных моментов, случившихся тогда, на рынке, в день трагедии. Леда подобрала нужные слова, взяв их из контекста, и ответила подруге на интересующий ее вопрос.
     - Ох, надо же! Я слышала об объединении усилий, взять хотя бы Великих Отца и Мать, чьими совместными усилиями творится все сущее, но чтоб так, здесь, рядом, на твоих глазах!..  И ты стала участницей такого процесса! Не чудо ли?! – подивилась Вейко.
     - О, благодарю, вижу, ты поражена.
     - Поражена? Да я восторгаюсь! Оказаться полезной и стать спасительницей умирающего -  диво-дивное!    
     - Ты это серьезно? - остановилась на полпути немногословная Леда.  - Серьезно считаешь, будто это моя заслуга?
     - Разумеется, как иначе? Мы молимся за других, наша роль некоторым кажется ничтожной, но, тем не менее, сколько она несет в себе – в мольбе заключена огромная сила! Разве нет? Этому учат еще в школе!
     - Может ты и права.
     - Может?
     - Это другое – я всего лишь подала руку,  не молилась. Скорее я просто… пела.
     - Зачем пела? - удивилась черноокая Вейко.
     Леде пришлось рассказать подробнее. 
     - Ого, вот это да! Ты была необходима бедняге! – воскликнула жрица.
     - Вместо меня мог бы еще  кто-нибудь повыть, - нахмурилась певица и подошла к нужной двери. - Вот и ты приписываешь мне незаслуженные лавры.
     - Хм. Если бы я была там, то обязательно б согласилась «повыть» на глазах у всех и с удовольствием бы приняла награду, как признательность горожан. Какая разница, какова ее денежная ценность? Главное она концентрирует в себе нечто хорошее, она изольет на тебя слезы радости и благодарности людей! 
     - На мой взгляд, ты преувеличиваешь, - тряхнула кудрями Леда.
     - А на мой, ты просто скромничаешь. Чего боишься? – отозвалась Вейко.
     Обе вошли в покои, но там все еще стояли наставники, белокурая оставила  вопрос без ответа. Старшие, как ни в чем не бывало, беседовали о каких-то сложностях, о чем-то договаривались  и не обращали  внимания на маленьких суетливых подопечных.  Пока Вейко прикладывала влажную  материю к воспаленным местам  на затылке и шее, вытирала пот, Леда дала теплое  питье недужной, разложила  фенхель, затем подожгла сухие ветви вербены и прошлась с ними над Ралминой. Она произносила молитвы и выводила в воздухе таинственные для обывателя, но хорошо знакомые ей знаки.  Закончив с телом, приступила к комнате, но вскоре замерла  –  на нее пристально глядели  три пары глаз!
282
     - Я должна тут обработать, - оправдывалась послушница непонятно зачем, потому как не ведала, что и как совершала.
     На нее невозможно было не смотреть – дева  не окуривала, а танцевала, играя ветвями с густым обволакивающим пряным дымом. Он шлейфом повторял ее грациозные движения, дурманил, очаровывал без опьяняющих сознание средств. Невысокая,  худенькая с пышными светлыми  кудрями Леда была похожа на маленькую нимфу, что пришла помочь людям. Своим ласковым голоском возносила мольбы, протягивая ударные слоги, ласкала слух  слушателей.  Она вкладывала себя во все, что делала сейчас, как делают гении, творя шедевры, опять-таки любя.  Покои  наполнялись доверху целебными ароматами и звуками,  что поднимались все выше и выше, уходя куда-то вдаль, ведь для звуков, идущих от сердца,  нет преград.
     Зачарованные люди, что знают ее, в который раз были готовы созерцать прекрасное зрелище,  тем более что  знали   толк в обрядах   и твердо верили в их действенность, в противном случае не были бы жрецами да жрицами. Кружилась и порхала бабочкой Леда,  длинная юбка вторила  плавным движениям, следовала за ней повсюду, отставая всего лишь на мгновение. Оттого исполнительница казалась еще более неземной. Милые светлые локоны подпрыгивали при каждом новом жесте и всяком повороте головки, обнажали дивную шейку, запечатленную в памяти и занимающую далеко не последнюю  нишу в ней.  Окутанная дымкой дева застыла, с ней остановился и необычный «Танец Маары».
 
     Давным-давно  в одном из городов жила  глухонемая девушка, дочь простолюдина. Она не умела разговаривать с людьми на их языке, зато хорошо излагала свои мысли в движении. Ее никто никогда не учил танцевать или петь, вместо последнего она издавала престранные звуки и такие же жесты, понятные лишь тем, кто слушал и смотрел. Но они были настолько красноречивы и прекрасны в исполнении, что близкие очень любили глядеть на новый способ сообщения с природой и человеком посредством них. 
     Со временем родители стали замечать, что дочка порою «говорит» странные вещи – «слова» обращаются  в жизнь!
     - Она начала танцевать, - забеспокоилась матушка.
     - Почему же тебя это так тревожит? - подошел к ней  отец.
     - Взгляни,  грядет беда!
     Посреди скромного без излишеств кирпичного жилища, построенного еще  дедом,  танцевала юница, то роняя, то  поднимая предметы. Она  опускала руки, сразу же  вздымала их вверх, трясла головой,  приглаживала длинные  распущенные косы, содрогалась.
     - Видишь, выражает то, что грезит! – выпалила женщина.
     - О чем говоришь, дитя мое? – Родитель упал перед кровиночкой  на колени.
     - Боюсь я, токует  о падении города! Но придет час и восстанет народ, воспрянет духом и тогда  вернется все, как и должно быть!
     - Правду говорит мать? – замер отец.
     Дева остановилась, почувствовав родительский страх.
     - Похоже на то, - ответила мать.
     Сообщили бедняки  о предсказании властям, но никто не внял  предупреждениям, считая  их сумасшедшими, посмеялись над голытьбой.
     - Пошли прочь, ненормальные! - вытолкнули их стражи за ворота.
     Упала простолюдинка на землю  и залилась горючими слезами.
     - Никто нам не поверит,  пропадет город, ой,  пропадет! – рыдала она.
     - Мы всего лишь необразованные крестьяне, что с утра до самой ночи гнут спины в поле.    Всего-навсего простые наемники, без роду без племени!
     Подошла к ним Маара и обняла, принялась утешать стариков.
     - Знаю, знаю, дитя, ты права, мы верим тебе.  Но другие…
     А  она знай себе, улыбается.
283
     Не прошло и месяца, как к городу подошли враги и осадили его. Вспомнили тут царские наместники о пророчестве девки-оборванки, приказали ее к себе доставить, допрос учинили, но молчала простолюдинка, ни слова не обронила.
     - Это ты навлекла на нас беду! - кричал один чиновник.
     - Вздернуть ее на устрашение прочих! - подхватил второй.
     Распорядились они привязать невинную Маару к столбу близ ворот, а наутро постановили казнить ее. Так и стояла юница до самой зари, пока первые лучи не начали пробиваться сквозь  густой туман, что опустился на укрепление.  Вокруг все уснули мертвым сном и не слышали, как враг готовился  к взятию.   
     Почуяла Маара неладное, зашевелились ее губы  и упали к ногам кандалы, в которые закована была стражниками. Попыталась разбудить ратников, а они спят да спят. Вышла тогда пророчица на площадь, где солдаты расположились, взяла тимпан и начала  «говорить». От шума воины проснулись. Поглядели на нее - пляшет немая, окутанная пеленой, словно одержимая стучит себе, с ума сводит!  Но, приглядевшись, увидели, как красива дева, как беседу  ведет с ними,  как  кричит о горе! Тут поняли, о чем повествует девичья «песня», разбудили народ и сдержали оборону - подоспела помощь на десятый день и досталась победа воинам-защитникам.
     Память о  спасительнице сохранилась - ее увековечили на рельефе, что над воротами. Так и изображена там с тимпаном Маара в своем развевающемся на ветру длинном платье. 
 
     - Продолжай дитя мое, - успокоила покрасневшую любимицу Айри, - мы разговариваем.
     Хоть наставники и вели беседу между собой, но смотреть  смотрели в ее сторону.   
     Леда сделала очередной шаг, в следующую секунду жрец вышел вон, потирая вспотевшие ладони. Настоятельница со вздохом положила руку на лоб и покачала головой  –  глядя на этих двоих, еще неизвестно, кто кого должен больше бояться.
     Посреди коридора  стояла дрожащая Тикавия  с глазами полыми слез.
      - Ты что тут трясешься? – застыл  личный  слуга. Он направлялся к повелителю, но на его пути выросла темноволоска.
     - Цилий, случилось нечто ужасное - я не могу найти госпожу! – поджала Тика губы.
     - А где  искала?
     - Повсюду! Где только не побывала!  И в  западном крыле, и весь сад оббегала,  даже на задний двор заходила – ее нигде нет!
     - Погоди, погоди, как так?
     - Ну, нету, говорю же! О, Великая Матерь, господин будет в гневе! Если с ней что-нибудь случится, то…
     - А акатии? Они что говорят?
     - Что они могут сказать, когда спят? Цилий, что мне делать?!
     - Тише, сейчас подумаем… ох, и влетит же нам, - почесал затылок раб.  - Точно влетит. И все опять из-за этих…
     - Тише, хозяин, - шепнула Тика.
     - Что такое? – прервал диалог  Агерон.
     - Г-г-господин,  тут… случилось… - комкал слова Цилий.
     - Яснее?
     - Господин, - замялась Тикавия, - я… я, это ужасно, но  не могу найти госпожу.  Это моя вина, – всплакнула она.
     - Как не можешь найти? Давно?!
     - Вечером видела в последний раз, а когда пришла готовить купальню,  ее не оказалось!
     - И ты только сейчас  говоришь об этом?!  - сверкнул глазами грозный повелитель. – Искала подле больной подруги?
     - Я  спрашивала у  служанок всех акатий, они ее не видели! Никто не видел!
     Жрец  помчался в западное крыло, наскоро  пересек  полдома и  очутился  у комнаты
284
недужной, перед дверью замер. С мгновение он колебался, но после  выдохнул.
     - В следующий раз будь внимательней, - приоткрыл Агерон створку - на кресле  возле  кровати увидел спящую прелестницу. Устав за день, она прилегла на минуточку и, как и полагается, уснула крепким сном. Успела  лишь укрыться тонким покрывалом, из-под него выбились милые светлые кудряшки. - У тебя всего одна госпожа, - покосился хозяин на служанку.
     - Хвала Великой Матери! – обрадовалась Тика, несмотря на сердитый взгляд благодетеля.
     - Говоришь, как она, - ухмыльнулся Агерон и отправился восвояси.   
     - О, прости, пожалуйста, - пришла в себя Ралмина на третий день, - я потревожила тебя.
     Рядом с ложем расположилась Леда, чтобы быть ближе к несчастной подруге. Сиделка отложила свиток, присела рядышком  и протерла лицо больной  влажной тканью.
     - Ничего, всего два дня, - улыбнулась отзывчивая воспитанница.
     - Два дня?! - попыталась встать хворая Ралмина, но не смогла,  тут же  упала без сил.
     - Придется еще полежать денек другой, пока не окрепнешь немного.
     - Почему так долго?
     - Все будет зависеть от тебя, - приложила Леда материю снова. - Чем быстрее поправишься…
     - Что это, серебряная вода? – поглядела на влажную ткань скромница.
     - Да, да, хотела повлиять на твои детородные органы, оздоровить их, - хихикнула белокурая, - или… предупредить  увядание кожи.
     - Шутишь, значит, я не так безнадежна, -  громко выдохнула  Ралмина. - Мне стыдно, что так вышло!
     - О чем ты говоришь, заболеть может любая из нас.
     - Тебе предстоит явиться  за наградой на Агору, а я…  Мало того, что не увижу этого, так еще и причиняю неудобства.
     -  Нашла из-за чего волноваться – если хочешь, когда выздоровеешь, мы пойдем с тобой за дарами и жертвами и я, пока никто не занял там место, поднимусь ради тебя на эти самые ликтии.
     - Кстати, когда получишь вознаграждение?
     - Дня через три-четыре, что ли.  Не знаю точно, - подала Леда подруге укрепляющий отвар, - не напоминай.
     - Ты видела когда-нибудь трибуны?
     - Нет, но возможность такая будет и скоро, - взялась за щетку белокурая, дабы привести в порядок волосы больной.
     - Когда мне будет разрешено выходить из комнаты?
     - Уже можно - теперь болезнь неопасна, только наберись терпения для приема пищи.  Сегодня рыба с овощами и отменный суп с петрушкой и сельдереем.
     - Я не люблю сельдерей, - скривилась Ралмина. - А сыр есть? –  При упоминании своего  любимого  блюда у нее  сверкнули глаза.
     - Твои гастрономические пристрастия мне хорошо известны, так что, принесу его и еще кусочек дичи под маринадом.
     - М-м-м… чудо!  Жаль ты не ешь мяса, - протянула скромница, предвкушая наслаждение.
     - Я и рыбу ем редко - не хочу, чтобы из-за меня кого-то приходилось лишать жизни, но тебе все еще лучше придерживаться легкой пищи. 
     - Я не могу наесться смоквами, - замялась Ралмина. - Мне надо что-нибудь посущественнее.
     - Потому-то ты  немного тяжелее меня, - рассмеялась дочь Даана и отправилась за едой.
     - Неправда! Я лишь чуть-чуть больше тебя! – встрепенулась скромница.
     День тянулся медленнее обычного, когда чего-то ждешь так и происходит, но завтра особенный день для Леды - день вручения награды. Ей стало казаться, что прошел месяц, а, может быть, и два, но вечер никак не приходил.
285
     О, как бы ей хотелось уснуть и проснуться послезавтра, забыть все как пустой, ненужный, никчемный  сон! Мелкая дрожь пробирала все тело, трясущееся не то от страха, не то от неизвестности – мало ли что взбредет в голову суровому  провожатому, пока они будут ехать к…   Даже страшно  думать об этом, не то, что уж произнести вслух!
     - Я тебя понимаю, - говорила жующая Ралмина, - стоять перед толпой… Далеко не каждый способен держать себя на публике.
     - Не то, что держать, я даже не знаю, как поднимусь хоть на самую нижнюю ступеньку! Ноги уже дрожат! Представляешь, что будет завтра? Стоять на глазах у уймы народа, мне, той, что  никогда не представала перед публикой?..  Ну, почти…
     - А что сказал господин? - вытерла перепачканный ротик соседка по храмовой комнате.
