В редакцию газеты «Дзержинец» пришёл бывший партизан, житель нашего посёлка Леонид Сёмин и сказал: «Вот тебе Александр Иванович мои воспоминания. Писатель из меня никакой. Как смог, так и написал. Литературно переработай, может быть и книгу, когда-нибудь, напишешь? Ведь столько было нами пережито! Грех забывать!..». И протянул мне целую папку исписанных мелким едва разборчивым почерком тонких школьных тетрадей. Вспоминания написаны бессистемно, порой события не связаны между собой, запутанно и без всякой сюжетной линии. Ещё при его жизни мной на основании вот этих его тетрадей было написано несколько коротких рассказов и опубликованных в «Дзержинце» под его именем. Сегодня я счёл нужным их вновь опубликовать, так как они представляют исторический интерес как воспоминания непосредственного участника партизанского движения в наших местах, особенно для патриотического воспитания молодёжи. С этой же целью было моё обращение к партизану Ф. Курлату тоже поделиться своими воспоминаниями.
В ТЫЛУ
В мае 1943 года мы ещё не знали, что скоро (спустя всего лишь несколько недель!) начнётся одно из самых крупнейших и ожесточённых танковых сражений Великой Отечественной войны. Наскоро шло формирование трёх диверсионно-партизанских отрядов для заброса в тыл врага. В один из них были зачислены туляки и калужане. Костяк этого отряда составили туляки, уже бывшие в деле партизаны. Это в основном косогорцы: Фокин, Химин, Бобров, Иваненко, Богомолов и командир отряда лейтенант Каминский. Основной задачей отряда было вывести из строя участок железной дороги Унеча – Стародуб.
В течение июня эту задачу отряд выполнил. Ветка: «Унеча – Стародуб» была выведена из строя. И перед отрядом была поставлена другая задача: приступить к диверсионным работам на магистрали Унеча – Гомель и в районе Унеча – Клинцы. А также нужно было нанести диверсионный вспомогательный удар на железной дороге Унеча – Могилёв. Участок Костюковичи – Большковичи.
К началу июля на обоих участках этих железных дорог уже была проведена большая работа. Однажды в начале июля подъехали мы к посёлку Белая Криница. Оккупанты считали, что в этом селе всё для них нормально, а люди же села с первых дней не восприняли «новый порядок». На ночь выставлялась самоохрана из стариков и женщин, днём – из детей, мальчиков и девочек. И потому селянам всегда вовремя удавалось уйти в лес, спрятать молодёжь и скот.
Вот такое охранение встретило и нас. Люди из нашего отряда и охрана этого сельского поселка уже хорошо знали друг друга. Даже был у нас свой пароль. Но при встрече на сей раз нас удивило одно, – не успев с нами поздороваться, охранники задали нам с беспокойством вопрос:
– Что на фронте? Наши наступают?!
– Откуда вы это взяли? – спрашиваем мы. – Нам о наступлении ничего не известно?!
– Так откуда же это гремит? Слышите, гремит?..
И точно! Прислушались, и тогда мы услышали, как со стороны Орла глухо звучали артиллерийские залпы. А на небе, пока едва заметно, появились далёкие оранжевые зарницы. Словно там, за горизонтом, полыхал пожар. Да, на фронте видимо что-то происходило!
Передневали в этих Белых Криницах и вечером продолжили свой путь. Большак Клинцы – Сураж пересекли тихо. Обошли, справа, большое село Новая Гута и въехали в лес. Артиллерийские раскаты стали слышны чётче. Всем было очень интересно. И занимала одна мысль: что же сейчас происходит на фронте? Выехав на опушку леса, партизаны остановили подводы, а Фокин и я пошли к посёлку Крымок. Это в полутора километрах от полустанка Песчанка.
Недалеко от опушки леса стояла хата связного – бывшего местного учителя. Я остался для наблюдения у хаты, Фокин вошёл внутрь. Вскоре он вышел вместе с учителем. Их
беседа продолжалась и вне хаты. Из неё я понял, что связного тоже очень интересует: что же происходит на фронте? К сожалению, от него мы тоже ничего не узнали. Перед выходом из нашего лагеря мы, конечно, получили от нашего радиста сводку Информбюро, получили кое-какую информацию, довольно общую и скудную, где кроме того, что первый и второй Украинские фронты идут вперёд, в ней ничего не было сказано. Связной всё же сообщил, что по железной дороге и по большаку со стороны фронта прибывают немецкие тыловые части и обозы, охраняемые полицейскими. А сам полустанок Песчанка забит полицией с обозами. Фашисты тоже появляются здесь, но пока особенно не безобразничают.
