1.Каникулы.
Ура! Наконец-то мы поедем с папой на каникулах к бабушке в деревню. На поезде, через всю Россию. В шестидесятые годы, это было еще-то событие.
Очередь за билетами в привокзальной кассе была преогромной. Мы выстояли на улице шесть часов,прежде чем оказаться у заветного окошка, отгоняя от себя мысль, что билеты могут закончиться прямо перед нашим носом, но нам повезло.
Предчувствие праздника,приключений,будоражило воображение шестиклассницы Полины.
Она конечно же выбрала место на верхней полке плацкартного вагона. С удовольствием подставляя лицо встречному летнему ветерку,врывающемуся во фрамугу окна,Поля стала завороженно разглядывать мелькающие картины природы.
Взгляд ритмично, в стук колес, перебегал от сосен с елями, к березкам, осинкам, к цветочным полянам, к живому дыханию полей.
Ей казалось, что она птица, которая сопровождает поезд, только на ночь, залетая в вагон. Полустанки казались ей, замершими посредине полей и степей. Лишь стук колес, мчавшихся мимо поездов, напоминал им о скорости жизни.
Здания вокзалов крупных городов имели свое архитектурное лицо, оно было их визитной карточкой. Таких визиток Полина насобирала предостаточно. Неприметные по оформлению,она тут же из памяти выбрасывала. Привокзальные площади демонстрировали культуру своего города.
Говор горожан, разнообразие местных товаров, лица продавцов позволяли домыслить представление о их быте.
Бабушки, продававшие,еще горячую свежую картошку в кулечках и ароматные малосоленые огурчики, напоминали о маме, оставшейся дома, о ее домашних обедах. Загорелые подростки, босыми стояли у железнодорожного полотна, с любопытством разглядывая пассажиров. Они не знали, что и Полина с таким же любопытством разглядывала их.
Созерцание таких самобытных картин побудило Полину записывать свои впечатления в дневник, благо времени на это было предостаточно, целых четыре дня.
Мария Степановна, ее учительница по русскому языку и литературе, учила ее образно выражать свои мысли на бумаге, а на каникулах тренировать свою наблюдательность. Дневник был для нее самым верным другом, хранящим ее девичьи тайны.
Теплые звездные ночи Центральной России ей наглядно продемонстрировали географическое отличие резко-континентального климата от умеренно-континентального.
Когда же поезд стал подъезжать к Москве, волнение усилилось, впереди ее ждала встреча со столицей. Вовлеченная в шумную толпу пассажиров Казанского вокзала,она поняла,темп ее впечатлений и движений должен увеличится.
Глаза оживились, ноги вспомнили,что они могут бегать.
Впереди ее ждала Красная площадь, Мавзолей, Исторический музей. Экспозиции залов Второй Мировой, с обгоревшими письмами фронтовиков, с помятыми фляжками, окунули ее в мир войны.
Патриотические ее чувства смешивались с чувством непонимания самой природы войны. Зачем люди убивают друг друга, если они умеют говорить? Пусть воюют только мудрецы, отстаивая свою правоту, а ружья оставят охотникам и спортсменам. Иметь школьные каникулы хотят все дети планеты!
Так рассуждала Полина, рядовая школьница образца 1966 года, которая еле сдерживала слезы, когда пела в школьном хоре:
"Но пиратам двадцатого века
Не отнять у Вьетнама неба!
В небе гудят самолёты,
Но ни насильем, ни газом
Не уничтожить свободу
И человеческий разум!"
Мавзолей ее испугал. В молчании отстоять двухчасовую очередь, чтобы увидеть мумию великого вождя, не лучшее впечатление для тринадцатилетней девочки.
От яркого солнца, вмиг улетучилась прохлада залов музея. Напротив стояло здание ГУМа. Ажурные своды, ярусные этажи, дугообразные переходы были так красивы, что она,забыв об отце, бродила по этажам, пока не заблудилась. Пришлось ей вернуться к договоренному заранее месту встречи, на случай потери друг друга.