     - Сказал? Не поверишь  -  должна быть без  плаща.
     - Почему?
     - Потому, как правителю неудобно будет надевать на меня  отличительный символ, то есть знак почетной гражданки города.
     - А ты знаешь, как он выглядит? - подскочила Ралмина и с интересом посмотрела в серые с голубыми крапинками глазки. 
     - Завтра узнаю, - обреченно выдохнула отличившаяся дева.
     - Похвастаешься?
     - Если захочешь, дам поносить.
     Подруги рассмеялись.
     - Твоя награда, ты и носи!
     С самого утра вокруг Леды суетились акатии, ей дала пару рекомендаций Айри, щебечущая Тика не умолкала ни на минуту. Милая добрая женщина успела привязаться к своей светловолосой госпоже и при всей своей загруженности умудрялась грустить, когда та навещала отца или подолгу была занята с подругами.               
     - Почему ты такая задумчивая? - поинтересовалась  у нее дева.
     - Мне кажется, я вам не нужна и доставляю массу неудобств, - огорчено отвечала помощница. - Мой сын прикипел к вам душой, ему нравится слушать, когда вы  читаете. Еще он рассказывал о каких-то далеких странах, о которых вы говорили.
     - Я и с тобой беседую, - отозвалась Леда.
     Как только была возможность энергичная и любознательна постоялица, стремящаяся к познанию, звала парнишку и пока мать готовила для хозяйки одежду или воду, прибиралась ли, Леда читала и рассказывала сорванцу Макуру о разных вещах, интересующих обоих, хорошо понимая его стремления. Иногда беседы затягивались, Тика начинала сердиться на сына, ругая за то, что тот засыпает вопросами несчастную гостью, которой пора отдыхать, мол, он злоупотребляет ее добротой.  Грамотная послушница останавливала нападки матери и уверяла в своей заинтересованности в ребенке. 
     - Он смышленый, ему бы  учиться, - говорила она.
     На это простолюдинка лишь вздыхала.   
     - Кто ж его будет учить, госпожа? Макур - бедняк, хоть и гражданин, а толку нет, все равно такого никто обучать грамоте не станет. Это только так считается, что мы свободны, но на деле повязаны по рукам и ногам, слишком зависимы от господ. Но я безмерно благодарна нашему господину. Если бы не он, где бы  мы сейчас были? 
     И с Тикой частенько разговаривала послушница – та с замиранием сердца  слушала простые, казалось бы, вещи, но по роду деятельности  и из-за происхождения не могла их знать.  Конечно, болтушка Тикавия знала название трав, но как их применять помимо общеизвестных правил понятия не имела, как не подозревала о свойстве  металлов.  Впрочем, и сама кудрявая дева не очень-то хорошо в том разбиралась, но ее осведомленность значительно превышала объем  знаний обычной бедной горожанки.
     - Вам интересней с подругами, чем со мной, оно и понятно, я неграмотна. А  особенно интересно с этой… раскрасавицей, - недовольно буркнула Тика.
286
     На нее Леда бросила удивленный взгляд.
     - Ты ошибаешься, я получаю от каждой из вас разное, нечто, что не могут дать другие, - уверила она.
     - Я так стараюсь, но мне все время кажется, что у меня недостаточно хорошо получается.
     - Поверь,  мне не на что жаловаться, только…
     - Да, госпожа? – замерла Тикавия.
     - Как бы это сказать… -  задумалась дочь Даана, -  ты излишне… разговорчива, - хихикнула служительница.
     - Так это потому, что с остальными и поговорить не о чем.  Рабыни говорят о делах, эти тунеядцы, слуги, только о женах, все намеками изъясняются.
     - Потому что ты им нравишься. Разве не замечала, как парочка все не отходит от  тебя?  Но разве так уж и не о чем?
     - У нас мало образованных, а кости перемыть я могу и с остальными  на заднем дворе. Вы  совершенно другая.  К  Макуру относитесь, будто он один из ваших племянников или кто-то из родных.
     - Он славный мальчик, почему бы и нет?
     - Вы самая добрая  и лучшая хозяйка,  жаль  скоро уедете.
     Высокопоставленный господин сообщал настоятельнице, что восстановление храма подходит к концу,  и в скором времени  жрицы, наконец-то, вернутся в Дом и будут вести прежний образ жизни, какой и должно.
     - Будешь приходить,  навещать меня. – На плечо Тикавии легла  худенькая  ручка.
     - Это будет происходить так редко, что очень скоро забудете о нас и не вспомните  имен каких-то там слуг.
     - Вряд ли. Я буду помнить все, что происходило со мной здесь, а особенно людей, что жили со мной рядом и заботились  обо мне.   
     - Всех? - прищурилась  говорушка Тика.
     - Кого ты имеешь в виду? Отвечай!
     Прислужница замялась от собственной несдержанности.
     - Для меня он много сделал,  мое уважение и благодарность к нему велики  и пусть так все и остается! – выплеснула Леда, тряхнув локонами.
     - Да, госпожа, - поджала губы Тика, - воля ваша. А знаете, я подумала, что если вам известно многое, то ему точно есть чем удивить.
     - Да, еще больше и, полагаю, гораздо. Жрец – посвященный, ему открыты тайны, более широко наполнено сознание. Таких людей как он называют мистиками.
     - Ага, или колдунами.
     Молодые женщины рассмеялись.
     - Да, да, называют, сама не раз слышала, но это неправда – колдуны не творят добра, не спасают жизни, напротив, борются против нее.
     - Наш господин совсем другой, - протянула служанка с улыбкой на лице.
     Будущая акатия нахмурилась - Тикавия снова не упускает возможности лишний раз похвалить хозяина и своего благодетеля! Зачем?  Неужели  не понимает и  никто в этом доме не догадывается, что  она не хочет  слушать, как нахваливают столь щедрого господина?!  Разве трудно понять, что это  ей не нравится, разве не достаточно того, что уже знает о нем?
     Ну почему все вокруг только  и говорят о жреце? Неужели на земле нет других людей помимо него? И прочие не менее щедры, умны и талантливы! Почему все твердят именно ей, послушнице, какой он распрекрасный, замечательный-презамечательный?! Почему никто не хочет подумать о ней? Уж если бы это было ей интересно, она б сама  выспрашивала и высматривала! Но нет, окружающие будто сговорились и так и  поют дифирамбы господину, причем в присутствии скромной незаметной служительницы! Почему бы их не адресовать  обладателю многих достоинств, объекту всеобщего почитания и поклонения?!
     В последнее время ей особенно стали докучать рассказы о высокопоставленном
287
чиновнике, который возомнил о себе, только  Боги  знают что! То ему лоб ее подавай, то… о, ужас! Теперь должна его сопровождать на площадь! А у нее, этой самой сопроводительницы,  он спросил, хочет ли его общества? Желает ли, чтоб сидел напротив в тесной повозке, случайно  или нет, кто знает, касался ее и при этом буравил глазами?!  А  она будет краснеть,  бледнеть, не зная, куда отвести взгляд!
     - Ух, точно колдун! - вылетела Леда в сад, чтоб пройтись перед беспокойной ночью.
     При одной только мысли о предстоящем выходе в свет становилось дурно. Сановник отошел на второй план, к нему более-менее привыкла  и завтра будет  начеку, так что поцелуя не получится! А вот  как проедет остальное, кто его знает? Отчего-то случившееся показалось  неким  сговором  против нее.  Неужели высоким господам, было мало ее представления  перед зданием Совета Семи в тот зловещий день? Если попросят  она еще разок может крикнуть, на этот раз  любое другое имя, но пусть не заставляют «блистать»  на трибунах! Плаща не будет, а значит,  не будет  укрытия, не будет  спасительного капюшона и  она побледнеет  при всех!   
     - О, Великая Матерь, хоть бы завтра пошел  проливной дождь, и пришло мало народа! А лучше  буря, тогда все останутся дома и не увидят качающуюся от страха акатию!
     Сегодня храмовницы продолжали готовиться  к Празднику Сомы, они наносили тайные символы на наряды. Леда исколола себе все пальцы.
     - Дорогая, ты так все платье перепачкаешь в крови, - отобрала работу матушка. - Оно  должно сохранять чистоту и не знать жертв! Иди-ка ты лучше к Ралмине, а за вышивку примешься  после.
     Взволнованная до коликов дева - ожидание всегда тягостно - гуляла по мирному, невероятно тихому и гостеприимному  саду. Радовалась, что хоть здесь может обходиться без провожатого слуги или кого-нибудь еще – с тех самых зловещих пира и похода на рынок ни разу не вышла за ворота одна.  Считая сопровождение излишним, все больше негодовала  по поводу нововведений господина, но тот даже и слышать не хотел об  одиночном выходе.

     - Насколько мне известно, Гаром спас тебя, - нахмурился Агерон, хоть подопечная  и молчала, как рыба,  но зрячий сквозь прекрасно знал, о чем она думает.  – И не надо так на меня смотреть! Я уже сказал - либо  с ним,  либо  никак! – И пошел дальше.
     Такая длинная речь из уст малословного господина и все из-за того, что они только столкнулись в воротах? Просто удивительно! Невольник растерялся и забыл, куда и зачем  они собрались.  Кудрявой послушнице  пришлось тормошить беднягу: Гаром  не приходил в себя. 
    - Вы же ничего не спросили, - еле выговорил он.
    - Господин мысли прочел, - пожала Леда  плечиками.

     Пока она бесцельно бродила меж деревьев незаметно для себя оказалась на  заднем дворе.  Там стояла суматоха. Рабы бегали взад и вперед  перед конюшней, двое плотников кружились  вокруг колесницы, их можно было узнать по профессиональным   орудиям труда. Они все  что-то  выкрикивали на своем жаргоне. Помимо мужчин здесь присутствовали и две женщины, которые совсем не были сторонними наблюдательницами, напротив,  участвовали в необъяснимом процессе.
     По-прежнему руководил людской массой  управляющий, громко и четко раздавая команды, и не обращал никакого внимания, что уже вечер, и вроде б как пора отпустить прислугу отдыхать.
     К своему удивлению Леда заметила выросшее над повозкой строение.
     - Ч-ч-то это? – указала она на новшество.
     - Добрый вечер, госпожа, - живо откликнулся Виром. - Навес, крыша, как вам будет угодно.  Господин распорядился, вот заканчиваем.
     - Для чего?
288
     - Как же, завтра в ней поедете на Агору, а у хозяина  нет закрытых колесниц – он предпочитает верховую езду.
     - Зачем ему понадобилось закрываться? - насторожилась дочь Даана.
     - Мы не спрашиваем, госпожа -  нам  говорят, наша задача выполнить. 
     - Странно, а… женщины что делают? – взглянула на них Леда.
     - Занавеси вешают.  Мне нравится, хорошая работа. Как вам? – просиял Виром.
     Они смотрели на одно и то же, но видели в нем разное – один  превосходный результат, дева  назревающую опасность, иначе, зачем все это?
     Работа и правда была выполнена безукоризненно. Вычищенная до блеска обновленная колесница с крышей на четырех  резных столбах, которые  сами по себе  были прекрасны,  сверкала. Поразительные витые колонки,  которые оплетали  ветви растений с цветами, словно виноградная  лоза беседку, заворожили. Верхние и нижние основания напоминали маленькие  ступеньки, ведущие в оба царства, но твердые опоры поддерживали равновесие нашего мира и не давали рухнуть устоям. К навесу присоединились милые, светлые и легкие, но непрозрачные занавеси, собранные крупными складками и подхваченные золотыми шнурами.  Они смотрелись необыкновенно элегантно, придавая образу больше изящества,  при всем этом были  способны скрыть проезжающих, решивших  не показываться на глаза любопытным.  Из обычной, колесница превратилась в пышную для важных персон,  такие встречались крайне редко.
     На дверце повозки Леда обнаружила  серебряный  щит  с изображением герба древнего семейства – теперь постоялица могла рассмотреть его поближе, совсем другое дело, не то, что высоко над входом. По краям  сверкающего  диска мастера нанесли множество символов на древнем языке, о  содержании можно было только догадываться.  В центре расположился  свиток со свернутыми верхними и нижними  краями, а на нем скрестились в поединке буква и металлургическое орудие, используемое в шахтах и рудниках, коими владеет господин. И вот завтра она, простая послушница, не имеющая ни  малейшего отношения к гордой фамилии, проедет в этой колеснице в сопровождении достойного представителя аристократии на глазах у многочисленной толпы.
     - Уф, лучше бы пешком, - прошептал печальный голосок.
     - Пешком долго, устанете.  Пока туда, потом обратно – тут уж ни до каких лавров не будет дела, - любовался повозкой Виром.    
     - Мне и сейчас  до них нет никакого дела. Используют как игрушку, управляют, словно я кукла на веревочках!
     - Кто же? Уж не господин ли? – хохотнул управляющий.
     - Высокопоставленные господа, этакие ученые мужи, что решили позабавиться и устроить очередное развлечение для толпы, дабы лишний раз заработать ее признание. В действительности же, им нет дела до меня. Они посчитали, что так нужно и сделают это вопреки моему желанию. Сколько примеров в истории, когда сильные мира сего использовали женщин в своих корыстных целях, не перечесть!
     - В этом вы правы, легкий способ  завладеть врагом - подсунуть ему красотку, что задурит  собой голову.  Но вас же не для того  везут, - взглянул на маленькую собеседницу  Виром.
     Вряд ли  управляющий, человек посторонний, мог  знать, что его хозяин просто-напросто хочет побыть рядом со своей подопечной и использует для этого любой предлог и возможность, а эта как нельзя лучше была на руку,  упустить ее посчитал глупостью.
     - В данном случае дурят меня, убеждая, точнее, ставя в известность, что мне совершенно необходимо получить награду, - обронила Леда.
     - Значит, вы такая же подневольная, как и мы?
     - Думаю, да.
     - Но, согласитесь,  повозка, и правда, хороша! У вас редкий шанс прокатиться в такой красоте и роскоши! Вам будут завидовать! – хотел было успокоить милашку Виром.
     - Меня не слишком трогает столь безумная роскошь, лучше б не использовали в своих
289
играх.
     - Зря не хотите проехаться.  Вроде этой  колесницы я видел у государя, когда он приезжал сюда.
     - Я-то думала,  он не покидает столицу. Зачем он сюда приезжал?
