Я запуталась в новинках российского кинематографа, свежеиспеченные шедевры которого регулярно транслируют по телевизору. Анонс сериала "Обнимая небо" я увидела мельком, вернее, даже не увидела, а услышала: рёв турбины штурмовика, уходящего свечкой в бесконечное небо. Стало любопытно. Первые серии остались для меня не просмотренными, а вот потом как-то ... зацепило. Фильм, разумеется, дурацкий, преувеличенный и местами комичный. Слишком далекий от реальности. Но речь теперь не о фильме, а о моем небе...
Родиться в Жуковском по-определению означало, что жизнь твоя так или иначе будет связана с авиацией. В нашем городе была поговорка, что "если плюнуть в каждого третьего встречного, обязательно попадешь в профессора". Потому что добрая треть населения Жуковского исповедовала религию "физтех", ещё целый легион - ИТэРы из градообразующих предприятий ЦАГИ, НИИП, ЛИИ и пр. И, конечно, элита нашего города - лётчики! В вышеупомянутом мной фильме постоянно делалась поправка на имеющуюся разницу между лётчиками и лётчиками-испытателями. Испытатели - это высшая каста. Небожители. Ангелы, смиренно примеряющие стальные крылья...
Помню, что в городе постоянно стоял гул-шум. Когда летали испытатели, в окнах звенели стёкла. Прибавляла громкости и циркуляция воздуха в аэродинамических трубах. Мы привыкли жить в шуме. И когда однажды вместе с развалом Советского государства остановился поток воздуха в трубах и закончились полёты вместе с керосином, наступила тишина. И это было не приятно. Тревожно. Как будто затишье перед большим взрывом... Ещё одна "лётная" клякса моей детской памяти - синяя куртка с цигейковым воротником. Мои одноклассники, которым посчастливилось быть детьми лётчиков, непринужденно набрасывали поверх школьной формы отцовские куртки и возвышались тем самым над шеренгой обычных школьников. Однажды побеседовав с мамой на тему "Почему наш папа не лётчик и у нас нет синей куртки?" я надолго задумалась о том, что важнее - лётный текстиль или тот факт, что папа гарантированно возвращается каждый вечер с работы?...
1986 год, которым датируются события в начале фильма, был для меня ознаменован вступлением в ряды ВЛКСМ. Потом - страшная, но не понятная и загадочная трагедия в Чернобыле. Информация про аварию на АЭС вызывала скорее любопытство, нежели панику. И немного расстраивала: мы не понимали и злились, почему нас не пускают в "Херсон"? ... Случилось так, что всё свое детство я пела в хоре. Хоровая студия "Полёт", слава о которой триумфально гремела в те годы по всему Советскому Союзу. Десятки концертов в год на самых престижных площадках Москвы! В Большой зал Консерватории мы входили "без стука", Колонный зал Дома Союзов еле вмещал 100 с лишним девочек и мальчиков на сцене одновременно! Мы пели постоянно. Тяжелый труд вознаграждался интересными гастролями на зимние и весенние каникулы: Мурманск, Кутаиси, Таллин, Минск, Калининград, Орёл и так далее со всеми остановками. Когда заканчивался учебный год, нам полагалась небольшая передышка в июне. А в июле мы уезжали на пару месяцев в украинское село Казачьи Лагери, что в Херсонской области. Полдня работали в колхозе. Вторую половину - учили партии. Село стояло на берегу Днепра. Летом 1986 года нас туда не пустили. Теперь я понимаю, почему. Только не понимаю, почему ровно через год наш хор отправили на гастроли в Киев. Помню, мы очень сильно иронизировали над стремлением киевлян мыть руки и заворачивать хлеб в полиэтиленовые пакеты. Улицы мыли с мылом. И нас это забавляло...
В "Херсон" мы вернулись в 1988-м. Это было моё последнее школьное лето. Предстоял десятый класс и остальная взрослая жизнь.