Обилие красивых нарядов в магазине вскружило голову. Ей сразу захотелось все купить. Платье воздушное, легкое, нежно-голубого цвета, так заворожило, что ее силой увели от него. Стоило оно дорого, а лишних денег не было, еще не куплены скромные подарки родным.
Но она все-таки сумела уговорить папу купить ей закрытый купальник с юбочкой. Таких в ее городе ни у кого не было. Счастливая, с кулечком купленных на рынке ягод в одной руке, с мороженым крем-брюлле в другой, она уже просто глазела по сторонам, постепенно теряя интерес к увиденной красоте, так как в организме начался бунт от немытых вишен.
Тут уже начались поиски другого плана. Бедный папа, он пытался найти туалет даже в Историческом музее. И ведь их пропустили к спасительной кабинке. Поле было так плохо, что дня два она вообще старалась не есть, а только пить воду. Рейс до города Сасово был самым поздним по расписанию, а им с папой надо было пересесть еще на электричку и из нее выйти на тихой безлюдной станции. Разговорившись со случайной попутчицей, они стали надеяться, что кого-то из них обязательно встретят.
Когда же они вышли на станции, их никто не встречал. Темнело,а кругом только поле цветущей ржи,да одиноко стоящая будка у железнодорожного полотна.
Они зашли в нее вовнутрь, в комнатке стоял топчан и стол с табуреткой. Папа принял решение в ней переночевать до утра. Поля нарвала высокую траву, растущую вокруг будки, из нее сделала веник, подмела пол,подготовила пристанище для ночлега. А папа еще раз вышел на дорогу в поисках попутки.
Вдали показалась телега. Нас все-таки ждали, встречать приехал папин брат, он смущенно оправдывался, что не рассчитал время. Освободительная радость, что не придется спать среди поля, тут же перекрыла всю досаду, заполнявшую Полю еще минуту назад. Уложив чемоданы на телегу, удобно уселись на ней сами, тогда только расслабленная Поля наконец-то увидела красоту заката.
Вдоль дороги колыхалась рожь живым желтым ковром, убаюкивал поскрипывающий звук телеги. Она вспомнила песню в исполнении Людмилы Зыкиной:«Ты о чем поешь, Золотая рожь?" Рожь умеет петь, она это почувствовала.
Добравшись до села уже глубокой ночью, Поле постелили в комнатке с низкими потолками постель,где она тотчас уснула. Наутро начались визиты к папиным сестрам, рыбалка и купание на озере.
Знакомство с магазинчиком с названием "Чайная" ей почему-то запомнилось. Там продавалось мороженое и перед входом в нее скопилась очередь детворы за ним.
Яркий солнечный день, Поля в цветном сарафанчике стоит на вытоптанной, высушенной жарой, площадке перед "Чайной",ее с любопытством разглядывают местные.Одеты просто, многие босые и все загорелые, в отличие от Поли, хотя лето только началось. Белокожая Поля не вписывалась в это окружение. Для них она-незнакомая "городская".
Расположенный неподалеку маленький деревянный магазинчик с высоким прилавком был для нее реальным воплощением детской игры в продавцов, да и внешне он похож на кубик, со сторонами не больше двух метров. Там работала мамина сестра, тетя Валя. Иногда Поле позволялось заходить за прилавок, изображая продавца. Деньгами в этом магазинчике никто не расплачивался.
У тети Вали была тетрадь школьная, в которую она записывала суммы выданных товаров, покупатели расписывались, а расплачивались в получку, в конце месяца.
Так мог бы выглядеть основной принцип коммунизма в действии.
Он там работал. Каждому-по потребности, оплата-по возможности. Запах конфет, ячейки с разноцветными фантиками, манили к себе.При виде конфет сладкоежка Поля непроизвольно глотала слюну, но попрошайничать она не смела.Тетя Валя сама стала ее угощать, но инструкции, полученные от мамы, ее останавливали, она уже приготовилась сказать:
-Спасибо, я сыта,ничего не хочу.