Прощаясь со связным, мы пообещали, что на обратном пути заглянем к нему в хату, узнаем, что здесь происходило. А пока, переночевав в лесу и спрятав здесь подводы, двинулись к железной дороге, выполнять своё задание.
Для этого нам предстояло обойти Старую Гуту, так как в ней было много немцев, хотя находилась она недалеко от железной дороги. И потому мы перешли большак Унеча – Клинцы и осторожно километра полтора шли здесь по тропинке к железной дороге. Первым, почти неслышно и с большой опаской, пробирался по узкой тропинке впереди нас Химин, он вёл нас и предупреждал о малейшей опасности. Вдруг он неожиданно остановился, присел и замер? Замерли и мы. Напряжённо вглядываемся вперёд в темноту и вдруг видим: около тропы металлический блеск?! Засада?!
Химин выпустил длинную очередь из автомата. Бьём и мы. И тут крики, стоны, ответная беспорядочно стрельба. В небо взвились ракеты, освещая всё вокруг! Мы начали отходить. И вот вновь большак Унеча – Клинцы. Послышался рёв моторов. И из-за поворота показался свет приглушённых автомобильных фар. Это немцы спешат на помощь с полустанка к тем, на кого мы наткнулись на тропе. Мы опять углубляемся в лес. За спинами слышим лай собак. Значит, немцы взяли след?! Прошли довольно долго и вновь идём в сторону железной дороги Сураж – Унеча. Слышим опять лай собак. Но уже слева. Со стороны Суража. Идём к Унечи. Решили перейти железную дорогу и уйти в Клетнянские леса.
И вдруг, совсем рядом, раздаётся дружная автоматная стрельба. Значит, рядом кто-то вступил в бой?! Бросаемся туда и в совместном бою встречаемся с группой разведчиков в семнадцать человек из соединения Героя Советского Союза Папудренко, разведчики только-только пересекли железную дорогу. И поняв, что немцы преследуют нас, то есть, своих, они тоже открыли по ним огонь.
Соединившись с этой группой, мы вновь вышли к Белым Криницам. А в следующую ночь «сработала» мина на железной дороге справа от Клинцов, установленная там Фокиным. А на другой день сделала своё дело ещё одна мина замедленного действия на этой же дороге, установленная мной. В разгар Орловско-Курской битвы нашей группой было установлено и взорвано одиннадцать мин.
«Дзержинец». 1975. «Тульская правда». 2004.
БЛОКАДА
1. Ожидание
В двадцатых числах мая наша группа испанца Фелиппе Эскрибано, в которую входили мы: Яков Фокин, Евгений Лазоревич, Феликс Курлат и я, Леонид Сёмин, сбросив с рельс два вражеских эшелона, возвращалась в небольшое село, где и расположилась на дневку.
Но, не успев не то, чтобы отдохнуть, даже поесть, мы поняли, что его, нашего желанного отдыха, просто не может быть! Мы увидели подъезжающих к дому, где мы расположились, двух верховых. В них мы признали старшину отряда Григория Скрипника и бойца Дёмку Киселёва.
– С чем пожаловали? – спросил их Яков.
– За вами…
– А что такое? Случилось что?
– Ещё точно неизвестно. Но, говорят, блокада…
– Какая блокада?! Мы только что от «железки» и ничего такого не заметили…
– Не знаем? Но так говорят. Приказано собрать все группы. Вот мы их и собираем…
Обменявшись ещё и другими новостями, они тронулись в обратный путь. Собрав свои нехитрые пожитки, вслед за ними тронулись в дорогу и мы. На окраине села миновали комендатуру, в которой, естественно, не оказалось караула, подошли к самому лесу. Погода стояла жаркая и, войдя в тень деревьев, мы почувствовали приятную прохладу, и лёгкий запах лесной гнили. И, несмотря на эту прохладу, в тени, однако, стало не легче идти, а ещё и тяжелее.
