1. Письмо.
Что может быть хуже, чем твоё прошлое, с которым ты, казалось бы, давно расквитался, внезапно вновь дающее о себе знать?..
Виктор Николаевич сидел за рабочим столом. Только что секретарша принесла ему утреннюю почту. Среди множества вскрытых безлико-серых конвертов с деловой документацией был один, выделявшийся не только своим нежно-сиреневым цветом, но так же и тем, что не был распечатан. Почему секретарша, вопреки обязанностям, не открыла его и не прочла?
Ответ на этот вопрос стал понятен Виктору в тот момент, когда он прочёл фамилию отправителя: Анна Воронкова. Его бывшая сотрудница, начальник финансового отдела. И – его бывшая любовница.
Они расстались в тот же день, когда она ушла из его фирмы. Было бы неверным считать, что Виктор этому способствовал. Напротив, это была её инициатива. С тех пор он не слышал о ней ничего. И вот вдруг – письмо…
Ещё даже не открыв его и не начав читать, Виктор заволновался. Чего же хочет она? Что решила сказать ему после стольких лет молчания? Может, Анне нужны деньги? Нет, на неё это не похоже. Может, работа? Хм, было бы глупо считать, что такая женщина не сможет устроить свою жизнь.
Не став теряться далее в догадках, Виктор поспешил распечатать письмо. Его взору предстали три листа бумаги с напечатанным на них текстом.
«Привет!
Это Анна. Помнишь меня?»
Конечно, он помнил. Как такое забыть…
«С момента нашего расставания прошло так много времени. И так много поменялось в жизни каждого из нас! Я знаю, что у тебя родился ещё один внук. Поздравляю».
Что ж, спасибо. Но неужто только ради поздравлений было написано это письмо?..
«Наверно, ты счастлив. Нет, моему самолюбию, конечно, польстило бы, если бы я узнала, что в семье твоей разлад, что ты хочешь всё-таки порвать с женой и уйти, возможно, даже и ко мне. Но подобные мысли – не более чем самообман. Я знаю, что тебе хорошо с ними. Лучше, чем со мной».
Неужели она хочет вернуться, начать всё с начала? Они так странно расстались… Анна больше остального удивляла Виктора тем, что не требовала от него абсолютной принадлежности только ей. Она не хотела, чтобы он бросал семью. Более того, она считала именно жену Виктора, Галину, главной причиной его успеха в этой жизни.
«Ты знаешь, что я любила тебя. Сильно и искренне. Для меня эта любовь была как озарение, как вспышка и подарок судьбы. После стольких лет неудач и одиночества я воспринимала чувство к тебе как награду, и потому наслаждалась ей – сколько смогла, до последнего. Я изначально знала, что будущего у нас нет. Но, знаешь, за всё это время я ни разу не пожалела о том, что ты был в моей жизни».
От последней фразы сердце Виктора сжалось. Был – не значит есть. Был – то есть, больше нет. Он никогда не признавался в этом ей лишь потому, что боялся признаться самому себе. Но он тоже любил её. И не меньше Анны упивался этим чувством, не меньше её желал воздаяния за все годы непонимания и пустоты в семье, друзьях и окружении. Для него она была как отдушина, или словно маяк, подающий сигнал в темноте… Но остаться с ней и порвать с семьей значило для него потерять слишком многое.
Терять не пришлось. Анна ушла сама. Он все эти годы ждал, надеялся, что она вернётся… И теперь ему стало понятно, что она не любит его более. Так зачем прислала это письмо? Для чего бередит старые раны – свои, его? Чего этим добивается?
«Мне было плохо, когда мы расстались. Такая жуткая тоска появилась в душе, что, казалось, она ощутима была физически, и её можно было нащупать где-то в районе солнечного сплетения. Я знала, что выдержу, что сильная. Но был период, когда не хотелось ничего, и я просто лежала и глядела в одну точку…»
Но ведь это было её решение! Она сама поставила ему такое условие – расстаться, и чтобы он не искал её…
«Да, я сама этого хотела. Можно было оставить всё, как есть, и продолжать наши встречи, но тогда я потеряла бы самое важное в своей жизни. Но об этом – позже.
