Там, за рекой...

Игорь Срибный
     Было начало марта, и город встретил меня жутким холодом и мраком – дымы пожарищ, казалось, навсегда прокоптили небо над головой. Идти куда-то в преддверии надвигающейся ночи было безумием, и я решил найти место для ночлега в более-менее уцелевшем доме и там дождаться рассвета.

     Дом лишь снаружи казался необитаемым, - на самом деле внутри на полуразбитых ящиках, грудах кирпича, каких-то стульях и скамейках, обнаруженных в развалинах, сидели и лежали люди. Это были женщины, дети и старики. Никто ни на кого не обращал внимания, и я стал искать место для ночлега. Мое внимание привлек давно погасший  костер в темном углу, в котором вяло тлело несколько углей. Я подошел к кострищу и ногой разбросал золу. Удача! Земля под кострищем была хорошо прогрета, и я стал устраиваться на ночь.
 
     Чем ближе была ночь, тем больше народу прибывало в развалины. Сапоги, ботинки, галоши мелькали перед глазами, но не задевали меня, и я уснул.

     Проснулся от холода. Часы показывали 5 утра, и я вышел из развалин. Территория перед домом была когда-то детской площадкой, но теперь она была пустынна. Вдали виднелись руины домов, но ничто не напоминало мне, что это мой, хорошо знакомый город, в который я вернулся живой и невредимый, чтобы разыскать своих родственников. Из-за угла показалась свора одичавших псов, которые уверенно направились ко мне, ускоряя шаг. Я выхватил пистолет и, не целясь несколько раз выстрелил в направлении собачьей стаи. Раздался истошный визг, и стая разбежалась в разные стороны.
 
     Только потом, много дней спустя, я понял, как я успел одичать на войне, коль смог спать на голой земле, под ногами прохожих, стрелять из пистолета в городе, который за три с половиной месяца мирной жизни уже чуточку отошел от войны…

      Я шел по какой-то совершенно неузнаваемой улице, и вела она меня вдоль разбитых домов, зияющих пустыми глазницами окон, закопченных руин. Я никак не мог сообразить, где я нахожусь. Казалось, что я опять в каком-то фронтовом городе, может быть где-то на Донбассе. Какое-то смутное беспокойство терзало меня, и я никак не мог понять его причину… Это… Нет! То, что я сейчас видел, никак не могло быть тем городом, который я знал и любил. Ну, не могло! Это был какой-то чужой, незнакомый мне город. Я с ужасом смотрел на то, что стало с моим любимым городом, по которому так любил гулять в юности, и о котором говорили, что нет в Европе города красивее.

     Я вышел к крутому спуску, который вел к реке, и вспомнил, что справа должна быть дорога на Печерск и длинная деревянная лестница, которая с печорских круч спускается к мосту через реку. Но я не нашел лестницу. Ее не было… Далеко внизу висел пролетами взорванный мост. Снег на реке уже местами сошел, обнажив грязно-серый ноздреватый лед. А прямо перед глазами на противоположном берегу была пустыня. Ни поселков, ни домов не было видно там, где когда-то были улицы, бегали трамваи, жили люди. Когда-то прямо за мостом, начиналась Предмостная слободка. За ней лежала Никольская. Теперь не было ничего, кроме ровной и однообразной серо-белой пустыни… Я видел за мостом только насыпь трамвайной линии. Но ни шпал, ни рельсов на насыпи не было. Я осмотрелся вокруг и понял причину моего беспокойства: вокруг не было не только деревьев, но даже кустов.

     Левобережная часть города была безжалостно уничтожена, и я понял по какой причине. Враг готовился оборонять и удержать город, и река создавала мощную преграду для наших наступающих войск. Чтобы иметь хороший обзор и чистую зону обстрела на противоположной стороне, враг все сравнял с землей.

     Я стоял на холодном ветру и с высоты правого берега смотрел на это мертвое поле, которое просматривалось на многие километры. Я был один среди этой мрачной пустыни, и мне вдруг стало нестерпимо жаль всего того, что умерло здесь. И я понял, что уже никогда не найду своих близких… Одиночество окружило меня, и слезы сами потекли из глаз, и я не мог остановить их.

     - Вы кого-то ищете? - спросил участливо голос за моей спиной. – Там, за рекой никого нет. Не стоит вам туда ходить…

     - Как называется этот город? – с придыханием спросил я, не оборачиваясь. – Я не узнаю его!

     - Это Киев, товарищ! – ответил голос. – Киев, образца марта 1944 года…