Пройдя некоторое расстояние и выйдя, наконец, вновь на опушку леса мы справа по ходу движения увидели небольшую речку, на берегу которой стоял одинокий дом. Его хозяин у колодца набирал воду. Попросили напиться. Затем, соблазнившись прохладой воды, решили искупаться и немного переждать жару. А уж к вечеру решили дальше двинуться в путь. В воде долго плескались, забыв о войне, полоскали бельё, сушились на берегу, наслаждаясь летом и жизнью. И только когда солнце стало заходить за деревья, к вечеру, мы стали собираться в дальнейший путь. Настроение наше улучшилось, перед отправкой хозяин пригласил нас в свой дом, угостил горячей картошкой, молоком с хлебом, что значительно подкрепило наши силы.
Свежий ветер от реки и наши охлаждённые рекой тела пересиливали даже стоящую в вечернее время духоту уходящего дня. Что и помогало нам быстрее шагать к лагерю. Вот мы вышли к полю, где стояла, набирая силу, рожь. А за ним, за полем, оказалось село. И оно, как будто, вымерло! Ни малейшего из него не слышалось шума. Это нас насторожило.
– Яша,– спрашиваю я у Фокина, – неужели и вправду блокада?!
– Ну и что, – отвечает он с усмешкой, – или боишься?
– Да нет! Но что-то не по себе…
– Да ладно тебе! – успокаивает он, – бывало и хуже! Ты же не помнишь, больной же был!.. А вот мы-то в такую блокаду попали в сорок втором году, у Воскресных дач, что в Курской области. А было дело так: бронепоезд отрезал нашу колонну от «железки». А с другой стороны нас немецкая пехота к ней прижала. То есть, взяли нас в плотное кольцо! И с оружием было у нас, не то, что сейчас – одна винтовка на пять человек! А сейчас у нас вот какое оружие!
И он указал на свой автомат.
– Всё это так! Однако, всё это как-то не по себе…
Так за такими вот тревожными разговорами мы продолжали путь и на ходу скоротали ночь. Наступил рассвет. А вскоре показались и наши леса. На подходе к нашему лагерю мы почувствовали в нём какое-то нервное оживление. Верховые скачут из лагеря и в лагерь. И в нём всё наполнено движением и необычным шумом. На подходах к лагерю и вокруг него выставлены усиленные караулы.
– Что здесь происходит? – спрашиваем мы у первого же встретившегося нам бойца, выставленного в караул. Узнав нас, он сообщил:
– Блокаду ожидаем. Готовимся дать отпор…
С этой новостью мы и вошли в лагерь.
2. Обстрел
Кроме группы Щетинина весь отряд был уже в сборе. Командир же нашего отряда находился в штабе бригады Грекова. Испанец и Яков пошли тоже туда докладывать о нашем прибытии. Мы же, сбросив вещевые мешки, расположились в палатках из парашютного шёлка среди ребят из других групп. Рассказывали о своих делах, да разные байки и случаи, произошедшие за время расставаний и во время выполнения боевых операций.
Завязалась шутливая дружеская беседа. Но вот, наконец-то, появились и сами Яков и Феликс. Лица у обоих хмурые и невесёлые. На наши вопросы: «Что случилось?» – только махнули рукой: «Так, ничего…». И уселись рядом с нами, слушая наши разговоры.
Но вот начало смеркаться. Спать все легли не раздеваясь. Повернувшись ко мне лицом, Яков тихо прошептал: « Это точно, что блокада ожидается. Да ещё большими силами!». Но ребятам сказал, пока об этом говорить не следует. Пока рано.
… Проснулись от шума. Прибыло группа Щетинина из-под города Лида. И первый вопрос им: «Как дошли? Как перешли шоссе Слуцк - Мценск?». Отвечают: «… Нормально! Ничего не заметили. Ничего подозрительного нет!». Поговорили немного и вновь заснули. И вдруг, через сон: разрывы, свист мин! К нашему счастью, эти разрывы оказались за лагерем. Хватаем оружие, свои вещевые мешки и вон из палаток! Командир отряда уже здесь и отдаёт приказ: « Без команды никому не отлучаться!». А сам уходит опять к Грекову. Его, Грекова, назначили командующим всеми отрядами и бригадами.
3. Оборона
Обстрел прекратился также неожиданно, как и начался. И сразу пошла в разные направления от лагеря пешая и конная разведка. Остальные начали занимать оборону. Перед нами, на нашем участке обороны на опушке леса, впереди, было болото с мелким кустарником. Утром, часов в девять, слева от нас заработал пулемёт. Стрельба то возрастала, то стихала. Но лишь она прекращается в одном месте, как возникает в другом. Но на нашем участке пока тихо.
