Почему в его стихах так много зимы?
Может, потому, что родился в морозном январе, в небольшом поселке далекого Северного края? Тогда, в 1936 году, в состав края входили нынешние Вологодская и Архангельская области.
Или от холода сиротства?
После смерти матери он, шестилетний, попадает в детский дом. Повзрослев, расскажет в стихах об аленьком цветочке, который растил для неё и нес за гробом, о тоске по дому и родительскому теплу.
Так случилось, что в светлом творчестве Николая Рубцова — вся или почти вся его горькая судьба.
...Северное село Никольское, где находился детский дом, стало единственным местом, куда он возвращался на протяжении всей жизни. К женщине, родившей ему дочь.
- Хотя проклинает проезжий
Дороги моих побережий,
Люблю я деревню Николу,
Где кончил начальную школу!
Бывает, что пыльный мальчишка
За гостем приезжим по следу
В дорогу торопится слишком:
— Я тоже отсюда уеду!
Среди удивленных девчонок
Храбрится, едва из пеленок:
— Ну что по провинции шляться?
В столицу пора отправляться!
Когда ж повзрослеет в столице,
Посмотрит на жизнь за границей,
Тогда он оценит Николу,
Где кончил начальную школу…
Его морская мечта тоже родилась в Николе:
- Я помню, как с дальнего моря
Матроса примчал грузовик...
В Ригу, в мореходное училище он отправляется сразу после окончания семилетки. В самодельном чемодане, закрытом гвоздиком, лежат выданные в детдоме вещички и подаренные девочками двенадцать вышитых носовых платков.
Оказалось, что в училище принимали с пятнадцати лет, а ему лишь четырнадцать. Пришлось возвращаться в Никольское. А куда ещё? Он уже знал, что отец вернулся с войны живым, снова женился, но сына из детдома не забрал. Обида и боль остались навсегда. И понимание, что надеяться можно только на себя.
Через два года, получив паспорт, он снова отправляется за мечтой, но уже в в Архангельскую мореходку, и снова не везет - не проходит по конкурсу.
- Как я рвался на море!
Бросил дом безрассудно.
И в моряцкой конторе
всё просился на судно —
на буксир, на баржу ли...
Но нетрезвые, с кренцем,
моряки хохотнули
и назвали младенцем!
Когда его, худого и малорослого мальчишку, взяли подручным кочегара на тральщик, он, конечно, видит себя великим покорителем морских просторов:
- Я юный сын морских факторий -
хочу, чтоб вечно шторм звучал,
чтоб для отважных вечно - море,
а для уставших - свой причал...
Мечта и жизнь совпадают нечасто. Монотонный тяжелый труд кочегара явно непосилен для бывшего детдомовца, выросшего на скупом пайке военных лет. Нелегкие же деньги быстро уходят на загулы в портах остановок.
Тогда ли он пристрастился к выпивке? Мнения тут разные. Вспоминают даже, что он пробовал водку в семье, будучи малышом. Бесспорно одно: всю сознательную жизнь Рубцов прожил среди пьющих людей и трезвенником быть просто не мог.
Как ему было не знать тягу русского человека к буйному празднику после тяжкого труда, от несчастья или горючей тоски?
- Сколько водки выпито!
Сколько стёкол выбито!
Сколько средств закошено.
Сколько женщин брошено!
Где-то дети плакали...
Где-то финки звякали...
Эх, сивуха сивая!.
Жизнь была... красивая
Два года он плавает на тральщике, а после увольнения отправляется по стране на поиски лучшей жизни, добираясь даже до далекого Ташкента. О своем поэтическом призвании, похоже, не задумывается до призыва на морскую службу, хотя уже в детском доме была некая таинственная тетрадка.
Четыре года на Северном флоте оказались счастливыми и удачными. Здесь к нему приходит первый поэтический успех. Появляются публикации во флотских изданиях, в северных газетах и журналах.
Конечно, «морские» стихи самодеятельного поэта незрелы и во многом подражательны, да, и сам Рубцов впоследствии не относился к ним серьезно, но их искренность и свежесть привлекает читателей:
- С улыбкой на лице и со слезами
Осталась ты на пристани морской,
И снова шторм играет парусами
И всей моей любовью и тоской!
Я уношусь куда-то в мирозданье,
Я зарываюсь в бурю, как баклан, —
За вечный стон, за вечное рыданье
Я полюбил жестокий океан.
Я полюбил чужой полярный город
И вновь к нему из странствия вернусь
За то, что он испытывает холод,
За то, что он испытывает грусть.
За то, что он наполнен голосами,
За то, что там к печали и добру
С улыбкой на лице и со слезами
Ты с кораблем прощалась на ветру...
Осознавая свое предназначение, Николай Рубцов начинает всерьез учиться у Пушкина, Лермонтова, Тютчева, Фета, Есенина, Блока. Теперь великие русские Поэты поведут его по трудному пути творца. И он ни разу не свернет в сторону.
Местом жительства после демобилизации он выбирает Ленинград. В заботах о хлебе насущном и прописке устраивается рабочим на Кировский завод, получает общежитие.
О трудностях пишет скупо:
- Живу я в Ленинграде
На сумрачной Неве.
Давно меня не гладил
Никто по голове.
И на рабочем месте,
И в собственном углу
Все гладят против шерсти
А я так не могу!