Или соврать:
- Я это не люблю.
Тетя же сказала:
- Тогда выбирай что хочешь!
Поля долго глядела на «Изюм в шоколаде», не решаясь их попросить, но тетя оказалась догадливой, взвесила сто грамм этих, тающих во рту, шоколадных шариков и отдала кулек с ними ей. Поля знала, что эти конфеты стоят дорого, целых три рубля пятьдесят копеек за килограмм, протянула тете тридцать пять копеек, но тетя отклонила ее руку с деньгами, со словами:
-Это тебе угощение.
Какими же они ей показались тогда вкусными!
2.Взгляд Поли на себя из будущего.
Почему же ей так отчетливо виден контраст между тем наслаждением от сластей и глотанием их сегодня одну за другой. А сколько начатых конфет выбрасывается в ведро?
В такие минуты, повзрослевшая Поля, вспоминает две горки сахара на блюдце, стоящей на столе, по одной столовой ложке с верхом для нее и сестры. Это оставляла им мама на весь день, уходя на работу. И не из соображений, что сладкое портит зубы, нет. Просто сахар продавали редко, стоять в очереди за сахаром надо было почти пол-дня, такой она была длинной.
В качестве пиршества, в день получки,когда семья Поли только приехала обживаться в Сибирь, покупались папой конфеты и почему-то сметана, ее позволялось съесть по полстакана за раз,и яичница, не смешанная с хлебом, тоже редко появлялась в семейном рационе.
В 1960 году так жили большинство наших сверстников из семей рабочих. Куклы были самодельными, вручную сшитые части тела из белой ткани, наполненные ватой,косички из нее же, с нарисованным карандашом лицом.
Ни одна кукла не повторяла другую.И у нас во дворе устраивались конкурсы красоты между ними.
Дворовые дети. Это была большая команда, но только своего двора. Негласно улица была поделена на территориальные участки.
На чужой двор одной лучше не ходить. Там даже качаться на качелях можно только, получив разрешение хозяев двора. Но драк не было. И действовал закон: против одного должен выходить один. Трое одного не бьют. Это как защитная грамота в поединках.
3.Каникулы в полном разгаре.
Поля продолжает знакомится с окрестностями,удивляясь другому миру,быту своей малой родины.
На слух названия близлежащих сел звучат очень Село"Арга" состоит всего из одной улицы.
Рядом с родительскими домами, стоят дома их детей. Все друг друга знают,помогают соседям дома строить, одна улица и одна жизнь на всех.
Дом бабушки утоплен в цветущем окружении яблонь, орешника. Напротив, через дорогу, стоит баня и там же рядом пасека. Небольшой огородик, да коза-вот основной источник питания для бабы Домны. Утром она принесла Поле попробовать парное молоко с клубникой. Такого жирного молока она еще не пробовала, она вообще в первый раз пила это козье молоко. Ей оно не очень понравилось, а вот клубничка-очень.
Старый дом бабушки с низкими окошками,не крашенными полами, со стороны улицы даже и не виден, такие огромные и ветвистые деревья стояли перед ним. А петушиный крик-будильник, это как напоминание, вставать надо с петухами, а ложиться спать вместе с заходом солнца.
Беззаботные картины детства, в них всегда жаркое лето, горячий песок, сорванная земляника кустиком, тут же отправленная в рот. Это Поля так, якобы,собирала ягоды.
Вспомнив про маму, оставленную в родном городе, собирая на лесной поляне клубнику, Поля начала только через раз отправлять в рот ароматную красавицу. Насобирав трехлитровый бидончик ягод, она была уверена, что привезет маме столько-же и варенья. Какое же было у нее разочарование, когда ей в дорогу дали только пол-литровую банку этого «законсервированного привета» с маминой родины, клубника съежилась при варке, как и ее каникулы, перед их завершением.
Зато связки сушеных белых грибов они с папой везли домой предостаточно. Сибирскими морозными вечерами аромат грибного супа был приправлен их воспоминаниями о чудесном путешествии, что делали его еще вкуснее.