Часа в два дня, совсем рядом, но уже справа, – страшная стрельба! А ведь там находится наша кухня?! Как нам без неё? Без еды да патронов долго не продержаться! Нервы на пределе. Но нет пока приказа, и мы остаёмся на месте. И только в четыре часа следует приказ: « Узнать, что случилось с кухней? Где повар и старшина?». Пошли. Не прошли и ста метров, как увидели густую цепь немцев. Их было довольно много. Кроме тех, кто находился в цепи, часть из них лежала за пулемётами. Друга часть – рыла окопы.
Решили попробовать обойти их всех с флангов и выждать момент для нападения, чтобы застать врасплох. И тут, справа от них, вдруг раздалась сильная ружейная стрельба. С противоположной стороны от нас. И крики «Ура!». Немцы отступают прямо на нас. Вот они просто бегут в нашу сторону! Бьём по ним из всего оружия и бежим в атаку, навстречу им, тоже крича: «Ура!».
Оказывается, это бригада Мармуля и вторая белорусская бригада ударили по ним, соединившись с главными силами партизан. Среди них оказались и наш повар со старшиной. Спасена кухня, хотя и выведена из строя! Очень жаль! Начал мучить голод, а запасов продовольствия теперь никаких нет.
Двое суток мы ещё держали оборону на этой опушке леса. К вечеру третьего дня пришла тревожная весть – отряд имени Будённого оставил свои позиции в обороне и ушёл в неизвестном направлении. Никто не верит в то, что теперь немцы могут войти к нам с тыла. Но за лесом мы видим, как поднимается дым? Значит, там жгут окрестные сёла? Значит, правда, что оставил отряд свои позиции?
И вот новая команда: « Подъём!». Идём куда-то? Но куда? Не знаем! На рассвете делаем привал. Но уже на другой, незнакомой для нас опушке леса. Где-то рядом Вороново болото? Ещё приказ: «Остановиться здесь!». А бригадам Мармуля и второй белорусской другой приказ: « Перейти болото и зайти в тыл немцам!».
Около полудня эти две бригады пошли сквозь болото. Сколько же грусти было при этом нашем расставании! Жалели и тех, кто уходит, и тех, кто остаётся. Знали – потери будут неизбежно большими. И при переходе сквозь болото, и при прорыве, и при обороне здесь.
4. Прорыв.
Прошло более часа. Бригады ушли. Тихо. И вот, где-то там, впереди, вновь стрельба и крики «Ура!». Затем эти крики стали удаляться от нас – значит наши, всё-таки, прорвались? После их удара с тыла немцы стали отступать. И мы вздыхаем облегчённо. Но вот вновь подъём. Строимся в колонну и снова в путь. К вечеру подошли к знакомой нам реке. На другом берегу видим тот самый, гостеприимный для нас ранее, одинокий дом. Скрытно спешились и притаились. Стараемся бесшумно форсировать эту спокойную, но широкую здесь реку. Метров тридцать, тридцать пять! И очень к тому же, с большой глубиной!
При переправе немцы сразу же заметили нас. И из того одинокого дома сразу же заработал пулемёт. Но, к счастью, расстояние до нас было велико! Огонь пулемёта не мог помешать нашей переправе. Мы переправились без потерь. Но противоположный берег для нас оказался здесь плохим и болотистым. Однако, на наше счастье, первое болото оказалось неглубоким. Но всё равно лошади через него идти не могли. Они тихо и тревожно ржали, но, всё-таки, шли, а когда они тонули, то просили взглядом у нас помощи. И мы им помогали, как могли.
Но вот болото кончилось, мы его перешли. При выходе из него наткнулись на раненых. С ними находилась и пожилая женщина.
– Чьи люди? – спрашиваем.
– Из бригады «Большевик».
– Почему раненые одни? Без охраны?
– Сказали, что придут и заберут. Но пока никого нет.
Выставили охрану, а сами пошли дальше. На всём пути, и слева, и справа, пылающие дома. Бегут женщины, дети, старики! И их так много, что наше дальнейшее движение замедлилось. И эти люди тоже стремятся не отстать от нашей колонны, пристраиваются к нам. Мы перестраиваемся на ходу. Впереди и сзади идут партизанские бригады и отряды, в центре – старики, женщины и дети.