     - О,  приехал сюда, чтоб назначить нашего господина на высокий пост.
     - Погодите, этот обряд проводит курий, а вы…
     - Верно, обряд проводил бывший Великий жрец, а государь как глава всей немаленькой страны назначил его и совершил возложение на плечи, то есть разрешил. Я думал, вам известны  тонкости дела.
     - Их слишком много, чтобы припомнить все, к тому же господин пока не Великий жрец, он на месте мастера. Временно.
     - Мы видим только нашего господина - народ его знает и воспринимает как единственного  верховного, а значит и Великого.
     - Эта должность дается на всю жизнь и всемилостивейшему господину придется подождать, но я понимаю, почему все  считают его таковым, - прошептала Леда. 

     Был прекрасный погожий день, когда в город въехал  царский эскорт. Отина III блистал, как и положено государю. В то время он еще не был женат во второй раз, а царевны не покидали  дворца, пока не выходили замуж и потому он прибыл один. Его пышный пурпурный наряд, расшитый золотом, поверг в изумление всех горожан и заставил Тизана  отступить в сторону, на нем были всего-навсего нарядные одежды правителя, что  значительно скромнее. 
     Впереди шествовали молодые и прекрасные женщины-цветочницы с корзинками, они осыпали дорогу лепестками всевозможных цветов. За ними приплясывали танцовщицы с кимвалами в руках, они ударяли в тарелки, оповещая людей о приближении повелителя.   После  шли стройные ряды нарядных воинов,  облаченных в светлые  одежды. Поверх тех были накинуты  красные плащи, а головы ратников увенчивали  сверкающие  увесистые  шлемы.  В одной  руке воины несли  поднятые вверх  обнаженные мечи,  показывая небу, что оголены они в мирное время не ради битвы и не обернутся против  человека, а в другой  полукруглые щиты с гербом Пелихории.  Время от времени  по знаку командира бойцы  стучали  рукоятью о бронзовую защиту с узорными бляхами  и выкрикивали хвалы Богам и владыке.
     Далее ехала богато украшенная  и облаченная в серебро да золото колесница  самодержца. Она была с навесом, вроде того, что распорядился изготовить господин Агерон, он оберегал светлую голову Отины III от  беспощадных лучей летнего солнца.
     За главой государства следовали  приближенные, избранные провожатыми в поход, верхом на лошадях. Животных  облачили в  позолоченные сбруи и нарядные щетки. За конными  спешила  пара повозок меньше и скромнее, в одной из  которых ехали личный государев астролог, любимый поэт-музыкант и обласканный щедрой царской рукою ваятель. Последнему было дано задание создать портрет в камне самой прекрасной жительницы Миреи.  Замыкали цепочку еще два ряда воинов, за теми торопились  рабы, тоже одетые в нарядные светлые одежды. Слуги размахивали  ветвями благородного лавра.
     Кимвальный звон с легкостью распространялся  и очень быстро заполнил собою город. На шум сбежалось множество зевак, включая занятых с утра до позднего вечера ремесленников и крестьян.
     Долгожданного гостя вышли встречать вся знать и простые граждане – они  щедро отвешивали  поклоны человеку в роскошной колеснице. Он гордо восседал, как и положено столь высокой особе голубых кровей. Мирейцы свои лучшие наряды дополнили     миртовыми венками. Улыбчивые горожане бросали под ноги процессии колосья ячменя и пшеницы, славили мудрого и щедрого царя, благодарили Богов за милость созерцать повелителя.  Радость народа не имела границ - глава государства с советниками редко 
290
покидал столицу ради поездки по стране.
     От городских ворот к важному шествию присоединились жители духовной столицы и сопровождали визитеров до  центрального  святилища  Пелихории  - храма  Великих Родителей при школе жрецов.
     Первым из него вышел на поклон Отис. По обе стороны от него выстроились   последователи  и верные ученики, самые талантливые и способные, полные достоинств.  Их плечи покрывали  праздничные с узорчатой каймой гиматии, что были накинуты  поверх  однотонных одежд. Священнослужители держали в руках хлеба и муку в дар Богам - эта жертва приносится после церемонии назначения.
     - Приветствую тебя, Великий жрец! – сошел с колесницы государь.
     - И я приветствую тебя, о, повелитель! - откланялся Отис.
     - Покажи мне достойного, о Великий и мудрый!
     - Вот он, государь, рядом со мной, - указал курий на стоящего подле воспитанника. - Он давно знаком  владыке! Я доверяю ему свое дело – пусть этот посвященный муж будет моими глазами и ушами здесь!
     - Я внял твоим просьбам, о святой, и не смею препятствовать  божественному порыву! Еще мой отец учил почитать мудрецов и нарекать святыми добровольно уходящих от всего земного. Так пусть будет по-твоему! Преклони колено, друг мой, - обратился государь к служителю, с которым они  воевали и шли плечом к плечу долгие военные годы.
     Он опустился на одно колено.  На друга  легла твердая  рука. 
     -  Я, Отина III, данной мне Богами властью  объявляю всем, что ты, Агерон из рода Регидиев, назначен  царским положением на высокий пост! Ты  - следующий! – выкрикнул самодержец.
     - Ты - следующий! - вторили  ему жрецы и жрицы.
     - Ты - следующий! - подхватил народ.
     - Да не разомкнутся уста людей для слов против божьей воли! Да не будут изрыгать хулу против тебя, друг мой! 

     - Да, наверное, это был настоящий праздник, - протянула Леда.
    - Пышные тогда развернулись пиршества в городе и не только из-за назначения, но и  в честь нашего милостивого  государя, - закивал Виром.
     - А я никогда не видела царя.
     - Хотели бы увидеть?
     Тут дочь Даана похолодела – в детстве она  хотела увидеть своими глазами посвященного и хорошо помнит, что принесла ей эта встреча. Что  ожидать от обсуждаемой?
     - Пожалуй, нет. 
     Вернувшись в комнату, послушница обнаружила там ожидающих ее  заботливых      подруг.
     - Мы уже хотели идти искать тебя, где ты пропадала? – Тея не на шутку была   обеспокоена.
     - Я думала, вы спите, - едва смогла улыбнуться Леда.
     - Мы пришли тебе пожелать доброго сна, но никого не застали.
     - Доброго сна? Вряд ли он меня сегодня вообще ждет. Ох, поскорее бы послезавтра.
     - Время летит неумолимо, вот увидишь,  раз - и уже прошли годы, - зашла и  Айри.
     - Матушка, благословите. – Леда коснулась лбом, на котором все еще горел первый мужской поцелуй  ладони наставницы.
     -  Дитя мое, на тебе и так рука божья.  Моя ни к чему, - погладила настоятельница кудрявую головку свободной. 
     Суетливая служанка наблюдала за этой сценой, но не удержалась и  всхлипнула.
     После добрых  пожеланий небесные невесты разошлись.
     - Почему ты плачешь? –  увидала дева  слезы помощницы, так она называла Тику.
291
     - Они… они так… заботятся… - сквозь всхлипывания отозвалась прислужница.
     - Пойдем-ка лучше мыться, а то скоро захочешь спать, а я не умыта. – Леда повела опечаленную болтушку к купальне. - Меня беспокоит одна вещь, точнее сказать несколько, но эта касается тебя. Есть  распоряжение и завтра мне помочь разукраситься и  разодеться, будто я легкомысленная особа?
     - Вы угадали, но все будет как нельзя лучше!
     - Это-то меня и настораживает, - погрузилась дева в уютную горячую и  душистую воду с маслами розы и сандала, в которую служанка добавила еще веточки мяты и лаванды.
     - Это вам поможет успокоиться, - прокомментировала она.
     - Вряд ли мне что-либо сейчас поможет обрести покой. Завтра. Какой страшный день…
     - Завтрашний день знаменателен для моей госпожи, - сложила ладошки Тикавия.
     - Не настолько, это, во-первых,  а во-вторых, какая же я тебе госпожа? Все-таки у тебя совсем другой хозяин. Я так, временно.
     - Не понимаю вашей тревоги по поводу завтрашнего дня. -  Тикавия смыла с  худого тела  мыло. - Ведь страшнее было тогда…
     - Тогда на рыночной площади  была необходимость,  сейчас - излишество. Впрочем, какая теперь разница, коль ничего не могу поделать? - Переодевшись, послушница улеглась в кровать.
     Тика подала ей килик с питьем. 
     - Что это? – взглянула на чашу дочь Даана.
     - Прошу, не отнеситесь к этому дурно, но ее передал  господин.
     - Да-а-а? Может…  зелье какое? –  с недоверием поглядела  на служанку Леда. Кто знает, что удумал сановник? Вдруг это нимфея? И с чего он взял, что она будет это пить? Этакая самоуверенность. Вот возьмет и откажется! Не придет же он собственноручно вливать эту коричневую и неприглядную на вид жидкость?
     - Если хотите я отопью глоток.
     - О, ты хорошо подумала? – спросила дева, а Тика совершенно уверенно  кивнула.  - Я не боюсь, что меня… скорее по другому поводу беспокоюсь. Эх, ладно - была, не была! -  Послушница залпом  осушила чашу.  - Чудовищно на вкус! – скривилась она.
     - Да? Надо же, запах вроде неплохой, - приняла килик в свои руки прислужница и поднесла к носу.
     - Тебе повезло, что ты не попробовала! Надо запить! – Леда вскочила с одра  и выпила предостаточно воды, чтоб наверняка не спать полночи. - Запах-то ничего, а вот вкус… Интересно  сам-то  пьет эту  жуткую смесь?
     - Не знаю, я ему не прислуживаю, на это есть Цилий. Могу спросить у него.
     - Скорее всего, не пьет, - заключила послушница, укладываясь по новой. - Стал бы такое пить, если можно руками по себе поводить и все. Вероятно, за что-то мстит мне или разозлился, раз заставляет употреблять это снадобье, которое и врагам не предложат. Хотя… как говорит матушка, есть за что, -  зевнула Леда. 
     - За что  господину на вас злиться и уж тем более мстить?
     - Кто… его зна… ет… -   засопела гостья.
     - Вот и хорошо, -  погасила лампу  служанка  и тихонько вышла в коридор.
     - Спит? – мужской  голос напугал  ее, она  вздрогнула.
     - Господин, - приложила ладонь к груди напуганная Тика, - простите! Да, как дитя.
     - Все допила?  - спросил Агерон  и незамедлительно получил ответ.  - Что сказала?
     - Язык мой не сможет повторить все дословно, господин, да и… не смею.
     Благодетель ухмыльнулся, услышав все до единого слова. 
     - Господин, как же  госпожа проснется утром? Что если  до полудня?..
    - Завтра  будет свежа, как утренняя  роза. - Жрец подошел к  двери и взялся за ручку.
    - Господин, - выпалила Тикавия, - не надо… - и тут же осеклась, неслыханная  дерзость – не пристало указывать хозяину, что и когда делать! Как женщина, знающая мужчину, она
292
понимала, насколько может быть опасно для него созерцание спящей прелестницы.
     Открыв створку, он безмолвно глядел на  занятое ложе.  Маленькая Леда, едва видимая из-под покрывала  мирно, и правда как младенец, тихо-тихо сопела, приоткрыв милый ротик. Ее дивные кудри, рассыпанные по подушке, обрамляли прехорошенькое личико, запечатленное в памяти навсегда много месяцев назад. Оно тревожило, будто встретилось впервые, снова потрясло - через минуту сановника у девичьих  покоев  не было.       













































293
Дорога на Агору. Почетные граждане
     Как и обещал благодетель, госпожа после сна и правда была свежа – ее цветущий  и отдохнувший вид радовал заботливую  служанку, не отходившую от нее все утро.
     - Прошу не перестарайся, - настороженно посмотрела Леда на живую сверх меры болтушку Тику.
     - Конечно, конечно, - пообещала  она в  ответ, тряхнув темными волосами, - я помню все ваши замечания.
     - Это-то меня и пугает. Мне не нужно блистать в обществе, напротив, надо сделать так, чтобы никто не заметил…
     - Это невозможно, вы же выйдете…
     - Ч-ч-ч, - остановила Леда многословную помощницу, - приступай уже,  не то опоздаю и буду опозорена.
     Опытная женщина начала прихорашивать свою хозяйку, затем помогла  надеть  сатиновое  платье цвета мягкого раннего заката с широким расшитым поясом под грудью и сверкающими застежками на плечах. Наряд купила Айри специально по этому  случаю, дабы достойную облачить в достойный.   
     Над прической не пришлось долго трудиться - по велению госпожи Тика собрала кудри на затылке и закрепила их гребнем, выпустив, как и в прошлый раз, несколько локонов. В дополнение ко всему прочему добавила пару штрихов - венок из маленьких белых цветочков и  сняла  камень с шеи, так  любезно предоставленный господином Агероном.
     - Он же уже не нужен, - отложила Тикавия  кулон  в сторону.
     - Забыла снять, - поправила пряди Леда.
     Обе посмотрели на темно-блестящий минерал.
     - Я тут вспомнила, - глядя на него сказала дева, - что гематит заключает в себе  силу красной планеты, ее еще называют Марсом. У этого минерала  широкое энергетическое поле и потому он используется для лечения недугов, очень мощное дает излучение. Но эти свойства далеко не единственны. Кровавик был известен еще с древних времен и в Египте, и в Междуречье! Это камень жрецов-магов, он защищает от нападений, по поверью,  и от астральных.
     - Может поэтому  вернулись целой и невредимой?
     - Не знаю, - пожала плечиками Леда. - Полудрагоценный камень - чудо. Представь себе,  им вычерчивают на полу магические круги! Жители Вавилона, разумеется, сведущие,  предсказывают будущее с помощью тайных знаков, написанных  этим  минералом. А в Индии он является символом мудрости и храбрости. Носить его должно в серебре, но это ты уже слышала.
     - Как вы хорошо разбираетесь  в камушках! Я же только в посуде да пятнах на одежде.
     - О, твои знания не малоценны – я, например,  этого не знаю. А что касается  ценностей так, честно говоря, не очень хорошо разбираюсь в них,  больше в растениях. Это маги сведущи в кристаллах.  Я же  всего лишь когда-то прочла об этом камне. - Леда сжалась. - Жрец!
     - О чем вы? - поправила Тика складки нарядной  одежды.
     - Ты мне тогда сказала, что Айри принесла гематит!