Знаешь, мне было плохо даже не от самого факта расставания с тобой, а больше от того, что всё в моей судьбе сложилось именно так. Я полюбила женатого мужчину гораздо старше себя, и не смогу создать с ним счастливой крепкой семьи, как мечтала в далёком детстве. Возможно, в глазах других я выгляжу зазнайкой и карьеристкой, но это – лишь внешняя оболочка. Если заглянуть внутрь её, то станет понятно, что мне нужно совсем другое».
Да, Анна сильно выделялась среди других знакомых ему женщин. Она покорила его своей мягкостью, нежностью. На работе она тщательно прятала эти свои качества и показывала их только дома. Она не была красива, скорее – мила, симпатична. И это выделяло её среди вереницы предыдущих любовниц Виктора Николаевича. Любят не за внешность, он понял это ещё тогда, когда женился на Галине. Не за детей, уют в доме и кипельно белые рубашки. Для любви нужна общность душ – это также пришло к нему в браке, но найти эту общность он смог только с Анной.
Они так нелепо расстались… Она сообщила ему, что ждёт ребёнка. Но о каком ребёнке может идти речь, если у тебя уже подрастает внук, и скоро, через пару месяцев, появится маленькая внучка?
Виктор предложил Анне сделать аборт. Скорее даже, настоятельно посоветовал. Она согласилась, но поставила одно очень неприятное условие: тот день, когда она ляжет в клинику на аборт, станет днём их расставания. Она уволилась из его фирмы, оставив престижный и довольно прибыльный пост финансового директора и недоумевающего Виктора Николаевича. К чему всё это?! Ведь им было так хорошо вместе, зачем обрывать происходящее и прекращать отношения?..
Анна также просила не искать её. Вернее, уточнила она, даже если он и примется её искать, то всё равно не сможет обнаружить. Из этого он заключил, что она уедет куда-то очень далеко, возможно, в тот маленький городок своего детства на восточном Урале, о котором она так часто говорила, и название которого так сильно хотел бы вспомнить Виктор.
Он не послушался и искал её, но через некоторое время понял, что Анна была права, и обнаружить её Виктору не удастся.
Он часто думал о ней. Вспоминал проведённые вместе мгновения и грустил. Может, стоило всё же уйти от Гали и остаться с Анной? Родить этого ребёнка, создать новую, куда более счастливую семью, в которую хотелось бы возвращаться вечерами после работы… Теперь уже поздно.
Письмо разбередило душу Виктора. Всё же, зачем она пишет ему?.. Он стал читать дальше.
«Вот ради этого другого я и ушла от тебя, Виктор. Ты думал, что шаг твой во всём верен, но не учёл одного – меня.
Мне было тридцать пять. Ты представляешь, что значит сделать аборт нерожавшей женщине в тридцать пять лет? С вероятностью девяносто девять и девять десятых процентов я никогда больше не смогла бы стать матерью. И – да, я хотела ребёнка. Я хотела именно этого ребёнка, потому что Кирюша был зачат в любви…»
Кирюша!.. Неужели?..
«Нет, я не сделала аборт. Я родила – и счастлива. Я не перестаю благодарить Бога за то, что он даровал мне это великое счастье – возможность быть матерью. Я люблю своего сына безумно и беспрестанно, и, знаешь, в последнее время я больше не жалею о том, что ты не можешь разделить со мной этой любви».
Так значит, у него есть ещё один ребёнок! Сын! Это было так же невероятно, как и то, что Анна после стольких лет молчания вдруг объявилась и рассказала ему об этом.
«Я понимала, что малыш для тебя будет помехой, я всё понимала. Мне не хотелось доставлять тебе лишних проблем. Поэтому-то я и разорвала все отношения с тобой. Так лучше для всех. Я осталась с малышом, а ты – с полной уверенностью, что ничто не подорвёт твою репутацию. Мы не мешаем тебе, а ты – не заставляешь нас чувствовать себя виноватыми за то, что мы есть».
