У горы Пикет Глава девятая

Мария Панина Кавминводы
                Здравствуй пятый класс!

   Первое сентября, как всегда, сподвигло девочек нарядиться в белые кружевные фартуки и роскошные банты, и почти каждого школьника не полениться принести в класс своим учителям праздничные букеты цветов. Прошло целое лето, не забывшее одарить детей массой перемен и новых впечатлений. Ими хотелось делиться, о них хотелось узнавать. И до торжественной общешкольной линейки, дети собирались небольшими группами, стремясь услышать друг от друга как можно больше, и не пропустить самое важное и интересное.

   Пятый "В" тоже держался вместе, поджидая своего нового классного руководителя и начала мероприятия. Только одна девочка в сиреневом платье стояла немного в сторонке, полу отвернувшись и с неуверенным выражением лица. Одноклассники говорили, что к ним пришла новенькая. Она была рослой, но не чрезмерно, с круглым лицом, стройной шеей, светлой косой до пояса и чем-то напоминала цветок на длинной ножке. Да, конечно, она удивительно походила на красочный георгин или же на цветок подсолнечника, и сразу понравилась Маше.

   - Это ты у нас новенькая? - спросила Маша девочку, напоминавшую собой крупный длинноногий цветок.
- Да, я, - ответила девочка и посмотрела ей в лицо чуть прищуренным долгим взглядом ярко-зелёных глаз с загнутыми кверху, густыми золотистыми ресницами.
- И как тебя зовут? - продолжала знакомиться Маша  в ожидании чего-то необычного.
- Виолетта, - назвала своё имя девочка. Виолетт в школе ещё не было.
- А я Маша. Если хочешь, можем сесть за общую парту, точнее стол. Я пока ещё не определилась, с кем сидеть.
- Согласна. В классе я больше ни с кем не знакома.

   Тут через громкоговоритель объявили построение. И дальше девочки уже держались вместе.

   Классный руководитель, Анна Гавриловна, была лет сорока. Узколицая, белокожая, с глазами цвета спелой вишни и тёмной косой, уложенной на затылке, женщина, не отмеченная  худобой, но тонкой кости, казалась по-девичьи хрупкой.

   Чувствовался большой учительский опыт, - Анна Гавриловна держала себя с новым классом деловито, непринуждённо и в то же время много иронизировала и шутила. Девочек она сразу стала называть барышнями, что вызывало лёгкий внутренний протест и в то же время льстило. На вопрос: "Почему барышни?" ответила без лишних пояснений: " А кто же вы? Мальчики - кавалеры. А девочки - барышни." Тем самым давая понять, что подростки вступили в новую фазу взросления.

   После занятий Маша решила навестить дедушку с бабушкой, рассказать им о первом учебном дне, покрутиться рядом с ними, получить всегдашнюю порцию тепла вперемежку с простодушно завуалированными поучениями. Им с новой одноклассницей было по пути.

    Виолетта, как выяснилось по дороге, оказалась заядлой книгочеей. Всю дорогу они говорили о своих литературных  предпочтениях, называли любимых авторов, делились впечатлениями от новинок. Вкусы у них во многом не совпадали, но Маша пребывала в полном восторге, была совершенно очарована необыкновенной девочкой. Так долго она мечтала о подруге умной, образованной, содержательной и вот теперь, наконец, повезло. Ей было с кем говорить на одном языке. Ко всему прочему, Виолетта похвалилась неплохой домашней библиотекой, - заслугой её родителей. А ещё она играла на пианино.

   Бабушки и дедушки Маша дома не застала. Видимо, куда-то отвлеклись по хозяйственным нуждам. Николай работал, Василий ещё не пришёл из школы. Девочка  прошлась по двору, сорвала в саду большую янтарную грушу, съела несколько золотистых, переспевших слив и не знала больше, чем ей заняться. В отсутствии родных людей дом был пуст, а двор неуютен. Ярко светило солнце, рыжий Бобик ластился по-свойски, но ей стало одиноко и неинтересно.