5. На полуострове
К рассвету вышли на полуостров. Полукольцом замыкаем территорию. В центре полуострова – беженцы. Но и здесь отдохнуть нам не пришлось. Вновь стрельба. В этот день партизаны дважды бросали на немецкие пулемёты последние свои резервы. Резервы – это и был наш отряд. Ему придали ещё сорок автоматчиков. Командование над нами взял на себя начальник штаба капитан Козлов.
В один из критических моментов, когда немцам, уже казалось, удалось прорвать нашу оборону и устремиться в возникшую брешь, Козлов мгновенно оценив обстановку, бросил весь наш резерв в тыл противника, прорвав блокаду на другом участке обороны. Так получилось, что тем самым он нанёс противнику стремительный удар в спину!
Противник растерялся, не зная куда бежать. Везде он натыкался на огонь партизан. Положение в нашей обороне восстановилось. Тем временем готовилась переправа. Под вечер, когда стрельба стихла, стали её наводить. Работа шла осторожно. Группа же резерва оставалась в прикрытии. А люди всё шли и шли к переправе. И вот опять заработали немецкие пулемёты. Под огнём переправа ускорилась. Теперь не было нужды соблюдать меры предосторожности.
Но вот подошла очередь переправы резерва. Потихонечку стали подтягиваться к месту переправы. И тут из леса перед нами возникла разведгруппа немцев! Мы прекратили движение и затихли. Подпустив немцев поближе, мы огнём своих автоматов уничтожили её. А переправившись, мы разобрали за собой переправу.
Вошли в лес. Впереди железная дорога «Талька – Слуцк» и ещё – автомобильное шоссе. Выслал разведку. А сами, южнее Тальки, сделали привал. Целый день кружила над лесом, где расположились мы, немецкая авиационная разведка. Но, видимо, так и ничего не
обнаружила. К вечеру вернулась и наша разведка. Сообщила печальную весть: через дорогу не пробиться! Немцы хорошо здесь укрепились. Везде доты и огневые точки. По железной дороге курсирует бронепоезд. На шоссе – танки и бронемашины.
Принимаем решение: идти назад, на полуостров! Вновь вперёд уходит разведка, но уже для наведения переправы. Переправились на полуостров дружно и спокойно. Заняв оборону, выслали несколько групп вперёд, как дальнее боевое охранение.
6. Бой
Наша группа из пяти человек расположилась на уступе, несколько впереди, метрах в семидесяти, от опушки леса, где и проходила наша оборона. Прямо перед нами – большой густой куст. Он хорошо укрывает нас. Чуть дальше – болото с редким на нём кустарником. Ещё дальше – густой лес. Около одиннадцати часов дня. К нам подошёл капитан Козлов:
– Ну, как, спокойно?
– Пока тихо, – отвечаю ему,– да вот только жара во всём теле замучила…
– Это не та жара! – говорит он, – вот я в декабре был под Сталинградом, так вот там была жара! Мороз до тридцати градусов, а гимнастёрка от пота к спине прилипает. Вот это жара!
Да так посмотрел на меня, что я ещё больше вспотел и подумал: « Вот тебе, получай! Ляпнул , так ляпнул…»! И вдруг слышим чей-то шёпот из ребят: «Тише! Кто-то идёт!..». Быстро автоматы на боевой взвод и вслушиваемся? Всматриваемся в кустарник! Слышится хлюпанье ног с болота. Теперь уже нам всем отчётливо это слышно! И вот показался один немецкий солдат, за ним второй, третий…
Останавливаются. Видим – наводят бинокли. Внимательно всматриваются из-под кустов в опушку леса, где залегли мы. Они в сапогах и маскировочных халатах. Из- под некоторых капюшонов поблескивают козырьки фуражек. Офицеры!
Козлов скомандовал нам тихо: « Без команды не стрелять!». Все мы волнуемся. Хорошо, что Яков со мной рядом. С ним мне как-то спокойнее. Вот один из немецких офицеров пошёл назад. И сразу же появилась цепочка солдат. Они идут прямо на нас. Но нас не видят, смотрят мимо. Их взгляд ничего не обнаружил тревожного для них на этой тихой опушке леса.
Остаются до нас считанные метры! И тут негромкий голос Козлова: «Огонь!». Заработал наш пулемёт и четыре автомата. С противоположный стороны болота, в ответ нам, ударил немецкий пулемёт. Видимо он был для прикрытия немцами установлен заранее. Схватка была быстрой, короткой, но жестокой! Так как с фланга, почти в спину немцам, на них обрушился огнём своей роты старшина Николай Малеев. Немцы, не выдержав этого удара, бросились бежать к болоту.
