именинный пирог

               
 ИМЕНИННЫЙ  ПИРОГ
 рассказ
Татьяну Михайловну на воскресенье пригласила в гости ее племянница Шура. Сказала, что больших торжеств не ожидается;  просто посидят за семейным столом, поговорят всласть, а то все – по телефону да  по телефону. И ещё сказала, что будет именинный пирог  с рыбой.

Татьяне Михайловне, если честно, не очень-то хотелось идти на эти именины. Немолодая, чтобы по гостям ходить. Мигрень замучила, печень болит, сердце барахлит. Но и не идти  нельзя. Тут случай особый. Шура не просто  племянница, дочка покойной сестры Нюши, можно сказать,  еще и воспитанница её. Приехала в город, поступила  в техникум, поселилась у неё и  сразу стала заместо дочери. Татьяна Михайловна  и  замуж её выдавала. Сестры Нюши к этому времени уже не сталор  в живых, кто же ещё кроме  тёти позаботится о сироте?

После свадьбы молодые пожелали жить отдельно и сняли квартиру. Костик всё по соревнованиям ездил. Он тогда борьбой занимался и, судя по его призам, довольно успешно.

А ныне даже непонятно, где работает. Шура говорит, будто в какой-то финансовой  фирме. А Устюша, соседка Татьяны Михайловны, служившая техничкой в банке, сказала, будто там  видела Костю; и работает он, будто бы по выколачиванию денег из должников. А как называется должность, по-теперешнему и не скажешь: то ли брокер, то ли коллектор?
Названия-то пошли, черт голову сломит! По-старому, если знали, что это бузатёр, значит, так и  был он - бузатёр!  А тут всё мудрят, петляют,  путают, будто  что-то от народа спрятать  хотят...
День был хотя и сентябрьский, но теплый. Солнце светлыми пучками стояло в окнах. Молодые мамаши с детскими колясками по улицам вереницей гуляли.  Татьяна Михайловна порадовалась на них.

 Сама-то не сподобилась на детей. Как была поставлена  к штамповочному станку, приехав глупой девчонкой из деревни, так и простоял без малого двадцать лет. А завод порушили, улицы пошла подметать.
Вот и  не заметила, как пролетела жизнь в трудах и заботах...
К Шуре она пришла, как и договаривались, к двенадцати. Увидев дверь, обитую рейками, решила, что ошиблась. А нет, все правильно: сорок четвертая квартира, и на звонок вышла сама Шура, принаряженная, улыбающаяся,  как всегда. Улыбка красила ее. Округлое Шурино личико особенно добрым становилось в такие минуты,  и  сама она выглядела как-то по-детски наивно.
Нравилась Татьяне Михайловне Шурина улыбка. Глядя на неё, и она начинала улыбаться.

Расцеловали по старому деревенскому обычаю. Шура потащила тетю в квартиру и стала закрывать дверь. Здесь Татьяна Михайловна опять немного удивилась;  дверь-то у племянников не как у неё, тоже особенная; двойная, из темного металла. И замки, как в гараже,  со множеством  железных щеколд и затворов.
- Вы прямо как в бункере живете, - пошутила Татьяна Михайловна.
Шура промолчала. А Костя, стоявший посреди прихожей с тапочками наготове, весело произнес:
- Иначе нельзя.  Иначе выгребут нашу избушку-норушку. А то ещё лучше, самих, как клопов, прихлопнут.
Татьяна Михайловна хотела возразить: не очень-то, мол, тебя прихлопнешь, вон какая орясина! Сам, небось,  годовалого быка кулаком  смахнешь...
Подумала так, но промолчала, лишь легонько засмеялась своим мыслям, а когда увидела, как из  приоткрытой двери спальни, блестя витым ошейником, показался черный, с охристыми подпалинами  пес и, злобно рыча, метнулся к ней, тут и не до смеха стало: шарахнулась назад в прихожку.
 Костя успел перехватить пса: вцепился ему в ошейник и повис, едва удерживая. Затем принялся заталкивать собаку обратно в спальню.
Татьяна Михайловна стояла бледная,  всеми  поджилочками трясясь.
- Это что за тигра такая? - испугано прошептала  она, плотно прижимая руки к груди.
- Ротвейлер! - беззаботно ответила племянница и прикрикнула на собаку: - Пират, прекрати!
Однако клыкастый кобель продолжал рваться из Костиных рук, и его свирепая неукротимость до шума в голове пугала Татьяну Михайловну.
Когда-то давно, ещё в детстве, её покусали деревенские псы, и  с тех пор она панически  боялась этих свирепых тварей.
Пирата, должно быть, чувствовавшего её страх, он лишь раззадоривал, и  кобель упирался всеми лапами, не  давая  хозяину затащить себя в спальню.
 Должно быть, с перепуга уТатьяне Михайловне показалась, что собака-то очень уж  похожа на Костю. Такая же широченная морда, бугристая шея, толстый нос, и даже блестящий ошейник  походил на Костину витую цепь, облегающую его мускулистый загривок.
 