Как она может думать такое! Да разве бы Виктор создавал в них чувство вины! Хотя, если быть честным… Пожалуй, Анна права. Стоит признаться себе в этом. Все мысли по поводу семьи с Анной – лишь иллюзии. Им никогда не стать реальностью.
Сколько же лет мальчику?.. Около пяти. Странно, почему столько лет она молчала – а теперь вдруг решилась и рассказала ему о ребёнке? Что нужно ей?
«Знаешь, так здорово жить и знать, что ты не одна, что тебе есть для кого быть, кого любить и о ком заботиться. Любовь к ребёнку – самая истинная из всех форм этого чувства. Потому что она не проходит никогда. Даже если у тебя появляется ещё один малыш, это не будет означать, что он вытеснит старшего из твоего сердца, нет! Сердце твоё лишь ещё глубже наполнится любовью, нежной и ласковой.
Ты не поверишь, у ребятишек всегда есть чему поучиться. Став взрослее, мы забываем о многих вещах, что были важны для нас в детстве. Если бы ты только мог пообщаться с ним хоть раз – ты бы понял, о чём я…
Например, о мечтах. Чего тебе больше всего хотелось, когда ты был маленький? Кем хотел быть, чего ждал от жизни? Многое ли сбылось? И в какой момент ты отказался от своей мечты?..
Кирюша грезит небом. У нас дома – самолёты всех возможных видов и размеров. Книги, раскраски – тоже только с ними. Он мечтает стать лётчиком, испытывать новые модели самолётов. И от этой чистой детской мечты мне и радостно, и больно одновременно. Потому что я не знаю, как объяснить ему, что он не сможет летать.
Собственно, поэтому я и пишу тебе. Мы вынуждены просить тебя о помощи. Нет, нам вовсе не нужны твои деньги, они у нас есть. Даже твоё внимание – не то, о чём мы просим сейчас.
От тебя нам нужна… почка».
2. Почка.
«Кирюша болен. У него хроническая почечная недостаточность. Диагноз поставили в три года. Знал бы ты, сколько мы вынесли тогда!..
С тех пор мы просто-напросто прописались в больнице. Ежедневно, ежечасно принимаем лекарства. Каждые два дня – гемодиализ. Знаешь ли ты, что это за страшная процедура? Конечно, она помогает Кирюше жить. Но вместе с тем – она забирает огромное количество его жизни. По восемь часов мы не выходим из диализного блока. Мы не можем уехать далеко от больницы, потому что нам постоянно нужно чистить кровь. Что ещё страшно – гемодиализ тормозит развитие Кирюши, он плохо растёт. Господи, Кирилл ведь ещё такой малыш, ему нужно развиваться, познавать этот мир! Что будет с ним, если это не кончится?!
Но у нас есть выход. Мы можем спастись. Избавиться от диализа, уменьшить количество принимаемых лекарств.
Кирюше нужно пересадить почку.
Я не прошу у тебя денег на операцию, они у меня есть. Я прошу другого. Мы стоим в очереди на донорский орган уже два года. Подходящего донора нет. Знаешь, если бы я могла – отдала бы сыну хоть обе свои почки, лишь бы он жил. Конечно, это глупо. Отдать обе почки – значит, умереть самой. И кто тогда будет растить моего малыша? Нет, мне нужно жить. Хотя я могла бы это делать и с одной почкой. Но я не могу стать донором по антропометрическим показателям. Другими словами, я – взрослая, а он ребёнок. Кириллу нужна детская почка.
И вот здесь нам можешь помочь ты. Ведь твоя внучка – приблизительно одного с Кирюшей возраста. И младший внук – тоже ещё малыш. Наверняка кто-то из них может стать подходящим донором, ведь они с Кириллом – кровные родственники. Я прошу тебя (ты ведь знаешь, что раньше я ничего, никогда у тебя не просила!), прошу – дай нам эту возможность! Дай нам шанс жить!
Поговори с родными, объясни им всё. Я уверена: они примут и поймут. Они согласятся. Нужно только всё им объяснить.