   Нежданная гостья надкусила сочную грушу и подумала, что пора домой. На столе, в миске, лежали, накрытые тарелкой и полотенцем тёплые оладышки. Можно было попить чаю, летняя кухня никогда не замыкалась, сорвать самую большую кисть десертного винограда под названием "Дамские пальчики" и наесться им всласть, но без деда и бабули это не доставило бы ей никакого удовольствия. Потому что, общаясь с ними, она чувствовала себя любимой и желанной внучкой, а находясь в одиночестве, просто заглянувшей в опустелый без хозяев двор родственницей.

   Толик был уже дома. Его школьная форма аккуратно висела на стуле. Новый глянцевый ранец стоял тут же. С этого дня обязанностей у Маши прибавилось. Она должна была, кроме своих, делать ещё уроки с Толиком. И мама обещала вечером проверять. Единственное неудобство состояло в том, что у них были разные смены. Ему предстояло учиться с утра, а ей после обеда.

   Занятия с братом девочку не пугали. В ней изначально, от природы, было что-то материнское, наставническое. Когда ей исполнилось два с половиной года, их с полуторагодовалым братишкой отдали в детские ясли. Первого братика тоже звали Толиком. Мама с папой трудились на постоянной работе. Маша опекала младшенького, держалась к нему поближе, защищала от таких же по возрасту, как сама, малолетних обидчиков. По недосмотру воспитателей ребёнок перегрелся на солнце, получил солнечный удар, от чего в один день и умер.

   Маша не понимала что произошло. Она стала убегать из детских яслей искать пропавшего  малыша. Ходила по улицам, направлялась к речке, где они с бабушкой и Толиком на бабулиных руках, пасли когда-то корову. По дороге выпытывала у всех подряд встречных незнакомцев: "А вы не видели моего братика? Его зовут Толик." Девочка говорила чисто и чётко, рассказывала подробности. Станичники знали про несчастный случай, некоторые не сдерживали слёз.

   Чужие люди возвращали её в ясли, к дедушке с бабушкой или к родителям, но она снова убегала и упорно искала умершего брата. Не играла с детьми, а упрямо сидела   в стороне, наблюдала за работниками яслей, выжидала когда они отвлекутся и пролезала в углубление под деревянными воротами.

   Когда родители сказали, что у неё скоро родится братик или сестричка, Маша уверенно заявила, что это будет мальчик, и звать они его будут Толиком.

   Заданий на дом в первый учебный день никому не дали и вся уличная команда собралась у пня возле Кизилки потрепаться. Пока шутили, смеялись, делясь подробностями от встречи с одноклассниками, было весело и даже слегка празднично. И вдруг общий слух царапнул очередной, свойственный их компании укол, теперь уже в адрес Витька.

   - Да о чём с тобой толковать, если твоя любимая тема - опорос свиньи да кастрация кабанчика?
- А что в этом плохого, быть хозяйственным и полезным человеком? - возражал кому-то из девочек Витёк.
- Плохого ничего и хорошего мало, - взяла на себя инициативу в споре Таня. - Если  ты помогаешь взрослым по хозяйству, то и флаг тебе в руки, а от родителей устная благодарность. А вот когда ведёшь с девочками беседу о пользе выхолащивания самцов в вашем домашнем поголовье или о преимуществах плодовитости свиноматок, то это глупо до неприличия.
- А может я мечтаю быть животноводом или же выучусь на ветеринарного фельдшера и буду лечить животных, - неожиданно вспылил и, облизывая от волнения губы, скороговоркой зачастил в свою защиту Витёк.
- Да ради Бога, будь кем угодно! Лечи хоть крыс с хомяками, - твоё дело. Только думай хоть немножко: что, с кем и зачем следует обсуждать.
- А что, девочки не люди?
- Девочки - люди. Только и тебе нужно человеком быть. Вот влюбишься, - поймёшь!
- Я влюблюсь не в фифочку, а в серьёзную, такую, что твёрдо стоит на земле, - уверенно возразил Витёк.
- Было бы сказано, забыть недолго! - весело подначила Таня, - Совсем недавно другое напевал! Скучно с тобой, рассуждаешь, как старый дед.