Добираться в Казачьи Лагери из Жуковского долго. Сначала больше суток поездом из Москвы до Херсона. Поезд был почему-то всегда проходящим. До Николаева. Мы безумно веселились, когда в Кривом Роге тепловоз прицепляли к последнему вагону, и казалось, что мы едем обратно. Потом фантастически истерили, когда за три минуты стоянки на перроне вокзала в Херсоне мы не успевали вытащить все вещи, приходилось по нескольку раз срывать стоп-кран. Потом была привокзальная площадь, почему-то запомнилась круглая клумба, возле которой мы выстраивали свои чемоданы в ожидании дальнейших распоряжений. А дальше был пароходик. Каждый раз мы погружались всей бандой на катер и плыли по Днепру часа четыре до нашего славного селения. Однажды выяснилось, что построили мост. И теперь до Лагерей можно было доехать на автобусе часа за полтора. Но именно в 1988-м специально для "Полёта" раскочегарили пароход! И вот стоим мы на пристани, ожидаем погрузки. Июль. Солнце. Каникулы. После суток тесного общения в поезде все девочки подозрительно молчаливы. Воздух жирный, шевелиться не хочется, чтобы жару не стронуть. Оля Щукина и Лена Мордовина что-то рассматривали на ладонях. Подхожу, спрашиваю, о чём это они? Оказалось, гадают по руке. Я тоже хочу! - протягиваю свою ладонь. Олечка долго рассматривает мою руку, хмурится и говорит: "А жизнь-то у тебя короткая. Лет сорок, не больше..." Меня, словно током дёрнуло. Страшно стало! И обидно! Почему так мало? Девчонки жалостливо похлопали меня по плечу и продолжили свою беседу. Я ушла горевать в одиночестве. Сидела на чемодане и думала: "Почему?" и ещё: "Не успею ничего!" Собственно, я даже не сформулировала в тот момент, что бы я хотела успеть в своей жизни. Приплыл пароходик. Начались наши творческие каникулы.
Олечка Щукина была дочкой лётчика-испытателя. Она необыкновенно отличалась от нас, детей родителей-инженеров, -учителей, -работников общепита. Оглядываясь назад, я понимаю, что в ней было особенного: она умела ценить настоящее, при этом масштабно задумываясь о будущем. В настоящем происходит всё важное. Сегодня папа пришел с работы - это прекрасно! А завтра будет новый день. И это тоже прекрасно. Олин папа для нас был героем. Суперменом. Человеком из другой галактики. А ещё у него был иностранный автомобиль. На вопрос, чем занимается мама? - Оля отвечала, что мама работает "нештатным экскурсоводом". Мы тогда не понимали, что жена лётчика - это и есть профессия. И самое трудное занятие.
Июль сменился на август. Мы пропололи километры огурцов. Посадили целый облепиховый сад. Собрали помидоры, кабачки и арбузы со всех колхозных полей. Оставалось пару недель до возвращения домой. До начала нового учебного года. В тихий час, когда весь хор делал вид, что спал, а на самом деле трепался, ел баранки со сгущенкой, писал письма домой или пытался учить партии, в лагере появились двое военных. Они молча зашли в спальный корпус. Потом так же молча в нашу "палату" вошла Силя и велела Оле собираться. "За тобой прилетели, Оля. Надо домой. Папа разбился."...
Оля молча поднялась с кровати. Панцирная сетка продолжала ещё трястись какое-то время, время, за которое Оля быстро собрала чемодан, не забыв положить туда концертный костюм и белые босоножки. Наш непременный хоровой атрибут. Шепнула нам "Пока." И спецбортом отправилась провожать папу в последний путь. Мы были ошарашены произошедшим. Теперь я понимаю, что в ту страшную минуту не было ни одной слезинки или вопля причитания. Лишь звенящая тишина металась между кроватей и, взлетев, разбивалась о белёный потолок. И слышно было, как колотятся от страха сердечки девчонок, у которых папы тоже лётчики, которые тоже постоянно ждут плохих вестей... После отъезда Оли из лагеря нам, конечно, разъяснили что и как произошло. Ещё одна несправедливость лётной судьбы: Олин папа лётчик-космонавт Александр Щукин, испытывавший суперсовременные тяжелые машины, планировавший полететь в космос на "Буране", разбился на спортивном самолёте при подготовке к праздничному авиашоу в Жуковском. Не хватило высоты выйти из штопора...