И – да, разговор твой должен состояться как можно скорее. Дело в том, что болезнь наша осложняется аллергической реакцией на нефродоприл, основной препарат нашего лечения. У Кирюши был отек Квинке после пятого его введения. Теперь ни один врач в здравом уме не назначит нам нефродоприл, а без него лечение не будет иметь должного эффекта. Замены медикамента с другим составом, который Кирилл, возможно, смог бы переносить, нет.
Поэтому Кирюша слабеет, врачи говорят, что если пройдёт ещё несколько месяцев, то его организм может просто не перенести операции, и есть большая вероятность, что он погибнет, даже если донорский орган будет найден.
Конечно, от трансплантации мы можем и отказаться. Можем довольствоваться тем, что есть. Но в этом случае Кирилла ждёт пожизненная зависимость от медицинских процедур. Он не сможет расти и развиваться, как все, он постоянно будет слаб, болен. Ему придётся всё время быть рядом с больницей, ведь диализ в этом случае станет его спутником до самой старости. Если ему вообще доведётся её встретить, но - нет, это плохие мысли и их надо гнать, гнать…Не думаю, Виктор, что ты хочешь такой судьбы для своего сына.
Поэтому, прошу – поговори с родными! Убеди их в том, что они должны нам помочь!
Я оставляю тебе все свои координаты. Буду ждать твоего звонка, а ещё лучше – личной встречи.
Анна Воронкова».
Несколько минут Виктор глядел в белое поле бумаги, оставшееся после завершения письма. Потом повертел листки в руках, словно пытался отыскать в них что-то ещё, спрятанное и незаметное сразу.
Вот просьба так просьба… Анна, как всегда, поразила его.
Она хочет, чтобы он поговорил с родными, то есть с Галиной и с их детьми – с дочерью Викой, сыном Вадимом и его женой, Юлей.
А ведь Анна верно мыслит – дочь Юли и Вадима, Настенька, как раз близка по возрасту к этому мальчику, Кириллу… Его сыну. Юля родила вскоре после расставания Виктора с Анной. Да, она вполне могла бы стать донором. Старший внук, Серёжа, не подойдёт – ему уже двенадцать, он слишком большой. А вот младший, Тёмка, сын Вики…
Вдруг Виктор заставил мысли резко притормозить. Не смотря на всю логичности и ясность, просьбы Анны она была сродни бреду. Как можно – вырезать из здорового ребёнка почку, чтобы пересадить её другому, пусть и больному?! Его сыну… Да кто согласится отдать орган своего ребёнка неизвестно кому – ладно, пусть даже и родственнику, - но кто согласится?! Если бы ему предложили – согласился бы он?.. Анна была готова, а Виктор? Да, ему было бы жаль своих почек. Как жаль и почек своих внуков. Но ведь это – сын…
Сын. Так странно стало осознавать, что на этом свете есть ещё одна частичка его. Его кровь, его продолжение. Интересно, похож ли мальчик на отца? Анна ничего об этом не пишет. Она оставила свой телефон. Можно – нет, нужно, - позвонить ей, обо всём расспросить, сказать ей, что он рад.
Рад… Неужели он действительно рад появлению этого малыша?! Зарождение этого чувства в душе Виктора было не менее странным, чем это письмо и просьба Анна. Нужно срочно ей позвонить. Виктор хотел было уже набрать номер, но… Она ведь спросит его о почке!
И что он скажет ей?! Виктор даже представить не мог, как рассказать такое родным. Они вряд ли придут в восторг от того, что он завёл семью на стороне, пусть в семье этой он сейчас и никто. И уж тем более не понравится им просьба о почке. Вика ни за что не согласится. Вадима можно было бы ещё как-то убедить, но у него есть Юля. Юля на такое не пойдёт, это точно.
Но было ещё кое-что, пугавшее Виктора Николаевича. Он - уважаемый человек, глава крупной фирмы, известный благотворитель, депутат муниципального уровня. У него – абсолютно положительная репутация, которую он нарабатывал годами и которой очень дорожил. Он попробовал представить, что будет, если информация о его внебрачном ребёнке просочится в прессу, к конкурентам. Эта мысль заставила его содрогнуться. Какой это позор! Можно будет даже и не затевать новую предвыборную кампанию – она будет провалена. Кто поймёт, кто задумается о том, что он любил эту женщину, и не остался с ней из-за каких-то глупостей, предрассудков, в силу возраста и обстоятельств? Да, если конкурентам удастся раскрутить эту тему в СМИ, то о политической карьере ему придётся забыть навсегда.