По сравнению с городским бытом, сидеть вечерами с керосиновой лампой казалось Поле нереальным. Оказывается в 1966 году, в четырех часах езды на поезде от Москвы, не было электричества. Но еще больше Поля была раздосадована, когда она так и не смогла найти ответ на вопрос дяди Володи:
-Что бог создал раньше: яйцо или курицу?
Лукаво улыбаясь, он все повторял и повторял:
-Если яйцо, то его ведь снесла курица, если курица, она же вылупилась из яйца.
Тупик! Это сейчас она бы бойко ответила на этот вопрос, а тогда ее уязвленное самолюбие было посрамлено незнанием ответа на этот вопрос.
Погода все дни каникул, были теплыми и насыщенными приятными впечатлениями. Родственников в деревне было так много, все так были рады их приезду, что Поля ощущала себя коронованной особой. Столько подарков, теплых слов, внимания и заботы она получала от них, что даже мягкое касание теплого ветерка, она воспринимала, как теплые мамины руки, ее так ей не хватало в этой радости, полученной ею.
Запахи березовой рощи,земляничная поляна вдоль узкоколейки,вековые дубы, сосновый бор, пруд с зеркальными карпами, катание на лодке, на берегу озера ивы, с опущенными в воду ветвями. Это были живописные картины русской глубинки, в которую еще не ворвалась цивилизация. Близость жителей сел с природой была напрямую, на расстоянии вытянутой руки, у них было взаимное крепкое рукопожатие. Природа получала от жителей заботу о ней, они же щедрые ее плоды.
Поля бездельничала, впитывала благостную гармонию летних дней.
Спустившись в овраг к роднику с такой вкусной, бодрящей своей прохладой, водой, Поля, на мгновение оказалась в сказке. Ключ родника не был огорожен, опустившись на колени, она наклонилась к нему и жадно глотала губами его фонтан, разбрызгивая его капли по лицу. В лучах полуденного солнца, эти брызги были похожи на поцелуи источника красоты Природы со всеми, кто к нему припадал.
На окраине села стоял орешник, с молочными еще ядрами фундука. Он, как сторож, охранял и украшал вход-выход из притихшего села. Позади него темнела роща с протоптанными тропинками среди высоченных дубов. Они были тенисты и пугали своей мнимой тишиной. Поля собралась к тете в гости, дорога к ней пролегала через эту
рощу. Вздрагивая от каждого звука, исходящего от ее шагов, от стука дятла, от шелеста ветвей деревьев, она шла торопливо, трусливо оглядываясь. На уровне ее роста, даже кустики ей казались живыми. Но как только она вышла из рощи, увидела стадо пасущихся коров, дом своей крестной тети, сразу облегченно вздохнула. Дошла сама одна, и не заблудилась.
Тепло земли и людей, живущих в этих селах, их акающий говорок с мягкой интонацией, в которой не могло быть злости, все доставляло Поле такую радость и грусть, от осознания, что это всего-лишь каникулы, и они скоро закончатся. Она еще не знала, что они станут самыми яркими каникулами ее детства.
4.Бушкины воспоминания.
Старшая дочь бабушки Домны Григорьевны, Александра, мама Полины, была уже на выданье, а женихов у нее еще не было. Да и немудрено, война только закончилась. За ней попробовал ухаживать серьезный, «с руками»,парень. Он ей нравился, только был он по национальности немцем. Боль войны еще была сильна, нелюбовь к врагам тоже, это все и решило:
- За иноверца не выйдешь,- сказала дочери мать, как отрезала.