1 сентября "Полёт" собрался в привычном 15-м классе Дворца Культуры им. Ленина. Всё, как обычно. Расписание на год. Четверг 18.00. Воскресенье 10.00. По вторникам - сдача партий. Оля Щукина на хор больше не пришла. Она приняла решение реализовать свою мечту - поступить в физкультурный институт. Поэтому активно занялась спортом - большим теннисом. Элитный по тем временам вид спорта всегда привлекал Олю, к тому же ей, как дочке лётчика, были доступны тренировки на закрытом корте. Мне было очень трудно, психологически трудно, но нужно было встретиться с Олей: собирая вещи в день своего отъезда, Оля перепутала одну босоножку. Взяла мою. Мне оставила свою. Обувь у всех в то время была одинаковая. Как и ассортимент советских магазинов. Олина нога была на три размера меньше моей. Я долго сомневалась, нужно ли мне вызволять свою босоножку, напоминая Оле события того трагического дня. Но на покупку новых просто не было денег. И я решилась. Созвонилась с Олей. Мы встретились. Обменялись обувью. Она была веселая и очень жизнерадостная. Как будто и не было этой страшной трагедии. Рассказала про свои планы. Пожелала удачи и "не грустить"... После окончания школы наш поющий выпуск разбросало по разным ВУЗам Москвы. Оля поступила в институт физкультуры. Взрослая жизнь раскрутила нас на своей карусели... Олю убили в собственной квартире за пару недель до дня рожденья. В 1991-м. Ей так никогда и не исполнилось 19. Страшную новость поведала мне одноклассница, папа которой работал в лётном отряде. Мы шли по улице. Таня сказала: "Знаешь, Олю Щукину зарезали..." Я только спросила: "Она жива?" Хотя понимала, что Оли больше нет. На её похороны собрался весь наш выпуск. И весь хор пришел спеть прощальную песню. Мы пели "Криницы" и "Бесприданницу". А Оля лежала в гробу, красивая, молодая, в подвенечном наряде. Её мама сидела рядом, нежно поправляла Олины волосы на лбу, мне казалось, что мама улыбается. Я спросила тогда у девочек: "Она сошла с ума?" Потом я поняла, что у этой женщины просто выплаканы все слёзы. Она, хоть и бывшая, но жена лётчика... Олю похоронили рядом с папой. Мама в прощальном слове так и сказала: "Оставляю тебя с папой, ведь ты так его любила..." Когда гроб опустили в могилу и раздался стук комьев земли, падающих на крышку, я закрыла глаза, пытаясь смириться с реальностью. И ушла в свою последующую жизнь. В которой ничего не должно было напоминать о небе.
Развалившаяся страна задавила своими обломками привычную систему жизнедеятельности нашего города. Прекратились полёты. Закрылись аэродромы. Остановилась разработка новых машин и приборов. Жители города, как и вся остальная страна, занялись поиском способов выжить. Нечастые полёты носили в основном коммерческий характер. Близость Москвы и появление новых тогда банковско-юридических горизонтов сподвигло большинство горожан переквалифицироваться. Проработав два года на оборонном предприятии, я так и не вернулась в здание рядом со взлётной полосой лиёвского аэродрома. "Инженер" звучало уже не гордо, а жалостно. Хотелось красиво одеваться и зарабатывать много денег. Идеология 90-х сильно пошатнулась, вечные ценности ушли в архив.
Лётная тема возобновилась в моей биографии в виде увлечения моего мужа: как азартный человек, постоянно стремящийся к покорению высот, он учился летать. Сначала это был лётный клуб в Мячково. Краткие минуты полёта с инструктором на Як118Т, когда только и успеваешь набрать высоту, заложить символический вираж, а уже пора на землю. Бизнес, однако! Когда Мячково закрыли из-за участившихся аварий, в следствии которых страдали крыши построенных окрест хором - вот странно! никто не обсуждал гибель людей, всех волновали постройки... - мы стали искать запасные аэродромы. Как ни печально, получить удостоверение пилота и научиться управлять самолетом реально было только за рубежом. Были бы деньги. И дали бы отпуск. Выйдя за рамки реальности, мы набрели на лётную часть в ближайшем Подмосковье. Подполковник с южнорусской фамилией благоговейно сопроводил нас на аэродром, где уже прогревался Як52. Не менее почтительно "отлетал" с моим мужем оплаченное время и пригласил полетать ещё при первой же финансовой возможности. Пока они летали, я разглядывала окружающую меня действительность: полнейшее запустение, вымирание некогда сильнейшей армии громаднейшей страны. Военный в высоком чине готов продать всё, что угодно, чтобы прокормить семью. И вряд ли его можно за это осудить. Возможно он смалодушничал в свое время, не ушёл из армии в коммерцию. Но ведь лётчик должен летать. В этом его прямое и наиважнейшее предназначение...
Несколько лет назад в Жуковском прошёл слух, что сам Президент отдал распоряжение открыть на базе Быковского аэродрома центр подготовки пилотов. Что в городе запускается целая индустрия авиа-тренажеров. Потому что армия редеет. Потому что мальчики не хотят идти в военные училища. Потому что это не перспективно. И не оплачиваемо. Военным быть теперь не в чести... Насколько это правда, судить не мне. Только на аэродроме в Быково давно уже построены многоэтажные дома, в которых уютно и счастливо живут дорогие Россияне. А на глиссаде стоит себе оптовый рынок, знаменитая "Театралка", владельцы которой совершенно не намерены расставаться с прибыльным местом ради восстановления идеи покорения неба.
Так о чём это я? Ах, да, фильм... Возможно, слишком пафосный и мелодраматичный. Изрядно похоже на вымысел. Однако... Пусть мальчики смотрят кино и планируют "идти в авиацию". Небо не терпит пустоты. Кто-то должен его постоянно покорять, ежедневно возвращаясь к тем, кто ждёт на земле.