В маленькой комнатушке на десять квадратных метров, с единственным окном без штор и занавесок, умирал старик. Надо ли писать, что в этом нет ничего странного? Старики должны умирать. Более того, обязаны.
Хуже будет, если они перестанут умирать, как того обещают наши учёные, которые вот-вот откроют эликсир бессмертия, или как оно там будет называться. Заменят нам геном смерти на долгожительство, и будем мы тысячелетия коптить небеса и искать всё новых наслаждений, ибо всё знакомо, наскучило и обрыдло.
Наиболее памятный пример в литературе — это роман ирландского писателя Чарлза Мэтьюрина «Мельмот-скиталец». Думаю, не в каждой городской библиотеке есть эта книга, лишь потому, что в советское время её не издавали: не считали нужной для крестьян и рабочих, интеллигенция была за скобками.
Но до бессмертия нам ещё жить не один десяток лет, и не факт, что именно нам, предложат вечную жизнь. А хотелось бы. Пусть и не тысячу лет, но и двести, за глаза, хватит. Может быть, триста. Это я уже, торговаться начал. Могу и согласиться, уступить: ладно, черт с вами, пусть будет двести пятьдесят: ни вам, ни мне.
Так вот, весной 2016 года умирал старик Валентин Иванович Дрызгайло 1935 года рождения, то есть, когда началась война, ему было шесть лет, и он на своей шкуре испытал военное лихолетье на Кубани: голод, холод, унижение от немецких солдат, у него на виду изнасиловали его мать, старшую сестру, и вечный страх после первых расстрелов станичников, которых посчитали пособниками Красной армии.
Отец и многие станичники не вернулись с фронта, погибли в первый же год войны. От смертельного голода спасал огород и близость реки Кубань, из которой приносили связки мелких рыбин. Весной мальчишки промышляли сбором яиц диких птиц: лазали по деревьям и разоряли гнёзда, собирали по полной фуражке, прежде чем спуститься на землю.
Дома долго варили в чугунном горшке, очищали от пёстрой скорлупы, и пытались без отвращения проглотить твёрдый комочек белка. Конечно, на вкус варёные яйца диких птиц не сравнить с куриными, но когда в доме шаром покати, и ни грамма съестного, то и взрослые не брезговали принесённым уловом, но весна быстро заканчивалась, в неразорённых гнёздах вылуплялись птенцы, наступало лето и появлялась первая съедобная зелень.
Почти всё сознательное время прожил при советской власти, которая дала всё: образование, квартиру. Ну, по крайней мере, все так говорили, мол, не будь её, то так и остался бы, коровам хвосты крутить. Мало кто понимал, что на всех жителей коров не хватит, кто-то, да получал бы образование и квартиры, как это было при царизме, когда один рабочий на одну зарплату содержал всю многочисленную семью из десяти человек.
Женился на последнем курсе на красавице Зиночке, с которой столкнулись в студенческой столовой Политехнического института, а через пять месяцев и поженились. Вместе работали инженерами на заводе сельскохозяйственных машин. В незабываемый год полёта Гагарина им дали трёхкомнатную квартиру на четверых, в кирпичном доме, выстроенном ещё в 1913 году, на который потом долго все учёные равнялись, сравнивая существующие показатели, мол, при царизме электроники не было, а сейчас она есть у нас.
И жили бы счастливо и покойно, если бы не вожжа, попавшая под хвост, на сорок пятом году жизни влюбился в двадцатитрёхлетнюю практикантку Ядвигу. Семейная жизнь давно уже превратилась в обузу, на расплывшую в телесах Зинаиду глаза бы не смотрели, о сексуально близости вспоминал раз в месяц, когда глаза начинали постоянно останавливаться на стройных фигурах встречных женщин. Внимательно замерли и на практикантке, которая, в свою очередь, положила глаз на заместителя начальника сборочного цеха, ответила взаимностью на его осторожные ухаживания.
Встречались на съёмной квартире, равноудалённой от мест их проживания, чтобы никому не было обидно в одиночестве топать ножками навстречу. Ядвига была прекрасна в своей цветущей молодости, полной противоположностью погасшей Зинаиде, и Валентин сгорал от страсти к ней, часто думая, вот такой и должна быть жена: страстной в постели и недоступной, на первый взгляд. Сыновья Олег и Николай, уже окончили школу и поступили в институт, его обязанность, помогать им, пока они учатся, а жена сама зарабатывает в проектном отделе, не много потеряет от его ухода из семьи.
С любимой в любой пустыне можно найти оазис, и они не были исключением: нашли уютную комнатку в частном доме, неподалёку от завода. Через полтора года Валентину Ивановичу, как начальнику цеха, дали трёхкомнатную квартиру в новом кирпичном доме, и всё благодаря «липовой» справке о беременности Ядвиги, а потом уже никто и не вспоминал, по какой причине им двоим дали три комнаты, в то время как рабочим на пятерых давали двухкомнатную.