     - Так и есть, она принесла вместе с маслами и оставила их на столе, чтобы я передала вам, когда придете.
     - Матушка никогда ранее не давала мне камни - это господин передал! Зачем ему это понадобилось?
     - Что если  настоятельница обратилась за помощью, зная ваш недуг? – пожала плечами помощница. - Все готово! - победоносно объявила она, закончив с последними штрихами на лице госпожи. После  подвела ее к зеркалу - та схватилась за щеки.  - Не размажьте краску!
     - Она и так размазана!
     - Ничуть, наоборот, все очень даже миленько и скромнее, чем в прошлый раз.  Все
294
замечания учтены, все как  просили, - осталась довольна собой Тикавия.
     - М-м-м… в принципе  да, но…
     - Идеально! Лучше, чем когда-либо!
     - Мне прошлого раза с лихвой хватило.
     - В прошлый раз вы были похожи на нимфу, а сегодня - сама грация!
     - Угу,  грация, - хмуро обронила Леда.
     - Позвольте узнать, чем недовольна моя госпожа?
     - Даже не знаю, как сказать. Я не привыкла к краске на лице, а ты меня уверяла, что ее будет чуть-чуть.
     - Я едва подкрасила губы поярче  и слегка глаза,  придала больше румянца свежей коже…    Не о чем беспокоиться.
     - Хорошо-то хорошо, но…
     - Вам не нравится?
     - Нравится, а потому понравится и  другим.  А я не желаю нравиться.   
     - Для женщины одна из высших похвал, когда ею любуется мужчина.   
     - Что делают женщины, чтобы, наоборот, разонравиться?
     - Разное, например, можно выйти замуж за того, кто питает нежное чувство.
     - А если этот способ не подходит? – кинула дева острый взгляд на Тику.
     - Хм. Этот самый верный. Да не волнуйтесь, я пошутила, хотя бывает и так.
     - Даже не знала, что ты такая шутница, -  грустно улыбнулась дочь Даана. - Сейчас ты скажешь, что мне пора и нет времени  умываться.
     - Действительно пора, вас ждут, - сдула Тикавия пылинки с пробиваемой мелкой дрожью госпожи. - Да не волнуйтесь вы так, все пройдет быстро, не заметите.
     - Хорошо бы. – Леда вышла из комнаты, ее отправилась провожать суетливая помощница. - Плащ!
     - Господин же сказал, что не надо.
     - Ему легко говорить,  он-то привык быть на людях.
     - С него берут  пример.
     - Да, дельный совет, его самообладанию можно позавидовать, - вспомнила дева, как он руководил работами по ликвидации трагедии, как сохранял спокойствие, которое можно было принять за хладнокровие,  но это было бы ошибочным мнением.  Еще свежо в памяти,  с какой  самоотдачей  он спасал от пожара акатий.  Что уж говорить  о вызволении с того света молодого наследника градоначальника? Вот  когда  господин  поразил ее  до  глубины души. - Хватит! Вперед! – И Леда выскочила  на улицу.
     Но отчего так дурно – не оттого ли, что сейчас ее повезут на испытание славой, или… все дело в человеке, который будет сидеть рядом? А может, и то и другое в одинаковой мере?     Леда никогда не увлекалась мужчинами, а то, что сейчас происходит, настораживает, пугает ее, лишает прежнего покоя. Жрец не сделает  ничего дурного, обещал же,  но неизвестность, недомолвки  ужасны! Что если он нарушит данное слово  «вести себя прилично»? Или она упадет в обморок  перед  правителем на глазах у толпы? Видев Тизана всего пару раз,  да и то издалека,  не могла припомнить, как  он выглядит и уж подавно не знала, как и что говорить! Вот  скажет что-нибудь не то и навлечет на свою голову, да что там на свою, на головы всех акатий разом гнев политика и тогда  Айри точно  не скажет ей:  «Спасибо». Лишь бы высокопоставленный господин Тизан не задавал вопросов, а то мало ли что...
     К ведению диалогов с покровителем худо-бедно Леда привыкла, хотя их трудно назвать диалогами, скорее монологами, где иногда пытается защититься от опеки и не только! Опека! Конечно же! В самую точку! Опека, из-за которой чувствует себя слабоумной!  Только вот сановника это ничуть не останавливает – он, как шел к цели, так и идет! Что она такое говорит? Какая цель?!
     - О, Великая Матерь, о чем я только думаю?! -  Дева не заметила, как оказалась перед колесницей, поданной к ступенькам западного крыла,  но  не решалась войти внутрь.
295
     - Чего ты ждешь? – послышался  мужской голос, Леда  вздрогнула.
     Господин уже занял свое место минут пять-десять назад и ждал, пока гостья соизволит присоединиться. Набравшись сил, она нырнула под навес  и уселась. Очутилась напротив!
     - Поехали! – скомандовал  Великий  жрец, облаченный, как и раньше в темные одежды, на сей раз они были  глубокого синего цвета и переливались, если на них падал свет.
     Повозка тронулась и уже через несколько мгновений  выехала за ворота. 
     На груди у сановника красовалось роскошное жреческое ожерелье, на рукава были  надеты расшитые золотыми нитями, драгоценными камнями и пластинками золота  гови, все  завязи поручей господин аккуратно спрятал от посторонних глаз.  На правой мужской руке  сверкнул перстень с белым камнем. Рядом со жрецом лежал гиматий, но он его, видимо, передумал надевать. Окружающий воздух был наполнен приятными на всякий вкус благовониями, на них покровитель никогда не скупился. Он сидел спиной к вознице, поставив локоть на повозку у прекрасной витой опоры, и по очереди разминал пальцы, то сгибая, то разгибая их,  притом  смотрел прямо  перед собой. 
     Леда  тут же отвела смущенный взгляд.
      - Как спалось? – начал серьезный господин.
     Неожиданный вопрос. Впрочем, почему? Ведь  это он преподнес питье, что сразило ее.
    - Благодарю, хорошо, - обронила воспитанница.
     И к чему все эти расспросы? Неужели не понимает, что она не хочет разговаривать о себе?
    - Это очень полезные травы, они нормализуют работу органов, защищают организм от хворей. Хочешь узнать состав? 
     Светлые кудри  заплясали. 
     - Почему? – поинтересовался Агерон. 
     - Я сейчас все равно ничего не запомню.
     Пассажиры подпрыгнули вместе с колесницей.
     - Аккуратней! – кинул  слуге хозяин.
     - Прошу прощения, господин, - отозвался раб.
     В нем Леда узнала Креоса.
     - Если захочешь, продиктую рецепт снадобья, потом, - предложил сановник.
     Дочь Даана поджала губы – снова предстать перед суровым взором  в  излюбленном кабинете, это уж слишком! Она затрясла локонами  еще сильнее.
     - Что ж, дело твое, - произнес жрец.
     На это дева ничего не ответила. Взволнованная до тряски в ногах она чуть отодвинула занавеси и посмотрела на дорогу,  выглядывая своих подруг. 
     - Они уже далеко ушли, мы поедем в объезд и предстанем с другой стороны площади, - подался вперед и посмотрел туда же попутчик.
     Тотчас Леда отпрянула и  положила ладони на коленки, не зная, куда деть глаза.
     - Не надо так нервничать, не на казнь же тебя везут, - приподнял Агерон  уголок рта.
     Послушница нахмурилась - господину ничего не стоит взять себя в руки, он почти ежедневно сталкивается с массами и  управляет ими.      
     - Видимо, я вчера перестарался со снадобьем, - продолжал Агерон, на него удивленно посмотрели серо-голубые очи. - Ты молчишь. Неужели от этого питья немеют женские языки? Если так - я стану самым известным человеком во всей Ойкумене, и мне будут благодарны  ее мужи, - легкая улыбка осветила мужское лицо.
     Спутница ни проронила ни слова.
     - Как твоя подруга?
     - Благодарю,  она вполне оправилась от болезни.
     - Хм. Твоему плоду не грозит эта зараза, - задумчиво протянул глубокий голос. 
     - К-к-какому плоду? – опешила Леда.
     - Когда женщина беременеет,  это явление  обычно называют  вынашиванием плода.
296
     - П-п-при чем  здесь я?
     - Да так,  подумалось…
    Дева  не знала, что и сказать – ну и думы у господина! Что за мысли? И что, вообще, происходит? То рецепты раздает, то забавляется, теперь добрались до престранных  размышлений.  О, Великая Матерь, что будет дальше?!
     Тут белокурая услышала  шум-гам, царящий за пределами повозки, и откинулась на спинку сидения  и часто задышала.
     - Голова закружилась? Я бы мог… - обеспокоился Агерон.
     - Нет! – подпрыгнула Леда.
     - Чего  так испугалась?  Нет, так нет, можешь не кричать, поверь, я прекрасно тебя слышу.
     От человека в темных одеждах не ускользнула девичья дрожь, уж слишком тряслись   маленькие худенькие ручонки. Он отодвинул в сторону гиматий и явил взору дубовую шкатулку, расписанную традиционными национальными орнаментами, нанесенными на темно-сиреневый  фон.  Жрец открыл ларец, обитый внутри материей, - в центре на бархатной  подушечке покоился абсолютно прозрачный шар  размером с большое  яблоко.
     Следя за всяким движением  провожатого, Леда затаила дыхание.  На  ее удивление он взял несчастный предмет и стал  его бесцельно  подбрасывать вверх и ловить одной рукой, но это было не все - спустя некоторое время  разминка перешла на другую!
     Минуты этак через три-четыре  пришлось  зажмуриться - от мелькания начало рябить в  глазах. К одному внешнему раздражителю добавился второй.  Вскоре послушница устала от ужасного, надоедливого, однообразного, монотонного звука, от которого можно сойти  с ума! Впервые она видит, что чародей   использует  свои таланты ради забавы. Каким будет следующее представление?
     Меж тем подкидывания все продолжались.  Вот  уже  Леда изучила каждую деталь потолка и всякую складочку занавесей, а беспощадный  господин все никак не унимался - снова творит, что хочет!
     - Прошу, перестаньте, - выпалила возмущенная дева. - Зачем вы это делаете?
     - Ради двух вещей.  Первое - отвлечь тебя, чтоб не сошла с ума.
     - Я скорее сойду с ума от шара. А второе?
     - Привлечь к себе внимание.
     Тяжелый девичий вздох окутал повозку – поразительное спокойствие и прямолинейность, даже как-то невежливо сердиться. Пока Леда сурово глядела на развеселого попутчика, он чуть приподнял руку и… предмет завис в воздухе! Теперь ей показывают  фокусы? Ничего себе поездка! Ей-то не до развлечений, но об этом никто по всей вероятности кроме нее не думает, потому смело и выкидывают номера, что способны привлечь массу зрителей на центральной площади.
     Священнослужитель перевел взгляд на прелестницу – она смотрела то на него, то на злосчастный шар, который начал едва заметно вращаться.   
     - Ты такая забавная, когда злишься. Хочешь попробовать сама? – зажал Агерон  между большим и указательным пальцами сферу.   
     - У меня не получится,  я же не маг.
     - Ошибаешься, ты тоже маг.
     Леда непонимающе поглядела на господина.
     - Нет, не ослышалась. Конечно же, ты - маг.  Иначе как объяснить, почему притягиваешь к себе? Почему твой запах, голос, движения манят мужей, что видят тебя, пусть даже под покровом или за кровавыми царапинами, покрывающими твое тело? – глубокий голос  стал мягким.
     - Как возможно то, о чем говорите?
     - У тебя надо спросить, как тебе это удается.
     - Значит, Тея была права… - прошептала Леда.
    - Поделишься? - спросил жрец и тут же сказал: - Впрочем, не надо, ты громко думаешь.
297
     - Помнится, меня назвали бездумным существом.
     - Я был зол, - сунул Агерон в девичьи руки шар.
     Не успела дева взять его как следует. Ноша оказалась тяжеловата и покатилась по ногам, вот уже собиралась упасть,  но опытный господин вовремя подхватил сферу.
     - Держи крепче, а чтоб  силенок  хватало,  есть надо лучше!   
     Белокурая  нахмурилась:  теперь  ей будут давать советы по питанию.
     Новоиспеченная ученица долго и пристально рассматривала  и  изучала круглое тело. В нем отражалось полколесницы,  но в то же самое время оно было совершенно прозрачным.  Через него можно видеть все, на что будешь смотреть. Это тот самый  шар  из горного хрусталя, о котором некогда рассказывала матушка. Она говорила о разновидностях кварцев, поведала, что бывают и дымчатые, и желтые, даже черные, но и  через них видят! Все они называются по-разному и внешне не похожи, хоть и относятся к одному и тому же  минералу.
     - Знаешь, что это? – спросил Агерон.
     - Догадываюсь.
     - У греков есть легенда, в которой говорится о Геркулесе, будто он, взбираясь на священную гору Олимп, обронил кристалл Истины. И тот разбился на множество осколков, рассыпавшихся по всей земле. Увидеть во сне хрусталь хорошо, значит, человек стремится к духовному росту и самосовершенству.  Это камень первой планеты от Солнца, Меркурия, камень «зрячих сквозь», вероятно, помнишь, что так называют у нас ясновидящих. Мы, жрецы, используем его для считывания информации и для получения «божественного огня».  Правда, способов сделать  первое - превеликое множество,  к примеру, я  смотрю по-разному.       
     - В Риме, да и не только с помощью хрусталя прижигают раны.
     - У него интересные свойства, это удивительный камень – он не дает замерзнуть, когда холодно и «охлаждает» в жару. Он оказывает помощь при родах, -  произнес  рассказчик.
     Леда покосилась на  него, но он, как ни в чем не бывало, продолжал:
     - Обычно его носят на шее, можно прикладывать к телу. Помимо всего прочего кристалл  используется для концентрации внимания, дабы успокоить сознание.  Подержи хрусталь в левой руке, тем более у женщин левая сторона сильнее, к тому же ты не левша.
     - А у мужчин - правая. 
     - Жены и мужи, соответствуют двум началам.
     - Инь и ян – мужское и женское.   
     - Вполне грамотная девчонка, хорошо.
     - Я не «девчонка»,  мне двадцать семь лет! – выпрямилась Леда и сверкнула глазами.
     - О, замечательно - зрелый плод всегда вкуснее зеленого, - разговорчивый Агерон не скрыл  улыбки, но тут вспомнил про многолетнюю разницу в летах  и  веселье   исчезло.
