Затерялся в поле путник одинокий

Леонид Черняк
Большое, раздольное поле с далекими горизонтами всегда впечатляет и захватывает.
Летом это бескрайнее зеленое море трав и колосьев хлеба. Куда ни посмотришь, взору
открывается зеленое, волнистое от ветра море. Далее, к осени, к уборке, к сенокосу,
зеленый цвет сменяется на желтый, золотисто желтый цвет сжатого урожая хлебов,
после уборки, которого остается только золотистая стерня, да еще копны светло -

желтой соломы, которые раскиданы в строгом, определенном порядке. Много таких
соломенных холмиков, видимых повсеместно, встречается на просторах полей. Этот
бескрайний, золотистый цвет полей живет долго, пока по нему не пройдет трактор
с пахотой. Тогда, уже после пахоты, цвет сменится на черный, вороной. На этом строго

темном фоне отчетливо видны белые, дальние дома деревень, сел, или отдельно
расположенных хуторов. Так и сохраняются эти цвета полей надолго, пока не наступит
белоснежная красавица зима. Тогда все одевается в белые, зимние наряды.
И опять, куда ни кинь взглядом, - однообразная картина. Только теперь не золотистого

цвета, а чисто белого цвета снежной зимы. Простор, раздолье, дальние горизонты.
Именно такие эмоции и чувства вызывают наши великолепные и бескрайние поля. А
иногда и навевают грусть. Наверное, именно тогда и рождаются такие строки.

                Затерялся в поле путник одинокий
                ничего не видно, только снег глубокий
                не видать тропинки снегом заметает
                одинокий путник в поле замерзает.

                Шел он через поле, к дому торопился
                не заметил бури и с дороги сбился
                а сейчас не видно, где конец пути,
                как же бедолаге верный путь найти.

                A буран и вьюга ветром все свистит
                одинокий путник больше не спешит
                опустился низко в снежную постель
                и поет прощально буря и метель.

                В снежной колыбели тихо и тепло
                засыпает путник, а кругом бело
                ничего не слышит, не видать беды,
                а метель и вьюга заметут следы.

И еще некоторые стихи. Правда, это уже не мои стихи.
Плагиатом никогда не занимался. Просто слова хорошие.
Соответствуют моей романтической душе.

     Говоришь, чтоб остался я, чтоб вовек не скитался я,
     Чтоб восходы с закатами наблюдал из окна.
     А мне б дороги далекие, да маршруты нелегкие,
     Да и песня в дороге той, словно воздух нужна.

     Чтобы жить километрами, а не квадратными метрами,
     Холод, дождь, мошкара, жара - не такой уж пустяк!
     И чтоб устать от усталости, а не от собственной старости
     И грустить об оставшихся, о себе не грустя.

     Пусть лесною Венерою пихта лапой по нервам бьет,
     Не на выставках - на небе наблюдать колера.
     И чтоб таежные запахи, а не комнаты затхлые,
     И не пыль в кабаках, рукав прожигать у костра.

     Говоришь, чтоб остался я, чтоб вовек не скитался я,
     Чтоб восходы с закатами наблюдал из окна.
     А мне б дороги далекие, да маршруты нелегкие,
     Да и песня в дороге той, словно воздух нужна.

Или вот это стихотворение. И известная песня в
исполнении известного советского исполнителя
Макарова.

     Понимаешь, это странно, очень странно,
     Но такой уж я законченный чудак.
     Я гоняюсь, я гоняюсь за туманом,
     И с собою мне не справиться никак.

     Люди сосланы делами, люди едут за деньгами,
     Убегают от обид и от тоски.
     А я еду, а я еду за туманом,
     За туманом и за запахом тайги.

     Понимаешь, это просто, очень просто,
     Для того, кто хоть однажды уходил.
     Ты представь, что это остро, очень остро -
     Горы, солнце, пихты, песни и дожди.

     И пусть полным-полны набиты мне в дорогу чемоданы -
     Память, грусть, неразделенные долги.
     А я еду, а я еду за туманом,
    За мечтами и за запахом тайги.