7. Конец блокады
С одного из убитых офицеров мы сняли планшетку. Открыв её, Козлов (потерявший в этом бою палец) обнаружил карту с планом уничтожения партизан. Мы её передали в наш штаб. Срочно состоялось совещание всех командиров отрядов и бригад. Вопрос был один: прорыв блокады и выход в тыл немецкой группировке!
Вопрос решался остро! Возникли и здесь разногласия. Часть командиров требовала отдыха. После десятидневных, изнурительных, переходов и боёв. Греков же, вопреки всем им, стоял твёрдо на своём. Немедленный прорыв! И даже выдвинул ультиматум: Иначе он один, только со свое бригадой и специальной группой Кузнецова ( это и была наша группа из тридцати двух человек), осуществит этот прорыв. И именно в этой бригаде, а точнее, в нашей группе, было в основном автоматическое оружие. Это и сыграло в разногласии решающую роль!
Болото группа прорыва преодолела благополучно. И на рассвете мы вышли к большаку. Осторожно перешли его и, разбившись на две группы, расширили коридор продвижения: до двухсот пятидесяти – трёхсот метров! Куда, в этот коридор, затем и устремилась вся выходящая из блокады наша колонна.
Когда все мы отошли километра на два от благополучно пересечённого всеми нами большака, вдруг послышался нам угрожающий гул приближающихся немецких самолётов. Они подошли к нашему полуострову, когда мы его только что покинули! После их бомбёжки там ничего не осталось! И Греков, оказавшись прав, всех нас таким образом спас?!
… Так вот, только на одиннадцатые сутки беспрерывных боёв мы, всё-таки, вырвались из смертельной для нас блокады. Это было в июне тысяча девятьсот сорок четвёртого года, перед началом советскими войсками операции «Багратион» и освобождения советской Белоруссии.
1975.
РОЖДЕНИЕ ОТРЯДА
После выполнения боевой задачи в отряде имени Дзержинского, ядро которого составляли работники Косогорского металлургического завода, осталось одиннадцать бойцов. Для выполнения нового задания был создан отряд «Чекист», в которвй вошли семь калужан, одиннадцать косогорцев тридцать один туляк.
После краткосрочной подготовки: изучения топографии, задач разведки, мино-подрывной работы, десантирования и так далее, в течение двух ночей, с двадцать восьмого на двадцать девятое и с двадцать девятого на тридцатое сентября, отряд был заброшен в Михайловский район Курской области, а точнее, в лесной массив «Берложий». Прибыв к месту назначения, сразу же приступили к знакомству с районом боевых действий.
***
Как-то однажды после завтрака командира отряда В. С. Харламенко вызвали в штаб первой курской партизанской бригады. В отряд он вернулся лишь к полудню. Его внешний вид выражал озабоченность, серьёзность, строгость. Волновались и мы – ждали, что он скажет? Гадали: какое же задание нам предстоит выполнить?
Пригласив нас всех сесть теснее, Василий Семёнович сказал: «Ребята! От нас зависит – быть нашему отряду иль не быть? Получили мы первоё своё боевое задание и должны его выполнить. Выходить будем сегодня. В шестнадцать часов. О боевом задании узнаете на месте. А сейчас быстро на кухню за сухим пайком!..».
Получив сухой паёк, уложив толовые шашки, бикфордов шнур, капсюли, ждём команды. Конечно же, волновались все, хотя для некоторых это было т не в первый раз. Но в составе этого нового отряда это задание было первым. И как оно пройдёт, никто не знал.
Но вот команда: «Строиться!». Несколько напутственных слов командира бригады и колонна начала движение. Когда вышли на опушку, то солнце уже пряталось за горизонт, видим вдруг впереди ржаное поле. Лишь кое-где над ним торчит одинокое дерево или куст. К полуночи с этого поля свернули к лесной опушке. Идём по бездорожью. Затем вновь идём краем поля. Впереди, слева, обозначились силуэты домов. В колоне прошелестел шёпот: « …Деревня, в них часто немцы делают засады?!». И потому идём тихо мимо неё, осторожно. Оставляем деревню позади и вновь выходим из леса на дорогу. Чувствуем усталость, а сколько идти неизвестно? Все ждут привала.