     - Матушка говорит, что  требуется много терпения, чтобы выслушивать все мои вопросы, - покрутила в руках шар белокурая.
     Жрец  отвлекся от мрачных мыслей.
     -  У нее много учениц. Кстати, минерал  способен  избавить от дурных снов, погасить боль, облегчить уход умирающих, снять напряжение,  последнее как раз то, что нужно, - поведал чародей. 
     Почему-то Леде показалось, что речь идет именно о ней. 
     - Повтори за мной, - велел ей маг, - левой рукой. - И дал пару наставлений как это сделать, но ученица все не решалась начать. – Чего ждешь? Разрешение получено.
     - Я не… знаю… - протянула дева, но ее возражения остались непринятыми. И с чего решила, будто может быть иначе?   -  Ох, это ваша идея, - тряхнула Леда светлыми локонами.
     Она поглядела на строгого учителя и поняла, что он  не отступит и придется хоть попытаться выполнить поручение. Тут же  начала усердно собираться с силами.  Подопечная зажмурилась на всякий случай,  собрала энергию в руки. Удерживая шар в ладонях перед
298
собой, обратилась к Великим Родителям и природе, не забывая о ее четырех важнейших элементах - огне, ветре, земле, воде. Вскоре принялась соединять их с главным, центральным, без которого невозможно получить результат, ибо не будет направленности мощи  этих  стихий,  с человеком.
     Только благодаря этой пятерке  можно получить поистине дивное творение, создать или разрушить мир.  Потому-то  маги  и дают клятвы блюсти честь и беречь сущее от зла, не применять свои знания и  умения во вред, приносить пользу всему живому. В противном случае они оборачиваются колдунами, чья судьба становится проклятьем для них самих, но до осознания этого  успевают натворить много дурного.
     Ей тоже предстоит дать клятву верности Великой Матери. Леда пообещает не выдавать секретов жречества,  даст обет целомудрия и будет соблюдать его до конца дней, чтобы никто и ничто не наполняло ее, кроме высшего, духовного, чтобы могла всецело посвятить себя  служению и не отвлекаться на проходящее, мимолетное, такое  как мужи и  брак.
     Правда, в Египте у жрецов, пророков, алхимиков и магов были жены и дети. Была супруга и у  знаменитого Эхнатона. Его с Нефертити едва ли можно обвинить в падении. Напротив, достаточно вспомнить рельеф, на котором изображены супруги, возводящие руки к солнцу, а в ответ оно тянет к ним свои благодатные лучи, которые заканчиваются человеческими ладонями.  Не стоит забывать о  боге Тоте с его женой Шесат. А Осирис и Изида? При  алтаре последней  служили жрицы са, тоже замужние.   Кроме того Айри  как-то упомянула о жене Хефрена, строителя второй пирамиды, она была служительницей Тота. Можно предположить, что все они достигали каких-либо  духовных высот. Что касается  весталок, женщин-окультисток, жриц римской богини Весты, то после тридцатилетнего служения  - таков срок действия обета - они могли выходить замуж, но  за досрочную потерю девства хоронились заживо. 
     В культе Великих Родителей требовалось сохранение чистоты до конца дней, обет безбрачия  примерно соблюдают все служители, давшие клятву. Хотя бывали разные случаи, но это заканчивалось позорным изгнанием. Хорошо, что у Великого жреца достаточно мудрости и милосердия, оставил же взятую силой. Ну почему он, несмотря на все свои достоинства, ни за что ни про что изводит ее, Леду?
     - Благодарю вас, - пропела дева, Агерон приподнял бровь, - за Тею.
     - Излишне.
     Почуяв прилив мощи, послушница содрогнулась, с ней вместе содрогнулся и наблюдатель. Белокурая ощутила почву, ее тепло, леденящие дуновения ветра, жар неугасимого огня,  обрушивающиеся потоки  воды, что сносят все на своем пути.  Поистине велики стихии, едва ли найдется смельчак, что поспорит с ними, если  только он не мистик, святой, либо безумец, хотя  первых двух частенько принимают за последнего.
     Вот  она стоит посреди небытия. Вокруг тот самый порыв, поднимающий пыль с дороги и раздувающий пламя, всплеск влаги, в которой когда-то тонула, шуршание песка и… молчание земли.  Еще немного усилий и не останется никаких мирских ощущений, но вдруг, Леде стало легче, как будто шар стал меньше, еще через секунду и вовсе превратился в невесомый. Его приподнял кто-то другой? Распахнула дева глубокие очи  -  прозрачный предмет застыл на уровне глаз! В нем послушница увидела свое  отражение с невероятно удивленным лицом. Но неуправляемая сфера тут же полетела в сторону занавесей и уже коснулась их, грозясь вылететь вон, и… жрец молниеносно схватил кристалл.
     - Осторожно, можно поранить прохожих, - предупредил наставник  ученицу.
     - Я же говорила, что не умею.
     - Для первого раза неплохо. Впредь будь внимательней – не бросай нити, держи их крепче, пока не завершишь начатое.   
     - Это сделала я?!
     - Да. Попробуешь еще?
     - Вдруг в следующий раз не успеете поймать беглеца? – спросила дева.
299
     Агерон лишь ухмыльнулся.
     Как повезло, что у посвященного хорошая реакция, наверное,  в криптах пришлось попотеть, ради этого стоило, вон каков результат. Леда свела брови, о чем она только думает?!
     - Думаю, будет лучше… - не закончила она фразу, потому как услышала невероятный шум, доносящийся снаружи.
     Медленно-медленно она подалась вперед, чтобы поглядеть в щель между занавесями и понять, что творится снаружи. Многочисленные потоки людей  направлялись к центральной площади! Пестрые волны торопились занять места поближе к Совету. В руках у каждого мирейца была  пара  веточек вяза или ясеня  - мужских деревьев,  либо акации  или  ивы – женских. Иными словами горожане шли воздать почести приверженцам обоих храмов и воспеть  справедливость и смелость,  проявленные при спасении граждан. 
     С ужасом на лице Леда вжалась в спинку сидения – теперь ей не до шаров и не до провожатого.  Несмотря на жару, она похолодела.
     - Будешь слушать меня, - нездоровая бледность обеспокоила Агерона.
     Будущая акатия была готова принять его условия спасения  и еле кивнула.
     - Когда мы остановимся, первым выйду я, затем ты и пойдешь следом, запомни.  Встанешь между мной и доктором, не разговаривай с аптекарем.
     Леда поджала губы – об этом господин мог бы и не говорить, все равно сейчас кроме  «угу» ничего не выговорится. Сановник продолжал:
     - Когда позовут, подойдешь к правителю с правой стороны, по левую сторону от него будут советники, они тебя не должны беспокоить, слово будет держать Тизан. Он  наденет на шею кулон на цепочке, так что приготовься к тому, что подойти нужно поближе, чуть дальше, чем от меня сейчас. Отвечать ничего не нужно, кроме слов благодарности, конечно. Ступенек девять, можешь посчитать по дороге и… смотри под ноги.      
     - А… потом?
     - Проведаешь отца. Полагаю, он истосковался по дочери.  Затем вернешься, - произнес религиозный глава, слушательница сжалась, - к акатиям. Можешь воспользоваться колесницей, Креос будет ждать при выезде.
     - Нет-нет! -  Заплясали свободные локоны.   
     - Не задерживайся до сумерек, - серьезно закончил наставлять пугливую деву Агерон.
     Меж тем шум все усиливался, потому как путники въехали в самый центр города. 
     Девичье головокружение сменилось дурнотой. Уж лучше упасть в обморок или оступиться, чем безудержная тошнота или еще что-нибудь на глазах у достопочтенной публики. Закрыв ладонью рот, Леда вдыхала воздух через нос и считала вдохи-выдохи, отвлекая себя от страшных мыслей.
     Колесница остановилась,  напуганная  воспитанница икнула со страху – провожатый устало вздохнул и вышел. Оставшись одна,  дева уткнулась лицом в платье.   Икота никак не прекращалась, дочь Даана едва успела вспомнить, что нужно задержать дыхание, как снаружи нарочно громко кашлянули – пришла  ее очередь! Бешено колотящееся сердце ушло в пятки, но  не сожалела Леда,  лишь разгневалась – пусть  ноги топчут предательское,  пока оно не научится обуздывать свои страсти! Тело словно  окоченело и не хотело шевелиться, очередное усилие не увенчалось успехом.
     - Скорее, - едва слышно поторопил благодетель медлительную послушницу.
     Резко подскочив, она раздвинула занавеси, доселе скрывавшие ее от посторонних.
     - Дай руку, - стараясь как можно тише, едва шевеля губами, произнес Агерон.   
     Вцепившись, что есть силы ледяными пальцами в горяченную ладонь, воспитанница поставила  ногу на первую ступеньку. Почему господин не уточнил, с какой правой стороны вставать? Если смотреть на правителя или на площадь? Пришлось прикладывать массу усилий, чтобы сообразить, как можно вычислить заветное место. Потом Леда припомнила, что с одной стороны будут первые мужи Миреи, следовательно,  вторая остается для нее.  Из
300
девичьей груди вылетел облегченный выдох.
     - Что не так? – обернулся Агерон  на дрожащую подчиненную.
     - Все,  - еле ответила она.
     Жрец  улыбнулся, но ей было не до веселья.
     - Не смотри в сторону фонтана, - сановник вытянул деву из укрытия вопреки ее желанию. - Можешь отпустить меня, - с хитренькой улыбочкой покосился он на впившуюся в руку ногтями прелестницу.
     Она немедленно высвободила мужскую ладонь  и пошла следом за господином.   
     Красивейшая колесница уехала прочь, оставляя на произвол судьбы приезжих, которых только что с комфортом доставила сюда.  На смену одной возникла  другая  - из  нее вышел доктор, вскоре будет еще и третья. Не дожидаясь ее, Леда поторопилась догнать  религиозного главу.
     Она редко бывала на площади, потому-то и видела здание Совета с его трибунами зачастую издалека, кстати, последние расположены справа от входа в высокое белокаменное строение, как раз рядом с последней колонной. Сейчас дочь Даана отметила, что четких границ между ликтиями и портиком нет - они плавно перетекают  друг в друга. Трибуны огораживала  с трех сторон балюстрада, состоящая из невысоких фигурных  балясин, на коих покоились гладкие широкие перила. На них и опирались при продолжительной тяжелой речи политики и прочие первые мужи духовной столицы, имеющие ничтожно малое отношение к истинной религии, впрочем, как и вся политика в целом.    
     Неудивительно, почему раньше они, ликтии, не попадались Леде на глаза, их просто-напросто не было видно из-за роскошно оформленного переднего фасада главного административного здания и, кроме того, ее путь  всегда проходил по другой стороне святая святых Агоры.
     Ступенек дева, и правда, насчитала девять. Вскоре путники добрались до крыльца, далее повернули и, миновав белоснежные  титанические  столбы, вошли в ограждение. Стоит  оценить степень комфортности, созданной для ораторов: шаг из  дверей - и  на месте.
     Избранных, приставленных к награде, встречала целая делегация в составе всех членов Совета Семи. Они были одеты в нарядные одежды,  поверх которых сверкали знаки отличия.  Четверо приближенных служащих держали на пурпурных подушечках с бахромой что-то блестящее, вероятно то, за чем и пришли гости.  Рядом стояли еще  мужчины, но их роль осталась загадкой для любознательной девы. 
     Неужели сегодня планируется устроить пышный  праздник? Слишком уж нарядно все вокруг – краем глаза Леда успела заметить обилие цветов и ярмарку, расположившуюся поодаль,  за фонтаном.  Услыхала послушница и музыку, пробивающуюся сквозь людские голоса и речи поэтов. Кто знает, вдруг тут и Макос? 
     Вскоре к первым прибывшим присоединились и остальные отличившиеся, все было готово к церемонии. Белокурая встала на расстоянии шага от покровителя, он был ближе всех к высоким господам. За ней, как он и обещал, доктор, почему-то без единого ученика, и аптекарь,  едва кивнувший давней знакомой, но его резко оборвал косой взгляд сановника. 
     Подняв руку, Тизан разом утихомирил толпу. 
     - Мои сограждане! Сегодня мы  собрались по торжественному случаю - нас свела победа! Победа над горем, потерями, утратами! В нашем любимом городе разыгралась ужасная  трагедия, которая едва не унесла  наших соотечественников, дорогих  мужей, жен и  детей в подземное царство! Оно уже готовилось принять их и раскрыло свои  холодные  объятья, но небесные Владыки были благосклонны и послали нам этих смелых людей! - указал  правитель на четверку. - И сейчас мы выкажем им наше глубокое признание ибо они, не щадя себя, вызволяли тонувших в бедствиях! Тягостен труд ваш опасный, сопряженный с небывалыми трудностями! Подвиг тот не забудется, а увековечен будет отныне и навсегда!  На Стене Памяти наш великий Исорат, скульптор и зодчий, выполнит рельеф  со сценой, что поразила  нас! О, Боги, хвала Вам! – возвел руки к небу Тизан.
301
     - Боги, хвала Вам! – прогремела людская масса.
     - Хвала героям! – выкрикнул градоначальник  и вновь был подхвачен.
     В монологе он упомянул одну из достопримечательностей Миреи – Стену Памяти, воздвигнутую задолго до рождения Леды, отца и даже  ее деда. Сколько воды утекло с тех пор, но ходят люди к длинной  постройке  красного цвета, рассматривают изображения, приносят венки,  воздают почести  ушедшим героям. Говорят, по Стене можно изучить историю духовной столицы, но Айри утверждает, что она будет вовсе не полной. А для правды и познания нужно нечто большее, чем ряд рельефов, пусть даже и растянулись они на много метров и по протяженности стали походить   на защитную стену –  может, так оно и есть? 

     В давние времена далекий предок государя страдал тяжким недугом, который  не мог исцелить ни один маг или лекарь. Велел он как-то созвать всех мудрецов  Пелихории и пообещал щедро наградить того, кто очистит нутро от скверны.  Много тогда побывало у него ученых, светлых умов, талантливых докторов, но и они оказались бессильны.
     Разгневался тогда  царь, приказал прогнать всех целителей прочь, а сам поехал по своим владениям, чтоб увидеть  в последний раз, насколько его страна велика и прекрасна. Так доехал  и до Миреи, к тому времени она уже стала известным жреческим центром. Встречали мирейцы государя  с почестями великими, однако, недоволен он оставался всем,  и хмурость не покидала его лица.