Дома Виктора, как всегда, ждали. Он глядел в лица домашних и пытался представить, как отреагируют они, расскажи он сейчас. Конечно, он не скажет им ни о чём. Сохранит и их, и свой покой. Оставит всё как есть, не внесёт изменений в размеренное горение своего надёжного, привычного очага.
Но по ту сторону, на другой чаше весов – жизнь одного ребёнка. Его сына. Разве можно бросить сына в беде?!
Им нужно помочь. Но что же он может сделать?! Что, если попробовать поискать донора через старые связи… Но тут Анна права. Кровный родственник – лучший донор. Уж если они ждут два года и им не попалось никого подходящего, значит, и Виктор со всеми своими знакомыми профессорами окажется здесь бессилен.
Но ведь что-то надо делать! Не отказывать же им просто так…
Прошла неделя, в течение которой Виктор не раз возвращался к мучившей его дилемме. В нём боролись два противоречивых чувства: желание помочь Анне и её малышу и страх попросить об этой помощи.
В конце концов, он решил оставить всё на волю случая. Сделать вид, что он ни о чём не знает, что не получал никакого письма и потому ничего не должен этому мальчику. Ему даже удалось привыкнуть к той мысли, что он бросит Кирилла и Анну в беде. Но где-то глубоко внутри предательски ныла какая-то тоненькая жилка, мучительно не давая Виктору покоя…
Покоя найти не удалось. В один из дней раздался неожиданный звонок. Номер был незнаком, но Виктор сразу понял, кто звонит ему.
Это была Анна. Едва Виктор услышал в трубке её голос, сердце его зашлось в бешеном ритме.
Удивительно, но она не задала этого вопроса. Она и без того знала, что Виктор ничего и никому не сказал. Она лишь попросила – ещё раз, теперь уже лично, - не лишать их надежды.
- Мы сейчас в больнице, - говорила Анна упавшим голосом. – Кириллу стало хуже, пришлось лечь в стационар. Но, может, оно и к лучшему. Здесь он под наблюдением врачей, и в случае чего нам сразу же помогут…
- Аня, я не уверен, что у меня получится… - это было всё, что смог сказать ей Виктор.
- Я тоже не уверена во многом. Даже в том, что любое из моих действий – не напрасно. Но я точно знаю, что если опущу руки и позволю событиям развиваться без моего участия – то никогда потом не смогу себе простить…
Он права, во всём права. Уйдя в сторону, опустив руки, он, конечно, сможет жить дальше. Улыбаться, смотреть людям в глаза… Но убеди он себя в отсутствии вины хоть тысячу раз – муки совести станут только острее. Такое не удастся простить, даже если получится забыть. Потому что это – жизнь ребёнка. Его ребёнка.
Да, он расскажет. Будь что будет! В конце концов, они – его семья, и далеко не чужие люди. Они должны – если не принять, то хотя бы понять.
И к чёрту политическую карьеру! Она – цель, но не главное в этой жизни. Она – не более чем средство самоутверждения, которого почему-то всегда было мало, и в котором, пожалуй, есть смысл остановиться. Пусть будет пресса, пусть будет позор… Никто, ни один человек, не сможет упрекнуть его в желании спасти своего ребёнка.
Теперь осталось лишь подобрать слова. Те, которыми удалось убедить себя, вряд ли подойдут для окружающих. Нужно найти другие, хлёсткие, сильные, чтобы сразу – и в самое сердце.
Он найдёт их. Теперь у него получится. Виктор был уверен…
Виктор Николаевич сидел в своём кабинете и прокручивал в голове события вчерашнего дня. Он собрал всех домочадцев и решился. Рассказал. Попросил.
То, что началось после, было похоже на бурю с дождём и колким ветром. Дом разом, как по команде, пришёл в хаотичное движение, которое, при всей своей разрозненности шума и голосов, имело одну общность. Это было что-то сродни отторжению, но в более сильном, более резком неприятии происходящего.