И тут, из-за поворота дороги, неожиданно появляется ещё одна деревня. Она раскинулась вдоль оврага. Партизаны-калужане называют её Лубошено. Километра через полтора подошли к ещё одному селу – Власовка. В нём – немецкий гарнизон. Мы по оврагу сворачиваем влево и пройдя около километра, вошли в хутор Муравейный, который примыкал прямо к лесу. И только тут, в лесу, сделали привал.
Припав друг к другу, уснули. Но сквозь сон опять слышим: « Подъём!». Идём по заросшему кустарником лесу. Километров через пять вышли на опушку леса и здесь второй привал. Спали до вечера. Проснувшись, съели свой скудный сухой паёк, утолили жажду. И здесь Харламенко ставит пере нами боевую задачу: группа из трёх калужан и двух партизан-разведчиков должна заминировать участок железной дороги со стороны станции Дерюгино. Сам же Харламенко, вместе с Кляткевичем, Фокиным и Ворониным, рвёт мост. Остальные, разбившись на пятёрки, рвут рельсы.
Приготовили заряды. Как только стемнело, все двинулись к железной дороге. Шли здесь особенно тихо и осторожно. Время от времени останавливались, прислушиваясь к тишине. И вдруг, совсем рядом, раздалась стрельба, разрывы гранат?! Это партизаны уничтожают охрану моста. Бросаемся и мы к железнодорожному полотну. Ещё на мосту были слышны одиночные выстрелы, как мы уже уложили толовые шашки и тянем бикфордовые шнуры. И вот взрывы: один, второй. третий… Есть ещё время и мы уничтожаем линию связи.
Но вот вспыхнуло ярко-белое зарево, сильнейший взрыв. От взрывной волны застонали близстоящие деревья. Этот взрыв моста – сигнал к отходу. Собрались все на окраине леса. Харламенко приказал старшим пятёрок проверить людей. Все в наличии. Двинулись в обратный путь. В отряд же прибыли не все. В пути отстал один боец. Как стало после известно, его схватили полицаи и передали немцам. Задание же было выполнено и, несмотря потерю бойца, личному составу была объявлена благодарность. Это было первое наше боевое задание и первая потеря.
1988.
ИХ НАЗЫВАЛИ ТУЛЯКАМИ
Было время, когда на Косой Горе проводились слёты тульских партизан, многие из которых были косогорцами. В преддверии одного из таких праздников состоялась моя встреча с партизанами, и к этой встрече был подготовлен мною специальный номер газеты «Дзержинец», в котором ветеран ОМСБОН Феликс Курлат поделился своими воспоминаниями.
… Необычно выглядел в жаркий день 1941 года московский стадион «Динамо». Группами и по- одиночке направлялись сюда известные спортсмены, молодые рабочие, служащие и студенты. А также молодые офицеры в форме погранвойск. Шло формирование особой части – отдельной мотострелковой бригады особого назначения, которой суждено было вписать столько ярких и героических страниц в историю партизанского движения в годы Великой Отечественной войны.
И задачи перед ней стояли особые: на временно оккупированных фашистами территориях оказание помощи в развитии и в руководстве партизанским движением, а также в проведении разведывательных и диверсионных операциях в тылу врага, кроме того, выполнение специальных заданий Ставки и штабов фронтов, осуществление контрразведывательных операций. Такие задачи предопределяли и особый состав бригады: её командирами были опытные чекисты-добровольцы, направленные в ОМСБОН по рекомендации ЦК ВЛКСМ.
В числе первых в бригаду были зачислены восемьсот спортсменов и студентов Центрального института физической культуры. В ОМСБОН пришли также сотни интернационалистов из числа политэмигрантов. Первое боевое крещение воины бригады получили в боях Подмосковья, а затем они на протяжении всех лет войны активно взаимодействовали с фронтовыми частями, как под Сталинградом, так и на Кавказе, под Курском и в Белоруссии, на Украинских фронтах, на территориях Польши, Словакии, В Венгрии, Болгарии, в Югославии и в самой Германии.
И уже летом 1941 года бригада приступила к выполнению своей основной задачи – действовать в тылу врага! Свыше двухсот спецотрядов и спецгрупп ОМСБОНа героически сражались на всей территории временно попавшей под пяту оккупантов. И уже в первые годы войны народ узнал о славных подвигах чекистских отрядов Д. Медведева, К. Орловского, Е. Мирковского, П. Лопатина, С. Вауншасова, В. Карасёва, Ф. Озмителя, М. Прудникова, Б. Галушкина и многих других замечательных командиров.