     Как-то раз, прогуливаясь по одному из кварталов, набрел он на фонтанчик, что для питья жаждущих установлен, но подул ветер и смелые брызги смочили дорогие  одежды.  Занес меч гневный самодержец и, осыпая бранными словами, собрался снести фонтан.
     - Остановись, повелитель, - молвил голос, - не ломай того, что создано по велению высшему, с любовью построен освежающий источник.
    - Кто говорит со мной?! И где ты?! – осерчал пуще прежнего глава государства.  - Явись немедля!
     - Я давно уже здесь, но не видишь меня.
     - Не шути со мной,  найду, прикажу высечь!
     - Коль так, вели высечь  себя!
     - О чем речь ведешь, блаженный?! С ума, что ль сошел, так тебя закроют в лечебнице или того хуже - за пререкания с царем  на каторгу пойдешь!
     - Это не я, а ты со мной пререкаешься – где ж это видано, чтобы с душою спорили и наказывали ее? Недуг твой в тебе самом – много горя принес соседям своим, много слез пролили из-за дел лихих жены и вдовы, сколько всего и  не упомнишь.
     - Не твое дело! – сжал руки в кулаки гордый владыка. - Не тебе  указывать!
     - Может и не мне, но запомни: болеть будешь, пока желчью переполнен. Берегись, недолго осталось!
     Тут голос стих, и как не пытался царь воззвать к нему, так ничего и не получилось.   Испугался тогда самодержец, что даже душа собственная отвернулась от него из-за поступков богопротивных, что совершал годами - слишком много подвигов в прошлом, много походов предпринял. Забылись они, суровые былые дни, но вот напомнили  о себе, легли тяжким грузом и начали давить разом, аж задыхаться стал государь. Умывался горючими слезами великий завоеватель, был безутешен в горе своем. Дал он указ поставить на том самом месте, где слышал себя,  монумент, посвященный  памяти, чтобы помнили люди о днях минувших и служили они уроками для будущих поколений. 
     Считал он прежде, что лишь ратным делом должен владеть государь, потому как остальные занятия ослабляют дух мужества и делают хилым тело. Но после таинственной встречи  сетовал  и упрекал себя за невнимание к близким и друзьям, что подле него были, по правую руку на поле брани. А теперь они под  землей томятся и ждут,  когда  повелитель   к ним присоединится – век полководца недолог.
302
     Прекратил он  завоевания, стал ярым защитником мира, а если назревала война какая, то отправлял к недругам ционов, достойнейших мужей, что умели вести переговоры и они силой убеждения склоняли к братолюбию врагов. Постепенно хворь государя ослабевала и, наконец, исчезла совсем. А возведенная Стена с тех пор все  растет и растет в назидание потомкам, для устрашения и напоминания нынешнему поколению.   
   
     Чтобы не рухнуть без сил перед тысячей людей, а может и больше, Леда стала изучать мраморный пол -  это оказалось  очень увлекательным  занятием. На первый взгляд он бел и скушен, но стоило только приглядеться, как в нем рассмотрела вкрапления, переливы, плавные переходы одного оттенка в дугой, словно они были добавлены друг в друга чьей-то неведомой рукой.  Но  не успели перемешаться,  так и застыли, превратившись в твердую массу.   
     Когда-то он, мрамор,  наполнял горы, был вхож в подземное царство, а теперь извлечен из
укрытия, обработан, уложен по задумке архитектора в стройные линии - сейчас является результатом  дивного творения  божественной  природы и человека.   
     Внезапно с места тронулся покровитель, Леда пошатнулась. 
     - Мы награждаем тебя! – добавил Тизан к жреческому ожерелью еще одно  украшение. 
     - Мы награждаем тебя! – скандировал народ.         
     Публика  ликовала, сановнику пришлось останавливать довольные возгласы.  Едва он поднял руку, наступила тишина.   
     - Мои сограждане, благодарю вас за высокую награду и ваше признание – оно высшая для меня похвала!  Сегодня по окончании вручений мы принесем всеобщую жертву и вознесем молитвы Богам, которые  были  настолько щедры  к нам, что уберегли от  смертельной   расправы! - Агерон  показал куда-то вдаль.  Там, на противоположной стороне от трибун,  жрецы по указке главы поместили жертвенник, обращенный к восходу  солнца,  курильни и прочие атрибуты для свершения тайнодействия. – Оставим же дела свои и поклонимся в покое Всевышним! Да не нарушит благоговейной тишины, посвященной Им, ни одно живое существо!
     Впервые дева слышала, как произносит речи повелитель, но они произвели на нее неизгладимое впечатление. Коротко, ясно, содержательно, без излишеств и  преукрас,  как и полагается духовному лицу.  Слова  полны религиозности, преданности Великим Родителям. Господин говорит со знанием дела,  потому-то именно он на высоком посту? Невероятно, но глядя на людей,  Леда поняла, что ему безропотно подчинится всякий присутствующий и каждый пойдет по его указке к алтарю,  как и велено, воздаст  почести Милосердным.
     Великий жрец занял прежнее место, глянул на побелевшую от страха воспитанницу и одобрительно кивнул. Она подалась вперед, но немного не рассчитала расстояние, покачнулась и задела рукой благодетеля. Агерон снисходительно покосился на нее. 
     Подойдя к главе города с правой  стороны,  Леда остановилась на расстоянии шага, как раз так, чтобы господин  мог  без лишних усилий надеть  на ее  шею злосчастную награду. 
     На представшую деву оценивающе глядели светлые глаза седовласого политика, по возрасту недалеко ушедшего  от отца, но господин был чуть выше ростом и плотнее Даана. Лысеющую голову Тизана венчал золотой венок, символ верховной власти Миреи. Он представлял собой  переплетение ветвей вяза, дуба и  лавра благородного, в том есть свой смысл. На плечо был накинут светлый гиматий с красной каймой, его  украсил  драгоценный  аграф. Все это делало своего носителя деловито-важным, придавало внешности зрелого мужа строгость и резко разграничивало социальное положение в соответствии с  занимаемым местом в обществе.    
     В стоящем рядом Леда  разглядела  человека способного на смелые поступки, но зависимого от пристрастий. В нем присутствовала тяга к богатству, роскоши, славе и почитанию – редко, кто может устоять против таких соблазнов. Он ни чем не хуже прочих  политических деятелей, тоже хитер, умен, в чем-то даже талантлив, чрезвычайно изворотлив,
303
ценит себя. Вероятно, таким и должен быть государственный муж, а сострадание и милосердие - удел простых людей, «слабых женщин» или «слабохарактерных  служительниц». От Тизана веяло ни теплом, ни холодом, лишь закрытость. Равнодушен? Вряд ли. Стал бы тогда устраивать праздник в честь спасения своего племянника. Подумалось Леде, что семья играет не последнюю роль в его жизни - даже у самого сильного есть свои слабые стороны.
     В ответ на девичье изучение господин пристально рассматривал  ее, но в общем, можно сказать, он остался ею доволен. 
      - Коль у нас девы так смелы, то  мужи должны быть  храбрее мифических героев, дабы не отставать от жен! – глава Совета  все  разглядывал  гостью.
     От него не ускользнула ни одна деталь ее внешности. От столь нескрываемого интереса  Леда залилась краской и отвела глаза.  Затем Тизан подал знак и к ним приблизился слуга с подушечкой.  Улыбающийся правитель - правда, теперь улыбалось все его окружение - взял с мягкого ложа золотую вещицу и поместил на законное место. На ней мастера  выгравировали  герб города и символы царской власти – жезл  с одним загнутым краем в виде крюка и  меч с длинной рукоятью, который был призван  устрашать недругов.  Белокурая  едва успела выговорить слова благодарности, как   священнослужитель кивком пригласил ее обратно, что  с удовольствием и было выполнено.
     Когда и прочие получили по заслугам, Агерон  велел глашатаям протрубить громкий призыв, побуждая людей к порядку и вниманию,  потом взял слово.
      - Остановите суету, прекратите работы, очистите улицы от шума! - во всеуслышание произнес он. Далее  шепнул подопечной, чтобы сопроводила его, и пошел прочь с ликтий. 
     За ним последовали члены Совета, она и доктор с аптекарем. Друг за другом все покинули портик административного здания и направились  за Великим жрецом.
     Как только они спустились со ступенек, к процессии присоединились другие жрецы, которые несли корзины с дарами. Горожане расступались перед путниками, внимательно следили за каждым их жестом. Толпа  изучала награжденных, окидывала их  оценивающими взглядами, однако сохраняла тишину. Казалось, весь город замер – не было ни единого звука, шороха, даже ветер и птицы  не смели нарушить священного молчания. 
     Алтарь обступили храмовники обоих Домов - Великого Отца и Великой Матери.  Девы, в том числе и  Ралмина, приветливо глядели на свою подругу. Преодолев слабость, скромница пришла со всеми акатиями в центр.
     Притихшая людская масса взяла в плотное кольцо духовных лиц и созерцала действо.
     Агерон встал в центр круга, повернулся лицом к светилу и подал знак - жрец-страж ударил в бронзовый диск, объявляя о начале молебна. После закрутил колесо на подставке, как это делали  египетские жрецы во время молитв, задолго до прихода нынешней религии в Пелихорию. Вознося руки к небу, сановник произносил священные слова, они  подхватывались  приближенными,  затем и спутниками, окутывали  Мирею.
     Вскоре запел хор мужей-служителей, такого послушница никогда не слышала. Необычайный, пробирающий насквозь звук затронул струны всех органов – они завибрировали  в унисон с пением.  При низких нотах волна опускалась к низу живота, при других  поднималась к сердцу и колыхала душу.
     Служительницы поют иначе,  их голоса притягивают, завораживают, взывают к  полету.  Здесь же по-другому - такое исполнение  оставляет на земле, но меняет думы, настраивает на другой лад.
     Тут один из жрецов взял более высокие ноты,  звучание изменилось, внутренний поток пошел дальше,  приблизился к горлу, затем хлынул в голову и будто вырвался наружу через макушку – удивительное  ощущение.  В отличие от женских голосов, мужские пробирают больше,  проникают глубже,  действуют жестче.   
     Когда Леда слушала подруг, ей хотелось парить в поднебесье, радоваться, устремляться вверх.  Тело  живо отзывалось и на девичьи молитвы - казалось, будто поют ангелы,
304
одухотворенно, божественно. Мужи  же взывали к почитанию и поклонению  через силу и мощь.  И вроде цели преследуют одни, но  способы взаимодействия   отличны, у акатий они мягки, в то время как у храмовников  значительно строже. 
     Помощники-жрецы, действующие исключительно по указке религиозного лидера, возжигали курильни, подготавливали  огонь, тот самый, что рождается  от священного кристалла,  над которым будет работать Великий жрец. Зачарованно смотрела Леда на всякое движение покровителя,  именно этого он и добивался. Как отработаны  его жесты, все, вплоть до мельчайших едва уловимых движений, не то, что ее неуклюжий  танец с чашами, будь он неладен. По сравнению с ним она просто-напросто любительница и почитательница древних обрядов,  следовало бы поучиться у опытного господина, закаленного в криптах, да еще и в длительных изнуряющих  служениях.  Да, ее  умения значительно скромнее.
     Так вот  почему во время религиозных празднеств толпы людей устремляются   в первый храм, а не в Дома Великих Отца и Матери - еще бы, там же солирует сам Великий жрец! Леда твердо решила больше никогда без причины не заговаривать с ним  и не мелькать перед проницательными глазами, если только он сам не обратится к незадачливой воспитаннице.  Такой, как он, должен и дальше продолжал свой Путь - верно и преданно служить Божествам, не отвлекаясь на всякого рода мелочи, в том числе и  женщину.  Ни к чему уводить с истиной дороги настоящего мудреца и толкать его к пропасти.   
     Закончив возлияние  вина  из обрезанной лозы в  традиционный сосуд, человек в темных одеждах совершил обход,  а когда ему подали  чашу с маслом  всыпал в нее приготовленный в святилище порошок и подзывал к себе по очереди советников. Леда сообразила, что  вскоре дело дойдет и до нее, но  не испугалась, ей не  нужно будет произносить речь,  не  зададут вопросов  и не потребуют ответов перед многолюдьем.  Не прошло и двух минут, как пришел ее черед. Она отодвинула челку, высвободив лоб, но знала, поцелуя на сей раз не будет и потому  безмятежно  ждала.
     Обмакнув крошечную кисть в прозрачную смесь, Агерон дотронулся ею до девичьей переносицы и повел  вверх до самых волос, не спуская глаз с послушницы. И как ему удается сохранять  поразительное спокойствие?
    - Можешь идти, - закончив процедуру, шепнул он подчиненной и указал на слугу в стороне, - ненадолго.
     Леда заторопилась слиться с массой, уже там  ее подхватили и потащили куда-то сильные руки братьев - Гаром последовала за вверенной девой.
     По окончании обряда жертвоприношения и малого очищения, то есть помазания благословленным маслом, глашатаи объявили о Времени Молчания - коротком  времени после молитв.  А когда пауза добросовестно выдержалась, протрубили  о начале празднеств. 
     Ликующая толпа усыпала дорогу достойнейшим мужам ветвями, когда господа отправились обратно, а отличившуюся послушницу обступила семья.
     - О, дитя мое, - обнял дочку расчувствовавшийся  родитель, - мы тебя уже заждались!
     - Дорогая, дай-ка тебя поздравлю, - прильнул Идан. - Однако ты нас  удивила, но мы гордимся тобой! А это что? –  искоса поглядел он на охранника.
     - Кто, он со мной, - поправила Леда,   братья  переглянулись. - Не спрашивайте.
     Невестки щебетали без остановки, не давая вставить мужьям  хоть слово. Все нахваливали золовку, восторгались, что-то рассказывали, но в безудержном шуме трудно было расслышать какую-либо самую новую  новость  –  все чрезвычайно  оживленно радовались и веселились. 
     Рядом расположилась  ярмарка, на площади привлекали зрителей заклинатели змей и фокусники. На временных подмостках началось представление, где актеры разыгрывали сцены из знаменитых  песен и поэм.  Их сменили танцовщицы, за ними пришли музыканты и поэты, в одном дева узнала хорошего знакомого и  певца свободы. Торговки протискивались меж людьми и наперебой предлагали сувениры и  мелкие товары, но Леда ждала новой песни любезного автора.