Как страшно кричала Юля!
- Я не дам Настю! Ни за что! Забудьте и даже не думайте!
Вадим, всегда спокойный и молчаливый, вдруг рассердился:
- Да ты в своём ли уме, отец?! Ты соображаешь, что говоришь?!
- Соображаю, - парировал Виктор. – И прошу вполне обдумано и осознано…
- Голову свою проверь осознано! У психиатра, - огрызнулся Вадим и, рывком отодвинув стул, встал из-за обеденного стола, за которым они все сидели. Он подошёл к Юле, которая только что под присмотром Серёжи отправила испуганную Настюшу наверх, в игровую, и принялся успокаивать сглатывающую слёзы жену.
- Я ещё в восемнадцать лет хотела навсегда отчалить из этого дурдома! Жаль, что не свалила, - в своей презрительной манере произнесла Вика. – Но после такого заявления, папочка, ты ещё долго нас с Тёмкою в гости не дождёшься. Тёмка, ты где там? Беги сюда, мы уезжаем! А то дед совсем сбрендил… Тёмка!!!
Малыш нашёлся в дальнем углу гостиной. Он забился в узкий проём между стеной и кадкой с пальмой, словно хотел спрятаться от кричащих взрослых и того страшного, предложенного дедом, что пока не было до конца понятным ему, но в чём ясно прослеживалось нечто злое и опасное. Вика взяла Тёмку на руки и, громко хлопнув дверью, покинула гостиную, а затем и дом.
Галине сделалось плохо. Нет, она, конечно, знала, что муж изменяет ей, это не было для неё новостью. Известие о ребёнке удивило её и стало откровением. Но дальнейшее повергло в шок.
Вадим побежал за аптечкой. В воздухе их большого дома повис запах корвалола и отчуждения. Исход разговора был уже предрешён, но Виктор Николаевич по-прежнему сидел на своём стуле, как прикованный, ожидая, что же произойдёт потом. Вопреки обычному, он растерялся и не знал, как себя вести. Была мысль глупо улыбнуться и сказать:
«Я пошутил, ребята! Это – розыгрыш, и скрытая камера вон там!»
Да, жаль, что не было камеры. Это могло бы многое исправить. Не нужно было ничего им говорить. То есть, - нет, конечно же, нужно было. Но не так, не сразу и не перед всеми. Для начала стоило бы с Галей… Но и она бы не поняла. Это было предприятием, заранее обречённым на провал. В глубине души он знал об этом. Но безнадёжности ведь всегда предшествует надежда.
- Вы хоть понимаете, что предлагаете? – уже более спокойно, без крика, спросила у него Юля. - Что, помогая этому своему новоявленному сыну, вы обрекаете на инвалидность кого-то из своих внуков?
- Но, Юля, как я могу оставить его в беде? – оправдывался Виктор.
Она лишь всплеснула руками и продолжила наступать:
- Вы хоть видели вообще этого ребёнка? Уверены, что он ваш?
- Не думаю, что в такой ситуации есть смысл врать, - рассудил Виктор.
- А я думаю, что есть. Вам не приходило такое в голову? Вдруг она всё же обманет? Если продаст почку, а? Что вовсе не для сына она ей нужна, а для наживы?!
- Она на такое не способна! – Виктор опешил от такого предположения невестки.
Вадим молчал и не препятствовал Юлиным рассуждениям, как ранее и – её крику. Значит, был с ней согласен.
- Конечно, она же святая! – рассердилась Юля. – Спала с чужим мужем, родила неизвестно от кого, а теперь заявилась и требует, чтобы я подарила ей Настину почку?! Да кто она такая, эта Анна, как ей в голову такое смогло прийти?! И вы… Как вы можете так спокойно нам это предлагать?! Неужели этот подбросыш для вас важнее, чем Настенька, чем Серёженька, Тёмка?!
- Юля, Юля! Успокойся! – хрипло и тихо сказала сидящая в кресле Галина Ивановна. – Не кричи, побереги свои нервы. Потому что этому не быть никогда. Я не позволю.