В тылу врага спецотряды опирались на активную поддержку населения, действовали в
прямом контакте и в тесном взаимодействии с местными партизанами. И сами такие спецотряды порой вырастали в большие партизанские бригады и соединения. Многие сержанты и рядовые бойцы омсбоноских отрядов потом становились опытными командирами новых отрядов.
… Так в июне 1945 года газета ОМСБОН « Победа за нами!» поведала общие итоги действия нашей бригады в тылу врага. Это тысяча четыреста пятнадцать спущенных под откос эшелонов с живой силой и техникой врага, пять уничтоженных бронепоездов, на её счету свыше двух тысяч двести автомашин и тягачей, триста тридцать пять взорванных мостов и так далее.
Свыше тысячи раз омсбоновцы вступали в открытые схватки с фашистскими войсками, карателями, полицейскими частями. В ходе диверсий и в открытых боях уничтожено около ста сорока тысяч немецко-фашистских захватчиков. Значение же добытых разведчиками бригады особо секретных и ценных сведений не поддаётся оценке. Можно лишь вспомнить о результатах разведывательных действий легендарного Николая Кузнецова.
За цифрами общих итогов лежит тяжелейший и повседневный ратный труд и подвиги бойцов и командиров бригады. Свыше тысячи воинов бригады пали смертью храбрых. Двадцать четыре бойца и командира были удостоены звания Героя Советского Союза. Более пяти тысяч отмечены орденами и медалями Родины.
В тысяча девятьсот сорок втором году в ряды ОМСБОН влился большой отряд добровольцев из разных областей страны. Среди них особо выделялась большая группа из Тульской области. А в её составе сразу же обратила на себя внимание группа комсомольцев с Косой Горы. Косогорцы – это были совсем молодые ребята от семнадцати до двадцати лет, но многие из них уже имели боевой опыт действий в тылу врага. Их в бригаде тогда называли «туляками». И они очень быстро завоевали своё признание и симпатии однополчан за смелость.
Недавно мне довелось вновь перелистать подшивку нашей красноармейской газеты. На её страницах в памяти моей ожили подвиги моих боевых друзей-косогорцев. Многих из которых уже нет с нами. Особенно часто в газете упоминаются имена В.Щетинина, Л. Сёмина, П. Химина, И. Богомолова, Я. Фокина. Так, седьмого ноября сорок третьего года газета писала: « … По праву лучшими бойцами являются товарищи Щетинин, Фокин, Химин. Эти бойцы сами руководили группами, водили их на операции и проявляли личное мужество, отвагу и героизм». От себя к этому я могу лишь добавить: мне довелось быть с ними в одном отряде в сорок третьем, сорок четвёртом годах, и я видел их высокое воинское мастерство труднейшем и в опаснейшем деле, в подрывном!
«.. Каждый из туляков, – пишет дальше газета, – по несколько раз забрасывался в составе разных отрядов в тыл врага и имел к концу войны свой солидный личный счёт уничтоженного врага».
Так, шесть раз В. Щетинин назначался руководителем подрывных групп. На его личном, боевом счету было девять эшелонов врага и двенадцать взорванных мостов. Во время одной из фашистских карательных операций он организовал оборону пяти деревень и спас их от уничтожения.
По восемь эшелонов и по два бронепоезда было на личных счетах Я.Фокина и Л. Сёмина. Однажды не сработала поставленная ими мина. На следующую ночь они вернулись к месту её закладки. Нужно ли напоминать: с какой степенью риска для их жизни это было связано? И, всё-таки, они заставили мину сработать! Паша Химин был известен в бригаде, как человек исключительной храбрости. Его ещё называли «заговорённый». Вот только два эпизода, как примеру к этим словам. Идёт бой с полицейской заставой. Автоматной очередью фашист бьёт чуть- ли ни в упор. Пули расщепили приклад автомат Паши, пробили его полушубок – и ни одна из них не задела его самого! Другой случай. Боевой прыжок спецгруппы в тыл врага. Камнем вниз летит Паша. Парашют не раскрылся! Конец?.. Нет!
Его успел поймать за стропы Сева Щетинин. И оба они приземлились на одном парашюте.
… Это только несколько эпизодов из боевых биографий косогорцев, которых называли «туляками». Их имена навсегда вписаны в историю ОМСБОНа. И вместе с ней и в историю Великой Отечественной Войны. Новым поколениям туляков-косогорцев есть, кем гордиться и с кого брать пример.
1975.