Занимается в заводском литературном объединении. Учится в вечерней школе. Часто читает и поет свои стихи тем, кто рядом, подыгрывая на гармони, а позднее — на гитаре.
Знал ли, что через годы мы будем греться их улыбчивой иронией?
-Стукнул по карману – не звенит.
Стукнул по другому – не слыхать.
В тихий свой, таинственный зенит
Полетели мысли отдыхать.
Но очнусь и выйду за порог
И пойду на ветер, на откос
О печали пройденных дорог
Шелестеть остатками волос.
Память отбивается от рук,
Молодость уходит из-под ног,
Солнышко описывает круг -
Жизненный отсчитывает срок.
Стукну по карману – не звенит.
Стукну по другому – не слыхать.
Если только буду знаменит,
То поеду в Ялту отдыхать…
В Ленинграде написано многое из его лучшего. Как и это, подлинно "петербургское":
- Трущобный двор. Фигура на углу.
Мерещится, что это Достоевский.
И желтый свет в окне без занавески
Горит, но не рассеивает мглу.
Гранитным громом грянуло с небес!
В безлюдный двор ворвался ветер резкий,
И видел я, как вздрогнул Достоевский,
Как тяжело ссутулился, исчез…
Не может быть, чтоб это был не он!
Как без него представить эти тени,
И желтый свет, и грязные ступени,
И гром, и стены с четырех сторон...
Подборка стихов Рубцова, появившаяся в сборнике заводских поэтов, сразу была замечена ленинградцами. Зимой 1962 года во время выступления в городском доме писателя зрители долго не отпускают его со сцены.
Его образ жизни достаточно благополучен, нет упоминаний о бытовых конфликтах. Но резкие и грубоватые суждения в литературных спорах начинающий поэт уже допускает, невзирая на авторитеты.
Пока не особо мешает и "вредная привычка", хоть бывавшие в его общежитской комнате на четверых вспоминают о частой нетрезвости её жильцов. На "алкогольную тему" в эту пору он пишет весело. А перед экзаменом по математике даже оригинально:
- Вдоль залива,
Словно знак вопроса,
Дергаясь спиной
И головой,
Пьяное подобие
Матроса
Двигалось
По ломаной кривой.
Спотыкаясь
Даже на цветочках, —
Боже! Тоже пьяная...
В дугу! —
Чья-то равнобедренная
Дочка
Двигалась,
Как радиус в кругу...
И в пространстве,
Ветреном и смелом,
Облако —
Из дивной дали гость —
Белым,
Будто выведенным мелом,
Знаком бесконечности
Неслось...
Рубцов напористо движется по выбранному пути. Сдав экстерном экзамены за среднюю школу, печатает на машинке тридцать семь своих стихотворений и соединяет их в сборник. Высокопарно называет его «Волны и скалы», объясняя, что волны - это волны жизни, а скалы — препятствия, на которые он в этих волнах натыкается.
Разные по мастерству стихи представлены в этом сборнике. По-моему, это - одно из самых сильных:
- Легкой поступью,
кивая головой,
Конь в упряжке
прошагал по мостовой.
Как по травке,
по обломкам кирпича
Прошагал себе, телегой грохоча.
Между жарких этих
каменных громад
Как понять его?
Он рад или не рад?
Бодро шел себе,
накормленный овсом,
И катилось колесо за колесом...
В чистом поле
меж товарищей своих
Он летал, бывало, как
весенний вихрь,
И не раз подружке милой на плечо
Он дышал по-молодому горячо.
Но однажды в ясных далях сентября
Занялась такая грустная заря!
В чистом поле,
незнакомцев веселя,
Просвистела,
полонив его,
петля.
Тут попал он, весь пылая и дрожа,
Под огонь ветеринарного ножа,
И поднялся он, тяжел и невесом...
Покатилось
колесо
за колесом.
Долго плелся он с понурой головой
То по жаркой,
То по снежной мостовой,
Но и все-таки,
хоть путь его тяжел,
В чем-то он успокоение нашел.
Что желать ему?
Не все ли уж равно?
Лишь бы счастья
Было чуточку дано,
Что при солнце,
что при дождике косом.
И катилось колесо
за колесом.
Написанное Рубцовым предисловие к сборнику, по-моему, говорит о нем очень много:
"И пусть не суются сюда со своими мнениями унылые и сытые "поэтические" рыла, которыми кишат литературные дворы и задворки. Без них во всём разберемся.
В жизни и поэзии — не переношу спокойно любую фальшь, если её почувствую. Каждого искреннего поэта понимаю и принимаю в любом виде, даже в самом сумбурном.
По-настоящему люблю из поэтов-современников очень немногих.
Чёткость общественной позиции поэта считаю не обязательным, но важным и благотворным качеством. Этим качеством не обладает в полной мере, по-моему, ни один из современных молодых поэтов. Это — характерный знак времени.
Пока что чувствую этот знак и на себе.
Сборник "ВОЛНЫ И СКАЛЫ" — начало. И, как любое начало, стихи сборника не нуждаются в серьёзной оценке. Хорошо и то, если у кого-то останется об этих стихах доброе воспоминание."
Автор представляет собственный самиздат на творческий конкурс в литературный институт и... осенью 1962 года поступает на очное отделение.
Продолжение :http://www.proza.ru/2016/04/08/61