Детство у Александры, или как ее называли родители, Саньки, или Алексашки, было нелегкое. Лет с десяти, она вставала на зорьке, чтобы выгнать корову на пастбище. Ставила тесто, пекли хлеб вместе с матерью на всю семью, нянчилась с братьями и сестрами, а было их в семье, помимо нее,восемь ртов. Ей было позволено окончить всего пять классов в школе, чтобы только умела читать и писать. Отец Николай хотел отвести ее в школу в соседнее село, только кто же тогда будет помогать по хозяйству бабушке? Так и осталась мама недоучкой. А способности к учебе были. Образные описания полученных впечатлений, жизненных ситуаций, в ее письмах к родственникам и детям,лишь к тому доказательство. Так живо представлялось, все о чем она писала им.
Бабушка была родом из православной семьи. Религиозна, свято соблюдала все церковные праздники, знала почти наизусть основные псалмы и молитвы, умела крестить, знала заговоры, имела навыки знахарки. В углу комнаты, на полке с кружевным уголком на нем, стояли иконы, свечи. Утренние и вечерние молитвы читали всей семьей. Александра до глубокой старости хранила, переданную ей матерью библию и старинные иконки. Спокойная кареглазая баба Домна, была не похожа на маму Полины, ни внешне, ни характером. Была она невысокого роста, с невероятно певучим мягким голосом, будто ласкающим не только слух, но и душу, она и внешне была мягкотелой и тихой бабушкой.
Бабушка всегда носила на голове черный платок, туго обхватывающим лицо и лоб. Поля помнила ее одетой только в темное платье, как у монахинь. Ее тело никогда не было открыто солнечным лучам. Оно было белым, с кожей младенца, ни одного пятнышка, ни одной родинки на теле. Ее это больше всего тогда поразило.
Как оказывается солнце уродует кожу, обжигая ее, оставляя свои следы в виде веснушек-конопушек.
Но такой ее знала Поля. А по рассказам Полиной мамы, бабушка была твердой в своих решениях. Чтобы выжить во время войны, она так усиленно молилась за возвращение мужа, что попала под влияние секты, опутавшей все близлежащие села.
Все свои сбережения отчаявшиеся женщины несли в секту. Семейная пара служителей церковной секты провозгласила себя посланниками Матери божьей во спасении их мужей. Они жили поочередно в домах сельчан,обирая их, пока не насобирали достаточно средств на постройку собственного дома.
После войны они бесследно исчезли. Вернулись с войны мужья и сыновья обманутых жен и матерей. Вернулся и дед Николай, отец Александры, больной, такой худой,что стал похожим на обтянутой кожей скелет. Перед окончанием войны он был захвачен в плен, и до освобождения находился там.
До войны дед Николай был сероглазый, с доброй улыбкой, немногословный, работящий, умный, занимал пост председателя колхоза. Выправка у него была, как у военного, прямая спина, высокая мощная шея, взгляд уверенный и спокойный. Жилистый, сухощавый, он выглядел мощным и высоким, с правильными чертами лица.
Свою осанку он передал своим детям.Все дети были ему под стать, кроме младшенькой дочери Марии, она была похожа на бабушку. Александра же уродилась в отца. Она шла по улице всегда с высоко-поднятой головой, с безупречной осанкой, ей часто говорили:
-Ты идешь,будто лом сглонула.
Так они выражали свое восхищение ее природной статью.
Словечки, принесенные в Полинину жизнь ее мамой,были очень образными: "Шеверюшки"-убоины на дорогах. "Бряхать"- лгать."Сковырнуться"- упасть. "Раззява"- разиня."Страм"-стыд."Хавоз устроили дома"- не убрано значит."
Анатолий, отец Поли, был родом из деревни "Любичи", что на Тамбовщине. Его отец, Константин, со слов мамы Полины, был красавец. Осталась только одна его фотография, где он с кучерявым чубом, картузом набекрень, с сияющими карими глазами. Внешне похожий на отца, Анатолий был поскребышем и любимчиком своей мамы.
Мать Анатолия, ее тоже звали Александрой,слыла среди сельчан отличной хозяйкой, умелой стряпухой,обшивала не только свою семью, но и сельчан. Детей своих она любила и жалела,но Толю более других,еще и потому,что он с детства имел слабое зрение и запущенный хронический отит, которым переболел в раннем детстве.