   Друзья посмеялись и неторопливо разбрелись кто куда.

   Виолетту в классе выделила не только Маша. К ней потянулась Женя Говоркова. Дружить они стали втроём. Уроки тоже частенько делали вместе, собираясь по очереди в доме Жени, Маши или Виолетты. Дедушка и бабушка Жени относились к девочкам с большим уважением, если не сказать почтением. После выполнения одноклассницами домашних заданий и перед уходом в школу, дедушка куда-то незаметно исчезал, наверное для того, чтоб не смущать подружек, а бабушка  кормила их горячим обедом. Женя была бледной и худенькой, и домашние радовались союзу, в котором не отказывалась от еды их привередливая внучка.

   В дневное время, пока мама была на работе, Маша исполняла обязанности малолетней хозяйки и угощала своих подружек сама. Когда мама всё же заставала её подружек у себя дома, то радовалась, что дочь дружит с такими замечательными девочками, чьи добропорядочные семьи уважаемы в станице, а сами школьницы смешливые, вежливые и обязательные. Большего в их возрасте, ей казалось, требовать от детей и не следовало.

   Виолетте было сложней. Она являлась единственной воспитанницей четырёх взрослых людей - своих папы с мамой, тёти и бабушки. Доставалась ей от каждого из них по солидной дозе   нравоучений и упрёков. Даже в недостатках своих подруг виноватой оказывалась она. А недостатки фиксировались самым тщательным образом. К приходившим в гости одноклассницам, вначале тщательно присматривались, а потом на примере не угодивших, уже наедине, внушали Виолетте, какой не следует быть.  Поэтому девочки чувствовали себя, как под увеличительным стеклом, отчего нервничали и комплексовали. За глаза стеснительная называлась неуклюжей, прямая и открытая - беспардонной, а все вместе считались недостойными их глупенькой, но всё же исключительной подопечной.
 
   Однако это не мешало им продолжать дружбу. Виолетта иногда плакала и жаловалась на притеснения, но семья её была на виду и считалась образцовой.
Приглашала она в дом и мальчиков, что в станице среди взрослых и её сверстников не особо приветствовалось. Мальчики тоже не нравились близким. Она звала в гости других. Но и те разочаровывали, оказывались почему-то неподходящими для дружбы. На глазах Виолетты всё чаще блестели слёзы и тогда девочка, совсем по-взрослому, говорила Жене с Машей, что нервы её на пределе и она близка к нервному срыву.

   Маше жалобы подружки были малопонятны. Ради чего было пацанов тащить в дом, чтобы потом получать за них нагоняй? И что за удовольствие дружить сегодня с одним, завтра с другим, а чуть позже с десятым?

   - Представляешь, позавчера поссорились с Юрой. Больше он ко мне не приходит, жаловалась Виолетта в очередной раз с увлажнёнными от подступивших слёз глазами.
- Да и ладно, зачем он тебе нужен?
- Я нравлюсь ему и он мне тоже.
- Ну и что? Нравьтесь себе на здоровье! К чему шекспировские страсти?
- Мне плохо и одиноко без него.
- А месяц назад тебе было плохо без Коли Дьякова. Ещё раньше без Володи Раевского. На шута они тебе сдались?
- Так мальчики сами предлагают мне дружбу. Тебе хорошо, ты такая обыкновенная. Ни с кем не встречаешься и никто не донимает тебя своими глупыми выдумками. А меня девчонки совсем затравили сплетнями и лживыми слухами.
- Так ты их не слушай и не интересуйся, что они там говорят.
- Тебе меня не понять. Никто меня не понимает, - пыталась завершить на грустной ноте Виолетта разговор с подругой-простушкой.
- Не в этом дело. Просто привыкла ты жить за семью няньками и страдаешь от скуки или, попросту говоря, дурью маешься.

   Виолетта притворялась обиженной, но их дружбе подобная обида нисколько не вредила.