Эта нелепо мелькнувшая выдумка как-то успокоила Татьяну Михайловну. Да и Костя успел  справиться с Пиратом, закрыл  за ним дверь, и с шутливым  поклоном пригласил следовать за ним в зал к накрытому столу.
Прежде чем сесть, Татьяна Михайловна опять хорошенько осмотрелась  и увидела много совершенно новых для себя вещей и предметов, которых у племянников прежде не было. Квартирная обстановка ей понравилось: импортная стенка,  мягкий уголок,  ковры, и компьютер,  японский телевизор с  огромным плоским экраном и даже леопардовые шкуры на диване — всё было богато.
Татьяна Михайловна подумала: слава Богу, хорошо зажили  племянники.  Шура хотя оставила и работу, а в доме всё есть. Вот оно, время-то пришло какое ныне славное; можно не работать и достаток иметь! «А мы -то, тёмные тюхи, как пахали, и вспомнить тошно! Дневную смену, бывало, отбухаешь, мастер вечерить просит, как откажешься? Конец месяца, план надо выправлять, А то с «процентовкой» у начальства что-то не вяжется...»
Так и пролетела жизнь в трудах да заботах.
Поджидающий их стол тоже выглядел богато: глаза разбегались от фигурных бутылочек, балыков,  копчений; икра стояла черная и красная,  импортные деликатесы в ярких баночках. Разумеется, всё это Татьяна Михайловна видеть видела на полках городского  супермаркета, только близко подойти не решилась: цены такие, что и сказать страшно!
Э-хэ-хэ, видно, прав был Федька-балабол, наладчик с их цеха, говоривший: «Всякая власть любит пожить всласть. А для люмпен-работяги на деньги не достаёт  бумаги».
Да уж, и ныне живут иные!...
Пока осматривалась да усаживалась, Шура на цветастом подносе принесла именинный пирог, как и обещала, из свежей сомятины.
Потчевать Татьяну Михайловну принялись сразу с двух сторон: .и Шура, и Костя. И потчевали очень усердно, предлагая то одно, то другое, словно бы поразить собрались и застольным изобилием, и своим щедрым хлебосольством. А в ней от этой собаки, словно бы болт какой-то внутри застрял. Она и сама не понимала, отчего такая неловкость и тревога? Как ведь напугал, сволочь, до сих пор колени дрожат!...
Костя без конца что-то говорил и понес Татьяне Михайловне рюмку греческого коньяку, как он сказал, не забыв прибавить, что это очень дорогой напиток, на её пенсию такого  и не купишь.
-Хотя как сказать  тут, - вдруг остановился он, загадочно улыбаясь, и повёл на Татьяну Михайловну своими большими на выкате глазами. – Шурк, а у нее же своя квартира! – вдруг удивился, как будто раньше не знал, что у неё  есть квартира. – Нет, Шурк,  зря мы её прибедняем! Перед нами, можно сказать, живая миллионерша! Сколько  сейчас можно за её хатку бобла срубить? Миллиончика полтора, думаю, не меньше....  Ты это учти, не потащит же она свою хатку туда в Рубёжку..., на вечный покой..... Пусть нам подарит...
- Подарит, подарит, догонит да прибавит! –  не дав мужу  договорить, отмахнулась от него Шура.