Фотографии Толиной мамы не сохранилось в семейном альбоме, но сестры Толи говорили, что дочь Полина очень похожа на нее, не столько внешне, сколько какими-то чертами характера, неуловимо напоминающими им о схожести с нею.
Кроме него, в семье было еще четыре брата и три сестры. Старшие братья ушли на фронт. На его плечи легла обязанность хозяина дома с заботой о маме и трех сестрах. Было ему всего тринадцать лет, когда его взяли работать помощником машиниста. В школе ему прочили блестящее будущее, так легко давались ему точные науки,а память на исторические даты у него была просто феноменальная. Будучи уже женатым на Александре, он часто демонстрировал ее, отвечая на любые вопросы, касающиеся исторических дат и имен. После седьмого класса и ему война помешала окончить школу.
С войны вернулись только два брата. Один брат умер от ран, полученных на войне, другой трагически погиб от несчастного случая на заводе. Слезы и горе матери видел только Анатолий.
Отец Анатолия после войны работал машинистом на узкоколейке, в течение семи лет. Поздно вечером, отработав две смены подряд, он уже собирался идти домой.Остановился у железнодорожного состава, нагруженного стволами спиленных деревьев, закурил. Крепеж кругляка неожиданно лопнул, развязанные бревна покатились прямо на него, спасти его не удалось, он погиб.
5.Сватовство.
Анатолий имел веселый нрав, любил петь, играть на баяне.Интересный собеседник, балагур, сейчас бы сказали, он "душа компании",в то же время, характер у него был горячий. Вспышки гнева возникали, вырывались наружу, опаляя всех, и затихали, оставляя рубцы и в его сердце.
Выбирая себе жену,Толя подспудно искал невесту, похожую на свою мать. В будущую супругу Александру он влюбился, несмотря на то,что она была его старше на три года и не проявляла явного к нему интереса. Его ухаживания были настойчивы и очень похожи на атаку. Если Шура, так ее называл Толя, не откликалась на его призыв с ним погулять, он мог в отчаянье тут же порвать на себе рубаху или пугал ее угрозами,что наложит на себя руку.
Бабушка Домна в таких случаях силком отправляла ее на свидание с ним, понимая, что женихов после войны меньше, чем невест, перебирать–то и не из кого. Постепенно мама привыкла к его ухаживаниям и наконец сдалась.
При сватовстве будущая свекровь сразу же предупредила невестку:
- Он буйный, тебе нелегко придется, Шура.
Тому подтверждения маме долго ждать не пришлось. После родов «первенькой», ее назвали Валей, счастье поселилось в их доме. Отец сильно привязался к своей дочери, торопился после работы домой, чтобы обнять ее, ведь она так радостно улыбалась ему в ответ!
Он перешел работать на спиртзавод, там платили больше, работа без сверхурочных часов и с выходными. Значит можно, в свободное от работы время, подрабатывать, деньги-то нужны молодой семье. Но оплачивали за подработку чаще спиртом, чем деньгами. Он часто стал приходить домой навеселе, объясняя это тем, что заплатили за работу спиртным, вот и пили вместе, ему же этого вовсе и не хотелось.
В тот памятный для Шуры день, было дождливо и сыро на улице, в доме было прохладно. Шура топила печь, сидя на корточках возле плиты. В зыбке, привязанной к крючку в потолке, спала Валя. Толя пришел с работы опять выпивший, прошел в грязных и мокрых сапогах к столу, присел за него, стал громко разговаривать с женой, дочь от громкого разговора проснулась. Он Шуре недовольно крикнул:
- Что, не слышишь, дочка плачет. Возьми,успокой ее.
Шура в ответ:
- Покачай ее,пока я затоплю печь.
Она договорить еще не успела, как получила сзади пинок ногой,обутой в кирзовый сапог, прямо в копчик. Она охнула, почувствовав невыносимую боль от удара, упала навзничь.