Пыл страсти к молодой жене давно уже погас, наступили серые будни с непременными ссорами по поводу благоустройства квартиры, и без всякого повода. Как-то, приехав в неурочный час, застал обнажённую Ядвигу, не в объятиях, а в извращённом соитии в коленопреклоненном виде перед смуглым атлетом, с чуть расширенными зрачками от возбуждения, взглянувшего на внезапно появившегося Валентина, мол, кто таков, не знаю, становись в очередь.
Валентин обрадовался, что под рукой нет пистолета, хотя недавно на рынке предлагали купить немецкий браунинг с патронами, отказался, полагая, что с бандитами не будет пересечений. Но этот оказался хуже бандита. И морду не намылишь, сам будешь бит. Повернулся и ушёл восвояси, понимая, что сам виноват: молодой женщине для полного удовлетворения сексуальной потребности не хватает одной близости в неделю, на которую он с трудом настраивается.
С тех пор так и повелось: он не мешал жене, встречаться с любовниками, а она не отказывала в близости два раза в месяц, а то и меньше, особенно, когда он заболевал, и ничто не было в радость.
Ядвига два раза делала аборты, а потом потеряла способность к деторождению, что её даже обрадовало, не надо заморачиваться с предохранительными средствами, чего её любовники не переносили, да и ей самой не нравилось. В соитии была страстна и изобретательна, вплоть до применения горячего кофе. От льда во рту чаровницы любовники отказались: перепад температур не возбуждал.
С началом перестройки в городе, как и во всей стране, возросла криминальная среда, и один из очередных любовников Ядвиги без намеков прямо сказал Валентину, что если он желает дожить до пенсии, нужно развестись с супругой, а квартиру разделить на две неравные части: большую, двухкомнатную квартиру, оставить Ядвиге, а самому переселиться, хоть в барак, если не желает кладбища.
Защиты искать было не у кого: после института сыновья разъехались по разным городам, Зинаида пять лет назад умерла от диабета. Ядвига сама нашла приемлемый для себя вариант размена, в центре города, рядом с центральным парком.
Валентин подписал документы и очутился на окраине в маленькой комнатушке трёхкомнатной квартиры, где уже проживала, точнее, нищенствовала семья беспробудного пьяницы с тремя несовершеннолетними, вечно голодными детьми, которых ему пришлось изредка подкармливать, лишь бы не видеть их умоляющий взгляд.
Изредка потому что скоро ему самому не стало, что есть, СССР распался, завод продали частнику, который вскоре объявил себя банкротом, то есть не выплатил зарплату за шесть месяцев всему персоналу, а до пенсии Валентину оставалось ещё четыре года работать. Кое-как несколько лет продержался сторожем в расплодившихся гаражах с иномарками. Остатки сбережений, сгоревшие синим пламенем, хотя и вовремя снятые, не помогли смягчить положение.
Соседи-пострелята выметали из его комнаты всё съестное, несмотря на внутренний и висячий замок, и жаловаться некому было, родители не просыхали, возможно, и сами приложили руку к проникновению.
В милицию Валентин не жаловался, более того, перестал закрывать свою комнату на замки, и, привыкал покупать еду на один день, остатки съедались голодной оравой, которая взрослела с годами, и через десять лет сама начала подкармливать одинокого старика, особенно, когда он не мог выйти из дома из-за обрушившихся болезней.
Лекарств Валентин не покупал, не потому, что не знал какие, и не было денег, а потому что старость не лечится, так сказала ему молодая врач, когда он пришёл на приём, жалуясь на боли в желудке. И он согласился с нею: действительно, что за радость так жить, как он существует?
Многие из более молодых давно отправились на погост, а он уже разменял девятый десяток, и уже несколько раз обдумывал способы суицида, но сознавал, что этим подставит своих соседей, которых непременно обвинят в его убийстве, даже если он напишет объяснительную записку.
Да и Павел с Семёном, выросли отличными парнями, на удивление, не пили, совершенно, после армии устроились на работу и не забывали иногда, уже в свою очередь, подкармливать постоянно болеющего Валентина.
Настюха в 15 лет вышла замуж, чтобы подальше быть от своих непросыхающих предков, и неудачно: сорокалетний бизнесмен Василий любил закладывать за воротник и поколачивать молодую женушку, которая всё делала не так, как ему хотелось, то ли искал предлог, чтобы почесать кулаки.
К весне Валентин Иванович сильно ослабел, с трудом поднимаясь в туалет, не мог позволить себе лежать в дерьме. Чтобы сократить утомительные проходы, мало ел, и то лишь, поддаваясь на уговоры Оксаны, — жена Павла кормила его с ложки — оттолкнуть руку, было бы настоящей неблагодарностью.
Многочасовое лежание в кровати способствовало постоянным думам, тем более внешних раздражителей было мало, разве что постоянно включённый телевизор, который привезла с собой Оксана — «Панасоник» из первых лет Перестройки, безотказно работал вот уже третий десяток, поэтому и не было предлога, заменить на новый, с облегчённым весом и плоским экраном.
