Продолжение цикла.
http://www.proza.ru/2014/10/19/1007
http://www.proza.ru/2016/04/05/2228
- Ну, что ты её никак открыть-то не можешь?!
Мы стояли с Семёном на перроне Ленинградского вокзала, и должны были вот-вот отправиться в сторону Северной столицы, а попросту – домой. Нас провожала какая-то девушку, имя которой я и тогда-то никак не мог запомнить, а не то, что сейчас, спустя полтора десятка лет. То ли Инесса, то ли Кларисса, а может и просто – Владислава.
Я ригельным ключом пытался открыть бутылку какого-то вина с ужасно упрямой пробкой, чтобы выпить на брудершафт с прекрасной столичной жительницей с очень уж неудобоваримым именем.
- Дай, лучше я, - сказал мне Семён и, выхватив из моих рук тару, налёг всем своим полутороцентеровым весом на изученную, измочаленную, но упрямо не поддающуюся пробку. Бутылка треснула и развалилась на несколько частей, вино алыми побежало по присыпанному лёгким снежком перрону, а пробка так и осталась в горлышке, не сдвинувшись ни на йоту.
- А красиво бежит. Красное на белом! – с некоторым восхищением сказал проводник.
«Тоже мне, эстет, бля», - подумал я с некоторой грустью и с испорченным настроением полез в рюкзак. Там оставалась только водка.
- Водку будешь? – спросил я провожающую.
- Неее. Фууу. – брудершафт явно не состоялся.
«А, ведь, привлекательная, стерва, хоть и с именем каким-то при****нутым. Зря я вчера нажрался и вырубился быстро. Надо будет по дороге у Семёна спросить, получилось у них чего или нет».
Ехали мы в сидячем вагоне, потому что этот убивица винных бутылок на вагонных полках не помещался, ни в длину, ни в ширину. Билеты оказались с питанием. Это хорошо, значит, будет, чем закусить. Вечерняя мгла за мелькающим в окне пространством надвигалась так же стремительно, как и заканчивалась водка. Вроде, мы ещё два раза в ресторан ходили. А может, и три. В какой-то из этих разов Семёна сильно накренило между вагонами, и он там застрял, и я толкал его наподобие того, как Кролик выпихивал обожравшегося Медведя из своей норки в известном с детства мультфильме…
Места у нас были в самой середине вагона, там, где как раз встречаются два ряда, и приходится сидеть лицом к лицу с другими пассажирами. Я очнулся, когда уже светало. Столь ранее и ненормированное пробуждение случилось от некоего пригрезившегося кошмара. В мой безмятежный и крепкий от выпитого алкоголя, да и ото всей поездки в целом, сон нагло и по-хамски ввалился Венечка Ерофеев в виде сфинкса. Да-да, того самого, без головы, хвоста и двух ног. Он поднёс к моему носу синюшную дулю, заорал жутким фальцетом: «А Петушки никто никогда не попадёт!» и довольно сильно и больно треснул меня по затылку израильским изданием своей бессмертной поэмы. На самом деле меня звезданул по голове, этим разбудив, мой дорожный рюкзак, упавший сверху при очередной остановки. Водрузив, матерясь в полголоса, дабы не будить весь вагон, его на место, я запил пивом оставшуюся водку и стал размышлять о природе сна. Сознание медленно, но верно протискивалось сквозь расширяющиеся сосуды к моему мозгу.
Точно! Мы же и поехали в Москву, чтобы посетить эти самые Петушки, прямо от Курского вокзала и дальше по книге. Однако, набрав в центре описанный Венечкой ассортимент, и слегка его продегустировав, мы зачем-то решили позвонить знакомой Семёна, это самой Рогнеде или Кассандре, или как там её ещё. «Которая живёт здесь неподалёку», а на самом деле, как оказалось, у чертей на куличиках, у Бога за пазухой. В общем, ехали мы на метро очень долго. Хотя, есть у меня такое подозрение, что по Кольцевой раза три прокрутились. В итоге, промудохались мы у неё в гостях дня три, где-то в районе Кремля, а на Курский вокзал, по странной и злой литературной перверзии, так и не попали. Вот Венечка и злится, и мстит теперь.
Быстро и легко разрешив поставленною суровой похмельной реальностью задачу, я тихо и радостно захихикал про себя и, глотнув порцию горячительного, стал с интересом оглядываться вокруг, вчерашнего-то я почти и не помню. О, сколько же народу до меня и сколько ещё после проснётся ранним дорожным утром в урчащем своими внутренностями вагоне поезда Москва – Санкт-Петербург точно с таким же похмельем и вытекающей из него любознательностью. Напротив нас сидели две девушки, которые в сером, раскиданном какими-то неаккуратными комками и пятнами по всему пространству, свете казались очень даже ничего. Одна из них спала, свернувшись, наподобие личинки какого-то жука, в своём кресле, а вот вторая. А вот вторая смотрела на нас. Причём, на меня явно осуждающе, но это и понятно, выпиваю бесстыже и не таясь, а вот на моего огромного попутчика – явно с негодованием или даже с гневом. Я, неспешно приложившись к горлышку, лениво посмотрел по траектории её взгляда. А посмотрев, подавился и расплескал водку. Мать моя – родина! Морского ежа мне на обе ягодицы! Семён спал сном младенца, широко расставив свои циклопические ноги. Он, видимо, видел какой-то приятный эротический сон, кои часто снятся в подобной ситуации. И фиг-то с ним, если бы не одна поразительная деталь: из его расстегнутой ширинки вывалились все атрибуты античного Приапа в недвусмысленном состоянии.
«****ец, сейчас вызовут ментов», - подумал я с накатывающейся куда-то в районе селезёнки безнадёгой. « Ссать ходил и не застегнулся, воистину полный мудозвон, в обоих, и в прямом, и в переносных смыслах».
Но что-то делать было надо.
- Девушка, вы это, не подумайте чего-то лишнего. Это не более чем досадное стечение случайностей. Противостояние астрологии и геополитики понимаете ли. Я его сейчас разбужу. Мы всё быстро уладим.
Я начал пихать Семёна в бок. Сильно пихать, как я думаю. Куда там, ноль на массе, только хрюкнул. Трёпка ушей, зажимание носа и поджигание зажигалкой оголённых частей тела (не беспокойтесь, не тех, что послужили причиной конфликта двух ценностных систем) тоже не помогли. Девушка глядела на всё это уже более мягко и явно со спортивным интересом. Через 10 минут, запыхавшись и вконец озверев от беспомощности, я схватил с вешалки его куртку и набросил на необъятные чресла. При этом очень удивился от того, что сразу так не сделал. Измотавшись и перенервничав, я допил остатки и забылся в удушающем сне психопата.
Потом, в тамбуре, я рассказал ему о недавнишних пертурбациях. Он похихикал. Сказал: «Ну, а то!» Однако, когда мы вернулись на свои места, Семён, посмотрев на свою визави, и что-то заметив в её хитрых глазах, стушевавшись, пробурчал в мою сторону: «Пойдём обратно в тамбур, душно здесь…»