Последнее было сказано настолько твёрдо, что Виктор окончательно понял: он проиграл. Его поражение было настолько фатальным, что отказ Анне был далеко не самым сложным его последствием.
От осознания этого Виктору показалось вдруг бессмысленным что-то ещё объяснять им всем, доказывать, распинаться. В конце концов, почему он, взрослый человек, должен оправдываться?! Да у него ребёнок на стороне. Да, ради его жизни он готов был пожертвовать здоровьем одного из внуков. Что есть, то есть. Он и сам понимал, как гнусно выглядит сейчас в глазах семьи и как тяжело будет вновь наладить отношения с домашними. Но неожиданно для него самого ему стало вдруг на всё это наплевать.
Пусть бесится и орёт Юля, пускай одаривает его суровым молчанием Вадим. Пусть никогда более не возвращается Вика, а Галина… Да что угодно пусть думает, говорит, или – молчит, как Вадик, пускай презирает его и клянёт на чём свет стоит тот день, когда ответила согласием… Ему всё равно.
В доме поселилось недоверие. Виктор слышал, как Юля просила Вадима дать Настеньке личную охрану.
- Уж если в его голову пришло предложить такое, то мало ли что ещё взбредёт! – убеждала она мужа.
- Пожалуй, ты права, - неожиданно для Виктора согласился сын. – Я завтра же займусь этим вопросом.
«Пусть занимается, - думал Виктор. – Может, я и выгляжу сейчас в их глазах выжившим из ума, но я не настолько циничен, чтобы выкрадывать собственных внуков».
Всю проведённую без сна ночь и сегодняшнее утро он думал о том, как же сообщить Анне об итоге их нелёгкого разговора.
В конце концов, он решил сделать это лично. Приехать в больницу, и уже там, на месте, слова наверняка сами найдут его. Он попросил секретаршу вызвать такси – садиться в таком состоянии за руль он не рискнул – и отправился к Анне и Кириллу.
Виктора охватило небывалое волнение. Отчасти оно было вызвано и предстоящей встречей с сыном, которого он прежде никогда не видел. Как примет он его, если не обрадуется?.. Но гораздо невыносимее была мысль о том, что придётся сказать Кириллу и Анне, что он им ничем не поможет.
Едва перетупив порог отделения, Виктор увидел рыдающую Анну. Она сидела на стульях в коридоре и заливалась слезами. Руки и рукава её были насквозь мокрыми, но она исступлённо продолжала вытирать ими глаза и лицо. Её раскачивало хлопками какого-то внутреннего ветра, она захлёбывалась врывавшимися в лёгкие порывами воздуха. Даже сквозь расстояние Виктор сумел ощутить, как ей плохо.
К Анне подошла медсестра и что-то сказала ей. Но та не отреагировала на её слова. Тогда женщина пошла в ординаторскую и вернулась оттуда с двумя врачами. Было слышно, что они зовут её по имени и просят пройти с ними, но Анна не воспринимала их слов. В своей истерике она была невменяема.
Разговор между ними был бы невозможен, но и без него Виктору всё стало понятно.
Кирилл погиб.
Иначе Анна не убивалась бы до исступления, не была бы настолько ужасающе-страшной, а именно страшной и даже в чём-то уродливой показалась она Виктору в тот момент.
Врачи поставили обессилившую Анну на ноги, и под руки повели её, шатающуюся и падающую, в какой-то кабинет.
Виктор вышел на улицу. В больнице больше нечего было делать. Нет смысла приносить безнадёжные вести тому, для кого и так уже всё кончено.
Трясущимися руками Виктор достал из кармана сигареты и закурил. Он не сделал того, что мог. Он винил себя во всём, даже в изначальной невозможности произошедшего. И вся его жизнь вдруг представилась ему чередой неурядиц и бессмыслицы, потерь и одиночества, среди которых смерть Кирилла была как последняя капля воды, испарившаяся из пересохшего ручья.
Виктор заплакал, скупо и тяжело.
Ему было больно.
***
Анна знала, что ей откажут. Какой родитель в здравом уме согласится на такое?! Добровольно отдать своего ребёнка под нож, чтобы изъять из него орган! Да она бы просто плюнула в лицо, если бы кто-то предложил ей подобное!