305
     Узрев в толпе объект сегодняшних восхвалений, Макос сошел со сцены и направился к ней, не стесняясь насторожившихся братцев, что обступили ее. 
     - Какой чудесный день, прекрасная, - игриво поклонился он и протянул веточку ивы. - Хотел акацию, но подумал, поранишься, - улыбка осветила  худое мужское  лицо.
     Дар Леда приняла  с благодарностью, а братья напряглись.
     - О, перестаньте, - одернула их сестра,  - господин поэт оказался отзывчив, когда нужна была помощь!
     - Ну да,  сейчас тоже  оказывает, - скрестил руки на груди  Геаркон.
     - Я написал новую песню, - протянул мастер слова, - сегодня напоен из Иппокрены!
     - Чудодейственного источника на Геликоне, возникшего от удара копыта Пегаса? – пропел голосок. 
     - Он обладает  свойством вдохновлять поэтов!
     - Так иди и пой! – рыкнул теряющий терпение Геаркон.
     Леда  бросила на него сердитый взгляд, и он замолк.
     - Брат мой, этот певец видит в нашей сестренке музу, так послушаем же его творение! Будь к нему справедлив! – Весельчак Идан хотел сгладить накал страстей.
     - Ты даже представить себе не можешь, насколько я сейчас справедлив!
     - Да перестаньте же вы! Не то мне придется просить помощи отца! – выпалила дева.
     - Они тебя любят вот и защищают, - подмигнул Макос и направился к Вириану, который уже заждался соратника. 
     - Давай, давай, - буркнул хмурый Геаркон.
     Почетная гражданка обреченно  вздохнула, он глянул на нее и сказал:
     - Выкинь мусор, - и указал на иву.
     - Подарок? Ну, уж нет! -  взмахнула веточкой непослушная сестрица.
     Тут сладкоголосый Макос завел песнь, ему подпевала  кифара:
Дева, что с прекрасными очами,
Сил мне больше придает!
К подвигу мужей сподвигла,
Но к себе не призовет!
     Старший  серьезный брат Вириан продолжил:
Мне твои знакомы жесты,
Густых волос немая прядь.
Расскажи, о чем тоскуешь
Иль пустила память вспять?
     - О чем он поет? – озадаченный Идан повернулся к вдохновительнице.
     - Честно говоря, понятия не имею, - она растеряно пожала плечами.
     Когда музыка стихла,  шумное семейство повело почетную гражданку в отчий дом, где ее  чествовали до самого вечера.   
     - Ты не представляешь, как мы были удивлены, когда нам принесли послание от господина! - продолжал разговорчивый Идан, младший сын торговца.
     Старший сидел чуть дальше  и молчаливо потягивал вино. 
     Между  взрослыми расположились уставшие от беготни ребятишки, подле дочери на ложе улегся улыбчивый глава фамилии - он был на седьмом небе от счастья.  Невестки время от времени  перекидывались с золовкой фразами, чем-то делились, открывали секреты, на что-то жаловались, но послушница была далека от повседневных забот замужних женщин.
     - Мне незнакомы ваши чувства, но я понимаю ваше негодование, - поддерживала она сетующих дам, когда они наперебой рассказывали  о трудностях  семейной жизни, стоило лишь мужьям отвлечься либо отойти в сторону.
    - Ох, болтушки, вы совсем заговорили несчастную гражданку! – рассмеялся весельчак Идан.  - О чем они так оживленно с тобой беседуют? – подсел он ближе к сестре.
     Она задорно улыбнулась.
306
     - Не могу я выдать чужие секреты.  Так что за письмо получили?

     По вечернему саду с чашей вина прохаживался уставший после трудного дня почтенный Даан.
     - Господин, господин, - торопился к нему слуга, - вам послание! От господина Агерона!
     Хозяин отдал питье невольнику, а сам  тотчас  прочел сообщение.
     - Хо-хо! Вот это да! Моя дочурка героиня! Вся в меня! – выпалил купец.
     Раб непроизвольно замялся. 
     - Пошел вон! – нахмурился владелец. - Вели заложить колесницу, тунеядец! И немедля,   я сообщу радостную весть сыновьям! – Усталость как рукой сняло.
     В голове не укладывалось, как его маленькая девочка, такая худенькая крошка, могла стать спасительницей уймы народа?
     - О, какая умница! Какую дочь мы породили с тобой, - взглянул Даан  на  чистое небо.  Рассудок захмелел не от вина, но от величественности дочернего поступка.  Как же отец  был счастлив, что прожил жизнь не зря – ему есть чем гордиться! – Жаль не дожила ты до этого светлого дня! Но, надеюсь, смотришь на нее Оттуда и разделишь с нами веселье! – прослезился чувствительный родитель. – Как были щедры к нам Боги, подарившие такое дитя, и как щедры они и поныне - одаривают ее своею благодатью! Хвала небесам!
     Он подивился насколько быстротечно время - пролетевшие двадцать семь лет уже  забылись, и если бы не Леда, внуки и седины, можно было бы сказать, что их не было вовсе. Миг и все! Вот только жена понесла, следом родилась светленькая девочка. Вскоре она уехала в школу, тут же вышла из нее и отправилась в храм! А сегодня ему  сообщают, что  она взрослая и достойная горожанка, способная на подвиги! Нет, нет! Она лишь малышка! Неужели никто не видит, насколько она еще мала? Или он ошибается, дитя давно превратилось в  молодую женщину, что могла бы выйти замуж, родить детей, таких же хорошеньких и чудных как она сама? Леда, Лея, как зовет ее Мади, не выговаривая толком буквы, фантазерка, непоседа, баловница, обласканная всей семьей. Дочь выросла? Невероятно! Не может быть! Слишком быстро, он даже не успел опомниться и свыкнуться с мыслью, что  она покинет отчий дом навсегда, как дочка уже унеслась прочь и не вернется...
     Даан тяжело вздохнул, смахнул  слезу и  направился к конюшне.   
     -  Ого! – первым опомнился Идан. Он едва удержал  килик с вином, когда услышал новости.  - Вот вам и крошка Лея! 
     Сегодня родитель нашел сыновей в доме Геаркона, который  после удачной охоты на   дикого кабана - тот едва не вспорол ему брюхо - пригласил  братца к себе. 
     В камышовых зарослях в роще за городом, средь  развалин, обитали эти дикие звери, на которых страсть как  любил поохотиться рисковый здоровяк.  Оставив позади тревоги, он притаился за глыбой. Опытный слуга погнал хищника в выбранном направлении, но клыкастый  зверь замешкался и свернул не туда.
    Тогда смельчак Геаркон издал звук, привлекающий жертву, приготовил копье, но животное оказалось свирепым – понеслось  на врага и сбило с ног. Раб кинулся на помощь господину, занес кинжал, однако кабан повернул к нему. Тогда-то лихач Геаркон обнажил  свой острый  нож и нанес  сокрушительный удар.  Лезвие  вонзилось  меж ребер и вошло  по самую рукоять свирепому чудовищу,  оно рухнуло. Перепуганный невольник едва дышал от страха, а довольный  успехом Геаркон вытер клинок и победоносно сунул его в ножны. 
     - Да-а-а, – протянул смельчак, подливая вино, -  что ж,  будет знаменитой.
     - Мы  гордимся ею! – поднял чашу Даан.  - Я пью за мою самую большую награду – за вас, дети мои!
     Стол потихоньку пустел,  невестки с внуками удалились, чтобы не мешать мужскому разговору.
     - Она-то сама как? – поинтересовался бунтарь Геаркон.
     - Мой друг пишет, что с ней все благополучно.
307
     - Ну да, как же, смотри какой заботливый.
     - Ты к нему несправедлив, сын, он действительно печется о благополучии…
     - Конечно, о своем. Куда делся с праздника? Ты считаешь его другом, а  он ушел, ни сказав, ни слова. Просто взял и...
     - Хватит! - оборвал Даан сына. - Излишняя придирчивость тебе не на пользу! Вероятно, Агерон не хотел беспокоить меня, но разве это означает, что мой друг…
     - Можешь говорить что угодно, от этого я не возлюблю его как брата.
     - Неужели сможешь предать меня и поместить возле своего сердца кого-нибудь еще?! – рассмеялся красавчик Идан.
     Старший брат остался серьезным. 
     - Да будет тебе сердиться! – бросил ему младший.
     - Агерон преподнес мне необыкновенный персидский кубок - такая причудливая  форма, а какие прекрасные рельефы! Самоцветы! – восхищался подарком Даан.
     - Интересно знать, с чего вдруг? И куда делся тот, из которого он пил  во время пира? – морща нос, недовольно протянул здоровяк Геаркон.
     - С чего взял, будто он пропал?
     - Сам же говорил, куда-то исчез старинный лидийский - пора бы тебе, отец, пересчитать имущество, а то захаживают к тебе разные, потом ценности пропадают, - хохотнул сын.
     - Да как ты смеешь порочить честного человека! Ты...
     - Отец, - остановил его жестом Идан, - не надо.
     - Нет, ты его только послушай! Что говорит этот… транжира!
     - Транжирю свое! – сделал выпад Геаркон.
     - Лишить бы тебя наследства - да жаль, обещанием  связан!
     - Не надо меня пугать расправой. И что такого я сказал? Что мне не нравится этот холеный жрец? Да пусть тянет из твоего дома все блестящее, мне все равно! 
     За разговором вечер плавно перетек в ночь. Родные распрощались отнюдь не на  дружественной ноте, зато все единодушно восхваляли  храбрость сестры и дочери.

     Мужчины заговорили о чем-то своем, а женщины мило беседовали  и время от времени посматривали на награду.
     - Салис, что с Винарией? – не удержалась от вопроса золовка, когда старшая невестка отошла.
     - А что тебя беспокоит? – шепнула жена Идана.
     - Она какая-то скованная и… у нее  синяк?
     На женском плече белую кожу украсило сине-красное удлиненное пятно, вероятно, от палки или предмета  вроде того. След от удара  тщательно скрывался под слоем краски и  рукавом, но  при неудачном  движении Винарии он  явил миру преступление.
     - Или я ошибаюсь? – спросила Леда.
     - Она  не хотела об этом говорить, - вздохнула курчавая темноволосая красавица Салис.
     У Геаркона же жена была напротив светловолосая, но не менее привлекательная.
     Благоверная Идана продолжала:
     - Видишь ли, ты не замужем и не знаешь, как живут супруги, какие бывают ссоры и их последствия.
     - Хочешь сказать?.. -  побледнела почетная гражданка.
     - Если не брать в расчет супружеские измены, попойки и рукоприкладство, то все в порядке. Но тише, к нам идут. 
     - В порядке? Это такой порядок?  Идан  тоже?..
     - Нет, - едва заметно ответила улыбчивая Салис,  веселость она переняла у мужа.            
     - Как же?.. – оторопела Леда.
     - Что на сей раз поразило тебя? – протянула Винария знаменитой  горожанке  ручку  с красивыми  длинными пальцами – на одном из них красовался сверкающий перстень.  – Не 
308
чудо ли? Правда? Супруг преподнес.
     - Щедрый подарок, что правда, то правда, - еле выговорил дева.
     - Ты бледна, устала?
    - Наверное,  переволновалась сегодня. Мне уже пора возвращаться к служительницам.
     Поболтав еще немного, невестки покинули залу. Тут же Леда подскочила с ложа  и направилась прямиком к Геаркону.
     - Ты! Да как ты мог?! Как у тебя совести-то хватило?! – стучала она своими кулачками по широкой груди.
     Брат пятился назад не столько от ударов, сколько от напора.
     - Да как только посмел?!
     - Дорогая, что происходит? – взлетел  с места  Даан.
     - Она узнала, - протянул Идан, улыбки на его лице как не бывало.
     - Узнала что?!
     Геаркон схватил деву за запястья.
     - Ударь меня, тебе ведь раз плюнуть, громадина! Что я перед тобой?! – нахмурилась она.
     - Объясните мне толком, что происходит?! – потребовал родитель.
     - Отец, твой сын поднимает руку на собственную  жену, мать своих детей! Но почему-то никому до этого нет дела! Так ведь, братец? Ты знал? Так? – повернулась к Идану Леда – он отвел взгляд. – Что ж не радует тебя такое обстоятельство? Знать и ничего не предпринять?! Отпусти меня! – кинула Геаркону разгневанная сестрица и рывком высвободила свои руки.
     - Дитя мое, - подался вперед Даан, - успокойся.
     - Успокоиться? Отец, ты ли это?! А если бы  я была замужем и  меня бы то же вот так?..   
     Геаркон спал с лица и  не  произнес ни звука.
     - Леда, - подошел к ней Идан, - он,  в общем…
     - Бесподобная речь, а, главное, оправдала поступок! – всхлипнула она.
     - Дорогая, пойдем, тебе дадут что-нибудь успокоительное. Что тебе предложить? – Даан посерел при виде дочерних слез.
     - Ничего не надо! – тряхнула локонами дева.
     Трое мужчин сохраняли молчание, глядя в мозаичный пол. Что они там видели? Свои преступления? Равнодушие к несчастью чужой жены? Почему даже родные настолько хладнокровно отнеслись  к тем, кто рядом? Сколько боли, боли и страдания приносят нам близкие! Казалось бы, они первые, кто должны прийти на помощь, но почему они немы и глухи к драме, развернувшейся на их глазах?!  Ничего удивительного, коль закон и общество не защищают слабую женщину, а значит, с ней можно делать, что угодно. Она  собственность? Замужество сродни рабству? Жена всецело подчиняется мужу, это его владение? Как страшно узнать такую чудовищную новость о собственном брате!
     - Детей  ты тоже избиваешь? Палками? Плетьми? Что предпочитаешь? – выпалила Леда.
     - Я был пьян! -  рыкнул Геаркон и отвернулся.
     - Пьян?! Он был пьян! По-твоему, это оправдание? Что с тобой произошло за время моего отсутствия, ты же не был таким?!  Один раз обидели тебя и теперь мстишь? Кому? Ей?  Мсти мне, раз тебе так надо! По крайней мере, это не будет  так болезненно  -  я с тобой не живу! 
     - Хвала Богам, - буркнул Даан, на него обернулись дети.
     - Я уже не говорю обо всех тех бесчинствах, которые творишь. Отец, что можно сделать? Подать в народный суд?
    - Дитя, не спеши.