Затеянный Костей разговор сразу же не понравился Татьяне Михайловне.  И завозилась в ней недобрая мысль: «Это что ж, для этого разговора позвали? Не померла, а уже о наследстве делят...»
И всё смешалось в её голове: и эта напугавшая собака, и дорогие вина на столе, и пирог с сомятиной — всё всё!  Она хотела одернуть себя, мысленно обругать: «Что за дичь пришла на ум?» -  и не смогла. Её догадка, как клин в башке застряла..

Обратила внимание на Костины большие руки, они ей не понравились. И о Шуре подумала с неприязнью: «Ишь, лиса, мужику подпевает!..».
И васе вокруг стало чужим и неприязненным. Даже  пирог, пышущей теплом,  кусок которого держала, не решаясь откусить, тоже  как бы воспротивился тому, чтобы она его ела.

И Татьяна Михайловна положила кусок обратно на блюдо.
- Ты чего? - удивилась Шура, кладя себе  очередную порцию  исходящую рыбным  духом.
И стала есть так аппетитно,, бросая на тётю тёплые ласковые взгляды. а Татьяне Михайловне показалось, что она её поддразнивает.
- Ох, вкуснятина, тетя Тань! Ты только попробуй.  Не думай, сомик совершенно свежий. Костя у какого-то браконьера перехватил. Принес домой, стала  его разделывать, а он усами шевелит. Насупился  на меня вот так, - сдвинула брови Шура, - исподлобья своими свиными глазками сверкает, словно съесть хочет.
И она рассмеялась.
- Ладно трепаться-то! Посмотреть бы, как у тебя зашевелятся уши, если  битой  по черепушке садануть. - бесшабашно бросил Костя.
- Я тебе садану, шалопай! Так садану, что у самого  на голове вырастит еловая шишка, - пообещала Шура, но как-то безобидно и даже с лукавой веселостью.
Татьяне Михайловне невмоготу стало слушать их.
- Извините, ребятки, мне что-то не можится, - держась за голову, пожаловалась она. - Я, пожалуй, пойду... Не стану утомлять своим постным видом. А вы празднуйте, празднуйте, ребятки!
И поднялась.

- Да ты что? Так вдруг!? - сделала круглые глаза Шура и догадалась: - А-а, понимаю, это всё Пират, сволочь, напугал!.. А ты полежи у нас, на тахту приляг и полежи.
- Нет, нет, - замахала руками Татьяна Михайловна, - я до дома, деточки! Я до дома...
И направилась к вешалке, чувствуя, что ей и в самом деле как-то не очень хорошо. Боли в сердце нет, а  тело тяжестью  налилось: даже колени  как бы чужими стали.
- Может, скорую вызвать? -  перестав жевать, догадался  Костя.
Но Татьяна Михаловна лишь руками замахала:
- Нет, нет, само пройдет! Со мной теперь такое бывает. Годы,  годы, деточки...
Шура проводила её до лифта.
Пока провожала,  Костя  успел умять добрую треть пирога, и выпалил, увидев жену:
- Как бы не гикнулась наша старушка! Ты узнай, на кого завещание-то сделано. А то ведь они ныне такие, без завещания упрыгают.... Таскайся потом по судам, доказывай, что ты не верблюд.
- Она у нас железная, - отмахнулась Шура, - Я вот что о себе подумала; молодой быть  лучше, чем старой
И стала усаживаться на стул, где только что сидела тётя.
-Это точно, - согласился Костя с туго набитым ртом.
- Эх,ты,- спохватилась Шура, - и пирога не попробовала!
И обругала себя:
 - Вот дура-то! Надо было с собой завернуть...
- Не бойся сами справимся? - засмеялся Костя, всё ещё жуя. - У нас не заржавеет.
 И, проглотив рюмку коньяка, снова принялся за пирог. Обоим стало легко весело. И  оба забыли про тётю.
А Татьяна Михайловна тем временем, вернувшись домой, первым делом подошла к зеркалу и долго, как впервые, принялась рассматривать себя. Стояла, разглаживая морщины, расправляя  складки  в уголках рта, и думала; «С чего это у меня занялось?...С чего кольнуло-то? Ах, о наследстве?.. А ты что хотела?.. Время-то твое к закату подходит. Вот  нечего по гостям таскаться, дома сидеть надо. И волнений не станет ...»
Она глубоко вздохнула и принялась раздеваться.