Толя понял, что он натворил, выскочил из комнаты. Она попробовала подняться, боль не отпускала. Шура подползла к дочери, облокотившись на табуретку поднялась, взяла на руки дочку, глотая слезы и умывая ими личико двухмесячной дочки, стала ее кормить.
Этот удар был настолько сильным, что полгода Шура ходила, не разгибая спины. Дед Николай тотчас же забрал свою дочь с Валей к себе в дом, угрожая зятю разводом. Протрезвев, Толя вымаливал прощение у жены, стоя на коленях. Она ему тогда поверила.
Простила. Еще простила и потому, что свекровь уговаривала не губить ее сына:
- Он пропадет без тебя, прости его, не оставляй дочь без отца.
Ей хотелось верить, что такого больше не повторится.
Но что-то внутри нее оборвалось. Уважение к мужу,ростки любви,которые она пыталась взрастить,приобрели зыбкость сомнения. Осталась только обязанность жены, материнская любовь.
Удар тот успел нанести трещину по их хрупкому семейному счастью.
Валя росла красивой, смышленой девочкой. Отец в ней души не чаял. Валя своей любовью изменила его, он стал мягче, заботливей, сдержанней в отношениях с женой.
После работы Валя выбегала из комнаты к нему навстречу с радостным возгласом:
- Папа! Папа пришел!
Она обхватывала его за шею, сияя от счастья, одаривала его такой обаятельной улыбкой, будто смывала усталость с лица отца, после тяжелого трудового дня.
Такой она и осталась на одной единственной фотографии, которая сохранилась в семейном альбоме.
В 1957 году вспышка бруцеллеза докатилась и до их села. Молоко мама брала всегда у одних и тех же соседей. И вдруг дети тех родителей, кто покупал у них молоко, разом заболели полиомиелитом, в их число попала и Валя.
Фельдшер Митрич осмотрел детей, диагноз определить сразу не смог, сначала лечил, как от простуды. Когда Валя, от нарастающей головной боли, стала терять сознание и тихо стонать от малейшего движения, тогда отец стал настаивать на поездке в областной центр.
Лошадей в поселке свободных не было. Разразилась летняя гроза, дороги размыло. Нашлась свободная телега на молочном заводе. Более двух часов, отец держал на руках,стонущую от боли дочку, испытывая сам эту боль. Когда ее привезли в больницу, было уже слишком поздно.
Смотреть на уходящую от тебя дочь, осознавать свое бессилие, видеть умоляющие ее карие глаза, с застывшим в них немым вопросом:" Что со мной? Как же так, любимые родители рядом, а мне не становится легче?"
Где же ты, родительская всесильная любовь? Ты не способна остановить несправедливость выбора жертвы.
Как выдержать, зная что жизнь твоего любимого ребенка с каждой минутой слабеет?
Ты готов ее отдать, свою жизнь взамен жизни дочки–берите, но неподвластные тебе силы, заставляют смотреть и умирать вместе с ней. Как теперь жить? Жить,имея в себе и на себе эту отметину,со взглядом сквозняка , не задерживающего сиюминутность полноты счастья.Всегда будет вопрос без ответа:"А какой она сейчас была бы?"
Каждый раз мама, вспоминая о Вале, снова и снова переживала эти потрясения, будто это было вчера. Такое не забывается, эта часть памяти-лезвие, режущее тебя на "до" и "после".
Валя ушла, но осталась память ее жизни и смерти, чтобы НИКОГДА уже не забывать этот ее угасающий взгляд, недоумевающий и не верящий в смерть.
Надлом внутри, как будто согнули по центру все сердце твое, дыхание сократили, глаза ослепили, а душу просто подожгли. Годы запрячут подальше виденье, но коль оно всколыхнет даже слабою зябью-замерзнешь, ослабнешь, в комок вся свернешься и думаешь:" Что, жизнь, опять показала, что сильной бывает лишь боль. Она в поединке даже с любовью всегда выигрывает бой."
Прошедшая по ним смерть Вали, напугала их, они с удвоенной силой стали оберегать своих родившихся близняшек.