    - Ах да, честь семьи, имени. Кого именно вы защищаете? Ох, подать бы на тебя, братец, чтобы Винарии назначили содержание и освободили  от такого…
     - Дорогая!
     - Пусть делает, что хочет! – выпалил Геаркон.
     - Но…
     - Пусть! – Он  рухнул в кресло  и налил себе  полную чашу неразбавленного вина.
309
     - Тебе все равно,  а нам - нет! – рассердился Даан, с упреком глядя на сына.
     - Неужели думаешь подарками загладить вину? – продолжала Леда. - Зачем делаешь несчастными тех, кто подле тебя?! Они же твои  жена и дети, часть тебя самого! Пусть считаешь себя преданным, обиженным, обделенным, но должен же сохранять  человеческое достоинство, иначе, чем отличаешься от тех животных, на которых охотишься? Волк живет в стае – это его семья, он образует пару на всю жизнь,  лебеди в паре, пчелы, муравьи, все эти крохотные существа, которых толком и не видно вместе! А человек, грамотный, образованный, состоятельный, баловень судьбы, можно сказать…    Да чего тебе не хватает-то?!
     - Считает себя преданным, обделенным? – недопонял Даан.
     - Да, за то, что его заставили жениться, ведь так?! 
     - Оставь меня, - отчеканил  Геаркон.
     - Мне жаль…
     - Что? Что я твой брат?
     Мужи уставились на деву.
     - Нет, об этом я не думала…
     - Ты много, о чем не думаешь! – Геаркон залпом осушил килик.
     - Прекрати! – нахмурился Идан.
     - Зачем ты так? Да я не знаю многих мирских вещей,  не знаю, как обогатиться, как вести переговоры, привлекать покупателей, охотиться, но...
     - Дорогая, тебе это и не нужно, - сурово глянул на старшего сына Даан,  - ты же  женщина.
     - Не женщина - послушница. А жалею я, что стал таким, но ты по-прежнему мой брат и… я люблю тебя, каким бы ты ни был.
     Даан  напрягся, глядя на Геаркона, они переглянулись.
     - Но и Винарию я буду защищать, если  понадобится! Подобное притягивается подобным – это Закон! Никогда не получишь хорошего, коль несешь бедствия и страдания! – тряхнула дева  кудрявой головой. - Неужели не понимаешь, что за все сказанное и сделанное будешь держать  ответ?!
     -  Закончила проповедь? – подошел Геаркон  вплотную к почетной гражданке  и посмотрел на нее сверху вниз.
     -  Почему всем показываешь, будто ты равнодушен, все делаешь так, чтобы от тебя отвернулись и боялись?! Но ты не такой! А сейчас я уйду,  но  буду молить за тебя Великую Матерь,  - шмыгнула Леда носом и направилась к выходу. - Какой трудный день, какой груз.
     - Останови ее, – потребовал у брата Идан и подался вперед.
     Вместо слов белокурая услышала громкий звук – о стену ударилась чаша, которую  с силой швырнул Геаркон. Дева вздрогнула, на мгновение остановилась, но после  покинула залу.
     - Леда! – заторопился  за ней Идан. - Погоди же!
     - Дитя мое, постой! – помчался вдогонку  отец.  - Мать в гробу перевернулась! – кинул он старшему сыну и исчез. 
     Сам не свой здоровяк Геаркон сжал кулаки и глядел куда-то вдаль, мускулы на его лице дернулись.
     Уверив, что с ней все  благополучно,  Леда  вырвалась из заботливых объятий  родных и помчалась к заждавшимся подругам. 
     После часовой прогулки она остановилась у беседки близ озера, окрашенной в теплые золотисто-розовые  оттенки мягкого заката. Зашла в нее, прислонилась к колонне и смотрела на водную гладь. В ней отражались засыпающее небо, уставшее после долгого дня солнце, птицы, устремившиеся ввысь.
     Подул легкий ветер, пробудил мелкую рябь на зеркальной поверхности, нарушая покой мирного водоема. Рядом шелестела листва одинокой осины, этот звук напоминал  дождь.  Тут запела крошечная пестрая пташка, что слетела с самой макушки дерева и уселась
310
поближе, чтобы ее лучше слышала гостья. В воздухе витал дух спокойствия и умиротворения, пахло свежескошенной травой и  цветами, что росли вокруг.  Капризные, но прекрасные нимфеи отошли ко сну, не желая встречи со звездами, склонилась над своим отражением ива, дабы рассмотреть насколько она хороша. Подарок Макоса Леда предусмотрительно оставила в комнате. 
     Гуляя перед сном по саду, послушница собрала букетик ароматной лилово-розовой душицы. Повара частенько используют орегано как специю. Маленькие любительницы этой травы, пчелы, отправились на покой, так что можно было совершенно спокойно,  не опасаясь  укусов,  пошалить и проредить  ее  на здешней земле. Леда потерла пальцами листья, вдохнула  сильный, но успокаивающий  запах. В монастырях и храмах служительницы издревле применяют  душицу при нервном перевозбуждении, бессоннице, даже эпилепсии, а также  при кашле,  болях, для снятия тошноты - вот что ей нужно было взять с собой в дорогу, а не хрусталь, что для регуляции женского цикла и его обезболивания. Однако,  душица опасна  для беременных, пожалуй, это единственный ее недостаток.          
     Собираясь добавить ее к прочим ароматическим средствам и травам в купальне, сестрица посмотрела, хватит ли послать еще и братцу, но пришла к выводу, что этого ему будет недостаточно. Леда вздохнула - бедняжка Мади, несчастная  Винария, чья вина лишь в том, что ее принудили к браку с этим злодеем, зовущимся братом. Белокурая решила, что воззовет к справедливости народный суд, если Геаркон тронет супругу еще хоть раз и не посмотрит на  кровное родство с ним, на слухи, которые поползут, а станет свидетельницей перед судьями на процессе. Не она позорит фамилию, но злодей, что поднял руку на беззащитную женщину. 
     Порыв ветра устроил шум, потревожив помимо говорунов листьев  еще и  одежды.  Не ее!    Обернулась Леда – неподалеку  стоял Великий жрец все в том же  дневном облачении. Он совсем недавно вернулся и тайком  наблюдает за ней? Отличительный знак, врученный сегодня так и остался на  широкой шее, споря с массивным жреческим  ожерельем.  Так и будет там всегда?
     Дева тут же отпрянула от опоры, поддерживающей куполообразную крышу,  и убрала за спину букетик. 
     - Разве запрет на озеро отменен? - ступил Агерон в беседку.
     - Нет, я не…  подхожу к нему, а стою здесь.
     До водоема действительно было приличное расстояние, потому дочь Даана позволила себе постоять в беседке. 
     Двое услышали всплеск воды и посмотрели на гладь.
    - Рыба. Ее сейчас не видно, она  под толщей влаги, однако, твердо знаем, что  там есть жизнь. Многое скрыто от глаз человеческих. Под внешним покоем, кажущимся бездействием, пустотой, не видим удивительного - тайн мира. 
     - Мне не знаком порядок вещей, но я предполагала нечто подобное. Как получилось, что кристалл поднялся?
    - Считываешь души и  не знаешь, как поднять  в воздух шар? – вырос рядом  Агерон  и сам прислонился к колонне.      
     - Я вовсе не умею читать людей.
     - Не так как могла бы, но читаешь - надо учиться, нужен наставник.
     Дева отвела взор – не о себе ли говорит высокопоставленный господин?
     - Если б уделяла должное внимание своему дару, достигла б большего, - уверил он.
     - Интересно упражнение и с горным хрусталем – в школе не учат управлять предметами.
     - Не здесь,  разнесешь беседку, лучше в другом месте.
     - Ох, я не это имела в виду и, кроме того, мне можно учиться лишь в пустыне – там вероятность  гибели случайных прохожих сведена к минимуму, - встревожилась Леда.
     Сановник  улыбнулся.
     - Почему обращалась к  проводнику  на «ты»?
311
     - Он просил, - отозвалась дева, жрец поморщился. - Замар относился ко мне как к дочери.
     - На дочерей не заглядываются.
     - Он не заглядывался.  Нет,  нет, я не видела!
     - Конечно, нет, из-за двери не видно.
     - Я закрывала. То есть, вы хотите сказать?..  Не может быть!
     - Не на задвижку – мало кто удержался бы от соблазна.
     Леда покраснела, а жрец добавил:
     - Чуть-чуть подглядел - его можно понять. 

     В номере дорогой гостиницы, когда анахорет вышел, послушница  закрыла за ним дверь и подошла к роскошной купальне с чеканкой и узорами с  самоцветами. Ее  ножки в виде львиных лап блестели,   изголовье огромной  емкости венчала голова хищной птицы.  Такой ванны нет даже  в западном крыле величественного имения господина,  именем которого столь бессовестно  воспользовалась  участница экспедиции - вряд ли такой поступок придется по душе великоважному Великому жрецу. 
     Леда вздохнула, сбросила пыльное платье, быстро расправилась с нижней одеждой и осталась обнаженной. Затем взяла с маленького столика гребень и, наклонив голову на бок, старательно  расчесывала  свои перепутанные кудри.  Закончив процедуру по спасению локонов, собрала их и зафиксировала на макушке подаренным проводником золотым гребнем с тремя видами бериллов.
     - Это дорогой подарок, я не могу его  принять! – протестовала Леда. – Нет-нет!
     - Возьми, кому мне еще дарить? – вложил ей в руки драгоценность Замар. - Бери, пригодится.
     - Как называются эти камни? – с интересом поглядели на  гребень серо-голубые глазки.
     - Бериллы – женские минералы. Персидские мобеды и прочие маги учились понимать с их  помощью язык птиц и зверей, видеть будущее, осознавать настоящее и… - анахорет улыбнулся, - прошлое, а носить их следует  в золотой оправе - она усиливает действие чуда.
     - Надо же, один и тот же берилл, а такой разный.
     - Желтый называется гелиодором, зеленый – гешенитом, есть еще гошенит, но он бесцветен, а золотисто-зеленый – хризоберилл.  По представлениям жрецов и монахов он является  связующим звеном между царством минералов и всем сущим на земле, правда,  об этом  тебе больше  поведает Великий жрец.
     - Едва ли я стану у него спрашивать о зелененьком камушке. Но какое диво, благодарю тебя, Замар, - просияла Леда.
     - Будешь носить его, усилится радость жизни, что бьет из тебя ключом,  он посодействует в науках, познании, и…
     - Есть еще, что я должна знать?
     - Есть, он оказывает целительное действие на сердце, кровь и сосуды, приносит успех у противоположного пола.
     - Не думаю, что последнее мне понадобится, – поместила дева  подарок на головку.
     - И действительно, без надобности, - шепнул под нос Замар. 
     Чтобы, наконец-то, вымыться, Леда ступила в купальню и  погрузилась в воду, откинулась назад и закрыла глаза, вдыхая аромат масел, что любезно добавил заботливый проводник. Ей и в голову не могло прийти, что из-за сквозняка дверь приоткрылась и зачарованный Замар, ставший случайным свидетелем ее наготы, не мог оторваться от созерцания прелестницы. Лишь когда она принялась плавными движениями наносить  на тело пену, отшатнулся и присоединился к остальным мужам.

     - Неужели, правда? – прошептала дева, мужской кивок смутил ее еще больше. 
     - Душица? Что тревожит тебя? – учуял запах травы чрезвычайно чуткий господин.
     - Это  личное, - не желала Леда вдаваться в подробности.
312
     - Настолько, что нельзя сказать мне? – совершенно безмятежно отозвался Агерон.   
     - Это семейное, а те, кто  не имеют отношения к моей семье… - вытянулась в струну послушница.
     - Поверь, я тоже сожалею, что не имею отношения к твоей семье, - протянул священнослужитель.
     От чудовищной прямолинейности девичий ротик открылся. Белокурая приложила ладонь ко лбу и нахмурилась.
     - Что? – пожал плечами Агерон, словно не понимал, что происходит.
     - П-п-почему  вы… все время говорите мне такие вещи, от которых дурно?
     - Что именно смущает?
     - Все: слова, интонация, взгляды! – замахала Леда руками.
     - Не нравится?
     - Невероятно! – тряхнула дева  кудрями. - Снова! Это невыносимо!  Но позвольте узнать, почему мне столько запрещено?
     - Скажи,  что конкретно, - прищурился жрец, высматривая ответ.
     - Хотя бы, почему нельзя приближаться к воде?
     - Насколько мне известно, ты едва не утонула.  Вода уже один раз забрала у меня тех, кто был дорог. Не хочу, чтобы это повторилось, - протянул Агерон.
     Тяжелый девичий вздох нарушил тишину. 
     - Моя семья погибла во время шторма далеко от берегов Пелихории. А меня там не было… - мужской  застывший взгляд был направлен в никуда. 
     - У меня были, -  задумчиво протянула  пораженная слушательница.
     - Что?
     Леда  почувствовала прилив крови к щекам. 
     - Что ты сказала?
     - Ничего особенного, это легенда…   Замар сказал  м-м-м… -  Послушница  развернулась и пошла по тропинке прочь от озера. 
     - Стоять! – раздалась команда,  белокурая  замерла как вкопанная.  - Ты не ответила!
     - Вы были там, вернее голос,  он…  позвал меня. Я слышала ваш голос,  - говорила Леда, не собираясь оборачиваться.   
     - Подойди! – велел Агерон.
     Но дева  лишь покачала милой  головкой.
     - Вот упрямая, подойди! – потребовал Великий жрец повиновения, а воспитанница пустилась наутек.
     Глядя ей вслед, сановник звонко поцеловал воздух и издал при этом соответствующий звук.
     - Бегай, бегай,  бегунья!
     В комнате не было Тикавии. Дочь Даана беспокойно топталась взад и вперед, ругая  себя за излишнюю болтливость.
     - Ну, кто меня за язык-то тянул?! Зачем сказала о голосе, легенде?! О, Великая Матерь, он, 
что живет собственной жизнью? - сняла послушница кулон, подаренный правителем.  - Ну и денек! То ликтии, то ссора, и напоследок…   Чудненький конец дня, ничего не скажешь!
     Упрекая себя за отсутствие вежливости, днем-то господин спас ее от необходимости вести беседу с Тизаном, нахмурилась - даже не поблагодарила, совсем  вылетело из головы.   Леда все ходила из угла в угол - как  может  успокоиться, коль  жрец  ловко заговаривает зубы, и переводит разговор в нужное ему русло и что совершенно не интересует ее?