Вечно пьяных родителей Павел и Семён похоронили в год прихода к власти Путина — так легче запоминать даты: жизнь, вроде бы, и не очень долгая, но так много событий происходит, что и не упомнишь, когда что случилось. Никто, особо, по ним не жалел, и не плакал. Выпили своё море водки, и скопытились.
Иначе и не скажешь, ибо не ступнями попирали землю, но чаще всего, всеми четырьмя конечностями. Валентин Иванович даже не ходил провожать на кладбище, сказался нездоровым. Никто не настаивал, понимали, что непросыхающая чета всем надоела за свои сорок с лишним лет, могли бы прожить и больше, но помешала суррогатная водка, словно кто-то желал избавить население от ненужного балласта, пьянчуг.
Много раз заново в воспоминаниях перетряхивал свою жизнь, представлял, что надо было бы изменить, не так всё прожито, произошло, но сейчас уже ничего не исправить. Бог, даже если он и есть, никого не слушает, несмотря на многочисленные мольбы и стенания, глух к страданиям. С другой стороны, возможно, так и замысливалось: без страдания нет очищения, понимания своих ошибок. Умные, эти составители Библии, написали книгу, которую читают уже почти две тысячи лет.
Неожиданно в комнатушке закатное солнце залило стену возле его кровати тревожным красным светом. Сигнал? Предостережение, что ему пора уходить? Но насколько он знал из досужих разговоров сверстников, обычно, старики умирают на рассвете, до которого не доживают, или доживают, кому как повезёт.
В комнату заглянула Оксана и спросила:
— Валентин Иванович, я приготовила картофельное пюре… с котлетой, будете? Вам обязательно нужно поесть. Истощаете. Может быть, стоит сообщить вашим сыновьям, чтобы приехали вас навестить? Дело прошлое, они вас давно уже простили. Я бы, простила. Ну, хорошо, что-нибудь нужно? Я стакан с чаем поставлю рядом с вами.
— Ксаночка, спасибо. Не стоит хлопотать. Лучше, поставь стакан воды.
— Воды так воды. Всё, что барин пожелает.
Оксана принесла стакан воды, поставила на табуретку, и вышла, оглянувшись на исхудавшего старика с состраданием, нет ничего хуже, умирать в одиночестве. Валентин Иванович заметил её взгляд, и почти равнодушно отвернулся к потемневшей стене, солнце уже закатилось, как и вся его жизнь.
По телевизору диктор рассказывал о погибших в столкновении в Нагорном Карабахе. Погибли молодые, сильные. Им бы жить да жить, хотя бы до его лет, до восьмидесяти. Почему кто-то решает, кому надо умереть под разрывами бомб, или в наступлении на высоты? И это, создание национальной гвардии… нечто похожее уже было у Берии. Неужели и нынешний боится за свою власть? Кто же покусится на неё при таком рейтинге? Ох, уж эти, подковёрные игры. Как хорошо, что для него это всё в прошлом, не волнует.
Жаль, что нет реинкарнации. Почему нет? Что он знает о том мире? Может быть, там всё есть. Ну, всё не всё, но в жука навозного превращаться не хочется. На худой случай, в обезьяну, или в человека. Снова родиться и испытать те же самые ошибки, которые уже совершил, ибо ничего не будешь помнить из прошлой жизни.
Впереди забрезжило светлое пятно. Он пригляделся, и пятно расширилось в огромное пространство с лазурным морем, над которым сияло ослепительное солнце, да так ярко, что пришлось чуть смежить веки и отвернуть взгляд в сторону, ибо внизу расстилалась зелёная долина, а он стоял на крутой возвышенности, но было так легко и приятно, что он сделал шаг вперёд и побежал, наращивая скорость, которая скоро перешла в полёт.
Это было восхитительное состояние. Пожалуй, он давно так легко не летал, лишь в детстве, в юности леталось тяжелее, нужен был самолёт. А сейчас он летел просто потому что хотел этого. Высота не более двадцати метров, и это особенно приятно, потому что видел всё в мельчайших подробностях, но в памяти ничего не оставалось, слишком велика скорость полёта, надо бы снизить, замедлить.
На зелёной лужайке пять человек в лёгкой спортивной форме: три девушки и два парня играли в ручной волейбол. Заметив приблизившегося Валентина Ивановича, они приостановились, пёстрый мяч на это время застыл в воздухе, словно понимал, что сейчас не до него.
— Здравствуйте, — сказал Валентин Иванович. — Куда это меня занесло? Куда я попал?
— Туда, куда ты и желал, — ответила симпатичная блондинка, и расхохоталась.
Валентин Иванович с удивлением отметил, что и он сам тоже молодой и полон сил, от болезней не осталось и следа, что вызвало особое удовлетворении, ибо надоело постоянно испытывать боль. В теперешнем состоянии ему было подвластно всё, он чувствовал такую же счастливую радость, исходящую от новых друзей, они знали о мире всё, и он понимал, что и сам скоро всё узнает. В мире всё очень просто, ничего не нужно усложнять. Странно, как он раньше не догадывался об этом?
Ставрополь-на-Волге