Но и какой родитель не пойдёт на всё, чтобы своего малыша спасти?.. Её просьба родилась из отчаяния. Она не оставляла себе выбора и не могла поступить иначе. Кто знает, вдруг они согласятся?.. Надежды на это практически не было, но… Бывает же в жизни чудо.
Чудо произошло.
Донор появился в тот момент, когда отчаянье, казалось бы, принялось выходить за грани разумного. Врачи сказали, что почка подходит идеально. Кирюшу срочно стали готовить к операции. Где-то до введения премедикации Анна ещё могла связно ощущать происходящее вокруг, но затем всё слилось в какой-то бешеный, неистовый поток, из которого Анна могла припомнить лишь показавшийся ей невероятным грохот закрывающихся дверей оперблока и яростный стук сердца в её груди.
Она не знала, сколько времени всё это длилось. Но когда из операционной вышел врач и сообщил ей, то Анне показалось, будто завершилась какая-то страшная, удушающая вечность, и целый небесный свод, тяжёлый, давящий, комком свалился с её плеч.
Она окончательно перестала ощущать всё вокруг, и словно была без сознания. Мир рядом с ней исчез, позволив Анне уединиться со своими слезами.
Она плакала от облегчения. Она плакала потому, что иначе нельзя было выразить то невероятное счастье, которое испытала она в тот миг, когда надежда вновь вошла в её сердце. И с потоком этих слёз будто вышли из неё все страдания, все ужасы и страхи, что пережила и не выплакала она за время болезни сына.
Постепенно к ней вернулась способность думать. В её голове стали появляться мысли, поначалу тягучие и замедленные, они неизбежно ускоряли свой ход. Всё случилось внезапно. Сбитый в каком-то незнакомом дворе мальчик, визг сирены скорой помощи возле приёмного покоя, на который она по привычке не обратила внимания, бег реанимационной бригады, которого она не могла видеть… И – безымянный врач, сделавший для них невозможное: сообщивший в нефрологию, что, вероятно, у Воронковых есть шанс…
Какое горе для родителей – потерять ребёнка! Никакими словами невозможно высказать его. Но именно это горе позволило спасти Кирилла. Какое счастье, что эти великие люди согласились отдать ему почку своего, безвозвратно мёртвого, сына!
«Господи! – молила Анна. – Пошли им ещё одного малыша! Не оставляй их наедине с таким ужасным несчастьем! Воздай им за понимание и доброту. Ведь не каждый на такое решится…»
Пройдёт время, и Кирилл с Анной придут на могилу к тому мальчику, что своей гибелью подарил им жизнь. Они будут часто ходить туда и носить живые цветы. Порой они будут встречать там его родителей. Бог не оставил их. Конечно, Он не смог восполнить утраты и заглушить их страдания. И всё же спустя два года после потери первенца они решились родить ещё. У них появилась двойня.
Пройдёт время, и Кирилл окончит школу. Он ни на миг не забудет о небе и выучится на авиационного инженера, станет строить самолёты, тем самым осуществив, пусть и в такой форме, свою мечту. Он никогда не сядет за штурвал сам, о чём порой будет тихонько жалеть. И всё же никогда не перестанет он благодарить судьбу за то, что та дала ему возможность. Возможность быть.
Но всё это – потом. А пока им предстоит ещё очень долгий путь. Приживление почки, мучительный страх её отторжения, новые медикаменты и новые аллергические реакции, реабилитация после операции… Их маленькую семью ждёт ещё не одно испытание.
Но они пройдут, как пройдёт и многое. Утечёт вода, убегут скоротечные годы… Порой счастье есть всего лишь жизнь. И счастье это настолько просто и бесхитростно, что не искушённому возможностью его потерять человеку бывает трудно в него поверить. Но стоит оказаться в шаге от страшного – и в полной мере осознаёшь, как ценно всё то хрупкое, что даётся нам в момент рождения. И тогда будто с новой силой начинаешь дышать, понимать, верить, чувствовать...
И внезапно осознаёшь, что в этом-то и есть – счастье.